Текст книги "Горбуны2.Сны"

Саща Сколов сидел в своей комнате и говорил нам: – Кто-то шпионит за ними, но это не я. Какие-то девчонки! – Они ходили по широким карнизам к комнате Нагорбова и делали аудио и видеозаписи разговоров Нагорбова с его посетителями. Потом их вывели на улицу, приставляли к голове пистолеты и требовали записи обратно. Мимо ходил какой-то генерал с ногами петуха и показывал фокусы, творил чудеса… Мы смотрели за ними из окон номеров…

У нас было только шесть дней, и мы проживали их снова и снова в разных ролях, сначала миссионеры, а потом…

История Георгия Семеновича Зайцева

Георгий Семенович Зайцев был полицейским. Это был мужчина среднего роста тридцати пяти лет, еще молодой, невысокий, с плоским круглым лицом и прозрачными большими глазами, которые периодически зарастали бельмами и он делал операции. Его мать была проституткой, долго принимала мужчин, поэтому у Георгия Семеновича была заячья губа, и он носил усы, которые ее маскировали. От кого она его родила – неизвестно… Его мать долго жила с ним, в старости ослепла, и Георгий Семенович сам растворил ей опухоль… Он женился на основной и практически единственной свидетельнице против Нагорбова. Его жена была младше. Ей было пятнадцать, когда Нагорбов напал на ее детдом, убил и съел при ней пятнадцать человек, ее друзей по детдому. Она тут же дала показания, и Зайцев на ней женился. Первое, что он сделал – ей сына. И заставил дать показания. Она родила в семнадцать, но Георгию Семеновичу не было суждено его воспитать. Еще из роддома его украл Владимир Нагорбов и отдал в рабство в Казахстан… Тогда супруги Зайцевы взяли приемного ребенка от умерших знакомых-полицейских и стали воспитывать его как своего…

Так что Нагорбов был его личным врагом. Его сын рос в рабстве. Его жена почти никогда не забирала свои заявления. Георгий Семенович занимался всеми свидетелями по Нагорбову и, говорят, в своем деле был одним из лучших…

Зайцев в своем роде был не так плох. Он был «генеральским первого рода», каким-то отчаянным и фанатичным, наверное, только такие чего-то добиваются с контрабандистами… Он нравился и преступникам, и полицейским. Его предпочитали многим другим. Он занимался американцами уже несколько лет. И нравился всем!

– Я хочу, чтобы глядя на него, ты думала о нашем сыне, каким он может вырасти! – говорил Эдам Морген… Она ведь тоже была проституткой…

Все в твоих руках…

Сделай первый шаг

Будь же посмелей сейчас

Послушай…

Песня А.Варум, Л.Агутин «Всё в твоих руках»

В то утро две девушки сели за мой столик в столовой, где уже сидели пару полицейских. Одна невысокая блондинка, известная фигуристка Анна Новак, а другая, ее подруга, высокая брюнетка, дочка судьи, юрист… У этой фигуристки ноги луженые, а дыхалка нет. Они мило щебетали между собой, много смеялись и даже познакомились с нами. Я вкратце рассказала о себе: – С факультета информатики…

Девушки мало мной заинтересовались – они были здесь на концерте… Они приходили сюда через черную дыру из весны… Каждый раз приходили из недалекого будущего…

Как говорил один из друзей Нагорбова, с тех пор, как он убил того мальчика с чистым разумом, он стал невменяемым, то помнил свою жизнь, то нет. Он часто даже не помнил, как его зовут… Неделями не понимал, кто он. До этого он был практически нормальным человеком, адекватным собеседником… – Вот до чего доводит «чистый разум», – говорили они между собой.

Его дочь Ариадна уже несколько лет как умерла от рака, и он то помнил это, то нет… Он иногда называл меня дочерью, ее тоже сокращенно звали Аришей…

Нагорбов на концерт пригласил своего поставщика, у которого он покупал автоматы… Ему нравилось сложное пение, его мать долго работала в театре… Нагорбов любил романтические и любовные истории. Он договаривался со своими поставщиками от производителя, утечка шла на уровне Минобороны России.

