Текст книги "Невероятное подземное путешествие барона Трампа"

Глава XXIII

Снова лорд Горячая голова, и на этот раз более полный рассказ о нем. – Его удивительные рассказы о колтыкверпах: откуда они взялись, кто они такие и как им удается жить в этом мире вечного мороза. – Мои вопросы, которые я ему задаю, и его ответы в полном объеме.

Лорду Буллибрейну никогда не разрешалось переступать порог Ледяного дворца. Король Гелидус, поддерживаемый мнением своих фаворитов, всё ещё питал надежду, что в конце концов сумеет его охладить. Правда, он уже много лет занимался этой проблемой, так что теперь это стало для него чем-то вроде хобби, и почти ежедневно его ледяное Величество навещал своего горячего подданного и проверял его температуру, прижимая к вискам маленький шарик льда. По мнению короля Гелидуса, человек с такой высокой температурой был постоянной угрозой миру и спокойствию его королевства. Что, если однажды ночью лорд Горячая голова во сне забредёт в Ледяной дворец и уснёт, прислонившись спиной к одной из его стен? Разве он не расплавит ее настолько, чтобы всё это великолепие превратится в груду обломков? Ему страшно было даже думать об этом! Но думал об этом он довольно часто.

Буллибрейн не испытывал страха ни передо мной, ни перед Балджером; на самом деле Балджер даже был в восторге от того, что его гладят теплые руки, и мы с Буллибрейном вскоре стали лучшими друзьями. Но его ледяное величество был так встревожен, когда услышал об этой дружбе, что его охватил настоящий ужас, ибо, он решил, что объединенный жар трех горячих голов сможет нанести невероятный вред благосостоянию его народа. Поэтому он издал самый холодный указ, высеченный на ледяной скрижали, что Буллибрейн и я в день не должны проводить вместе больше получаса; что мы никогда не должны касаться друг друга, спать в одной комнате, есть из одной тарелки или сидеть на одном диване.

Эти правила раздражали, но я следовал им до последней буквы; и когда король Гелидус увидел, как старательно я выполняю его приказ, он проникся ко мне искренней симпатией и послал несколько великолепных шкур в ледник, который был отведен нам с Балджером, ибо нам, конечно же, было небезопасно жить во дворце. Также его ледяное Величество сделал лестное предложение, что в тот самый момент, когда мы с Балджером должным образом охладимся, нам будут отведены апартаменты во дворце, и мне также будет позволено есть за королевским столом.

* * *

Кто такие колтыкверпы? Откуда взялись эти странные люди? Как они вообще нашли дорогу в этот мир вечного мороза? И, прежде всего, откуда они берут еду и одежду? Таковы были вопросы, на которые мне так не терпелось получить ответ, что температура у меня поднялась на целый градус, и я был вынужден спать с одной единственной шкурой между мной и моим диваном из хрустального льда, чтобы понизить ее.

Для человека, выросшего и родившегося в такой холодной стране, как Земля колтыкверпов, Буллибрейн обладал чрезвычайно быстрым и активным умом. Из-за учащенного сердцебиения и вследствие этого высокой температуры тела он не мог писать на ледяных плитах, как это делали другие ученые колтыкверпы, ибо ему было бы неприятно видеть, как то, что он только что закончил писать, буквально тает у него в руках, не оставляя даже чернильного пятна, поэтому он был вынужден, с разрешения короля Гелидуса, писать на тонких алебастровых табличках.

Прежде чем заговорить со мной о прародителях колтыкверпов, он показал мне карту страны в верхнем мире, когда-то населенную ими, и проложил для меня курс, которым они плыли, покинув эту страну, а также описал прекрасные берега, на которые они высадились в поисках нового дома. С первого взгляда я понял, что именно Гренландию так бессознательно описывал Буллибрейн; ведь я знал, что в прошлые века Гренландия была страной голубого неба, теплых ветров, зеленых лугов и плодородных долин, прежде чем ледяные горы не спустились с севера и не вытеснили из неё всё живое. Я, затаив дыхание, слушал его чудесные рассказы о прекрасных озерах, расположенных у подножия увитых виноградной лозой гор, на которые Буллибрейн теперь смотрел в прекрасных видениях, унаследованных им от своих предков. И еще я знал, что это, должно быть, был Северный Ледовитый океан, который пересекли корабли колтыкверпов, высадившихся тогда на солнечных берегах севера России.

