Текст книги "Золотая муха"

* * *

Начиная с этого упоительного вечера, Костик принялся буквально трястись надо мной, обходился бережно, словно с тухлым яйцом. Не дай бог задеть меня словом, не дай бог, чтобы кто-то обидел, не дай бог подвергнуть меня опасности. Скажем, Орешник непременно меня пристукнет, и все в таком духе. В общем, относился ко мне, как всякий нормальный мужчина, спятивший из-за бабы. Ну да я не из таких, которым это нравится. Нет, нравилось-то оно, конечно, но над всем этим порхала золотая муха.

Свет в окнах дома Орешника я узрела вечером следующего дня, и телефонная трубка сама собой оказалась в руке.

– Добрый вечер! – поздоровалась я, услышав мужской голос. – Надеюсь, пан Люциан Орешник? Нет, мы не знакомы, но я знаю пана, как родного брата, и давно мечтаю о встрече с вами.

– Простите, а откуда пани так хорошо меня знает? – осторожно поинтересовался Орешник.

– От пана Корецкого, от пана Валтасара, от пана Жечицкого, от пана Фермеля, от всех на свете! Стремлюсь к пану как смерч! Несёт меня! А вас все нет и нет!

По-видимому, я порядком оглушила его, ибо Орешник принялся оправдываться:

– Да, никого из нас не было, уехали на похороны родственника за Ломжу. Целых три дня… Минутку, а по какому делу…

– Янтарь, по какому же ещё? Нет, это не телефонный разговор, нам надо встретиться, и сразу предупреждаю, я живу рядом, через десять минут буду. Возможно, мы договоримся насчёт обстоятельной встречи в другое, более удобное время, но сейчас я помру, если немедленно с паном не увижусь! Так что лучше соглашайтесь.

Психов все боятся, их стараются не раздражать, обходиться как можно деликатнее. Вот и Орешник даже не спросил моей фамилии и согласился встретиться.

С кошмарной пунктуальностью, ровно через десять минут, я звонила у калитки владений Орешника.

Много лет назад мне самой здорово хотелось приобрести этот участок, помешали отсутствие денег и царящие тогда в моей стране порядки. Видимо, те несбывшиеся мечты повлияли на моё отношение к пану Орешнику. Он не понравился мне с первого взгляда. Мало того что оказался, в соответствии с последней модой, недобритым, а щетина недельной давности мужчину не красит, так ещё редкие волоски, сохранившиеся на плешивом черепе, были зачёсаны назад и болтались как вылинявший конский хвостик. Остальные детали внешности уже не играли роли, а явно набиравшая силу полнота являлась только его проблемой.

Постаравшись скрыть отсутствие восторга, я представилась как можно нечленораздельнее и взяла быка за рога.

– Так вот, – напирая на хозяина, защебетала я, – уже много лет я охочусь за паном… много лет с перерывами… потому как некогда вам принадлежал янтарь с золотой мухой в серёдке. Вы ещё показывали его Адамчику, пану Корецкому, помните? Откуда он у вас?

На глупые вопросы получают глупые ответы, сама виновата. Невзирая на внезапность атаки, пан Люциан отреагировал молниеносно.

– Из моря, проше пани, – вежливо ответил он. Кусая себе локти, я воскликнула:

– Да я знаю, конечно, из моря, но от кого именно вы его получили?

– Наверняка от рыбаков, тех, что занимаются янтарным промыслом. Я иногда приобретаю у них кое-что, случается и лично, но чаще через посредников.

И тут мне стало ясно – пан Люциан спохватился и теперь горько раскаивается. Следовало категорически забыть муху, удивиться моему вопросу, ничего не понимать. А теперь поздно отпираться. Нет, внезапность – это вещь!

– Но ведь в тот момент, когда золотая муха вышла из моря, пан при этом лично не присутствовал! – давила я.

– С чего вы взяли?

– С того, что я сама там была. Из моря её на моих глазах выловили, хотя в руках я её не держала, но видела. Она все ещё у вас?

Эх, длинный бабий язык! Не успела вовремя прикусить и опять задала глупый вопрос. Тут уж пан Люциан своего шанса не упустил.

