Текст книги "Дорис. Морские рассказы"

Вечерний банкет начался торжественно. Вновь произносились пафосные речи, в которых указывались заслуги каждого присутствующего в зале с вручением подарка.

Конечно, самый ценный подарок вручили директору завода и Молчанову. Затем шли подарки помельче, всяким сошкам. И даже девочке, лет так на двенадцать, тоже вручили огромную коробку, а Аверину достался небольшой сувенирчик, поместившийся у него на ладошке.

После такого торжества начали разносить блюда. Их в меню оказалось пять и на каждый стол поставили по бутылке «Джони Уокера Рэд Лэйбл». У тарелки лежало пять разных вилок и ложек.

Первым блюдом, которое имело очень заковыристое французское название, оказалась горочка какой-то непонятной смеси, которая могло вместиться в столовую ложку.

Лавров его и опрокинул в себя после первой же рюмки виски, тем самым сразу опустошив свою тарелку.

Потом начали подносить другие блюда, а, чтобы всем не было так скучно сидеть, то на сцену вышел корейский хор и исполнил задушевную корейскую народную песню.

Корейская делегация громко и восторженно хлопала исполнителям. Присутствующим тоже пришлось поддержать их. Хотя никто ни черта в ней не понял.

Тут официанты налили и вторую рюмку виски, которая так же легко усвоилась всеми восьмерыми присутствующими за столом.

Ну а затем на сцену вылетела русская бригада девушек и парней в русских национальных костюмах. Они лихо пели и отплясывали в течение получаса. Теперь становилось прояснилось почему корейцы с неприкрытым интересом приглядывались к одежде русских. Ведь они ожидали увидеть косоворотки и шаровары, а увидели то, что увидели.

Тут Лавров заметил, что Молчанов поднялся из-за стола и направился к выходу из зала. Лавров тоже поднялся и поспешил за ним. Но в коридоре Молчанова уже не было.

Тогда он встал у окна и принялся его ждать. К нему подошла девушка из танцующих и поющих и попросила закурить. Лавров дал ей сигаретку и она тут же упорхнула в своём русском наряде, оставив после себя запах пота и какого-то едучего дезодоранта.

Молчанов появился из-за угла неожиданно. Лавров сделал движение в его сторону, но тот только кивнул ему, как бы здороваясь и проскользнул в банкетный зал.

Что оставалось делать Лаврову? Он тоже прошёл в зал на своё место. Но ему было необходимо поговорить с Молчановым. Другого времени у него уже больше не будет.

И он решился. Он поднялся и прошёл к столу, где сидел Молчанов и все остальные самые главные начальники. Весь банкетный зал притих несмотря на то, что из динамиков грохотала какая-то увеселительная русская мелодия.

Лавров подошёл к столу, за которым сидел Молчанов и все остальные главные представители фирмы и склонился над ним.

Когда Молчанов увидел Лаврова рядом с собой, то его почти передёрнуло. По всей видимости, он не ожидал от Лаврова такого нахальства.

– Андрей Иваныч, – уже говорил Лавров над его ухом. – Извини, что прерываю твой отдых. Но другого времени у меня не будет, чтобы подтвердить все наши договорённости.

Услышав слова Лаврова и, несмотря на громкую музыку в зале, Молчанов поднял голову и ответил:

– Не переживай. Всё остаётся в силе.

– Но ты мне не дал оригинал нашего с тобой договора об индивидуальном соглашении.

Молчанов, как-то странно посмотрел на Лаврова и тут же ответил:

– Да и такой сойдёт. Ты же не собираешься со мной судиться. Это только формальное подтверждение нашей договорённости. А об остальном ты не волнуйся. Всё получишь по окончании рейса.

Ах! Уже вот так! Уже окончание рейса.

– А как же с продолжительностью контракта? Ведь это я делаю только из-за здоровья жены. Я же тебе рассказывал о состоянии её здоровья. Мне крайне необходимо быть дома в конце августа. Тогда будет решаться вопрос о том – делать ей операцию или нет.

– Да всё я обеспечу. Или ты мне не веришь? – Молчанов с вызовом посмотрел на Лаврова.

– Да верю, верю, – пришлось согласиться Лаврову. – Только мне ещё раз хотелось это услышать от тебя.

– Ну и что? Услышал? Доволен? – на что Лавров утвердительно кивнул в знак согласия.

Чувствовалось, что Молчанову уже порядком надоел этот разговор. И ему было очень неудобно, что на глазах у всех, какой-то незнакомец беседует с ним. Он поднялся, пожал руку Лаврова и уже после этого обратился к сидящим за столом на английском языке.