Но ледяные горы тоже могли плавать, и они последовали за убегающими колтыкверпами, как могучие чудовища, бросаясь с ужасным ревом и грохотом на мирные берега, которые вскоре превращались в пустыню из айсбергов, ледников и льдин.

Уцелела лишь горстка колтыкверпов, и они, в своем безмолвном отчаянии укрывшись в расселинах и пещерах Северного Урала, могли из своих укрытий наблюдать одно из самых странных зрелищ, когда-либо открывавшихся человеческому взору. Так быстро двигались эти могучие массы льда, разбиваясь о горные склоны и разрывая в своей ярости скалы, что воздух отдавал им свое тепло, а солнце было бессильно вернуть его обратно, дикие звери, настигнутые в своем бегстве, гибли на бегу и стояли неподвижно, с поднятыми головами и скрюченными мускулами. Преследующий ледяной шквал подхватывал их тысячами и десятками тысяч кристаллов, как мох и листья в горном потоке, и запихивал в каждую расщелину и пещеру на своем пути, создавая более широкие и высокие порталы в эти подземные камеры, чтобы лучше выполнять свою работу!

– О, Буллибрейн, это и есть ваши мясные карьеры, – воскликнул я, – откуда вы получаете свою ежедневную пищу?

– Так и есть, маленький барон, – отвечал колтыкверп, – и не только пищу, но и шкуры, которые так чудесно служат нам одеждой в этом холодном подземном мире, и масло, которое горит в наших прекрасных алебастровых лампадах, а также сотни других вещей, таких как кость для шлемов и ручек топоров, рога для иголок, пуговиц и столовых приборов, шерсть для изготовления нашей нижней одежды, и великолепные шкуры медведей, тюленей и моржей, которые, постелены сейчас на наши скамьи и диваны из хрустального льда, которым может позавидовать даже любой житель твоего мира.

– Но, Буллибрейн, – воскликнул я, – как вы еще не исчерпали все эти запасы? Не будет ли смерть от голода скоро смотреть вам всем в лицо в этих глубоких и ледяных пещерах подземного мира, посещаемых солнечным светом, но не согреваемых им.

– Нет, маленький барон, – ответил Буллибрейн с улыбкой, почти такой же теплой, как у меня, – пусть эта мысль не тревожит тебя ни на минуту, потому что мы еще только приподняли крышку этого ледяного ящика, собранного природой. Во всяком случае, мы не большие едоки, – продолжал лорд Горячая голова, – ибо, хотя это правда, что мы не праздные люди, дворец его ледяного Величества и наши жилища нуждаются в постоянном ремонте, и новые топоры должны быть вырублены в кремневых карьерах, и новые лампы вырезаны, и новые одежды сотканы, но верно и то, что мы относимся к жизни довольно легко. У нас нет врагов, чтобы убивать, нет ссор, чтобы улаживать споры, нет золота, чтобы сражаться за него, нет земли, чтобы изгнать наших собратьев и оградиться от них; и мы не можем болеть, даже если бы захотели, потому что в этом чистом, холодном, свежем воздухе любая болезнь тщетно пыталась бы посеять свои ядовитые микробы; следовательно, у нас нет врачей, как нет у нас и адвокатов, или торговцев, чтобы продать нам то, что нам уже принадлежит. Его ледяное величество – превосходный король. Я никогда не читал о лучших правителях, чем он. Я сомневаюсь, что подобные ему существуют в высшем мире. Всегда хладнокровный, ни одной мысли о завоеваниях, ни одной мечты о власти, никакого стремления к пустой пышности и зрелищам, никогда ничего подобного не приходило ему в голову. С того дня, как умер его отец и мы возложили на его холодный лоб великую колтыкверпскую корону из хрустального льда, температура его никогда не поднималась выше половины градуса, и то это было только на короткий миг или около того, и было вызвано безумным предложением одного из его советников, который утверждал, что он обнаружил взрывчатое вещество, что-то вроде пороха из твоего мира, я полагаю, с помощью которого он мог бы разбить великолепное окно из хрусталя, установленное в горном куполе нашего подземного мира, чтобы впустить сюда тёплый солнечный свет.

