Текст книги "Воля и волеизъявление. Монография"

Андронатий А. А. выделяет и такую форму, как совершение волеизъявления посредством представителя⁸⁷. Ойгензихт В. А. считает, что при представительстве можно говорить о выполнении или о совмещении воль⁸⁸.

Панов А. А. выделил три функции волеизъявления.

• волеизъявление исполняет функцию объективации внутренней воли, т. е. ее проявления вовне;

• волеизъявление порождает правовые последствия соответствующего волевого акта;

• волеизъявление выполняет функцию фиксации содержания внутренней воли.

Некоторые авторы считают сообщение внутренней воли вовне единственной функцией волеизъявления. Такого мнения придерживался, например, Ф. К. Савиньи, считавший волеизъявление в принципе служебным по отношению к воле. А. Манигк также отмечает, что волеизъявление служит исключительно цели объявления воли контрагенту. Действительно, функция объективации воли является, возможно, наиболее важной функцией, но не единственной⁸⁹.

Для возникновения «устойчивого» юридического факта, являющегося безусловным и истинным, необходимо совпадение воли и волеизъявления без каких-либо погрешностей.

Воля субъекта формируется через определенные потребности, следствием чего является формирование определенного интереса. При этом верно, что «роль потребностей как фактора, детерминирующего поведение, чрезвычайно велика, но сама потребность еще не причина поведения, она не может действовать без человека (…) потребность лишь двигателя, источник»⁹⁰. Лицо может испытывать некую потребность, иметь к чему-либо интерес, желать то или иное материальное благо, даже может совершать действия, определенно указывающие на наличие потребности, но при этом воля не будет окончательно сформирована, а интерес так и окажется нереализованным. Например, гражданин может неделями посещать автосалоны, осматривать новые автомобили, получить консультации, рассчитывать условия кредита и проч., однако по многим субъективным причинам (далеко не исчерпывающимся отсутствием необходимой денежной суммы) так и не реализует свою потребность в приобретении нового автомобиля.

Намерение и желание рассматривается многими исследователями как тождественные понятия, что является верным и на наш взгляд. При этом существует мнение, что желание лица нельзя приравнивать к воле на совершение сделки⁹¹. А. А. Панов опирается на позицию В. А. Ойгензихта⁹², который рассматривал волю как психологический регулятивный процесс. Такой процесс условно разделяется на два этапа: этап формирования воли и этап принятия решения.

Панов А. А. отмечает, что первый этап начинается с мотивации, то есть с осознания потребностей, формирования желаний и намерений. Автор указывает, что именно поэтому само намерение не может являться волей лица. Это лишь начальный этап волевого процесса. Далее лицо мотивированно ставит перед собой цель, вырабатывает возможные пути достижения этих целей. Завершается данный этап «борьбой мотивов» и «обсуждением способов достижения цели». Результатом данной деятельности является принятие решения. Такое поэтапное выделение отдельных элементов принятия решения оправданно. Но насколько реальна возможность четкого выделения этих этапов в действительности? Можем ли мы отдельно рассмотреть каждый этап? Подвергнуть оценке и корректировке? Ответ не представляется очевидным. Данный подход может быть использован с позиции оценки воли как психологического феномена.

Ойгензихт В. А. отмечал, что «потребность вызывает внутреннее напряжение, но необходимость следует понимать не только в смысле нужды, но и с учетом ее оценки, осознания. Только в таком качестве она трансформируется в мотив и побуждает к постановке цели»⁹³. «Потребность и интересы детерминируют волевой процесс. Но если потребности – предпосылка интересов, то интересы уже предпосылка деятельности»⁹⁴. Однако психологическое восприятие процесса формирования воли и выявления потребностей индивида не должно восприниматься упрощенно. Не случайно Мальцев Г. В., рассматривая вопрос о психической регуляции и саморегуляции поведения человека, выделяет следующее: «психическую регуляцию невозможно представить себе только как процесс, развертывающийся в голове индивида под влиянием воздействующих на него раздражителей, потому что этот процесс в значительной мере детерминирован условиями общественной жизни»⁹⁵. Это означает, что процесс волеобразования связан и с внешним воздействием на личность, испытывающую какие-либо потребности. «В регулятивном аспекте эмоцию можно определить как непосредственное переживание факторов внутренней и внешней среды, затрудняющих либо облегчающих удовлетворение потребности»⁹⁶. Внешнее воздействие может носить как позитивный, так и негативный характер, определяя волю индивида, модифицируя ее или искажая уже в самом начале процесса ее формирования.