– Господа, это мой старинный друг Олег Лавров, – он указал на Лаврова жестом, – Тридцать лет назад, когда я ещё был старшим помощником, а господин Лавров вторым механиком мы с ним очень долго вместе работали. Нам приходилось преодолевать трудности работы в полярных льдах и южных штормовых морях. А теперь господин Лавров является старшим механиком нашего славного судна «Дорис» по случаю, которого мы и собрались на этом банкете. Я думаю, что господин Лавров приложит все свои усилия и знания, чтобы «Дорис» достойно представляла нашу компанию во многих странах мира, куда ей предстоит зайти.

Он сделал паузу, налил две рюмки и продолжал:

– А теперь я бы хотел, выпить за то, чтобы знания, которыми обладает господин Лавров, пошли только на пользу «Дорис» и нашей компании, – сидящие за столом вежливо подняли рюмки и пригубили их, без особого энтузиазма и восторга.

Лавров тоже поднял рюмку и сказал, конечно, не так торжественно, как получилось у Молчанова, но внятно:

– Постараюсь оправдать доверие компании и сделать всё от меня возможное, чтобы «Дорис» была лучшим судном компании, – он пригубил рюмку, поставил её на стол, поклонился присутствующим за столом и прошёл на своё место.

Капитан с любопытством толкнул Лаврова в бок, когда тот занял своё место за столом, и прошипел:

– Ты что? Знаешь Молчанова что ли?

– Работали когда-то вместе, – как можно безразличнее попытался ответить Лавров.

– Ну, ты борзой! Ну, ты наглец! Попёрся среди зала при всех присутствующих к самому Молчанову, – не унимался капитан.

Лавров только отмахнулся от него. Сейчас он находился далеко от этого зала, от этого банкета. Так хотелось поделиться своими мыслями с Ниночкой. Но телефон остался на судне. Да и не смог бы он сейчас ничего ни сказать ей, ни передать.

Вскоре банкет закончился, о чём главный распорядитель сделал громогласное объявление. Все присутствующие дружно поднялись и направились к выходу.

Аверин догнал Лаврова с капитаном, всучил им по шариковой ручке и скороговоркой сказал:

– Всем садиться в большой красный автобус. Он вас довезёт до места. А я пойду и провожу начальство, – и исчез.

Внизу и в самом деле стоял большой красный автобус. Мест на сорок. Кроме Лаврова и капитана там находилось человек десять.

Лавров прошёл в дальний конец автобуса и устроился на мягком сидении. Наверное, он заснул, потому что очнулся от прикосновения к рукаву. Это был капитан.

– Выходим! – громко сказал он и добавил. – Ну, ты и спишь!

Наверное, Лавров храпел во сне. А, если он храпит, то стены дрожат. Лаврову стало неудобно за свой храп, но напряжение последних дней давали о себе знать.

Завтра предстоял отход в новый рейс.

Автобус остановился у проходной завода и не поехал внутрь его. Лавров с капитаном вышли и спокойно прогулялись по заводу, обсуждая митинг и планы работ на завтра, а потом взобрались на палубу по крутому трапу.

На палубе вновь суетилось множество корейцев. Они все что-то делали. Устраняли неполадки, которые обозначил Молчанов в своём документе о сдаче судна.

Глава вторая

Отход произошёл только через два дня, которые Лаврову пришлось заниматься печатной работой и переводами инструкций с различных документов, а механикам развешивать эти инструкции у всех механизмов, чтобы получить временные документы у DNV.

Документы были получены и отход произошёл 23 февраля. Хотя в России это и был праздник, но Лаврову и остальным членам команды, было не до него.

Отход назначили, как всегда, ближе к полуночи.

Судно вышло на рейд и встало за островами. Сразу же подошёл бункеровщик.

Закончив бункеровку, судно снялось на вторую бункеровку в район Пусана. Подошли в район Пусана уже после полуночи. Опять, без задержек, подошёл бункеровщик и заправил судно топливом уже от фрахтователя.

Во время бункеровки Лавров сидел в ЦПУ и наблюдал по компьютеру за наполнением танков. Коля с мотористами находились у бункеровочного шланга на палубе.

Принимали топливо в кормовые танки. По информации Аверина они имели перелив в переливной танк объёмом в десять кубов. Танки могли наполняться до девяносто пяти процентов объёма, после чего должен прозвучать сигнал о наполненности танка и начинаться перелив в переливной танк.