Все напряженно ждали…

Среди зрителей сидел Нагорбов и внимательно слушал концерт. Некоторые из миссионеров переодевались в русские народные костюмы и шли на сцену выступать. Например, моя соседка по комнате Наташа. Правда, соседи по комнате часто менялись. Наташа похоронила на войне старшего брата. Тоже так убили, своими автоматами, из контрабанды… Меня тоже отправили на сцену – у меня очень низкий голос для женщины и хорошее дыхание, жабры. Меня поставили в хоре с правого края у басов. Песня была сложная, на хорошее дыхание, рассчитанная на профессионалов. Все пели заунывными голосами на просторечном говоре, кто-то постукивал, отбивая себе ритм ногой…

Что ты хошь, да что ты хошь…

Лучше мэнэ не найдешь…

Ты рота не разевай,

Мэнэ сразу выбирай…

Нам с тобою по пути,

Лучше мэнэ не найти!

Красавица-фигуристка тоже пела в хоре – мы повторяли одну и ту же песню несколько раз. Потом танцевали танцоры тоже народные танцы…

Сначала появился кто-то в маске президента. Спенсермэны поговорили между собой и решили, что утечка не может быть на уровне президента, где-то ниже…

Кто-то из Спенсермэнов учил наши звания военных, чтобы понять на каком уровне появился предатель, сбывающий автоматы Нагорбову.

Я должна была ослепнуть, поэтому младший Спенсермэн проводил со мной время и был добр… Пока я слепла, мне показывали всех шишек преступного мира и разрешали делать фотографии на мой фотик… Как говорили полицейские – пока слепнешь, все хорошо запоминаешь, потому что тебе покажут все, что не покажут другим…

Поставщиков пришлось ждать, они опаздывали. Наконец, под покровом ночи приехал только один бронированный черный джип. Вышел генерал с только одним телохранителем, которого играла его бухгалтер. Генерал всегда носил разные маски и в этот раз был с рыжей бородой – его ждал хороший куш…

Они стали слушать концерт вместе.

Спенсермэны решили, что генералов было два – он носил накладные губы, приклеивал их, а Спенсермэны с таким еще не сталкивались.

Генерал приехал со своей женщиной-бухгалтером, которая подделывала для него отчеты для Минобороны. Бухгалтер была старой, но носила маску моей молоденькой соседки по комнате Наташи.

У генерала был сын и уже внуки, он был конечно моложав, невысок… Еще его отец занимал этот пост и осуществлял сделки с Нагорбовым… Контрабанда передалась ему по наследству… Назовем его генералом, хотя его звание было майор, потому что он был очень влиятельным…

Генерал поставил опыт в концертном зале – он поставил два автомата и оживил их, и они стали целоваться. Генерал смотрел очень внимательно. – Ну, сделке быть! – засмеялся он, наклонив голову к Нагорбову…

Генерал и Нагорбов долго договаривались по поводу цены, генерал хотел больше, чем обычно. Они долго спорили в сторонке… Но в дело вмешались Спенсермэны, цена поставок увеличилась, и сделка состоялась! Еще всех волновал какой-то новый дальнестрел с оптическим прицелом, который рассматривали мальчики-Спенсермэны. Но генерал сказал, что это опытный образец, и пока его продавать рано… – В следующий раз, – сказал он, приторно улыбаясь.

Но не все было так просто – у генерала была дочь в рабстве, связь с которой держал Нагорбов. Если генерал подписывал очередную партию на десять лет вперед, он мог проводить время с дочерью, правда, потом он это плохо помнил… Еще мать Владимира учила его, что как бы он ни доверял своим поставщикам, всегда надо держать их за горло… И Владимир так и делал…

– Не так-то просто быть отцом! – говорил ему Нагорбов.

– Да, – отвечал генерал….

Дочь Нагорбова уже умерла, а дочь генерала была продана его собеседником в рабство. Они закончили переговоры как старее друзья, оставшись довольны друг другом. Они договорились о поставках на следующие десять лет.

Наташа рассказывала мне притчу, которую обычно рассказывали, когда проходили переговоры по поводу новых поставок калашниковых Нагорбову, когда поставщиком был этот генерал. Это была притча о старце, который держал в руках бабочку, и от его решения зависело, останется бабочка в живых или нет, раздавит он ее или нет своей рукой. В этот раз бабочка полетела… Сделка совершилась. Наташа играла и в театр теней – приезжала другие поставщики, но сделка с ними не состоялась – их автоматы не целовались.

– Нельзя быть прямым, как стрела, надо устраивать показные выступления. Они должны за тебя сражаться, – сказал мне генерал и надел черные акриловые перчатки меня душить, но Георгий Семенович вовремя достал меня из его черного джипа.