– Неужели его холодное величество Гелидус предал смерти этого дерзкого колтыкверпа? – спросил я.

– О боже, нет, – возразил Буллибрейн, – он просто приказал, чтобы его замораживали столько часов в день, пока все его лихорадочные замыслы не остынут до смерти; ибо, без сомнения, маленький барон, человек с твоими глубокими познаниями прекрасно знает, что все беды, от которых страдает твой мир, – это дети воспаленных мозгов, умов, ставших беспокойными и мечтательными из-за высокой температуры крови, которая скачет галопом по подступам к куполу мысли, возбуждая дикие сны и видения, как ваше солнце поднимает ядовитый пар из стоячего пруда.

Чем больше я слушал Буллибрейна, тем больше он мне нравился. Дело в том, что я предпочитал сидеть в его тесной келье с простыми ледяными стенами, освещенными единственной алебастровой лампой, и беседовать с ним, а не слоняться без дела по великолепному тронному залу его ледяного величества; но Балджер обнаружил, что шкуры на диване принцессы Шнеебуль были гораздо толще, мягче и теплее, чем та, что позволялась лорду Горячая голова, и поэтому он предпочитал проводить время с ней; а я, опасаясь, как бы он не попал в беду, не осмеливался надолго оставлять его наедине с принцессой.

Глава XXIV

Несколько вещей, касающихся милой маленькой принцессы Шнеебуль. – Как мы с ней быстро подружились и как однажды она повела нас с Балджером в свой любимый грот, чтобы посмотреть на маленького человечка с застывшей улыбкой. – Что-то в нем есть. – Вполне полное описание, что вышло из того, что я посмотрел на него.

В то время, когда мы с Балджером прибыли в страну колтыкверпов, принцессе Шнеебуль было около пятнадцати лет, и я должен сказать, что мне редко выпадало счастье знакомиться с таким милым и весёлым маленьким созданием. Она порхала по ледяному дворцу, как луч солнца, и в ней не было ничего от избалованного ребенка, хотя временами она была немного озорной.

Её голос был полон музыки, как у жаворонка, и не прошло и нескольких дней, как мы с ней стали лучшими в мире друзьями.

Теперь вы должны знать, дорогие друзья, что по закону колтыкверпов принцесса имеет полную свободу выбирать себе мужа, и его ледяное величество очень хотел, чтобы Шнеебуль избрала его как можно скорее. Более того, закон страны предоставлял ей полную свободу выбирать в мужья человека высокого или низкого ранга при условии, что он должен быть достаточно молод. От колтыкверпской принцессы требовалось, чтобы она дала знать о своем предпочтении, поцеловав в щеку молодого человека, на котором она остановила свой выбор. Это сразу же облагородило бы его, и он стал бы очевидным наследником Ледяного трона и имел бы право сидеть на его ступенях до тех пор, пока не будет коронован.

Его ледяное величество был в восторге от дружбы, возникшей между мной и Шнеебуль, ибо он надеялся использовать мое влияние, чтобы заставить ее запечатлеть необходимый поцелуй на щеке какого-нибудь юноши, прежде чем я покину его холодное королевство. Я дал ему слово дворянина, что сделаю все возможное, чтобы исполнить его желание.

Со принцессой в качестве проводника мы с Балджером часто ходили гулять по великолепным ледяным гротам ее королевства, выбирая дни, когда солнечный свет внешнего мира лился сильнее всего сквозь мощную линзу, установленную в склоне горы. В такие моменты эти гроты приобретали такое великолепие, которое мой бедный язык не в силах описать. Их хрустальные лабиринты сверкали так, словно их стены были украшены массивными драгоценными камнями, великолепно огранёнными и отполированными, а потолки были украшены драгоценными камнями, столь несравненными, что всего золота верхнего мира не хватило бы, чтобы заплатить за них. Повсюду были высечены изящные лестничные пролеты, широкие площадки с величественными колоннами и извилистые коридоры, вдоль которых тянулись длинные ряды статуй, как одиночных, так и групповых; и каждый раз путь вёл на очередную террасу, где, сидя на покрытом мехом диване, можно было любоваться ошеломляющей красотой ледяных владений короля Гелидуса, арка касалась арки и купол вырастал из купола, а над всем этим, сквозь гигантскую линзу в гранитной оправе, в миле над нашими головами, струился поток великолепного солнечного света, освещая этот мир внутри мира столь величественным и полным сиянием, что казалось, будто это солнце гораздо более великолепно, чем то, что согревало верхний мир. Не проходило и дня, чтобы принцесса не удивляла нас с Балджером каким-нибудь подарком.

