Текст книги "Невероятное подземное путешествие барона Трампа"

Глава XXXI

В которой вы прочитаете о великолепных пещерах из белого мрамора, выходящих на чудесную реку. – О тропиках подземного мира. – Как мы наткнулись на одинокого странника на берегу реки. – Мой разговор с ним и моя радость от того, что я оказался в Стране Гремучих мозгов, или Забывчивых счастливцев. – Краткое описание их.

С каждым поворотом извилистого пути этого чудесного ручья, огибавшего белые берега, рои светящихся животных придавали ему все новую красоту; ибо с наступлением дня – если можно так выразиться – они поднимали свои пылающие тела всё ближе и ближе к поверхности, пока река не засияла, как расплавленное серебро; а так как отвесные стены скал на противоположном берегу удерживали в себе огромные глыбы слюды, то эти гигантские природные зеркала с поразительной точностью отражали светящийся поток и бросали лучи мягкого света в ослепительном мерцании на фантастические порталы белых мраморных пещер по эту сторону потока. Эту сцену никогда не забудешь, и я снова и снова останавливался в безмолвном изумлении, чтобы полюбоваться какой-нибудь новооткрытой красотой. Теперь, во-первых, я заметил, что каждый белый мраморный бассейн бухты или залива был наполнен различным сиянием, в соответствии с природой крошечных фосфоресцирующих животных, которые наполняли его воды. Один был нежно-розовым, другой – великолепно-красным, третий – насыщенно-фиолетовый, четвертый – нежно-голубым, пятый – золотисто-желтым и так далее. Очарование каждого оттенка было значительно усилено снежной белизной этих мраморных бассейнов, через которые медленно проплывали длинные линии любопытных рыб, покрытых чешуей оттенков полированного золота и серебра. Поворачиваясь то одной стороной, то другой, они улавливали полное великолепие света, отраженного от слюдяных зеркал. И теперь холодное дыхание владений короля Гелидуса больше не наполняло воздух. Я находился, так сказать, в тропиках подземного мира, и только одного мне не хватало, чтобы насладиться этим волшебным краем полностью, а именно – того, кто бы мог разделить этот восторг со мной.

Правда, Балджер имел представление о его красоте, ибо он засвидетельствовал свое счастье снова очутиться в теплой стране, совершив несколько безумных прыжков для моего развлечения. Он бегал по берегу сверкающей реки и лаял на величественных рыб, которые медленно помахивали в воде своими разноцветными плавниками. Но я должен признаться, что мне очень хотелось, чтобы мне составила компанию принцесса Шнеебуль. Но это было опрометчивое желание, потому что тёплый воздух поверг бы её в судороги страха, и она предпочла бы встретить свою смерть в прохладной реке, чем пытаться дышать такой огненной атмосферой. К этому времени я прошел уже несколько миль вдоль белых берегов сверкающего потока и, чувствуя некоторую усталость, уже собирался присесть на выступающий край естественной каменной скамьи, которая, казалось, была поставлена на берегу реки человеческими руками, чтобы люди могли отдохнуть и понаблюдать за чудесной игрой оттенков в этой широкой бухте, когда, к моему изумлению, я увидел, что там уже кто-то сидит.

Его глаза были прикованы к воде, и мне показалось, что его лицо, мягкое и безмятежное, выглядело усталым. Конечно, он был погружен в такую глубокую медитацию, что либо не заметил, либо сделал вид, что не заметил моего приближения. Балджер был готов броситься вперед и привлечь его внимание оглушительным лаем, но я покачал головой. Этот странник по светящемуся дневному потоку был одет в довольно изящное одеяние, похожее на плащ, сотканное из какого-то вещества, которое мерцало на свету, и поэтому я заключил, что это, должно быть, минеральная вата. Голова его была непокрыта, как и ноги, до колен обутые в белые металлические сандалии, стянутые чем-то вроде кожаных ремней. В общем, у него был дружелюбный, хотя и несколько странный вид, и его поза была, как у человека, либо погруженного в глубокую задумчивость, либо, возможно, прислушивающегося к какому-то тревожно ожидаемому сигналу. В любом случае, поскольку во время своих путешествий по всем уголкам земного шара я привык встречать самых разных людей, я решил набраться смелости и прервать размышления этого джентльмена, хотя бы ради того, чтобы пожелать ему доброго утра.