Генерал и его бухгалтер говорили между собой:

– Все равно автоматы надо продавать. Так почему не нам? Чтобы сделать эти автоматы, конструктор совершил сделку с дьяволом, их надо продавать за границу…

Потом генерал ругался со своим бухгалтером, она требовала больше, чем обычно, а он отказывался ей заплатить, сколько она хочет. Они ругались так, что было слышно на весь первый этаж… Потом они уехали…

Девушка-брюнетка, подружка фигуристки тоже следила за Нагорбовым и этим генералом… Ей уже растворили раковую таблетку…

Потом приезжали другие машины, несколько картелей, отводя подозрение от этого позднего ночного визита…

В свете софитов

– Не волнуйся, милая, я с тобой.

– Вот этот-то меня и беспокоит…

Я возвращалась с прогулки, шла к пансионату. В руках у меня был мой пластиковый фотоаппарат. Уже смеркалось.

– Эй, у тебя фотик. Иди сюда, – позвал меня кто-то из пансионата. Я подумала, что это опять полицейский. Он взял мой фотик:

– Тут еще остались кадры?

– Да, много…

Он проверил.

– Около семнадцати… Давайте пройдем, тут недалеко… Мне будет нужен ваш фотик… тут два километра идти… Не так далеко… Эй, я нашел фотик!

И мы пошли втроем. Я, Георгий Семенович и «ежик»-полицейский Леша Верховоз, светловолосый, на полголовы выше меня. Он здесь играл роли и менял маски.

– Мы идем снимать убийство, – объяснил мне Леша. Дальше мы шли в основном молча. Это называется: «Пойдем, девочка, я покажу тебе… убийство».

Все больше темнело. И как будто теплело. Было странно, на улице зима, а тут почему-то тепло. – Это потому что здесь недалеко теплоэлектростанция, – объяснил Георгий Семенович. Можно было идти два километра, а можно было пройти через черную дыру… Но готовилось убийство, и мы торопились… Контрабандисты любили интересные места для встреч со своими поставщиками. В этот раз на термальных грязях.

Мы подошли к черной дыре, прошли через колыхающуюся материю и очутились около места преступления… Здесь было темно… Мы попали в весну – это преступление должно было состояться весной этого года… – Все, ложитесь, – тихо скомандовал нам Георгий Семенович, и мы легли прямо в грязь. На мне под шубой был красный фланелевый костюм, который я брала в 2003 году в лагерь. Прямо в костюме в грязь… Шубу сняли… Георгий Семенович взял бинокль, в котором видно в темноте, мой фотоаппарат взял Леша.

– Ты можешь ослепнуть, поэтому бинокля тебе нет… Сейчас нет лишнего… Такие бинокли наперечет…

– Вон Юрий Павлович тоже смотрит, – Георгий Семенович увидел какого-то важного полицейского в бинокль. Биноклей было два, у нас третий… Американцы закрыли покупку таких биноклей с ночным видением за пару дней до – их искали с собаками, за бинокли теперь отдавали жизни…

– Вот-вот, – шептал он нам. – Все, ложитесь, и будем ждать…

Все сидели напряженные, и было очень тихо… Можно было услышать, как муха жужжит над ухом…

Ждать пришлось долго… Лежа в грязи… Минут через сорок появилась темная крупная фигура Нагорбова и фигура высокой девушки с длинными волосами. Она что-то говорила ему, потом кричала…

– Давай поменьше говорить, лежи тихо, а то Георгий Семенович очень нервничает…

– Вот сейчас, – Георгий Семенович смотрел в бинокль и делал мах рукой вниз, когда делать кадр на мой пластиковый фотик, и в этот момент Леша делал, ничего не видя, кадр. – Сейчас, – опять говорил Георгий Семенович и опять делал жест рукой вниз, и Леша опять делал снимок и т.д. Так в темноте на мой фотик они сделали фотографии того убийства…

Нагорбов начал душить девушку. На нем были черные тканевые акриловые перчатки, которые потом можно было легко постирать… Девушка кричала, потом хрипела… Она согнулась и опустилась на колени… Какая-то другая девушка закричала, увидев это, и было слышно, как зашуршали камыши – та девушка убегала. Все произошло быстро… Нагорбов отволок куда-то ее труп, и я была готова поспорить, что на следующий день появился ее клон, который продолжал жить ее жизнью – так проще заметались следы преступления и стирались его сроки…

Но снимали в полной темноте, на что ни мой фотик, ни пленка не были рассчитаны. Кадры получились просто черными… Только в какой-то серьезной лаборатории их могли сделать четче и рассмотреть, что там было сфотографировано.