«Воля – психический процесс сознательного управления деятельностью, устраняющей трудности и препятствия на пути реализации поставленной цели»⁹⁷. Также отождествлял волю с волевым психическим процессом В. А. Ойгензихт⁹⁸. Однако сознательность данного процесса далеко не во всех случаях (с позиции субъективной оценки) носит непосредственный характер. Именно внешнее воздействие объективных факторов, которые могут определяться политическими и социально-экономическими условиями, военными действиями и проч., например, состоянием здоровья гражданина и негативным информационным потоком об отрицательных последствиях данного заболевания, – все это может искажать действительное значение такой характеристики формирования воли лица, как «сознательность».

Панов А. А., как и подавляющее большинство исследователей категории «сделка», убежден, что «для целей включения в состав юридической сделки понятие воли должно получить специфическое юридическое наполнение», несмотря на общее признание психологической природы данного явления. Разумеется, нет смысла отрицать, что воля является психологической категорией, как, скажем, вина, и это должно являться отправной точкой любого исследования категории воли.

Выделяется следующая структура волевого действия (стадии)⁹⁹:

• возникновение побуждения и предварительная постановка цели (целеполагание)

• обсуждение и борьба мотивов

• принятие волевого решения

• исполнение волевого решения

Ойгензихт В. А. отмечал, что «воля сама по себе ничего не решает, решение есть стадия волевого процесса, один из элементов воли (…) волевой процесс – сложный процесс, включающий разные стадии, удельный вес и соотношение которых меняется»¹⁰⁰, «действие всегда сопряжено с психическим регулированием, с волевым процессом. При этом сознательный человек отдает отчет в последствиях осуществления цели»¹⁰¹.

Братусь С. Н., уделяя много внимания характеристике процесса формирования субъективных прав, отмечал при этом, что «воля как психологический акт также является предпосылкой субъективного права, но она, находясь в области внутренней регуляции человеческого поведения, не может быть внешней причиной возникновения прав и обязанностей. Воля подключается к осуществлению субъективного права, приводит в движение соответствующее поведение, когда право сформировалось под воздействием причин объективного и субъективного порядка, прежде всего интересов»¹⁰². Это высказывание еще раз подтверждает необходимость учета внешних факторов, оказывающих в различных ситуациях определенное воздействие на стадии волевого процесса.

Панов А. А. предложил следующее определение воли: это элемент состава юридической сделки как принятое в результате внутреннего регулятивного процесса решение о совершении соответствующей юридической сделки, выраженное в волеизъявлении¹⁰³. Однако решение в настоящее время получило самостоятельную оценку в проекте Гражданского кодекса. И решение не может рассматриваться ни как тождественное понятие воли, ни как элемент сделки. Это самостоятельный юридический факт. К тому же не следует забывать, что Ойгензихт В. А. указывал на ошибочность ограничения воли не только желанием и хотением, но и принятием решения, постановкой цели. «Чтобы от решения перейти к обусловленному действию, нередко требуется еще усилие»¹⁰⁴.

Попытки формирования единого определения понятия «воля» наталкиваются на существование различных концепций и теорий, описывающих процесс «согласования воли» – «волевую теорию» (воля как желание)¹⁰⁵: теория изъявления, теория доверия, теория оборота. В соответствии с указанными концепциями «даже изъявление, не соответствующее воле изъявляющего, если оно для другой стороны показалось или могло показаться выражением воли изъявляющего, признается достаточным для возникновения сделки»¹⁰⁶.