* * *

Сказать по правде, дорогие друзья, хотя моя шуба и была оторочена мехом, все же после недельного пребывания в ледяных владениях короля Гелидуса я почувствовал потребность в более тёплой одежде.

Я думаю, что Шнеебуль, должно быть, услышала, как стучат мои зубы от холода, потому что однажды утром, войдя в Ледяной дворец, я был рад получить полный меховой костюм, точно такой же, как тот, который носил сам король Гелидус.

Балджер тоже не был обделён любящей маленькой принцессой, потому что она собственноручно связала ему одеяло из мягчайшей шерсти, которое так плотно обернула вокруг его тела и так туго обвязала вокруг шеи, что отныне он чувствовал себя совершенно комфортно в холодном воздухе страны колтыкверпов.

В один прекрасный день принцессу Шнеебуль сказала мне:

– О, давайте, маленький барон, сходим в мой любимый грот. Теперь, когда в нем ярко светит солнце, ты сможешь увидеть там чудо.

– Чудо, принцесса Шнеебуль?

– Да, маленький барон, чудо, – повторила она – Маленький человек с застывшей улыбкой.

– Маленький человечек с застывшей улыбкой? – эхом отозвался я.

– Идем и увидишь, маленький барон! – воскликнула Шнеебуль, спеша вперед.

Через несколько мгновений мы добрались до грота и зашли в него, следуя за принцессой, идущей впереди.

Внезапно она остановилась перед великолепной глыбой хрустального льда, прозрачного, как полированное стекло, и закричала:

– Вот, смотрите! А вот и маленький человечек с застывшей улыбкой!

Даже сейчас, когда меня посещает мысль об этом мгновении, я испытываю нечто вроде трепета, смешанного со страхом и одновременно радостью, когда мои глаза падают на маленькое существо, заключённое в эту великолепную глыбу льда, он сам – часть её, он – её сердце, её содержимое, её тайна. Там, в центре, в непринужденной позе, с широко раскрытыми глазами и с тем, что можно было бы назвать улыбкой на лице, то есть с блеском доброты и нежности в его странных глазах с нависшими бровями, сидело маленькое животное похожее на шимпанзе. Возможно, он спал в тот миг, когда на него обрушился ледяной поток, и ему снились прекрасные деревья, склонившиеся под пурпурными плодами, безоблачное небо наверху и коралловый пляж внизу, и смерть пришла к нему так быстро, что он стал частью этой глыбы льда, пока счастливый сон все еще был в его мыслях.

Это было чудесно, даже более чем чудесно! Зачарованный этим странным зрелищем, я стоял, не знаю, сколько времени, глядя ему прямо в глаза. Наконец голос принцессы разбудил меня:

– Ха! ха! – смотри, маленький барон, Балджер пытается поцеловать своего бедного покойного брата.

По правде говоря, Балджер крепко прижался носом к глыбе льда, пытаясь учуять странное животное, заключенное в этой хрустальной клетке – такое близкое и в то же время такое далёкое от его острого обоняния.

– Ну, маленький барон, – воскликнула Шнеебуль, – разве я говорила неправду? Разве я не показала тебе маленького человечка с застывшей улыбкой?

– Это правда, прекрасная принцесса, – ответил я, – и я не могу выразить, как благодарен вам за это.