– Кого я имею удовольствие встретить в этой прекрасной части подземного мира?

Мужчина растерянно посмотрел на меня и ответил:

– Я счастлив сказать, что я действительно не знаю.

– Но, сэр, ваше имя! – настаивал я.

– Я его забыл много лет назад, – был его замечательный ответ.

– Но ведь, сэр, – воскликнул я довольно раздраженно, – вы ведь не единственный обитатель этого прекрасного подземного мира, у вас есть родственники, жена, друзья?

– Да, благородный незнакомец, – ответил он медленно и размеренно, – там, дальше по берегу, есть люди, и они добрые, милые души, хотя я забыл их имена, и у меня есть тоже очень слабое воспоминание, что двое из этих людей – мои сыновья. Стоп! Нет, их имена тоже ушли от меня, я забыл их в тот день, когда мое собственное имя выскользнуло из моей памяти!

Произнеся эти слова, он резко откинул назад голову, и я услышал странный щелчок внутри нее, как будто что-то соскользнуло с места. В тот же миг в моей голове промелькнуло таинственное выражение, использованное мастером мастеров, доном Фумом.

Гремучие мозги! Да, так оно и было! И теперь я был уверен, что стою перед одним из любопытных людей, населяющих подземный мир, которым дон Фум дал странное имя «гремучие мозги», или «забывчивые счастливцы».

Я так обрадовался, что едва удержался, чтобы не броситься к этому кроткому и мягкому человеку, в голове которого только что раздался резкий щелчок, и не схватить его за руку. Но я побоялся шокировать его столь бурным дружеским приветствием и потому ограничился фразой:

– Сэр, вы видите перед собой не кого иного, как знаменитого путешественника барона Себастьяна фон Трампа!

Но, к моему величайшему изумлению и к ещё большему огорчению, он лишь на мгновение обратил на меня свои странные глаза, устремлённые куда-то вдаль, а затем снова принялся созерцать красиво окрашенную водную гладь, словно я и не открывал рта. Это было самое необычное обращение, которое я испытал с тех пор, как спустился в подземный мир, и я уже готов был возмутиться, как подобает истинному рыцарю и особенно из рода фон Трампов, когда краткое описание доном Фумом жителей Страны Гремучих мозгов или Забывчивых счастливцев, промелькнуло у меня в голове.

В стране Забывчивых счастливцев. Первая встреча.

Он писал: «Усилиями силы воли они веками старались разгрузить свой мозг от бесполезного запаса знаний, накопленных их предками, и естественным следствием этого было то, что мозги этих любопытных людей, называющих себя счастливыми забывальщиками или забывчивыми счастливцами, освобожденные от всякого труда и напряжения мысли, совершенно усохли, так что у многих их сородичей мозг подобен сморщенному ядру прошлогоднего ореха и издает характерный звук, когда они внезапно резко поворачивают голову.

И мне нет нужды напоминать тебе, о читатель, – заключил дон Фум в своем знаменитом труде „Мир внутри мира“, – что самый из этих счастливцев – тот, чья голова издает самый громкий и резкий звук, ибо именно он забыл больше всего».

Вы можете получить лишь слабое представление, дорогие друзья, о моем восторге от перспективы провести некоторое время среди этих любопытных людей – людей, которые с абсолютным ужасом смотрят на знания, как на единственное, от чего необходимо избавиться, чтобы счастье смогло войти в их человеческое сердце.

Никакая радость не может сравниться с радостью этакого счастливца, когда он, пожав руку друга, обнаруживает, что забыл даже свое имя; и нет ни одного дня хорошо проведенного в этой стране, в конце которого житель не мог бы воскликнуть: «Сегодня мне удалось забыть то, что я знал вчера!»