Постоянное обращение к теории сделок для анализа понятий воли определяется тем обстоятельством, что именно данный аспект регулирования общественных отношений был наиболее подробно изучен к настоящему моменту. Причины очевидны. Сделки наиболее часто встречаются среди всех юридических фактов. Именно с ними связано подавляющее число гражданско-правовых последствий. Допускаем, что именно рассмотрение воли и волеизъявления в рамках теории сделок остановило самостоятельное изучение данных категорий.

Одним из главных идеологов введения категорий воли и волеизъявления в теорию сделок следует считать Савиньи. Он рассматривал под волеизъявлениями или юридическими сделками такие «юридические факты, которые являются не просто свободными действиями, но в которых воля действующего лица направлена непосредственно на возникновение или прекращение правоотношений. Три момента необходимо по отдельности принимать здесь во внимание: саму волю, изъявление воли и согласие между волей и волеизъявлением»¹⁰⁷. Но для настоящего времени такое разделение явно недостаточно ввиду наличия смешанных форм, когда отдельные несоответствия между волей и волеизъявлением признаются законными.

Основой любого волеизъявления Савиньи считал наличие желания. Волеизъявление может быть либо прямым (ausdrucklich), либо молчаливым (stillschweigend). Воля сама по себе как факт внутреннего мира может распознаваться лишь опосредованно через факт, который может быть осознанно воспринят.

Совпадение воли и волеизъявления не является чем-то случайным, по мнению Савиньи, но представляет собой их естественное отношение друг к другу. Весь правопорядок теперь основывается на достоверности знаков, посредством которых только человек с человеком может вступать в оживленное взаимодействие»¹⁰⁸.

По мнению Манигка, А. Савиньи явно подчеркивает здесь, что волеизъявление служит цели объявления внутренней воли другим людям. Волеизъявление служит, таким образом, посредником между одними индивидуумами и другими индивидуумами¹⁰⁹.

Панов А. А. указал, что применительно к цели лица, вступающего в сделку, существует два противоположных подхода. Один из них предполагает, что воля лица направлена на создание именно правовых последствий (Rechtsfolgetheorie). Сторонники другого подхода утверждают, что вполне достаточно, чтобы воля лица была направлена на некое экономическое или социальное последствие (Grundfolgetheorie). Несмотря на то что первая точка зрения (Rechtsfolgetheorie) поддерживается большинством специалистов, нет сомнений в логике аргументов сторонников Grundfolgetheorie. «Они обоснованно утверждают, что большинство участников повседневного экономического обмена не являются юристами, поэтому от них нельзя требовать знания тех юридических последствий, которые вызываются сделкой. А главное, утверждать необходимость представления участниками оборота перед совершением их сделок тех юридических последствий, которые будут этой сделкой порождены, – значит грешить против истины» (…) «Из этого будет логичным сделать вывод, что для порождения сделки достаточно воли, направленной на достижение некоего экономического результата, а сделка возникает в силу указания правопорядка»¹¹⁰.

Данная позиция заслуживает поддержки. Невозможно требовать от всех участников гражданских правоотношений полного понимания юридической стороны совершаемых и желаемых действий. Гражданское право отличается от других отраслей права опорой на интуитивное осознание существующих правовых моделей. Данные модели (например, договор купли-продажи, совершение завещания и т. д.) основываются на определенной житейской логике. Они формировались под длительным воздействием обычаев, то есть многократно повторяемых в течение нескольких поколений действий, принимаемых всем обществом (его большинством) в силу логики, удобства, ориентированности на какие-то общие ценности и правила поведения. Право лишь закрепляет некий усредненный стандарт этого поведения и этих моделей.