– Столько лет прошло, давным-давно уж не видел. Да и тогда она не была моей, я выступал лишь посредником, мне дали ненадолго, поглядеть и людям показать.

Теперь по-умному следовало бы поинтересоваться, кому он отдал янтарь с золотой мухой, поскольку я сама горю желанием рассмотреть наконец это чудо природы, а возможно, и приобрести, сто лет, дескать, мечтаю, потому и разыскивала с таким упорством его, пана Орешника. Так нет же, я продолжала в своём духе.

– А чей был янтарь?

– Наверное, того, кто его нашёл? – вопросом на вопрос ответил бессовестный перекупщик, уже полностью овладев собой. И, предваряя следующие, добавил:

– А кто нашёл – не помню. Возможно, и не знал.

– Но кто-то же дал его пану из рук в руки? Этого человека вы должны помнить, – настаивала я. – Даже если он умер, не могли же вы его забыть!

Вот когда мой болтливый язык оказался полезным! Сболтнул просто так, а пригодилось. Пан Люциан как-то весь обмяк, и, кажется, лицо его малость посинело.

– Если вам известно, что он умер, зачем тогда меня расспрашивать?

Ох, боюсь, что тут и я посинела. Вот интересно, о ком это мы говорим? Появление золотой мухи сопровождалось, насколько мне известно, гибелью четырех человек. Кого же конкретно имеет в виду этот аферист?

И я осторожно заметила:

– Поумирало много людей, уж и не знаю, кто из них дал пану янтарь. Согласитесь, он сам мне этого уже не скажет. Так кто же? Тем более что мертвецу это уже ничем не навредит.

Не то я должна была говорить, не то! И вообще у нас получался какой-то идиотский разговор. Я вовсе не собиралась запугивать пана Люциана, хотела лишь деликатно его прощупать, ибо уже давно чуяла неладное. А теперь сама же залезла в капкан.

А Орешник добавил идиотизмов, нервно проговорив:

– Вот именно, не повредит, не поможет, так зачем в этом копаться? А может, я его вовсе не знал, может, там за меня кто-то другой сказал…

– Какой другой?

– Да не все ли равно?

– Не Франек ли Лежал? – выстрелила я наугад, раз уж иду ва-банк.

– Вот я и говорю, раз пани сама все знает, зачем меня пытать?

– Так ведь не Франек показывал муху, а вы. Вам её дал Франек?

– Может, и Франек.

– А вот мне кажется, ещё кто-то там был…

Тут хозяин дома пробормотал под нос слова, из которых следовало – лучше будет, если я уйду добровольно. Я и то удивлялась, как это он меня до сих пор не вышвырнул за дверь. Притворилась, что не слышу, и упрямо закончила фразу:

– …и этот кто-то дал вам янтарь. Кто же это был? Пан Люциан насторожился, весь подобрался и упёрся задними лапами.

– Не знаю! Незнакомый человек, не представился мне. И уже давно помер. Я вообще оказался там случайно, меня попросили прийти посмотреть янтарь, чтобы оценить. Услугу им оказал, всего-навсего, а так я никогда с ними ничего общего не имел!

Последнюю фразу он произнёс с таким выражением, что до меня наконец дошло, да ведь он напуган! До смерти напуган! Прекрасно информирован о преступлении, всеми силами пытается от него отмежеваться и только поэтому не выгоняет меня. Понятия не имеет, кто я такая, вот и остерегается. С самого начала допустив ошибку, теперь не знает, как умнее повести себя. Надо помочь ему, соблюдя и кое-какие свои интересы. И я успокаивающе произнесла:

– Если честно, то мне до зарезу надо разыскать янтарь с золотой мухой, а все остальное меня не колышет. Скажите же, кому вы его отдали? Покупателя не нашли и вернули. У кого он сейчас?

– Что пани пообещали за это? – вдруг поинтересовался Орешник. – Наверняка какой-то любитель…

Тут уж я на удочку не попалась, не стала расспрашивать, какой такой любитель. Раз уж я такая информированная особа, сама должна знать какой.

– Может, и пообещали, – неопределённо согласилась я. – Во всяком случае, я лицо заинтересованное. Так кто же?