Со всех сторон лежало много людей, многие делали снимки на фотики, даже цифровые, многие видели то убийство и делали снимки… Со всех сторон вспышки фотоаппаратов, кто-то даже делал видео. Нагорбов чувствовал себя настоящей звездой! Девушка умирала под вспышки фотоаппаратов.

Это была та брюнетка, дочка судьи. Ее подруга, известная фигуристка, тоже видела это убийство в бинокль…

На самом деле Георгию Семеновичу Эдам дал таблетку слепоты, он выпил ее, когда лег в грязь, и ослеп, и мог различать только дальние красные огни. Кто-то издалека с биноклем подавал ему сигналы. Он снимал те фотки в полной слепоте, смутно видя лишь красные точки, а ключевым словом для него была фраза, сказанная мне Лешей: – Арина, лежи тихо. – По снимку каждые пять секунд. Ровно семь фотографий…

Когда мы вернулись, мой костюм забрали стирать от той термальной грязи… Многие стирали одежду. Грязи были какие-то уникальные… Они забивали стиральные машинки, и те ломались – на первом этаже пансионата около термальных вод была прачечная. Несколько машинок сломалось тогда. Потом увезли испорченные стиральные машины и завезли партию новых – это оплатил Нагорбов.

На следующий день фигуристка одна села за мой столик. Она была сосредоточена, от прежней веселости не осталось и следа… Как будто она что-то забыла или потеряла… Или кого-то… Клон вчера убитой подруги уже писал ей эсэмэски…. Убийство подруги она уже забыла… Мы молча поели, и она уехала на гастроли…

Утром Георгий Семенович вернул мне фотик со словами: – Я сделал семь кадров, – и почесал затылок.

На следующий день многие отдали свои фотики с кадрами Нагорбову за большие деньги и купили себе забвение, чтобы ничего не помнить… И никогда не вспоминать… Их делала и отдала ему и моя соседка по комнате брюнетка Наташа. Он публично разбивал фотики камнями при полицейских. Нагорбова любили преступники…

Потом полицейские опять моделировали то убийство еще несколько раз с разными свидетелями уже сейчас, не переходя в будущее. Со мной моделировали еще один раз уже с биноклем у меня, бинокль тогда взял и Леша – он и делал снимки, и одновременно смотрел в бинокль. Теперь мы шли пешком до места преступления… Около часа…

– Теперь Нагорбова играет Геннадий Васильевич, – говорил мне Леша, когда мне в бинокль показывали это убийство… На моделировании уже царила непринужденная обстановка, все шутили, читали анекдоты. Пленку с убийством передали судье, отцу убитой девушки… И так он увидел будущее убийство своей дочери… Брюнетку убили весной в марте, а мы увидели это убийство еще в конце января…

Так я стала свидетелем еще одного убийства… Одним больше, одним меньше, как говорится…

– А девушка, которая закричала тогда, уже дает показания, – сказал мне Леша с укором. Она была дочерью какого-то полицейского и уже умирала от рака. Она долго лечилась от бесплодия, ей поставили «цифру» – она переспала с иностранцем, и он заразил ее серьезным венерическим, врачи лечить ее отказались, и она стала бесплодной… Она тут же стала встречаться с каким-то молодым полицейским. «Ну хоть последние годы проживет счастливо», – думала я.

Владимир заметил говорливую белку на ветке и стал ждать Никиту Кривогора. А Пескин, пресс-секретарь президента РФ, уже тайком от первой жены встречался с фигуристкой на лавочке у пансионата…

Эта фигуристка начала давать показания в 2014 году, вспомнив убийство подруги. На ней потом женился этот пресс-секретарь президента Пескин, чтобы укрепить ее в бесперспективной борьбе с контрабандистами калашниковых. Он кстати тоже бегал по этажам этих питерских пансионатов, как и министр обороны России, который даже переодевался уборщицей в нашем пансионате и работал в прачечной другого пансионата на грязях, нося прослушку в обветренных губах.