Наконец мой счастливец поднялся со своего места и спокойно удалился, даже не пожелав мне доброго дня; но я твердо решил, что от меня не так легко отделаться, поэтому я громко крикнул ему вслед, и Балджер, следуя моему примеру, принялся лаять, после чего тот обернулся и сказал:

– Прошу прощения, счастлив сказать, но я совсем забыл тебя и твое имя тоже. Дай-ка посмотреть, как ты излучаешь? (Он сравнивал меня с животными в воде.)

Я был более чем склонен выйти из себя из-за этого оскорбления, ведь он причислял меня, человека, к простой медузе; но при всех обстоятельствах я счел за лучшее держать себя в руках, ибо вполне мог себе представить, что, судя по размеру моей головы и полному отсутствию всякого звука внутри нее, мне не суждено быть особо желанным гостем среди этих счастливых и весьма забывчивых людей и потому, проглотив оскорбленные чувства, я отвесил очень низкий поклон и попросил этого любопытного джентльмена быть настолько любезным, чтобы проводить меня к его народу, среди которого я хотел бы остаться на несколько дней.

Глава XXXII

Как мы вошли в страну забывчивых счастливцев. – Еще кое-что об этих любопытных людях. – Их страх перед Балджером и мной. – Всего лишь один день пребывания здесь. – Описание приятных жилищ забывчивых счастливцев. – Вращающаяся дверь, через которую Балджера и меня бесцеремонно выставляют за пределы страны гремучих мозгов. – Все о необыкновенных вещах, которые произошли с Балджером и мной после этого. – О том, как мы вновь оказались в Верхнем мире и отправились домой.

Счастливец спокойно продолжал свой путь по извилистой тропинке, которая огибала сверкающую реку, очевидно и несомненно не осознавая того факта, что Балджер и я следовали за ним по пятам. Через полчаса или около того этого безмолвного пути он вдруг остановился и, обратив свое спокойное лицо к свету, казалось, был так погружен в свои мысли, что я несколько мгновений не решался заговорить с ним. Но так как не было никаких признаков того, что он собирается прийти в себя, я осмелился спросить его о причине задержки.

– Рад сообщить, – заметил он, даже не удостоив меня взгляда, – что я забыл, какая из этих двух дорог ведет к моему дому.

Что ж, перспектива была, конечно, неприятная, и я не знаю, что бы мы делали, если бы Балджер не решил для нас эту трудность, выбрав одну из тропинок и помчавшись вперед с ободряющим лаем, зазывая нас следовать за ним.

Когда я заверил своего забывчивого счастливца, что ему не нужно бояться мудрости этого выбора, он вздрогнул почти от ужаса, ибо вы должны знать, дорогие друзья, что счастливцы боятся знания больше, чем мы-невежества. Для них это мать всех несчастий, источник всего недовольства, причина всех ужасных бед, которые обрушились на мир и людей в нем.

– Мир, – печально сказал мне один из забывчивых счастливцев, – был когда-то совершенно счастлив, и у человека не было имени для своего брата, и всё же он любил его, как горлица любит свою половинку, хотя у него нет имени, чтобы позвать ее. Но, увы, однажды этому счастью пришел конец, ибо среди людей разразилась странная болезнь. Их охватило дикое желание придумывать имена для вещей; даже много названий для одного и того же и разные способы делать одно и то же. Эта странная страсть так разрослась в них, что они тратили всю свою жизнь на то, чтобы всячески ее себе усложнить. Они строили разные дороги к одному и тому же месту, шили разные одежды для разных дней и готовили разные блюда для разных праздников. Каждому ребенку они давали по два, по три и даже по четыре разных имени, для разных ног шили разную обувь, а одна семья больше не удовлетворялась более одной бутылкой для питья. И вы думаете, они остановились на этом?

Нет, теперь они были заняты тем, что учились притворяться, прикрывая хмурые брови улыбкой и распевая веселые песни, когда их сердца были наполнены печалью. Через несколько столетий брат уже не мог читать по лицу брата, и одна половина мира ходила вокруг, гадая, о чем думает другая половина; отсюда возникали недоразумения, ссоры, междоусобицы, войны. Человек больше не мог довольствоваться тем, чтобы жить со своими собратьями в просторных пещерах, которые добрая природа создала для него, пронизывая горы извилистыми проходами.