– У кого янтарь в настоящее время – не знаю. Но не советую пани заниматься перепродажей камня. И на неприятности можно налететь.

– Не надо мне советовать, лучше скажите, где искать янтарь? Вы уверены, что Франек…

– И вовсе я не уверен. Даже если янтарь и побывал в его руках, это ещё не означает, что он – его собственность. Посредником Франек был, факт, хотел и меня привлечь, да я самоустранился. Желаете у него искать – дело ваше.

– А как с остальными?

– С какими остальными?

– Ну, теми, с рыбкой и с перламутровой дымкой.

– А, так пани в курсе…

– Ясное дело, в курсе. И даже в курсе, что они у вас побывали.

Теперь пан Люциан производил двойственное впечатление. С одной стороны, вроде бы немного осмелел, а с другой – весьма огорчился. По всей видимости, ему очень не хотелось, чтобы стало известно о его причастности к этим редкостям. Эх, вызвать бы у него немедленную и полную амнезию, чтобы провести весь этот разговор совсем по-другому. Теперь же обратно не сыграешь, мы дошли до Франека.

Орешник неохотно признался:

– Все три были вместе. И тоже не представляю, где они теперь.

– Возможно, выехали за границу?

– Да что вы мне мозги пудрите, если бы выехали, кто бы стал их здесь искать? Впрочем, коли дадут хорошую цену, сами всплывут. А больше ничего не скажу, знать ничего не знаю. А про все эти давние события и вовсе позабыл.

Как же, так я и поверила! Впрочем, мне ясно дали понять – пресс-конференция закончена, больше я не получу ответов ни на один из своих вопросов.

Ничего не поделаешь, хотя о многом ещё хотелось бы узнать. С трудом вылезла я из слишком глубокого кресла и покинула кабинет хозяина, а потом и его дом. Нащупав в темноте выложенную плитками дорожку, двинулась по ней. Если бы ещё не стемнело, домой я бы направилась напрямки, но скакать в темноте по газонам с кирпичами и ямами не рискнула, а то, глядишь, и доставила бы большое удовольствие пану Орешнику, свернув себе шею. Или он сделал бы это сам, не выдержав искушения и погнавшись за мной с увесистой дубинкой.

* * *

Этим же вечером я обо всем рассказала Костику (будучи свежим любовником, он навещал меня ежедневно). Оба мы пришли к выводу, что расследование убийства велось самым идиотским образом, поскольку и дураку ясно: следовало пойти по следам похищенных сокровищ. Оправдывает полицию лишь то, что никто тогда не сказал об уникальных находках, так как же они могли пойти по их следам? Потом мы с Костиком занялись другим, ни на шаг не продвинув наше расследование.

А утром позвонила Аня.

– Ну вот, сегодня собираемся на бридж у одной из моих приятельниц, – сообщила она. – Я сделала все, что смогла, и надеюсь завтра тебе кое-что рассказать. Как договоримся?

– Тебе как удобнее? У тебя или у меня?

– Я бы предпочла у тебя, у меня будет мешать муж.

– Тогда приезжай сразу после работы. Я буду так ждать, что даже приготовлю что-нибудь поесть. Несложное, но съедобное.

– Тронута! – заверила меня Аня и отключилась.

Раздираемая на две части старым и новым увлечением, я не знала, на что решиться: ехать в город и пооколачиваться среди янтарщиков или влезть в клетку и заняться шлифовкой. Вспомнила об обещании приготовить еду, и вопрос был снят.

Совершенно случайно, когда я ехала по Вспульной, освободилось место на стоянке, что находилась между магазином и шлифовальной мастерской отца приятеля сына моей подруги. Быстренько заняв местечко, я прошла через арку во двор, поскольку мастерская была во дворе, на что указывала вывеска со стрелкой в подворотне. И увидела, как в открытых дверях мастерской прощался с её хозяином мой бывшенький. Драгоценный!