На переливных трубах, ведущих в переливной танк завод, согласно построечным чертежам, врезал секущие клапана. При срабатывании звукового сигнала о начале перелива надо быстро закрывать эти клапана вручную, чтобы топливо не пошло в переливной танк. Потому что, если этот танк переполниться, то конец воздушника переливного танка находился на самом верху дымовой трубы. Можно себе представить вид судна, если произойдёт выброс из переливного танка на крышу дымовой трубы и цвет надстройки от пролитого мазута.

Лавров во время бункеровки сидел у компьютера и наблюдал за заполнением танков. Периодически, по рации он информировал об этом третьего механика Колю. В танках находилось уже по семьдесят процентов топлива, когда он неожиданно увидел, что в переливном танке неожиданно начал повышаться уровень. Откуда и почему поступает поступало в него топливо – ему было непонятно. Интуитивно он скомандовал Коле прекратить бункеровку и побежал к секущим клапанам на переливных трубах. За ним побежал и вахтенный моторист.

Подбежав к левой трубе, Лавров показал мотористу, какой клапан надо тому закрывать, а сам побежал на правый борт, чтобы закрыть точно такой же клапан.

Когда он спустился в ЦПУ, то сработала сигнализация верхнего уровня в переливном танке. Значит, за время закрытия клапанов, в танк поступило девять-десять кубов топлива.

Требовалось осмотреться. Лавров позвал Колю и они пошли вниз в машину. Из нескольких переливных труб по фланцам сочилось топливо. Значит, корейцы их не обжали.

Белые подволоки и ярко зелёные плиты были залиты чёрным мазутом. Это был мазут с вязкостью триста восемьдесят сантистоксов. Его при температуре пятнадцать градусов можно грузить лопатой, а отмыть от его следов испачканные поверхности – практически невозможно. Их придётся мыть химией и закрашивать.

На деке, в районе переливного танка из-под фланца переливной трубы била струя топлива. Значит, тут фланец тоже не обжат, потому что переливной танк был полон.

Коля сразу же откачал из него топливо в отстойную цистерну. Таким образом, поступление чёрного мазута на светло коричневую поверхность деки удалось прекратить.

Да! Всё это надо будет мыть и перекрашивать. Судовая жизнь началась!

Через полчаса бункеровка продолжили и, уже без эксцессов, вскоре закончили.

После бункеровки в машине Лавров объявил аврал. Все с тряпками, щётками, вёдрами пытались навести порядок в машинном отделении. Достали моющие жидкости, чтобы замыть пролившийся мазут, пока он намертво не впитался в краску.

Третий механик со своим мотористом тем временем обжимали фланцы всего переливного трубопровода.

Так что после бункеровки отдохнуть не удалось. Капитан объявил готовность машине.

Лавров с мотористом запустили главный двигатель, пока остальные ребята драили машину и судно снялось с якоря в свой первый рейс на Канаду.

К одиннадцати часам дня 24.02.2011г. судно уже находилось в открытом море.

Погода стояла прекрасная. Штиль.

Но расслабляться времени особого не было. Надо выгребать из каюты весь мусор, ящики из-под компьютеров и хоть что-то успеть закрепить. На завтра, после прохода Сангарского пролива, по прогнозу обещался шторм.

А надо ещё и выспаться. Но не удалось.

В МКО всё орёт, вопит, хотя параметры у всех механизмов находились в норме. Оказалось, что корейцы не выставили задержек по срабатыванию сигнализации в танках. И при малейшей качке, срабатывала сигнализация уровня во всех танках. Как по верхнему, так и по нижнему уровню.

Механик сидит на кнопке квитирования сигнализации в ЦПУ. Электромеханик выставляет задания по уровню на компьютере. Вахтенный моторист бегает, что-то крепит, вытирает, наблюдает, докладывает. Лавров принимает решения и все дружно их выполняют.

Далеко за полночь наконец-то справились с этой задачей и разошлись по каютам спать. В МКО на вахте остались вахтенный механик с мотористом.

Хорошо, что Лавров после выхода в море успел всё разложить и закрепить. С утра началась болтанка. Что осталось не разложенным и незакрепленным, всё ездило, двигалось, скрипело, трещало. Т. е пришлось на судне наводить порядок.

После обеда к Лаврову в каюту зашли матросы и закрепили телевизор, компьютер, принтер, видик, лампу и потер. Содрали целлофан с паласа и каюта уже приобрела, более-менее, жилой вид.