В Стране же забывчивых счастливцев нет притворства и счастлив тот день, когда это дитя природы может воскликнуть: «С самого утра я кое-что забыл! Я разгрузил свой мозг! Теперь он на одну мысль легче, чем был!»

Счастливейшим из счастливых у них будет тот, кто сможет честно сказать: «Я не знаю ни твоего имени, ни когда ты родился, ни где ты живешь, ни кто твои родственники; я знаю только, что ты мой брат, и что ты не увидишь, как я буду страдать, если забуду поесть, или умру от жажды, если забуду напиться, и что ты прикажешь мне закрыть глаза, если я забуду, что лег спать».

Наше с Балджером прибытие в страну забывчивых счастливцев наполнило сердца этих любопытных людей тайным страхом. При виде моей большой головы все они задрожали, как дети в темноте, охваченные страхом перед Страшилой или гоблином, и в один голос отказались позволить мне провести среди них хотя бы полчаса. Но постепенно этот внезапный ужас немного прошёл, и после совета, проведенного несколькими молодыми людьми, чьи мозги всё ещё полностью заполняли их головы, было решено, разрешить мне провести еще один день в их стране, но затем вращающаяся дверь должна быть открыта, и мы с Балджером будем изгнаны из их владений.

Из того, что дон Фум написал об этих счастливцых я слишком хорошо понимал, что мне бесполезно пытаться отменить этот указ; поэтому я промолчал, только поблагодарил их за эту великую милость, оказанную мне.

Дневной свет, если можно так выразиться, начал угасать, или, вернее, тысячи светоизлучающих существ, населяющих реку, начали втягивать свои длинные щупальца, смыкать свои похожие на цветы тела и медленно опускаться на дно ручья. Мне не терпелось узнать, предпримут ли забывчивые счастливцы какие-нибудь попытки осветить свои похожие на пещеры жилища, или же они просто лягут по постелям и проспят долгие часы кромешной тьмы. К моему удивлению, со всех сторон я услышал щелканье кремней, и через мгновение зажглись тысячи или больше больших свечей из минерального воска с асбестовыми фитилями, и большие палаты из белого мрамора вскоре осветились их мягким и ровным пламенем.

Счастливцы оказались исключительно растительноядными; они питались различными грибами и растениями, растущими в их пещерах в большом изобилии, а так же очень питательным и приятным на вкус желе, сделанным из затвердевшей смолы растительного происхождения, которая изобиловала в расщелинах некоторых скал. Существовал еще один источник пищи, а именно гнезда некоторых моллюсков, которые они строили на поверхности скал, прямо над поверхностью реки. Из них, растворенных в кипящей воде, получался превосходный бульон, очень похожий на суп из съедобных птичьих гнезд.

Одежда, которую носили забывчивые счастливцы, была полностью соткана из минеральной ваты, которая добывалась в этих пещерах и давала длинное и прочное волокно удивительной мягкости. Гремучие мозги были также неплохими мастерами по металлу, но довольствовались изготовлением только тех изделий, которые были действительно необходимы для повседневного использования. Их постели были набиты сушеными водорослями и лишайниками, и мы с Балджером провели на них очень уютную ночь.

Так как мне было запрещено говорить вслух, задавать вопросы или выходить на улицу без сопровождения кого-либо из членов совета, я не огорчился, когда настал момент открыть перео мною вращающуюся дверь. Забывчивые счастливцы были убеждены, что Балджер и я в тысячу раз опаснее чешуйчатых монстров или чернокрылых вампиров, и потому держались от нас в стороне, дети прятались за спинами своих матерей, а матери в свою очередь смотрели на нас с недоверием.

Размер моей головы внушал им безымянный ужас, и даже полдюжины самых молодых и смелых инстинктивно расступились, чтобы пропустить меня.

Впервые в жизни я был объектом ужаса для моих собратьев, но у меня не было никаких злых мыслей против них! Робкие дети природы, какими бы они ни были, для них я был таким же ужасным созданием, каким был бы для нас вооруженный факелом демон-разрушитель, если бы его выпустили на свободу в одном из наших прекрасных городов верхнего мира.