Почему я вросла в землю – не знаю. Возможно, аукнулись заглохшие чувства, давно перешедшие в неприязненные, хотя и несколько смягчённые сознанием того, что я обскакала его по количеству добытого янтаря, к тому же у меня теперь есть собственный станок! А в придачу ещё и Костик. А может, вспомнилось, как он там, на косе, развил бурную сыскную деятельность, не сказав мне ни слова о своих достижениях в этой области. И при трупе Флориана крутился. И в милиции местной околачивался, а мне ничего не сказал! Подслушать, о чем он говорит с владельцем мастерской? И без подслушивания, судя по мимике обоих, я прекрасно понимала – обмениваются ничего не значащими прощальными вежливостями. Не стала валять дурака, попятилась в подворотню и скрылась в первом же подъезде.

Дождавшись, когда бывшенький свернул на улицу, я помчалась в мастерскую.

– Добрый день! – приветствовала я отца приятеля сына моей подруги. – Что здесь делал человек, который только что ушёл? Это нехороший человек, он в своё время подговорил меня заняться ручным сверлением янтаря!

Владелец мастерской меня хорошо знал. Улыбнувшись, он ответил:

– Добрый день. Возможно, вы были для него опасной конкуренткой? Так вы его знаете?

– И очень неплохо. Представляете, как я на него обижена!

– Ничего удивительного, я бы тоже обиделся на того, кому удалось бы подговорить меня сверлить янтарь вручную. Жуткое дело! Так вы знаете, что он интересуется янтарём?

Естественно, посвящать шлифовальщика во все подробности афёры я не собиралась, поэтому сдержанно ответила:

– Да, есть у него такое хобби, иногда балуется. Время от времени. Когда подвернётся что-то завлекательное.

– Так, значит, сейчас как раз такое время, потому что он ищет интересный янтарь.

– В вашей мастерской? – удивилась я. – Янтарь обычно ищут у скупщиков. Он хочет уже обработанный?

– Да на любой согласен, если это будет нечто особенное. Интересуется новинками. Вот я стал клеить янтарь, он расспрашивал. Ну и то самое, что и пани…

Поскольку я вопросительно смотрела на собеседника, он дополнил:

– Большой камень с золотой мухой.

Внутри все так и оборвалось. Значит, все-таки… Значит, интересует его муха, значит, пока её не откопал. И я дрожащим голосом спросила:

– А пану о ней ничего не известно?

– Твёрдо знаю только одно: кто-то её ишет. Среди нашего брата янтарщика ходят слухи, что её до поры до времени припрятали, пока не найдётся достойный покупатель. Кажется, за границу пока не уплыла, хотя и немцы усиленно её разыскивают. Вроде бы они придумали у себя устроить музей янтаря, говорят, в Гамбурге Или ещё в каком приморском городе. Собирают экспонаты, но переплачивать не торопятся. Кроме того, поговаривают о янтарном аукционе за океаном, то ли в Штатах, то ли в Канаде.

– А сколько может стоить золотая муха?

– Этого точно никто не скажет. Вроде предлагали за неё тысячу долларов.

Я презрительно фыркнула.

– Не много. Видела я брильянт., за который просили двадцать тысяч, ничего особенного, средненький. Брильянтов в пять карат на свете пруд пруди, а такого янтаря с мухой больше не встретишь, один-единственный… Знаете, как марка Гвианы в филате-листике, она одна на свете, вот и стоит миллионы. На аукционе четверть века назад её продали за сорок тысяч английских фунтов.

Отец приятеля сына моей подруги задумался.

– Знаете, я давно занимаюсь янтарём, люблю его. И считаю, что такая уникальная вещь, как янтарь с золотой мухой, должен остаться у нас в стране, сколько бы он ни стоил.

– Вот именно! – подхватила я. – Пусть остаётся в нашем музее янтаря, в Мальборке. А кто хочет – пусть приезжает и любуется. Только вот найдётся ли эта муха?

– Слышал я, – запинаясь произнёс владелец мастерской, – что найти её так трудно, проше пани… потому.. ну, будто с этим камнем какая-то тёмная история связана. Из рук в руки он переходит… нелегально, а точнее – то ли его крадут, то ли ещё того хуже, преступление примешано, вот отсюда и такая таинственность. Вам не приходилось об этом слышать?