Но Лавров знал, что ещё многое предстоит сделать, чтобы судно смогло спокойно работать в море. Вот это сейчас и началось.

А для него лично это – перебрать массу документов, перевести множество инструкций и развесить их. Экипаж-то русскоговорящий. Почти никто не знает английского языка. Каждому надо что-то и где-то объяснить, показать. Это надо делать в любое время суток. А в рабочее время – заниматься укладкой и перекладкой полученного снабжения, крепежом инструмента, устранением неисправностей.

Короче, дел – невпроворот. Одно оставалось непонятным, за что хвататься в первую очередь. А тут ещё капитан.

Судно качает, бьёт волной, ломает, а он, не снижая хода, прёт вперёд на волну. Вообще-то Лавров никогда не повышал голос. Даже в критических ситуациях. И здесь сдержался. Только несколько раз посоветовал капитану снизить обороты до разумных пределов.

Поначалу тот не реагировал, а потом, после настойчивых требований Лаврова, всё-таки стал выполнять его рекомендации. Но как-то по-своему.

Обороты можно задавать только с мостика. И только ручкой телеграфа с мостика можно регулировать скорость судна. Так он раз по десять в день без всяких предупреждений дёргал бедную ручку телеграфа. Туда-сюда. Механики в машине пересмеивались:

– Дали игрушку в руки дитяти, вот оно и забавляется.

А Лаврову надо считать расход топлива и масла. Судно-то новое. Никто не знает норм расхода. Он взял за основу счётчики топлива и масла. Но тоже вопрос. А точно ли они показывают? Тоже никто не знает. Надо проверять.

От вибрации и ударов судна о встречные волны лопнула дренажная труба под воздушным ресивером у главного двигателя. А, чтобы отремонтировать её, надо остановить главный двигатель. А как его остановишь в шторм? Перевернёт же. Судно полностью пустое, в балласте.

Наудачу выдался спокойный денёк. Остановились и заварили трещину в трубе.

Из льял вода не откатывается. Четвёртый механик промучился с насосом почти сутки. Забились трубы от оставленного корейцами мусора в льялах.

Когда капитан увидел разорвавшуюся от вибрации трубу, только тогда понял, до чего могут довести его игры с оборотами главного двигателя. И это был последний погожий денёк до Ванкувера. Курс до него капитан проложил по дуге большого круга. Это мимо Курильских островов, Камчатки, Алеут. Короче, очень весело.

Качка. Крен до двадцати градусов с периодом в десять секунд. На кровати спать невозможно. С неё скидывает. Матрас на ней жёсткий и, вдобавок ко всему, покрыт целлофаном. Простынь скользит по матрасу и, если не зацепиться за что-нибудь, то сбросит на палубу, а буртиков на кровати нет. Кровать установлена по диаметрали судна.

Пришлось Лаврову перебраться на диван. Его установили поперёк судна. Если постелить на него простынку, положить подушку на подлокотник, то пусть продолжается качка, но уже с головы на ноги. Так легче. Подушки на диване мягкие. По ним тело не скользит. Когда «тело» устает сопротивляться качке, то мозг поневоле постепенно засыпает. Но всё равно, при очередном ударе волны или обнажении винта, он просыпается. Какой тут отдых. Так. Полудрёма.

Так до Ванкувера и шли. Прозвали это состояние диванной жизнью. Буфетчица дала Лаврову на этот период диванной жизни отдельную простыню, чтобы с кровати её всё время не таскать.

А что ни вечер, капитан начинает бегать. То раз забежит в каюту, то десятый. Лавров поначалу удивлялся, что же ему надо?

А капитан готовит стол. Зовёт повариху и буфетчицу. Те накрывают стол в его каюте, и пошло, и поехало.

Раз он всё-таки зазвал Лаврова. А ему печатать надо. Он уже печатал неделю, но этим инструкциям конца и края видно не было. Инструкций – немереное количество. Качка до двадцати градусов с периодом в десять секунд.

Лавров расклинивался за столом. Упирался ногами в стенки стола. Одной рукой умудрялся держаться за стол. Мышка постоянно убегает. Приходилось печатать только одной рукой. И в такой позе по несколько часов в день. От компьютера начали болеть и уставать глаза. Для отдыха глаз Лавров спускался в МКО, в ЦПУ. На открытую палубу выйти невозможно из-за шторма.

А тут, что ни вечер, то у мастера в каюте гульба. Где он только столько виски набрал? Ну, раз, ну два, ну три….