И вот стража счастливцев остановилась перед чем-то, что показалось мне огромной бочкой, сделанной из цельного мрамора, и наполовину вделанной в белую стену пещеры, к которой они меня привели. Но со второго взгляда я увидел, что по кругу на этой выпуклости шёл ряд квадратных отверстий.

Сопровождавшие меня счастливцы исчезли на мгновение, а когда они снова присоединились ко мне, каждый из них держал в руке металлический прут, концы которых они вставили в каждое из этих отверстий, а затем по сигналу вожака огромный мраморный полукруг начал бесшумно вращаться. Внезапно, к моему изумлению, я увидел, что большая мраморная бочка была полой, как будка часового; и вы можете представить себе мои чувства, дорогие друзья, когда меня вежливо попросили войти внутрь.

Неужели я отказался повиноваться?

Только не я. Это было бы бесполезно, потому что разве не все племя гремучих мозгов собралось здесь, чтобы в случае чего схватить меня и засунуть внутрь?

Поэтому, сняв шляпу и низко поклонившись небольшой группе забывчивых счастливцев, я шагнул в пустую бочку. Балджер сделал то же самое, но не с такой грацией, как его хозяин, ибо, бросив сердитый взгляд на негостеприимных обитателей этих комнат из белого мрамора, он зарычал и оскалил зубы, чтобы показать своё презрение к ним.

Прощание со Страной Забывчивых счастливцев

Теперь большая мраморная бочка начала вращаться в другую сторону, и через мгновение она снова была на месте.

Я услышал несколько резких щелчков, как будто несколько огромных пружинных защелок встали на место, а затем всё стало тихо, как в могиле, и я почти хотел сказать, что так же темно; но нет, этого я сказать не мог, потому что выглянув в невысокий туннель, проходивший мимо ниши, в которой стояли мы с Балджером, я, к моему удивлению, убедился, что он был тускло освещен.

Я шагнул в него; он был круглым, как пушечное жерло, и достаточно высоким, чтобы я мог стоять прямо; и теперь я понял, откуда исходит свет. В трещинах и расщелинах его стен росли огромные массы светоносных грибных корешков, свечение которых было так сильно, что я без труда читал надписи на своих табличках; на самом деле я стоял там в течение нескольких минут, делая записи при свете пучков этих светящихся корней.

И тут мысль пронеслась у меня в голове: «Куда мне повернуть, направо или налево?»

Балджер понял причину моего колебания и поспешил мне на помощь. Понюхав воздух сначала в одном направлении, потом в другом, он выбрал сторону, и я последовал за ним, даже не подумав усомниться в его мудрости. Странно сказать, но не успели мы продвинуться дальше чем на несколько сотен метров, как я заметил, что через туннель в том направлении, куда направился Балджер, дует сильный поток воздуха.

С каждым мгновением он становился всё более и более неистовым, буквально поднимая нас с ног и унося вперёд по этому узкому отверстию, сделанному руками самой природы и освещенному лампами её собственного изготовления. Движение воздуха в этой огромной трубе вызывало всплески мощных звуков, как будто звук вырывался из гигантского органа, на котором играли гигантские руки. Это было странно, но все же я не чувствовал никакого ужаса, когда слушал эту неземную музыку, хотя глубина еёе тональности болезненно сотрясала мои барабанные перепонки.

В тусклом свете светящихся корешков я мог видеть Балджера прямо перед собой, и был весьма доволен этим. Никакая дрожь страха не пробежала по моей спине и не лишила мои конечности их полной силы противостоять все возрастающему давлению воздуха. Но по мере того, как оно становилось всё сильнее и сильнее, наполовину по собственной воле, а наполовину потому, что Балджер подавал мне пример, я бросился бежать. Как только мы ускорили шаг, я уже не мог замедлить его снова. Я мчался вперед в безумной гонке, едва касаясь ногами дна туннеля, а огромная труба, по которой меня несло на крыльях бури, издавала глубокий и величественный звук.