Я лишь тяжело вздохнула. Уж мне-то приходилось! Но стоит ли его посвящать? Хотя… из профессионалов-янтарщиков со мной ещё никто так благожелательно не говорил. И тоже патриот. Рискну, пожалуй…

И я коротенько посвятила его в тайну находки золотой мухи. Отец приятеля сына моей подруги глядел на меня с ужасом, не зная, можно ли верить. Наверное, поверил, потому что тоже решил сделать признание.

– Чего только не случается в жизни! Никогда бы не подумал. Пожалуй, я тоже кое о чем расскажу, вижу, многое пани уже известно. Помните тот янтарь, что с рыбкой, вылупляющейся из икринки? Помните?

– Я же только что вам о нем рассказала.

– Да нет, помните, мы уже раньше как-то о нем говорили? С той рыбкой приходил пан Люциан. Но не один.

– А с кем же?

– Человек мне незнакомый, я сначала подумал – иностранец. Он слова не проронил, говорил пан Люциан, а тот держался в сторонке, делал вид, что он сам по себе, но у меня глаз намётанный. Я сразу понял – рыбка его. Очень мне понравилась рыбка, но пан Орешник сразу так взвинтил цену, что купить я не мог, хотя и очень хотел. Лет пятнадцать назад это было.

– А как этот иностранец выглядел?

– Красивый брюнет, похож на испанца или итальянца.

Ну конечно, опять возник мой сладкий пёсик. Владелец мастерской, сам того не подозревая, оказался на правильном пути.

– Вот я и думаю, проше пани, если рыбка из той самой партии янтаря, то не замешан ли в преступлении тот спутник пана Орешника? Я его больше не встречал.

– А вот этого мы никогда не узнаем, – вздохнув, произнесла я. – Даже если и замешан, то отвечать за преступление не будет. Он давно умер. Лет четырнадцать прошло…

– Как это? – удивился он. – Ведь лет пять-шесть тому назад, не раньше, была у меня его жена и ссылалась на мужа, причём говорила о нем как о живёхоньком. Напомнила, что её муж посещал мою мастерскую, показывали они с паном Орешником янтарь с рыбкой. Он и сейчас у неё, она хотела бы продать и попросила меня назвать цену, за какую я бы купил. Или взялся обработать. Я так понял, она действовала по поручению мужа.

– Разве что он это поручение с того света передал, – мрачно пошутила я. – Разумеется, если мы говорим об одном и том же человеке. Мог быть и неизвестный кто, однако вряд ли вокруг янтарика с рыбкой крутится целая толпа красавцев брюнетов южного типа.

– Крутится! – вдруг припомнил владелец мастерской. – Ещё индус был.

– Кто?

– Индус. Где-где, а уж в Индии полно всяких драгоценных и полудрагоценных камней. А вот янтаря нет! Его интересовали такие куски, что годятся для изготовления шариков. Он со мной и говорил конкретно о шариках. Больших и маленьких.

Икнулись мне японские шарики, и я почему-то поинтересовалась:

– Он просил пана в них дырочки просверлить?

– Не во всех. Приблизительно в половине.

– А на что ему нужны были шарики?

– Я так понял – для изготовления украшений. Сделают, наверное, бусы для какого-то трехметрового божества, для женщин слишком велики, хотя кто их, индусов, знает. Должен признаться, заказ он оплатил очень неплохо. Я даже жалею, что больше не появлялся. Мы ценим хорошего заказчика.

Я напряжённо пыталась вспомнить, какие же общие элементы объединяют буддизм с конфуцианством. А есть ещё и браминизм… Предстала мне в воображении танцующая Кали, вся в янтаре. Но как ни старалась, ничего стоящего не придумала и отряхнулась от экзотических изысканий. Вернусь домой, пороюсь в справочниках…

– А индус был настоящим? Ведь вы поняли, что испанец оказался поляком.

– Индус был настоящим. Говорил только по-английски.

– Послушайте, вы просто бесценный источник информации, – с восторгом заявила я. – Теперь мне надо как следует обдумать полученные от вас сведения и сделать выводы. А ведь я пришла к пану лишь для того, чтобы расспросить о золотой мухе, не очень-то надеясь на успех.

