Текст книги "Клин клином"

Казалось бы, балкон являет собой физический объект, ограниченный в пространстве. Как бы не так – балкон этой поливальщицы, засаженный цветочками, судя по продолжительности действа, тянулся в бесконечность. Все-таки запрет на владение огнестрельным оружием имеет свой глубокий смысл…

Я попыталась воздействовать на свою мучительницу устрашающим взглядом, но меня оторвал от гипнотического сеанса звонок. Подходя к телефону, я была уже на точке кипения. Кто бы ни звонил, чума на его голову! Значит, судьба к нему неблагосклонна, а я лишь слепое её орудие.

– Слушаю, – процедила я.

– Четыре сорок девять восемьдесят один?

– Да!

– Операция “Скорбут”…

Несмотря на дикое раздражение, я сразу усекла, что голос на этот раз совсем другой. При мысли о том, что полстолицы решило изводить меня припурочными розыгрышами, я окончательно вскипела и оттого стала олицетворением любезности.

– Что означают эти шутки? – спросила я строгим, но исключительно вежливым тоном.

– Какие шутки, это не их вина! – обеспокоенно вскричал голос. – Подвела синхронизация, почему никто не принимал сигналов?

Честно говоря, озадачил он меня до крайности. Нерастраченная злость делала мои реакции не совсем нормальными, и вместо того чтобы объяснить ошибку, я снова ввязалась в диалог.

– Ясно почему! Значит, не правильно подобраны позиции, – сварливо сказала я. Слово “сигналы” ассоциировалось у меня с пусканием зайчиков, и в моем воображении возник некто с зеркальцем в руках – он пускает зайчиков на местности, заслонённой холмом, оттого их и не видно.

– Может, и так, – с сомнением протянул голос. – Следующим будет район сто два, К-2 и К-4. Завтра, в двадцать три ноль-ноль. Конец связи.

Ошеломлённая не меньше, чем в прошлый раз, я хотела было спросить, как это можно пускать зайчиков в двадцать три ноль-ноль, но он уже отключился. Оставалось только тупо таращиться на безмолвствующую в руке трубку. О чем он, говорил? К-2 и К-4 – это дома из железобетона; воруют стройматериалы, что ли?

Странный разговор немного меня развлёк, баба на балконе перестала наконец плеваться, и я снова уселась за статью. Дошла до половины, когда телефон опять затренькал. Я подняла трубку не без азарта, у меня уже сложилось суеверное представление, что усиленные мои размышления о домах культуры притягивают ко мне некие сверхъестественные силы, как громоотвод притягивает молнии.

– Это ты? – спросила моя верная, незаменимая приятельница Янка и сразу же таинственно доложила:

– Видела твоего друга.

– Какого друга?

– Или врага, – уступчиво поправилась Янка. – Смертельного твоего врага.

– Какого ещё врага?!

– Врага с собакой!

– Мать честная!

Вздумалось же сегодня всем как по заказу морочить мне голову этим человеком. Сначала Весе, теперь Янка… Чтоб им пусто было! Однако не худо бы узнать подробности.

– Ты хотела сказать – мою жертву? – с нажимом уточнила я.

– Жертву так жертву, хотя я что-то не слышала, чтобы жертвы так обращались со своими палачами. По мне, так он сущий враг!

– Пусть будет враг. Где ты его видела?

– На лестнице.

– А нельзя ли поточней? На какой лестнице? Пожарной?

– Нет, на его лестнице. Он ведь живёт на Старом Мясте? Верно? Бьюсь об заклад, это он!

– Во-первых, с чего ты взяла? А во-вторых, как тебя занесло на его лестницу?

– Я была у Маньки, ну знаешь её, моя товарка, забежала к ней в рабочее время. Она там живёт, на Старувке. Стою, понимаешь, под дверью, звоню-звоню. Мёртвая тишина, звони хоть до конца света. Слышу – чьи-то шаги на лестнице, вот было бы здорово, думаю, если б это оказался он. Оборачиваюсь, смотрю – точно он!

– Почему ты так решила?

– Узнала по твоим описаниям. Брюнет, ростом два метра, волосы зализанные. Ведь зализанные?

– Да, назад, без пробора.

– Вот-вот! Возраст тот же, а главное – собака! Большая чёрная зверюга! Господи, какая она громадная!

– Ещё подрастёт. Порода такая, я же тебе говорила. И что дальше?