Лаврова начала донимать аритмия. Она стала срабатывать чуть ли не каждую минуту. К тому же принялось «скакать» давление. То сто шестьдесят, то сто.

«Нет, – как-то после очередного приступа аритмии, подумалось Лаврову. – Так дальше не пойдёт».

Впереди ещё пять месяцев работать, а здоровья может и не хватить до конца рейса.

Ведь ему почти пятьдесят девять лет.

Поначалу буфетчица, сославшись на работу, перестала ходить на капитанские посиделки. Ну, а Лавров тоже стал находить поводы, чтобы избегать их.

Бывало, засядет в ЦПУ и не выходит оттуда, а вахтенный механик отвечает, что он занят. Да и неинтересно слушать похождения супермена.

Мастер в своём амплуа. Говорит только он. Слушать должны только его. Даже если повариха что-нибудь начнёт рассказывать, он на полуслове может перебить её и опять только про себя любимого. И такой он умный. И такой он удачливый и крутой. Круче только яйца на пасху. И сообразительный. А вокруг только дураки и неисполнительные работники.

Старпом – лентяй и безынициативный. Второй помощник – хитрован и прикидывается дурачком. Третий – вообще бездельник. Только он, любимый капитан, работает. Потому и судно двигается. Надоело Лаврову слушать это хвастовство находкинского «гангстера». Тем более всё это идёт одним текстом и из одних уст. Безапелляционно так, и должно восприниматься, как аксиома.

Потерпел он, потерпел и решил заходить в каюту капитана только в дневное время. Так тот с этим стаканом разведённого виски умудрялся прибегать к Лаврову и днём, так-как дверь в свою каюту Лавров всегда держал открытой. Вот тут он и решил, что когда ему надо работать или отдыхать, то дверь он будет закрывать.

Вот тут и начались непонятки. Капитан начал дуться на Лаврова и перестал разговаривать с ним. Говорили они только по делам судна. Так и доехали до Ванкувера.

Помощники у него дураки, а он самый умный. Он их завалил работой. А Лаврову-то завалить некого. Все переводы и бумаги лежат только на нём. Так ему и сказали в службе перед отъездом.

В прекрасный порт Ванкувер «Дорис» вошла вечером 11.03.2011 и встала на якорь внутри бухты. Наконец-то качка прекратилась и появилась возможность спокойно отдохнуть после океанского перехода.

Но, это сделать не удалось. «Дорис» надо встать на якорь.

Но это звучало отдельной песней! Швартовка к якорю длилась более часа. Механики в машине покатывались со смеху от неумелых и частых маневров капитана. Боцман с третьим помощником околели от холода на баке и вернулись отогреваться в надстройку с невообразимыми матами.

Утром судно перешло в Порт Муди, где произошла новая бункеровка и погружена часть груза.

Стоянка десять с половиной часов. Никто на берег не сошёл. Пропуска не заказали. Только удалось купить телефонные карточки у приехавшего поляка, да позвонить домой с берегового телефона.

«Дорис» покинула Ванкувер хмурым вечером. Температура хоть и была плюсовая, но если долго простоять на палубе, даже в куртке, то можно было сильно подмёрзнуть.

До порта Лонгвью переход предполагался около суток, но занял тридцать шесть часов. На походе к речке Колумбия разыгрался сильный шторм да такой, что пришлось сбавлять ход, а лоцман на палубу садился с вертолёта.

Судно не шло против ветра и волны. Автоматика телеграфа сама снижала обороты двигателя, чтобы не перегрузить его и обезопасить его от неграмотных действий персонала. Хорошую же штуку поставили корейцы! Этим самым они защищали главный двигатель от действий самых наиумнейших.

По реке Колумбия вверх против течения судно шло более одиннадцати часов. Швартовка заняла чуть более часа.

Стоянка для машинной команды оказалась спокойной. Диванная жизнь прекратилась. И Лавров впервые спал после отхода из Кореи на кровати. Но всё равно ему казалось, что судно всё ещё качает.

Пришли два молодых парня из береговой охраны (Coast Guard) и устроили проверку оборудования. Лавров спросил их:

– А что вы собираетесь проверять, господа? Судно же новое. Ему ещё и трёх недель нет после последнего осмотра DNV.

– Но оно же ещё не было в Америке, – был их ответ. – У нас есть инструкция, согласно которой все механизмы должны проверяться. Вот мы их и проверяем.

И пошла проверка полным ходом. Все механизмы запустили и всё показали парням из береговой охраны (Coast Guard).