– Рад, что оказался полезен. Неудивительно, что после общения с владельцем шлифовальной мастерской продовольственный магазин вылетел у меня из головы, хотя я остановилась главным образом из-за него. Пришлось возвращаться чуть ли не от дома. В магазине оказалась куриная печёнка, очень подходящий продукт – и вкусно, и легко приготовить. Купила ещё свежий хлеб, салат, помидоры и перец. Вполне достаточно продуктов, Аня много не ела.

* * *

Приехала Аня сразу после работы, в четверть пятого, и была чрезвычайно взволнована.

– Не поверишь, – усаживаясь за стол, начала она рассказ, – вот уж не думала, что эта Идуся так глупа. Ты откуда знаешь, что я люблю куриную печёнку?

Я успела её поджарить, пока Аня пребывала в ванной, салат приготовила раньше, даже хлеб нарезала, так что не успела подруга сесть, как перед ней уже появилась горячая еда. Передо мной, разумеется, тоже.

– Откуда же мне знать? – не стала я темнить. – Мы ведь так редко видимся. Просто мне жутко хочется поскорее услышать, что ты такого узнала, вряд ли бы я вытерпела обед из трех блюд.

– Поняла, попытаюсь говорить с набитым ртом. Ох, не получается… Погоди немного… По кусочку буду есть и по кусочку рассказывать. Удалось, значит, с помощью тонких дипломатических подходов склонить Идусю к воспоминаниям. И вообще, должна признаться, бридж получился на редкость болтливым, остальные бабы активно включились в наш разговор и весьма успешно помогли мне, сами о том не ведая.

Я живо представила бабский трёп вместо серьёзной игры и пришла в ужас.

– Ох, Аня, извини, что заставила тебя такие муки вытерпеть.

– Не страшно, я заранее соответственно настроилась, и меня гораздо больше карт интересовало то, что услышу от Идуси. До такой степени, что сваляла дурака, пойдя с бубён, когда игрались три пики, и представь, ни одна из них не заметила!

– О боже, и меня там не было! Всяких идиотизмов насмотрелась в жизни, но такого!.. Прямо рекорд!

– Во всяком случае, нечто близкое. У Идуси новый поклонник, но, похоже, она не очень пока в нем уверена, поскольку никому не показывает. По крайней мере, фото Казика исчезло с полочки над камином, мне об этом донесла наша общая приятельница. Да я и сама заметила, о покойном Идуся говорит уже без прежней нежности. Выясняется, что покойник обладал не только достоинствами, были у него и недостатки, даже ошибки совершал. А самое главное – не ценил её, Идусю, как она этого заслуживает, не сумел понять, каким сокровищем обладал, как она умна, и недостаточно часто советовался с ней, а вот она кое-какие тайны раскрыла-таки!

– Езус-Мария! – не верила я своим ушам. – Неужели до такой степени глупа?

– Я же говорю – сама удивилась. Бабы, естественно, позабыли о бридже, так и вцепились в тайны, мне оставалось лишь внимательно слушать да направлять беседу в нужное русло. Тайна заключалась вот в чем. Казик, как считает Идуся, случайно наткнулся на янтарный…прииск!..

– На что?!

– Эта дура так выразилась. Во всяком случае, у него оказалась прорва янтаря, причём просто потрясающего, но он не хотел ей показывать, так она втихаря подглядела.

– Я знаю, янтарь с рыбкой она держала в руках.

– Не только рыбку. Погоди, я тебе сейчас излагаю не только то, что услышала от неё, но и сразу свои соображения. Может, ты предпочитаешь отдельно? Отдельно борщ, отдельно мух?

– Нет, очень хорошо излагаешь, так и продолжай.

– Ну так вот, она разыскала дома его сумку с янтарём, точнее, рюкзак. В нем он и держал свои потрясающие находки. Но оказывается, Идуся в янтаре – как свинья в апельсинах, невзирая на весь свой ум. Ей и в голову не пришло разглядывать его на свет, а я, сама понимаешь, не стала её образовывать…

– И хорошо сделала.

– Первым делом она обратила внимание на кусок янтаря, наполненный перламутром, так она выразилась. Потом на тот самый, с рыбкой. И ещё на такой, в серёдке которого сверкало золото. И заявила – сразу поняла, что янтарь с золотом самый ценный!