Затем, когда она потянула меня за рукав, я взмолился:

– Нет, милая Шнеебуль, не сейчас, не сейчас, дай мне еще немного времени. Маленький человечек с застывшей улыбкой, кажется, умоляет меня не уходить. Мне кажется, что я слышу его шепот: «О, маленький барон, открой хрустальную камеру моей тюрьмы и забери меня с собой в мир солнечного света, обратно в страну апельсиновых деревьев, где мягкие теплые ветры укачивали меня, пока я спал в колыбели из качающихся ветвей, а мудрый и бдительный патриарх нашей паствы стоял на страже нас всех».

Большие, круглые, серые глаза Шнеебуль наполнились слезами при этих словах.

– Если бы он был жив, маленький барон, – прошептала она, – я могла бы подарить ему часть своего счастья, чтобы отплатить за все долгие годы, которые он провел в своей ледяной тюрьме.

Через несколько мгновений Шнеебуль взяла меня за руку и повела прочь от огромной глыбы льда с ее молчаливым пленником. На сердце у меня было очень тяжело, и Шнеебуль с Балджером делали все возможное, чтобы отвлечь меня, но все было напрасно.

Оставив принцессу у входа во дворец, я отправился в свое жилище, освещенное мягким светом алебастровых ламп, и там нашел прекрасную новую шкуру, расстеленную на моем диване – новый подарок короля Гелидуса. Но мне это не доставляло никакого удовольствия. Все мои мысли были заняты маленьким человечком с застывшей улыбкой, заключенным в ледяные объятия этой кристаллической формы, которая, по своей холодной иронии, позволяла ему казаться таким свободным и раскованным, но при этом держала его в таких тисках. Через некоторое время я отпустил своих слуг и лег спать, прижав к груди моего дорогого Балджера. Но я не мог уснуть. Всю ночь эти странные глаза с жутким блеском следили за мной, настойчиво, но безмолвно умоляя, чтобы я пришел снова, чтобы я смягчил свое сердце, как дитя солнечного света, которым я был, чтобы разбил его хрустальную темницу и освободил его, чтобы унес его из ледяных владений колтыкверпов в тёплый воздух верхнего мира. Почему мне это снилось? Разве он не умер? Разве его дух не покинул тело тысячи и тысячи лет назад? Почему я должен позволять таким диким мыслям терзать мой разум? Что хорошего из этого выйдет? Конечно, ничего! Я ведь разумный человек и не должен позволять таким глупым мыслям поселиться в моем мозгу.

Маленький человечек с застывшей улыбкой был похоронен в прекрасной гробнице. Я не должен его беспокоить. Без сомнения, при жизни он был любимцем какого-нибудь аристократа или же был привезен на север из какого-нибудь солнечного края властителем могущественного Аргоса. Пусть он покоится с миром. Я не посмею испортить красоту его такой восхитительно прозрачной хрустальной гробницы!

Я даже пожалел, что Шнеебуль привела меня в свой любимый грот, и решил больше туда не ходить.

Какие же мы бедные, слабые создания, такие плодовитые в добрых намерениях и все же такие бесплодные в результатах. Мы засеваем целые акры полей честными обещаниями, но когда нежные побеги пронзают землю, мы отворачиваемся от урожая, как будто он нам не принадлежит!

Глава XXV

Бессонная ночь для нас с Балджером и то, что за ней последовало. – Разговор с королем Гелидусом. – Моя просьба и его ответ. – Что произошло, когда я узнал, что король и его советники решили не исполнять мою просьбу. – Странный переполох среди колтыкверпов, как его холодное величество утихомирил его, и еще кое-что.

Я не только не мог заснуть, но и своими метаниями не давал спать бедному Балджеру, так что к утру мы оба выглядели довольно измученными. Я чувствовал себя так, как будто у меня случился приступ какой-то болезни, и Балджер, без сомнения, чувствовал себя так же. Во всяком случае, у меня не было аппетита к тяжелой мясной пище колтыкверпов, и, видя, что я отказываюсь от завтрака, Балджер сделал то же самое.

Я обещал Шнеебуль прийти во дворец пораньше, так как у нее было много вопросов, которые она хотела задать мне относительно верхнего мира.

– Доброе утро, маленький барон! – воскликнула она самым нежным голосом, когда я вошел в тронный зал. – Хорошо ли ты спал прошлой ночью на новой шкуре, которую прислал тебе отец?