Пресс-секретарь Президента РФ закрыл в 2005 году Марине Шайн поставки калашниковых от Далилы, растворив семнадцатилетней дочери от первого брака раковую опухоль…

Елочки

Через черные дыры появились из Венесуэлы братья-наркоторговцы Хаюзовы, они активно сотрудничали со Спенсермэнами, были их бизнес-партнерами.

Старший брат Эдуард присматривал за младшим, у которого было раздвоение личности. Их мать Урсула вела работорговлю маленькими детьми в Южной Америке, занималась контрабандой и сейчас подминала под себя и наркоторговлю. У нее было два сына Роберт и Эдуард. Оба высокие, худые… Младший был странным. С детства отличался – она загадала, что если она станет самой влиятельной женщиной Южной Америки, то отдаст младшего сына, чтобы «скрутить», уменьшить желание ее подчиненных убивать. И все это она «зашьет» в младшем сыне. А чтобы его желание убивать, собранное с тысяч человек, было менее заметно, чтобы ее младший сын мог как-то жить в этом мире, она раздвоит его, сделает второго Роберта, доброго, умного и милого, наивного, как ребенок, который не будет ничего помнить о проделках своего тезки, соседа по телу.

Итак, в теле Роберта жило два человека – один страшный, жуткий убийца, ничего не помнящий, кроме своих убийств, который был обязан убивать каждые две недели, желательно детей не старше двенадцати, а потом реже, пить кровь своих жертв, терзать их тела, потом мучиться, избивать себя плеткой, наказывать себя… А потом все забывать… И становиться другим человеком, добрым, смышленым и милым, любимцем всех вокруг… И так снова и снова… Второй Роберт верил, что его избивал старший брат за непослушание и что он все гонится и никак не может поймать страшного убийцу, который убивал и линчевал маленьких детей. А этим убийцей был он сам… Как это все напоминало классическую схему, уже реализованную в работорговцах Казахстана Нагайновых Кейзеке и Халиме. Роберт все верил, что этот убийца его старший брат Эдуард и даже прикрывал его, заметая следы и уничтожая мелкие доказательства, как и советовала их обожаемая маман. Частый Роберт поражал окружающих умением делать выводы, своим умом и начитанностью. Люди хорошо различали братьев и даже не могли представить, что убийца и его преследователь – это один и тот же человек. Эдвард присматривал за Робертом. В человеческом понимании это было очень сложно. У младшего брата была отличительная черта – шрам над верхней губой слева, немного обнажающий верхние зубы. Этот шрам нанесла ему сама мать в детстве, делая тот заговор, расщепляя его на двух разных людей и зашивая в нем желание убивать миллионы, тысячи точно! И возвышаясь над всеми вокруг и становясь их предводительницей.

И как только Урсула сделала разрез младшему сыну над губой, как только дала ему таблетку расщепления личности, она стала возвышаться над всеми преступниками Венесуэлы, а потом и Южной Америки и стала самой могущественной из них!

Братья отличались улыбкой, и улыбался только кровожадный Роберт, милашка был несмеяной.

Именно младшего брата видела Арина Симоненко в день вечеринки в пижамах в апреле 2003 и именно из-за него должна была ослепнуть…

Невысокая короткостриженная питерская судья за пятьдесят отправляла нас с Георгием Семеновичем шпионить за братьями из Венесуэлы и смотреть на убийство очередного мальчика… Меня опять отправляли. Я, конечно, возмущалась:

– Если еще не умерла, то уже не умрешь! Там гейзеры! – сказала мне судья. Братья-венесуэльцы решили, что меня приняла земля.

Оракл подтвердил ей, что мы вернемся здоровыми и останемся в живых. Судья перекрестила нас напоследок: - Благословясь! – И мы пошли шпионить за братьями-венесуэльцами и наблюдать еще одно убийство… Сегодня Роберт должен был убить и съесть пухленького двенадцатилетнего мальчика. Если есть детей, то можно есть реже – один ребенок за двух взрослых идет… И так можно меньше убивать…

Роберт Хаюзов убивал только толстяков, потому что боролся за здоровый генофонд планеты и считал, что полные люди, дети в том числе, априори более больные.