– Золотая муха, – пробормотала я. – Вот и доказательство того, что сладкий пёсик был в самом центре этого кошмара с убийствами!

– Похоже на то. Но Идуся, как я тебе уже сказала, не разглядела как следует обнаруженных сокровищ Больше всего понравилась ей рыбка, – наверное, легче просматривалась, к тому же это был небольшой янтарик, как раз для медальона, о котором она, оказывается, давно мечтала.

– Поджарить ещё печеночки? – спросила я, видя, как подруга аккуратно подобрала вилкой остатки со своей тарелки. – У меня ещё много.

– С ума сошла! Куда столько? Последний кусок с трудом доела, только из жадности. А теперь попить бы. Охотно выпью немного вина, но никаких десертов!

О десертах я, признаться, позабыла, так что мною они и не планировались, напрасно Аня предупреждала. Откупорила бутылку бордо, разыскала в холодильнике остатки слегка подсохшего камамбера, который трудно было бы назвать десертом, и все это добро шмякнула на журнальный столик у дивана.

– Вот салфетки. Тарелочку дать? Видишь, как я тебя обхаживаю, чтобы хоть как-то отблагодарить за потрясающие новости.

– Нет, тарелки не надо, а новости узнавать мне и самой было интересно. Но ведь я только начала, то ли ещё будет! Идуся разошлась и стала жаловаться на Казика. Он, видите ли, изолировал её от знакомых… нет, надо по порядку. Так вот, когда разглядывала янтарь из рюкзака, как раз вернулся Казик, увидел и вырвал у неё из рук. Такой милый и воспитанный, а тут грубо её обругал, страшный скандал устроил, но потом опомнился и за космы затащил её в постель, так что она не очень сердилась. То есть это я так излагаю, Идуся говорила своими словами, сомнений ни у кого не осталось.

У меня тоже. Это был испытанный метод Пупсика, прекрасно мне знакомый. Сначала издевался сколько душенька желала, а потом прибегал к сексу, казавшемуся по контрасту ещё более желанным. Любая баба покорялась и опять ела из его рук.

Облизывая пальцы после камамбера, Аня продолжала:

– А потом он спрятал свой рюкзак так, что она уже не могла найти, и при жизни мужа Идуся больше янтаря не видела. Впрочем, как я уже сказала, она не только на это жаловалась. Казик, оказывается, изолировал её от общества, ибо был патологически ревнив, держал дома под замком, а сам встречался с людьми-и сам ездил, и к нему приезжали, и много звонили, а она как в монастырской келье, бедняжка, одна целыми днями.

– Может, у него баба какая на стороне появилась? – предположила я. – Идуся не учуяла бабу?

– Я тоже спросила. Идуся заверила – никаких баб, у неё на них особый нюх. И знаешь, я ей верю. Ведь у Казика просто времени не было на женщин. И Идуся сказала – приходили и звонили сплошь мужчины, так что это были деловые встречи. Ещё бы, конечно, деловые. Они ему платили…

– А жена и не догадывалась, что он их шантажировал?

– Знаешь, догадывалась. На это у неё ума хватило. И как-то слишком беззаботно поделилась с нами своими подозрениями. Наверное, сочла, что истёк срок давности. Идуся считает, что он шантажировал своих деловых партнёров, но приписывает это каким-то торговым махинациям, возможно не очень законным сделкам. А что они тогда были незаконными, вовсе не означает, что незаконны и сегодня, так что нас не опасалась. Она права, наше законодательство оставляет желать лучшего. И ещё приписывает покойному патриотизм. Все эти нехорошие люди собирались контрабандным путём вывезти янтарь за границу, в Германию, а её Казик не позволял! Из тех, что у них бывали, ей запомнился один. Ничего особенного, среднего роста, нос нормальный, глазки маленькие, кругленькие, молодой. Подлизывался к Казику. Казик старался держать Идусю подальше от своих партнёров, но потом она с этим сама встретилась.

Я не слишком внимательно разглядывала пана Люциана, но и совсем не заметить его не могла, как-никак минут пятнадцать мы с ним общались. Щетину и дивную причёску хорошо помнила, а глазки? Вроде бы круглые, и нос нормальный. Неужели?..