Когда запускали аварийный пожарный насос, то получился небольшой казус. Насос работает, амперметр показывает полный ток, а давления в пожарной магистрали нет. Все механики рядом. Капитан бегает вокруг, чего-то орёт в рацию и неожиданно накинулся на Лаврова с криком. Лавров терпеть не мог, когда на него кто-либо повышал голос. А тут эта сявка бегает, орет и только нагнетает обстановку. Но он сдержал в себе нарастающие эмоции и, как можно спокойнее, ответил капитану:

– Заткнись и не ори. Сейчас разберёмся.

От такого совета у капитана аж рот раскрылся от неожиданности.

Лавров вспомнил, что вчера пользовались эжектором и спросил у четвёртого механика, не забыл ли он закрыть отливной клапан за борт. Тот сбегал туда и обнаружил, что клапан оказался открытым. Четвертый закрыл его и давление в магистрали сразу появилось.

Инспекторы остались довольны.

Покидая МКО, один из них своими впечатлениями поделился с Лавровым:

– У тебя, чиф, очень опытные механики и с ними можно идти в море и твоё машинное отделение находится в прекрасном состоянии.

По машинному отделению инспекторы не сделали ни одного замечания.

Капитан после произошедшего инцидента с Лавровым несколько дней не разговаривал.

Но жизнь, несмотря на глобальные изменения климата, продолжалась.

В машине работа шла полным ходом. Были сделаны профилактические осмотры ГД, ВДГ и об их результатах Лавров доложил в компанию.

На берег схода не было. Оказалось, что никто из экипажа не имел визы США. Капитан даже запретил общаться с филиппинкой, которая привезла телефонные карточки. На кое-кого он орал матом и грозил наказаниями, если кто-нибудь ещё попытается даже руку протянуть в сторону причала, не то, чтобы сойти на него. Вообще-то капитан в выражениях не стеснялся. Особенно с помощниками. Их он крыл матом направо и налево.

Если ни у кого из членов экипажа не было американских виз, то у капитана она была и он демонстративно вечерами выгуливался по причалу. Общение между Лавровым и капитаном прекратилось.

Вечером капитан запирался у себя в каюте и выходил оттуда только утром часов в десять – одиннадцать, какой-то весь помятый с красными глазами.

Но Лаврову это общение не особо было и нужно. Ему хватало общения со вторым механиком, который по части морского трепа мог дать двойную фору капитану.

Но больше всего Лаврову нравился спокойный и рассудительный четвёртый механик. Когда он находился на вахте, то Лавров с ним подолгу разговаривал.

Электромеханик, внешне похожий на артиста Лифанова, всё больше и больше

поражал Лаврова своими знаниями и способностью работать.

Третий механик нравился своей скрупулёзностью по отношению к топливу и ко всему тому, что находилось в его заведовании.

Они все трое начали читать инструкции на английском языке и часто обращались к Лаврову за помощью и разъяснениями. Чего не скажешь о втором механике.

Тот полностью занялся полученным снабжением. И, наверное, половину уже перетащил к себе в каюту. А вдруг, кто-нибудь что-нибудь утащит? Как поделился он своими подозрениями с Лавровым. Второй на все кладовки повесил замки и всегда ходил с огромной связкой ключей. Он и не собирался учить этот бесполезный английский. Но однажды он поставил Лаврова в известность, что английский он уже выучил по буклету о полученном снабжении. Такой ответ Лавров уже слышал от второго в заводе, чему тогда он сильно удивился.

Сам он всё свободное время от работ в машине, занимался переводами и их распечатыванием.

Вот так для экипажа и прошла эта первая продолжительная стоянка.

22.03.2011 судно отошло из Лонгвью в 18.00.

Но для старпома эта стояночка оказалась нелёгкой. После отхода Лавров увидел его в балластном офисе. Тот чуть не падал от усталости с трудом держа глаза открытыми.

– Иваныч, когда у тебя заканчивается контракт? – спросил он Лаврова.

– Полагаю, что в июле, – недоумённо ответил ему Лавров. – А что такое?

– Боня задрочил, – бесцветным голосом ответил он. – Наверное, я поеду домой вместе с тобой. Сил больше нет никаких.

– Не переживай. Всё будет хорошо. Выспишься и всё пройдёт, – подбодрил его Лавров.

– Вряд ли, – так же бесцветно прошептал он.

Лавров впервые услышал это имя и значение ему не предал, хотя сразу понял, к кому оно относится. Оно тут же вылетело у него из головы, как и всё ненужное.