Было очень темно, и мы различали только отдельные фигуры… Медленно шли почти в темноте по тропинкам пансионата, Георгий Семенович светил впереди неярким фонариком. Мы шли по палисаднику, остановились неподалеку от какой-то редкой елочки и стали ждать… Минут через двадцать мы увидели две фигуры братьев… Роберт нес мешок, у него в мешке был спящий мальчик… По-моему, мальчика звали Вовой Гришко… Они подошли к той самой елочке. Эдвард встал неподалеку, смотрел на брата… Нас видно было плохо, но братья могли бы нас рассмотреть… Мы присели, потом прилегли и спрятались… – Смотри, – сказал мне Георгий Семенович. У меня на шее висел бинокль с ночным видением…

Роберт-убийца был страшен, у него ходили желваки, он ходил, сцепив зубы, даже дрожал, так он хотел начать убивать. Казалось, он хотел уничтожать все живое, хотел растерзать все вокруг… Он ненавидел весь мир и никак не мог утолить свою жажду… смерти… Он еле сдерживался, чтобы не накинуться на родного брата…

К Роберту подошел старший брат и перекрестил его напоследок, достал икону.

– Именем бога нашего, Иисуса Христа! – сказал он громко и возвышенно. Роберт грубо вывалил мальчика из мешка… Тот понял, что это уже был его беспощадный убийца, а не милашка-интеллектуал… Мальчик выпал и ударился об асфальт. Они стояли под фонарем, но в округе никого не было…

Роберт взял лопату, и мальчик в последний раз посмотрел на своего убийцу, он лежал на асфальте. Возможно, ребенок был под успокоительными препаратами. Роберт подошел к нему с лопатой, он сейчас был очень жестоким и беспощадным, как хладнокровный робот-убийца, мальчик начал отползать и Роберт сначала перебил ему ноги лопатой… Все это время Эдвард громко читал молитву и держал икону над головой… Истинно верующие люди не убивают. Это убийство было тоже, как ритуальное… Мальчик начал кричать…

– Не смотри, – сказал мне Георгий Семенович…

И тут Роберт накинулся на ребенка с лопатой и начал с остервенением пить по нему лопатой. Главное, перебить ему артерию. Он ударил много раз – все сбились со счета… Потом он накинулся на ребенка и начал его есть.

– Теперь можешь смотреть…

В это время Эдвард что-то крикнул брату, типа «стой». Он подошел и проверил ребенку пульс. Тот был мертв… Он опять что-то сказал брату по-португальски уже более спокойно, типа «теперь можешь есть»… Роберт опять с жадностью накинулся на только что убитого мальчика, утоляя свою кровожадность; как шакал, гриф-падальщик, начал терзать его тело и стал пить его кровь, есть его мясо… Я вспомнила Спенсермэнов и «кошку» Надю… Он прикладывал губку к его артериям, наполнял ее кровью и пил с губки… Браться не хотели быть как вампиры.

Потом Роберт склонился над трупом мальчика и стал плакать. Завыл. Он упал на колени, повернулся на бок и свалился на землю… Он очень горько плакал, схватился за голову и начал выть…

Теперь к мальчику подошел Эдвард, он тоже стал через губку пить его кровь, но недолго… потом стал срезать его мясо и складывал в банку с раствором – он был с рюкзаком. Эдвард отрезал части его бедер – ребенок на самом деле был толстым… Эдвард любил повторять: – Хорошо убивать толстых детей – с них много мяса! – Но сам срезал только несколько кусков с бедер…

Затем Эдвард достал лопату и стал копать яму около недавно посаженной елочки, наверняка повредив ее корневую систему. Мальчика решили похоронить прямо под елочкой. Елка была редкая и голубая, во всем мире таких было не более трех. Эту ель лесники ни за что не разрешили бы спиливать или под ней искать трупы. Убийцы часто закапывали трупы под редкими елками, смотрели, покраснеет елка или нет. И были случаи, что ели краснели… Редкие ели никто спиливать не разрешал, это даже каралось уголовной ответственностью…

Роберт так и лежал на асфальте, схватившись за голову и воя, содрогаясь от рыданий. Он хотел забыться… Брат вколол ему дозу – этот Роберт был наркоманом…

То убийство наблюдали в подзорную трубу и Морген с Эдамом – она была свидетелем многих преступлений Роберта. Георгий Семенович показал на их красную точку вдалеке…

– Все, уходим, – прошептал мне Георгий Семенович. Мы не стали досматривать все это до конца… Мы попятились назад. Последнее, что я увидела, это как Эдвард с Робертом склонились над трупом ребенка и тащили его к недавно выкопанной яме…