Активное участие непрофессиональных субъектов в гражданско-правовых отношениях является источником опасности «взаимной ошибки», когда стороны неверно истолковывают волеизъявление друг друга. И на волю, и на волеизъявление участника оборота может оказывать влияние масса факторов как объективного, так и субъективного порядка. Однозначная оценка в этой ситуации бывает достаточно проблематичной, причем эта проблема характерна и для юридических лиц. Достаточно проанализировать положения Кодекса корпоративного поведения¹¹¹. В его преамбуле верно отмечено, что надлежащее корпоративное поведение не может быть обеспечено только нормами законодательства. Очевидно, что законодательство не регулирует, да и не может регулировать все вопросы, возникающие в связи с управлением хозяйственными обществами. Введение должности корпоративного секретаря, например, представляет собой попытку внесения некой дополнительной стабилизации взаимоотношений в обществе, лежащих порой вне пределов юридического воздействия.

Панов А. А. указывает¹¹², что для немецкой цивилистики характерным является деление волеизъявления на несколько видов:

• волеизъявление, для вступления в силу которого требуется его восприятие соответствующим лицом (empfangsbedurftige Willenserklarung);

• волеизъявления, которое не требует такого восприятия (nichtempfangsbedurftige Willenserklarung).

Несмотря на то что такие типы волеизъявления выделить можно, вряд ли существует практическое значение в их обнаружении. Наличие подобного деления (его легализация, например) может значительно сузить понимание сути данного явления, которое может выходить за пределы какой-либо классификации. Вместе с тем в некоторых случаях законодатель вводит требования о необходимости получения ответа, то есть восприятия волеизъявления, либо, наоборот, вводит презумпцию получения информации без какого-либо подтверждения.

Волеизъявление выполняет также функцию порождения правовых последствий волевого акта. Речь идет о совершении в результате волеизъявления сделки, порождающей, изменяющей или прекращающей правоотношения.

Порождение соответствующих правовых последствий является целью воли на совершение сделки и, следовательно, целью волеизъявления, которым эта воля объективируется¹¹³.

Кроме того, необходимо отметить, что волеизъявление не выполняет исключительно служебную по отношению к воле функцию. Волеизъявление определяет, какие именно правовые последствия наступят. Поскольку воля скрыта от участников оборота, поскольку не существует возможности доказать ее содержание, то только воля, выраженная в волеизъявлении, порождает правовые последствия. И только за такой волей право может признавать какое-либо значение. Иными словами, волеизъявление придает содержанию воли юридическое значение. С этим связана такая функция волеизъявления, как фиксация содержания юридически значимой воли.

Значение этой функции объясняется следующим. Волевой процесс, в рамках которого формируется воля на сделку, есть явление динамичное. Это означает, что под влиянием новой информации или эмоций лицо постоянно оценивает правильность принятого решения. Разумеется, каждой личности свойственны сомнения относительно итогового решения той или иной проблемы. Более того, решение может много раз меняться в ходе процесса формирования воли, в том числе и после того, как решение будет принято и даже сообщено адресату. Однако волеизъявление фиксирует содержание воли в том виде, в котором оно было выражено (в том числе в случае неполного выражения воли). Последующие изменения решения, желания, мотивов по общему правилу не могут являться основаниями для изменения уже выраженной юридически значимой воли. Это объясняется необходимостью защиты интересов других участников оборота, которые полагаются на содержание выраженной воли и на ее неизменность. В тех случаях, когда защита интересов третьих лиц не требуется, лицо может в одностороннем порядке изменить уже принятое решение о совершении сделки¹¹⁴.

«Поскольку субъективная воля приводится в действие объективным интересом, то весьма показательно, что в научной литературе и судебной практике ситуации, допускающие произвольное, ‘’голое» волеизъявление, не основанное на какой-либо пользе для управомоченного лица, характеризуются как потенциально создающие почву для злоупотребления правом. При этом под произвольным волеизъявлением понимается внешнее проявление воли, направляемое не интересом, а любыми иными побудительными мотивами. На практике это бывает в случаях, когда осуществление или прекращение права какого-либо лица поставлено в зависимость от волеизъявления (согласия) третьего лица, которое по своему усмотрению может как дать такое согласие (изъявить волю), так и отказать в этом»¹¹⁵.