В этой гонке было что-то странное и таинственно волнующее, и всё, что мешало мне наслаждаться ею в полной мере – это мысль о том, что внезапное усиление силы этого порыва может сильно швырнуть меня вниз лицом, а возможно, сломать мне руку или серьезно ранить.

Внезапно глухие звуки органа прекратились, и вместо них раздался ужасный рев несущейся воды. Прежде чем я успел что-то подумать, он уже подхватил меня, нанося мне страшный удар подобно гигантскому кулаку в боксерской перчатке. В следующее мгновение меня понесло, как пробку в горном потоке, закачало из стороны в сторону, закрутило, перевернуло, засосало вниз и снова подбросило вверх, закружило снова и снова, подбросило и перевернуло, покатило, как колесо, а мои руки и ноги были спицами!

Удивительно, но я не потерял сознания, когда этот ужасный поток швырял меня как бревно в канаве, я понимал только то, что скорость всё увеличивалась, пока наконец бурный поток не заполнил туннель и не лишил меня света, дыхания, жизни, всего, включая моего верного и любящего Балджера!

Как долго это продолжалось – эта страшная скачка в объятиях этих безумных вод, несущихся на жизнь или смерть, через этот узкий проход – я не знаю. Я только знаю, что я вылетел на ослепительное солнце, на великий, свободный, открытый воздух верхнего мира, и полетел вверх, к милому голубому небу с его островками пушистых облаков, а Балджер был примерно в двадцати футах впереди меня, и что затем, изящно изогнувшись в теплом и благоуханном воздухе времени сбора урожая, мы оба мягко опустились в тихое маленькое озеро, расположенное у подножия освещенного солнцем желтого холма со спелой кукурузой. Через минуту или около того мы уже выплыли на берег. Балджер хотел остановиться и стряхнуть с себя воду, но я не мог этого ждать. Несмотря на то, что он был мокрым, я прижал его к своему сердцу, пока он осыпал меня ласками. Но не было сказано ни слова, не было произнесено ни звука. Мы оба были слишком счастливы, чтобы говорить. И если вы когда-нибудь были в таком состоянии, дорогие друзья, вы знаете, каково это.

Я не могу даже описать вам своего состояния.

В этот момент несколько мужчин и мальчиков, одетых в одежду русских крестьян, побежали через поле, чтобы посмотреть, без сомнения, что я делаю, потому что я снял свою тяжелую верхнюю одежду и расстелил ее на солнце сушиться.

Увидев этих краснощеких детей Верхнего мира, я так обрадовался, что с минуту не мог вымолвить ни слова, но, сделав над собой огромное усилие, закричал:

– Отцы! Братья! Где я нахожусь? Скажите, дорогие мои!

– В Северо-Восточной Сибири, душенька, – ответил самый старший из них, – недалеко от берегов Оби. – Но откуда ты взялся? Клянусь Святым Николаем, я своими глазами видел, как ты вылетел из фонтанирующего колодца! Что ты здесь делаешь один?

Я не обратил внимания на его вопрос. Я думал о чем-то еще более важном для меня, а именно: о моем великолепном достижении, о чудесном подземном путешествии протяженностью в пятьсот миль, которое я только что завершил!

После недолгого пребывания в ближайшей деревне я нанял лучшего проводника и, перейдя через Уральские горы по самому короткому пути, вернулся в Россию и поспешил присоединиться к первому правительственному поезду, направлявшемуся в Санкт-Петербург.

Отправив курьера с письмом к моим любимым родителям, извещая их о моем добром здоровье и местонахождении, я провел несколько очень приятных недель в русской столице, а затем отправился домой.

Старший барон приехал в Ригу, чтобы встретить меня, и принес мне самые лучшие новости из замка Трамп. Я узнал от него, что моя дорогая мать была в полном здравии, и что она и все мужчины, женщины и дети в замке и вокруг него с нетерпением ждут моего возвращения обратно домой.

И на этом, дорогие друзья, с наилучшими пожеланиями, мы с Балджером прощаемся с вами.

Конец