Эдвард громко вскрикнул – он услышал треск кустов… Он стал что-то громко кричать по-португальски. «Есть ли здесь кто-то», наверное, спрашивал он у темноты… Ему никто ему не ответил… Мы замерли… Эдвард послушал тишину…. Эдвард кинул мне вдогонку вшей… За нами не было погони… Сначала мы долго пятились, а потом просто быстро и тихо пошли к пансионату. В других кустах это убийство в бинокль наблюдали Леша Верховоз и Ира Штолярова…

Вернувшись мы встретили судью, она все время ждала нас. Георгий Семенович сразу же пошел писать отчеты по увиденному, их сложили в сейф к судье…

Старший сын Эдвард сражался с матерью за власть. После событий в Питере Урсула решила поменять своим сыновьям имена, чтобы еще больше запутать полицейских. Теперь младшего звали Эдуард, а старшего Роберт, и раздвоение личности началось у старшего Роберта…

Мать Эдама

Мать Эдама тоже была проституткой, таких называют «чубчик кучерявый», у нее плохо росли волосы на лбу и макушке, из проституток, пропустивших через себя гарнизоны за разы, по сорок мужчин за неделю. Поэтому Эдаму было нормально жениться на проститутке, проститутка его родила, проститутка ему родит мальчиков… Все правильно…

Отец Эдама женился на его матери, когда у нее уже было два сына. Она опять начала изменять ему с партнерами, с друзьями. Не могла иначе. Он решил убить ее. Тоже иначе не мог. Эдаму было десять. Она на самом деле попала в аварию, но погибла на месте, ее было уже не спасти. Отец Эдама сам ее похоронил на семейном кладбище.

А для Эдама нашел клона матери, очень похожую по комплекции женщину, а пара пластически операций сделало сходство полным. Она и жила с мальчиками еще пять лет. Они на самом деле верили, что это их родная мама.

Когда Эдаму было пятнадцать, за неделю до его шестнадцатилетия, отец организовал аварию клона, «мать» «умерла» в больнице, а кости поменяли… Эдам потом нашел и убил врача, который ее «специально» не спас, замариновал его глаз, всегда хранил, возил с собой и иногда разговаривал с этим глазом представляя того врача…

И Эдам все думал, когда сделал эксгумацию останков матери, как же это возможно, что кости его матери были на пять лет старше, как ж она могла умереть на пять лет раньше… Или кто подделал ему экспертизу?

Перед смертью мать Эдама давала показания против братьев Хаюзовых. Она видела, как Роберт ел маленького мальчика, и у следователя, посмотрев на своего маленького сына Эдама, не могла молчать… Урсула имела к ее смерти непосредственное отношение. И Эдам, когда немого стал разбираться в жизни, поклялся при всех отомстить Урсуле и женится на той, кто будет давать против братьев Хаюзовых показания не смотря ни на что… И не будет от них отказываться…

И Морген, уже став проституткой, тоже видела убийство маленького мальчика младшим Хаюзовым и начала давать против него показания, как когда-то мать Эдама… Эдам это знал, помнил свою клятву и женился на ней… Эдам говорил, что если ему удастся с помощью Морген посадить кого-то из венесуэльских братьев, то он займет место Урсулы в криминальном мире… И Урсуле нагадали, что именно Морген будет той, из-за которой она потеряет свою власть… Эдам заставлял Морген давать показания против братьев, и она была практически единственной свидетельницей против них в мире…

А потом Эдам приехал в Россию, где стал святым козлом…

Эсэмэс

Парень из Владивостока, которого звали Сашей Сколовым, был внешне очень похож на Сашу Янченко, такой же высокий, худой, с похожими чертами лица. Когда Саша уезжал из Владивостока, его девушка уже была беременна, о беременности он не знал. Перед отъездом они поругались. «Умирать лучше одному», – думал Саша. Ему предсказали в этой поездке смерть, но он все равно не верил и надеялся… на свою неуловимость…

Саша сначала мне не верил… Считал, что я из прокуратуры… Однажды он открыл черную дыру на стене и ушел куда-то в лето. Через минуту он вернулся. – Я там Наташу встретил. Мы с ней так поговорили… Ты тоже была там… Я умру, говорит… – и он задумчивый ушел в свою комнату… Он иногда ставил на этой стене черную дыру и уходил куда– то в лето… А у нас была зима…