Волеизъявление лица может выражаться и в отсутствии требуемых фактических действий, исходя из сущности регулируемых правоотношений. Так, например, существенное нарушение арендатором условия договора на передачу в аренду городских земель, выразившееся в систематическом невнесении арендной платы, а также оставление без ответа предложения арендодателя добровольно расторгнуть договор являются основанием для удовлетворения требования арендодателя о расторжении договора в судебном порядке¹¹⁶.

В связи с существующим риском расхождения в восприятии значения волеизъявления разными лицами необходимо коротко обратиться к анализу вопроса о соотношении воли и волеизъявления. Известно, что некоторые ученые приписывают основную роль в возникновении сделки внутренней воле (теория воли), тогда как другие – волеизъявлению (теория изъявления). Кроме того, существуют компромиссные теории, например теория доверия.

Суть указанных теорий обычно описывают следующим образом. На вопрос о том, что действует в случае порока воли, три теории отвечают по-разному:

– либо в любом случае действует то, что действительно соответствует истинной свободной воле лица (теория воли);

– либо в любом случае действует то, что выражено, несмотря на порок воли (теория волеизъявления);

– либо действует то, что выражено по крайней мере тогда, когда адресат волеизъявления доверился содержанию внешнего состава волеизъявления (теория доверия). Последствия данной теории сейчас проявляются в проекте изменений ГК РФ в введении нормы о добросовестности поведения лица, доверившегося информации реестра юридических лиц.

Однако эта традиционная трактовка не совсем точна. На это обращает внимание А. Манигк, который отмечает, что в основе противоречий двух теорий (теории воли и теории волеизъявления) лежит фундаментальное неправильное понимание взглядов друг друга. Предполагаемое противоречие восходит к господствующей среди сторонников теории волеизъявления ошибке, что якобы сторонники теории воли учили, что не изъявление, а именно внутренняя воля позитивно определяет сделочные последствия.

Это, однако, не утверждалось никогда и ни одним автором, включая Ф. К. Савиньи. В нормальном случае не имеет значения, чему отдается приоритет – воле или волеизъявлению. Проблема возникает только в случае расхождения воли и изъявления. В этом случае даже радикальные сторонники теории воли никогда не утверждали, что сделочные последствия будут позитивно определяться внутренней, не выраженной в изъявлении волей стороны. Вопрос всегда стоял только о том, должно ли право с оглядкой на внутреннюю волю поддержать или отменить последствия изъявления. Таким образом, обе теории на самом деле всегда имели общий корень: позитивные правовые последствия волеизъявления могут определяться только изъявлением.

Позиция теории волеизъявления строилась на двух основных постулатах: «I. Единственным имеющим значение элементом состава является изъявление. Из этого делается следующее кажущееся правильным с логической точки зрения, но губительное для теории заключение (принцип). II. Содержание внутренней воли по отношению к волеизъявлению полностью безразлично».

Очевидно, что признание законодательством возможности оспаривать сделку, совершенную под влиянием ошибки, автоматически лишило радикальную теорию волеизъявления почвы для существования.

Ни в одном более-менее развитом правопорядке не представлена теория воли или теория волеизъявления в чистом виде, поскольку «обе теории могут существовать только на основании нежизненных абстракций и никогда не будут санкционированы развитым правопорядком». Под вопросом остается только то, в каком объеме внутренняя воля в составе волеизъявления заслуживает защиты¹¹⁷.

Сделка в соответствии с положениями ГК может быть односторонней, двусторонней и многосторонней (ст. 154 ГК РФ). Двусторонняя и многосторонняя сделки именуются договорами. Основное отличие договора в необходимости согласования воли каждой из сторон. Пугинский Б. И. в противовес сложившейся трактовке договора как юридического факта, правоотношения и т. п. обосновывает положение, что договор является средством правового регулирования, базирующимся на волевом усмотрении субъектов и свободе договора¹¹⁸. «Согласованное волеизъявление сторон является фактором, создающим регулятивные возможности для договора»¹¹⁹.

«Договорное регулирование, в отличие от нормативного, рассчитано на максимально полное использование субъективных факторов, то есть волевых решений и инициативных действий граждан и организаций»¹²⁰.