Я уже собирался ответить, когда рука принцессы коснулась моей, потому что мы оба сняли перчатки, чтобы пожать друг другу руки, как вдруг она издала пронзительный крик и, отстранившись, стала дуть на правую ладонь, восклицая снова и снова:

– Горячо! Горячо!

В одно мгновение подошли король Гелидус и группа его советников и, стянув перчатки, один за другим вложили свои руки в мою.

– Пылающие угли! – воскликнул король.

– Язык пламени! – взревел Фростифиз.

– Кипяток! – простонал Гласиербхой.

– Раскаленный! – прошипел Ицикул.

– Ты должен немедленно покинуть дворец, – почти умолял меня король Гелидус. – С моей стороны было бы просто безумием позволить тебе оставаться в стенах королевской резиденции. Сильный жар твоего тела наверняка растопит дыру в его стенах еще до захода солнца.

Королевские советники снова сняли перчатки и возложили руки на беднягу Балджера и тогда поднялась вторая волна тревоги, еще более дикая, чем первая, и нас поспешно проводили обратно в наши временные апартаменты.

Без сомнения, дорогие друзья, вы будете несколько озадачены, прочитав эти слова, но объяснение просто: из-за беспокойства и недостатка сна мы с Балджером проснулись в очень лихорадочном состоянии, и придвормым действительно показалось, что мы почти горим в огне, но к ночи лихорадка нас оставила. Услышав это, король Гелидус послал за нами и сделал всё, что было в его силах, чтобы развлечь нас песнями и танцами, в которых Шнеебуль была очень искусна. Обнаружив, что его холодное величество пребывает в таком радужном настроении, если мне будет позволено так говорить о человеке, чьё лицо было почти таким же белым, как алебастровые лампы над его головой, я решил попросить у него разрешения расколоть ледяную камеру маленького человека с застывшей улыбкой и выяснить, если возможно, по его ошейнику, который, по-видимому, состоял из золотых и серебряных монет и висел у него на шее, кому он принадлежал и где был его дом.

Не успел я произнести свою просьбу, как заметил, что белое лицо царственного Гелидуса рассталось с улыбкой и приняло жутко ледяной вид.

Мне казалось, что я даже могу смотреть сквозь кончик его носа, как сквозь сосульку, а также, что его уши блестят в свете алебастровых ламп, как кусочки хрустального льда, и его голос, когда он говорил, дул мне в лицо, как первые предвестники надвигающейся метели.

Я быстро раскаялся в своем опрометчивом поступке. Но было уже слишком поздно, и я решил не отступать.

– Маленький барон, – ледяным тоном произнес король Гелидус, – ни одно сердце не билось в царственной груди чище, холоднее моего, и свободнее от тепла эгоизма, где не было бы ни одного горячего уголка, в котором могли бы укрыться гнев или ярость, слабость или глупость. Тысячи лет мой народ жил в этих ледяных владениях и дышал этим чистым холодным воздухом, и никогда еще никто не хотел ударить кремневым топором по стенам этой хрустальной тюрьмы. Однако, маленький барон, возможно, в моём сердце есть какой-то теплый уголок, где холодной и прозрачной мудрости может не быть. Поэтому приходи ко мне завтра за ответом, а я тем временем буду советоваться с самыми хладнокровными умами и самыми холодными сердцами моего королевства. Если они не увидят вреда в твоей просьбе, ты сможешь открыть хрустальные врата, которые столько веков запирали человекоподобное существо в его безмолвной камере, и вывести его наружу, чтобы изучить мистические слова, выгравированные на его ошейнике; но при строгом условии, что, раскалывая его хрустальный дом, мои каменотесы так приложат свои клинья из кремня, чтобы разбить блок на две равные части, и когда ты прочитаешь все что тебя там интересует, две части снова сомкнуться край за краем, как совершенная форма, так точно, что глазу не будет видно никаких признаков соединения. Обещаешь ли ты, маленький барон, что всё произойдёт согласно моей королевской воле?

Я торжественно пообещал, что хрустальная клетка маленького человечка с застывшей улыбкой будет открываться и закрываться точно так, как велит его холодное Величество.