Саша шпионил за Нагорбовым и его поставщиками, в данный момент генералом, и делал аудиозаписи переговоров генерала с Нагорбовым, записал номер телефона того генерала для связи. Этот номер генерал использовал для разговоров с Нагорбовым и только с ним, его купил ему его подчиненный на имя генерала. Подчиненный не стал ничего покупать на свою фамилию. Генерал тогда похвалил себя, что смог купить номер телефона и не вызвать никаких подозрений. Именно этот номер он продиктовал Нагорбову в ту ночь в пансионате в пригороде Питера, и именно его тогда услышал Саша, подслушивая за ними, запомнил номер и тут же отправил эсэмэс матери-судье во Владивосток. Номер был ничем не примечательный, МТС 89188361911 абсолютно обычный, генерал якобы купил его для одного из своих внуков… Саша только успел отправить эсэмэс матери с номером того генерала, который являлся поставщиков Нагорбова… Она, конечно же, была занята и не поняла смысл того эсэмэс…

Генерал с Нагорбовым использовал код, каждый раз при созвоне Нагорбов сначала произносил кодовое слово, а потом начинался разговор, и сейчас они договорились, что кодовым словом будет «лопата». В конце каждого разговора Нагорбов называл новое кодовое слово для следующего разговора.

Тогда из Питера во Владивосток было отправлено и получено важное эсэмэс. И теперь оно хранилось в базах данных двух номеров – в отправленных у Саши Сколова и в полученных у его матери-судьи…

***

Но Саша никогда не слал то эсэмэс… Саша следил за Нагорбовым, делал аудиозаписи разговоров и видел его главного поставщика… Но телефон переслал матери не он…

Ночью Георгий Семенович зашел за мной, у меня сработал будильник, и мы пошли шпионить за Нагорбовым. Он взял с собой телефонную трубку Саши… Он потащил меня в ту комнату подслушивать за «генералом-майором» и Нагорбовым… Конечно, он потащил именно меня! Кого же еще ему тащить! И с телефона Саши именно я тогда отправила то эсэмэс его матери, только одиннадцать цифр номера генерала для созвонов с Нагорбовым. Когда полицейский вошел в комнату, соседнюю к той, в которой договаривались Нагорбов и генерал, у Георгия Семеновича вдруг стали пропадать пальцы с рук, у него тут же стерся рот… чем ближе он подбирался к телефону, тем быстрее он терял пальцы, и его память постоянно стиралась. Так сделали американцы… В комнате сидела Морген, там поставили магнит, вихрь, цифры на телефоне не нажимались и не отправлялись… Георгий Семенович все усыхал, таял на глазах… Чем больше он старался дотянуться до телефона, тем больше он слабел… Он все пытался достать телефон, но каждый раз падал… Я на него скептически посмотрела, подошла к телефону и набрала цифры… У меня было противоядие, заговор 1997 года… Цифры набирала я… Только я могла тогда… Когда-то прабабушка поставила на меня «плащ», тому генералу отмолили тогда инцест на пятнадцать лет. Тот номер могла отправить только я, из семьи потомственных военных… – Надо дать солдатам шанс, – говорил подельник генерала тогда, давая разрешение на «руки», меня. Я была шансом солдат на жизнь. Поэтому это эсэмэс могла отправить только я… А мать и сын на самом деле использовали код и всегда писали друг другу веселые смайлики, всегда в сообщениях ставили знаки препинания… А я отправила ей только номер… Только одиннадцать цифр, начинающиеся с восьмерки. Как я обычно пишу, без плюс семь… На один знак меньше… Быстрее набирать, меньше дрожат руки… Меньше шансов сбиться… Без смайликов. Я равнодушно набрала цифры и отправила сообщение, нажав «enter»… И пошла спать… А Георгий Семенович плакал в углу… И мать Саши знала, поняла, что это не сын… Скорее всего не он… Сообщение было доставлено. Утром проснулся Саша… Уже с телефоном… Ему быстро все внушили, что телефон отправил он… и Саша уже к вечеру следующего дня удалил его из памяти телефона, запомнив цифры навсегда и тут же все забыв… А в памяти сотового оператора остался тот номер… Надо все хранить в памяти… 89188361911 в памяти сотовых операторов… После той ночи Георгий Семенович стал как старик… Или из-за показаний против Урсулы… И этот номер навсегда связал продажного контрабандиста из Минобороны с перекупщиком калашниковых Нагорбовым…