– Как его зовут?

– К сожалению, на этом месте её заклинило. Вырвалось лишь имя, Люциан.

– Так я и думала! Сукин сын Орешник!

– Так ты его знаешь? – заинтересовалась Аня.

– Знаю, знаю, потом расскажу. Продолжай!

– Незадолго до смерти Казик был, по её словам, радостный, энергичный, так и светился. Она считает, намечалось какое-то на редкость выгодное дело, сулящее огромное богатство, и он наверняка купил бы виллу на Ривьере, но не успел. Подслушала его разговоры по телефону… Нет, это я такой вывод сделала, она бы ни в жизнь не призналась, но тогда откуда ей знать, ведь, по её словам, Казик с ней о делах никогда не говорил и не советовался, не ценил её ум… ну да об этом я тебе уже говорила. Казик отчаянно торговался, угрожал, речь шла об янтаре из рюкзака, огромные деньги за них требовал. И тогда он соглашался покончить. А если денег не дадут, он им покажет. И ещё покажет кому надо. И очень спокойно, цинично призналась – сразу поняла, кому надо. Милиции покажет. Шантаж чистой воды. И она уже тогда подозревала, что мужа отравили, а сейчас и вовсе не сомневается, но что теперь сделаешь? Ну и как в рот воды набрала, сообразила, что слишком разоткровенничалась. Но уж очень хотелось выговориться, наверное, намолчалась страшно за все эти годы. И тут мы вспомнили о пиках и отвлеклись.

Аня сделала перерыв, отхлебнула вина и задумчиво проговорила:

– С кем встречался тогда Казик в кафе; Идуся не знает. Убеждена, что не с паном Люцианом. Как ты считаешь, могла она позволить этому самому Люциану охмурить себя?

Вызвав в памяти образ плешивого Орешника, я отрицательно покачала головой. Нет, даже если он и был тогда моложе и без лысины.

– Уверена – нет. Казик хоть и негодяй, но очаровательный негодяй, по сравнению с ним Люциан Орешник просто урод. Разве что по пьяной лавочке.

– Тогда придётся предположить, что встречался Казик и в самом деле не с Люцианом, вряд ли она стала бы урода выгораживать. Я пыталась вытянуть из неё, как выглядел ещё кто-нибудь из «деловых партнёров» покойного мужа, но ничего не вышло.

– Может, и в самом деле не видела их или не запомнила?

– Не думаю, – возразила Аня. – Такая сдержанность, по-моему, объясняется тем, что Идуся потом с ними встречалась. Уже после смерти Казика. Поэтому она предпочла поговорить о другом и опять вернулась к рюкзаку с янтарём. Очень её разгневало то, что муж прячет от неё богатство, и она все время пыталась его разыскать. Оказывается, когда Казик, живой и здоровый, отправился на свою последнюю встречу, она сразу же возобновила поиски и очень боялась, что муж вот-вот вернётся. Не было у неё никаких предчувствий. И она нашла рюкзак! Слушай, у нас прямо захватывающая приключенческая повесть получается!

– Детектив! – дополнила я.

И мне представилась картина: вот Идуся (которой я ни разу в жизни не видела), наморщив брови, стоит посреди гостиной и пытается догадаться, куда её любимый мог спрятать рюкзак. Ищет в разных идиотских местах и находит наконец в самом идиотском – в ящике с ёлочными игрушками, который стоит на шкафу и снимается оттуда раз в год. Теперь Идуся, опять наморщив брови, силится сообразить, куда лучше спрятать янтарь, пока муж не вернулся и снова не отобрал. Нет, не скрыть от мужа насовсем, а просто не торопясь как следует рассмотреть. И вот она вешает торбу с янтарём на вешалку, а сверху накидывает свою ночную рубашку. Идусина ночная рубашка невозможно декоративная, ажурная, в чёрных сексуальных кружевах. Под волнами тюля и чёрных кружев чёрного рюкзака не разглядеть, а бельё может висеть в ванной месяцами, места.много, никому не мешает. Спрятав свою находку, вся пылая румянцем, Идуся выбегает из ванной и усаживается перед телевизором в гостиной, поджидая мужа.