Мне трудно было бы рассказать вам, дорогие друзья, как счастливо я провел эту ночь на своем ледяном диване и как, когда крошечное пламя моей алебастровой лампы отбрасывало мягкий свет на ледяные стены, я лежал там, представляя в уме странное и таинственное удовольствие, которое вскоре выпадет на мою долю, когда каменотесы короля Гелидуса вонзят свои кремневые клинья в эту великолепную глыбу льда и расколют ее на части.

Даже дон Фум, мастер всех мастеров, никогда не мечтал получить послание от людей, живших в самом зародыше этого мира, и я уже предвкушал великолепный триумф, который будет моим, когда я приду читать лекции перед учеными обществами о таинственной надписи на странном ошейнике, сжимающем шею маленького человека с застывшей улыбкой.

Представьте себе мое горе, дорогие друзья, когда на следующий день я получил сообщение от короля Гелидуса о том, что его советники единогласно запретили открывать хрустальную тюрьму, стоявшую в любимом гроте принцессы Шнеебуль!

Я был словно поражен каким-то внезапным и ужасным недугом. До этого момента я никогда не чувствовал, насколько острой может быть боль разочарования. Сначала я дрожал от холода, который сделал меня братом колтыкверпам, а потом меня охватила такая сильная лихорадка, что по ледяным владениям Гелидуса распространился дикий слух, будто я могу прожигать стены и крыши. С дикими криками и лицами, искаженными безымянным ужасом, подданные его ледяного Величества бросились вверх по широким лестничным пролетам, ведущим в Ледяной дворец, и умоляли короля показаться.

В холодном величии Гелидус вышел на помост и стал слушать молитвы своего народа.

– Мы сгорим, – кричали они, – наши прекрасные дома рухнут у нас на глазах. Эти хрустальные ступени растают, и все эти прекрасные колонны, арки, статуи и пьедесталы превратятся в воду, а огромное небесное окно обрушится с ужасным грохотом на наши головы, навсегда положив конец этому прекрасному царству хрустального великолепия. О Гелидус, поторопись, поторопись, пока еще не поздно, пусть маленький барон получит своё, пока горькое разочарование не превратило его тело и конечности в языки пламени, которые за одну ночь сожгут этот великолепный дворец и сбросят на землю его тысячи алебастровых светильников!

Король Гелидус и его холодные советники поняли, что бесполезно пытаться урезонить народ, поэтому, повернувшись к ним, он махнул своей холодной правой рукой и с ледяной улыбкой холодно произнес:

– Идите, колтыкверпы, по домам и будьте счастливы. Разойдитесь по домам, говорю я; маленький барон скоро остынет, ибо он получил мое полное согласие расколоть хрустальную тюрьму маленького человека с застывшей улыбкой. Вам нечего бояться, дети мои. Так что ешьте свой сытный ужин и крепко спите сегодня ночью, ибо мое королевское слово гласит, что к завтрашнему утру маленький барон перестанет быть хоть сколько-нибудь опасным для мира и благополучия нашего ледяного королевства. Спокойной ночи всем вам.

Через полчаса охваченные паникой колтыкверпы вернулись в свои дома, и когда от царя Гелидуса пришел гонец, чтобы измерить мне температуру, он обнаружил такое значительное улучшение, что открыл свое холодное сердце и прислал мне прекрасный подарок из своей сокровищницы, а именно: маленький кусочек льда, более чистый, чем любой драгоценный камень, который я когда-либо видел, в сердце которого лежала великолепная красная роза в полном цвету, когда каждый бархатный лепесток ее был раскрыт. Заглянув в свой дневник, я обнаружил, что прошло уже шесть месяцев с тех пор, как я покинул замок Трамп и моих близких, укрытых его истертыми временем черепицами, и как ни холодно было покрывало этого трижды прекрасного творения верхнего мира, я прижал его к груди и заплакал.

Вот так получилось, дорогие друзья, что царя Гелидуса и его ледяных советников заставили, чтобы они дали свое согласие на то, чтобы я расколол ледяную тюрьму, в которой был заточен маленький человек с ледяной улыбкой.