Условно договор, как и другая гражданско-правовая сделка, состоит из четырех элементов: субъектов, воли и волеизъявления, формы и содержания¹²¹.

В отличие от других элементов, в отсутствие воли не может возникнуть какая-либо сделка (договор), волю нельзя исцелять. Воля, которая не изъявлена, также является причиной отсутствия договора. Она должна быть изъявлена, т. е. о воле лица должны знать окружающие, в первую очередь лица, которые хотели бы установить с ним конкретные гражданско-правовые отношения по поводу какого-либо объекта гражданских прав. Следовательно, воля и волеизъявление являются предпосылкой порождения не только договорного правоотношения и других гражданско-правовых отношений, всегда действует принцип единства воли и волеизъявления (без конкретной воли не может быть ее изъявления, и, наоборот, изъявления воли фактически не может быть в отсутствие конкретной воли при нормальном процессе гражданского оборота).

Следовательно, договор представляет собой соглашение двух договаривающихся воль (кстати, приводимое данное определение из римского права в наших работах почему-то неоднократно вызывало непонятную иронию оппонентов)¹²².

Таким образом, приходим к выводу о том, что правило, сформулированное в ч. 1 ст. 431 ГК РФ, не отвечает потребностям нормального гражданского оборота, поскольку у сторон по договору нет уверенности в том, что суд правильно даст толкование условиям договора. Оправданно ли это с точки зрения основного принципа гражданского права – «автономии воль»?

Безусловно, нет. Только стороны по договору вправе придать его условиям те значения и выражения, которые они имели в виду при заключении договора¹²³.

Обоснованным является подход, установленный в ГГУ (§ 133), который гласит: «При толковании волеизъявления должна быть исследована действительная воля и нельзя быть связанным буквальным значением выражения», т. е. в аналогичной ст. 431 ГК РФ в норме ГГУ заложен принцип приоритета воли. Представляется, что приведенная формулировка толкования договора лучше отвечает современным требованиям имущественного оборота. На наш взгляд, имеется насущная потребность в переработке правила ст. 431 ГК РФ. Необходимо заложить в нее иные принципы толкования договора, в противном случае в практике судебных органов будет доминировать принцип «судейского усмотрения», который несовместим с принципом свободы договора. Если руководствоваться нормой ст. 431 ГК РФ, то толкование договора происходит исключительно без учета воль сторон в договоре и только на основании умозаключения конкретного судьи (нелишне напомнить и о том, что процесс умозаключения у участников договора может быть совершенно разным, в зависимости от профессиональной, юридической, образовательной подготовки и т. п.)¹²⁴.

Воля и волеизъявление сторон являются существенными условиями для любого гражданско-правового договора, в том числе нетипичного (неименованного). В отличие от договоров, предусмотренных гражданским законом, о заключении нетипичного договора можно судить только путем установления наличия совпадения воль договаривающихся сторон¹²⁵. Общим ограничением свободы выбора вида заключаемого договора является требование закона к тому, чтобы волеизъявление сторон соответствовало их действительной воле¹²⁶. В указанном деле к выводу о наличии признаков злоупотребления позволила прийти совокупность обстоятельств: после заключения договора купли-продажи имущество было передано покупателем в аренду продавцу, арендная плата за непродолжительный период превышает сумму покупной цены, отчужденное имущество было необходимо продавцу для осуществления деятельности. Таким образом, о злоупотреблении правом свидетельствовали экономическая нецелесообразность, явная невыгодность и убыточность для продавца сделки на согласованных сторонами условиях, чем воспользовался покупатель.

Обращает на себя внимание тот факт, что в анализируемом споре в качестве продавца выступало учреждение, т. е. некоммерческая организация, которая не преследует извлечение прибыли в качестве основной цели деятельности (п. 1 ст. 50 ГК РФ). Следовательно, к сделкам коммерческих организаций должны предъявляться еще более строгие требования экономической целесообразности, а потому усматриваются все необходимые основания для применения ст. 10 ГК РФ к явно (заведомо) убыточным сделкам хозяйственных обществ¹²⁷.

В нормах Гражданского кодекса предусмотрены виды договора, где полностью игнорируется воля и волеизъявление одной из сторон и преобладает публичный интерес, что влечет неприменение ст. 431 ГК РФ. Так, правилами п. 2 ст. 527 ГК РФ предусмотрено принудительное заключение договора (в отдельном порядке) в связи с поставкой товаров для государственных нужд. Воля поставщика в этом случае полностью игнорируется волей публичной власти, т. е. имеет место отношение подчинения и власти. Такие договоры вряд ли можно отнести к частноправовым, скорее всего их надо назвать частно-публичными договорами. Этот пример является одним из многих, которые подтверждают вторжение публичных норм в частное право. Таким образом, следует констатировать, что российское гражданское право состоит не только из частноправовых институтов, но и из публичных¹²⁸. Ершов В. В. отмечает, что в зависимости от сферы правового регулирования возможно выделять межотраслевые принципы российского (в том числе) гражданского права, отраслевые принципы российского гражданского права и принципы отдельных институтов гражданского права¹²⁹. Естественно, что межотраслевые принципы могут нести в себе элементы публичного воздействия.

«Теоретически возможна ситуация, когда государство предоставляет право, в осуществлении которого у субъекта не может быть интереса. Но и в этом случае в основе наделения субъекта правом также лежал бы интерес – интерес публичный, отражающий потребность государства в предоставлении субъектам гражданского права возможности осуществлять данные права»¹³⁰. В англо-американском праве принято выделять так называемые надзорные доктрины (policing doctrines), или надзорные теории (policing theories), суть которых сводится к тому, чтобы определить момент, «когда свобода договора заканчивается и начинается разрешительное правовое регулирование договорных отношений» (Осакве К.). Эти доктрины регламентируют вопросы, связанные с волеизъявлением контрагентов, формой договора и его содержанием, изменением и расторжением договора, оборотоспособностью объектов договора, переменой лиц в договоре. Таким образом, указанные надзорные доктрины охватывают все стадии договорного процесса: от момента заключения договора до прекращения обязательств, возникших из договора¹³¹.

В настоящее время во внутреннем законодательстве большинства государств прочно закрепился принцип, согласно которому контрагенты внешнеэкономической сделки вправе по своему усмотрению определять модель договорных отношений, в том числе и право, регулирующее возникшие обязательства, а также суд или арбитраж, который будет компетентен решать возможные или уже возникшие споры. Речь идет об автономии или свободе воли сторон, которая может выражаться не только в возможности выбора любой правовой системы мира для регламентации прав и обязанностей по договору, но и в регулировании этих отношений, сообразуя их с собственным пониманием права¹³².

В российской практике активно используется возможность контрагентов дополнять легальные условия договоров дополнительными требованиями. В большинстве случаев доктрина признает эти требования правомерными, что подтверждается и судебной практикой. Так, по спору об истребовании дополнительных документов предприятием, занимающим доминирующее положение на рынке услуг по утилизации твердых бытовых отходов, на письмо клиента, желающего заключить договор, о необходимости предоставления документов, подтверждающих вид и количество образуемых отходов, судом была подтверждена обоснованность данного требования. Суд не признал указанные требования в качестве отказа в заключении сделки, ущемляющими права контрагента, поскольку соответствующее право истребования названных документов обусловлено наличием установленных предприятию лимитов на размещение бытовых отходов¹³³.

Воля участников гражданских правоотношений направлена на возникновение, изменение и прекращение гражданских правоотношений не только путем совершения сделки и заключения договора¹³⁴. В соответствии со ст. 8 ГК РФ субъективные права и обязанности могут возникать из актов государственных органов и органов местного самоуправления в результате приобретения имущества и проч. В законе перечень не является исчерпывающим. В подп. 9 п. 1 ст. 8 ГК РФ указывается, что иные действия граждан и юридических лиц также являются основанием возникновения гражданских прав и обязанностей. Нельзя же акты органов управления юридическими лицами рассматривать как сделку.