– А ничего, он спускался себе по лестнице со своей псиной. Мне что – я повернулась и уставилась во все глаза.

– А он тебя заметил?

– Не слепой же. Конечно, заметил, даже внизу оглянулся, а я все таращилась. Могу сразу сказать, он мне не понравился!

– Ну и зря! – разозлилась я – враг или не враг, но если у меня с ним что-то было, значит, он того стоит. – Почему не понравился?

– Потому что вид у него был как раз тот самый, – со значением произнесла Янка.

Я поняла её с полуслова. Годы дружбы бесследно не проходят. Пришлось попридержать своё возмущение.

– Ты так считаешь?

– Типичное, понимаешь, выражение лица… И пёс мне не понравился. Под стать хозяину. Такой же вальяжный, надутый, словом, важная шишка. И тоже без чувства юмора, уверяю тебя: у них у обоих с юмором плоховато.

– Не может быть. Он неоднократно его проявлял.

– Проявлял или имел?

– Ну ладно, что дальше?

– Я перестала звонить – потом оказалось, Маньки дома не было – и сошла за ним вниз. Не сразу – сразу не решилась. Видела их уже издали, оба шли такие представительные… Вообще по виду он типичный хладнокровный педант.

– Вполне возможно. Скандалил довольно хладнокровно… Что ещё?

– Ничего. Мало тебе?

– Как?! И ты его просто так отпустила? Надо было подойти и попросить пять злотых. С Коперником. Лишний раз подкрепила бы его мнение о слабом поле.

– Не пришло, понимаешь, в голову, от неожиданности реакция подвела. А вообще я рада, что поглядела на него. Ага, наконец сообразила, что мне в нем не понравилось больше всего. Это его отношение к женщинам у него на лице прямо-таки написано.

– Да пусть хоть калёным железом выжжено. Слышать о нем не могу! Вот уж попала впросак, такого со мной ещё не бывало!

– Хотела бы я знать, почему он потом снова…

– В отличие от тебя я ничего о нем знать не хочу. Думаю, мы с ним в этом смысле квиты. Два сапога пара, оба дурака сваляли…

– Тут я спорить не буду…

Закончив наш разговор, я предприняла слабую попытку разделаться со статьёй. Дома культуры внушали мне все большее отвращение..

Телефон зазвонил, когда я подбиралась к концу.

– Слушаю, – буркнула я недовольно.

– Алло, на связи Скорбут. Операция сегодня, в двадцать три тридцать…

Черт подери, опять сбили с толку. Ну чего этим людям неймётся, и вообще, сколько их? Снова другой голос, такое ощущение, что полгорода дурью мается.

– Ведь назначили на завтра, на двадцать три ноль-ноль, – с досадой сказала я.

– Срок ускорен, завтра будет поздно. В остальном без изменений.

– Где это видано, переносить в последнюю минуту! – возмутилась я. Хотела ещё добавить, что такие игры не по мне, да вовремя вспомнила, что я тут сбоку припёка, пусть себе меняют сроки, пусть хоть застрелятся со своей галиматьёй.

– Так надо. Лучше действовать внезапно, – нетерпеливо объяснил мой собеседник и отключился.

Я не стала отвлекаться на загадку телефонных звонков, а сразу же вернулась к статье, чтоб не утерять нить рассуждений. В час ночи поставила последнюю точку и тотчас улеглась спать.

Телефон вырвал меня из объятий Морфея в полтретьего. Я сонно потянулась к трубке.

– Слушаю…

– Скорбут, Скорбут..

Голос был очень нервный. Ну нет, хорошего понемногу. Я очень люблю шутки, но не в такое же время, чувство юмора посреди ночи мне отказывает.

– Ничего не выйдет, – отрезала я, имея в виду, что не намерена играть в их игры, да ещё по ночам, и собралась швырнуть трубку на рычаг, но поскольку со сна движения у меня были замедленными, то успела услышать ответ, от которого оторопела:

– Есть! Немедленно спускаемся! – с готовностью и явным облечением объявил нервный голос и отключился раньше меня.

Только сейчас я в полной мере осознала необычность этих звонков. В растерянности положила трубку и откинулась на подушку, окончательно проснувшись. Смотрела в темноту широко раскрытыми глазами и чувствовала, как сердце начинает колотиться в сладкой тревоге.

Тут-то у меня впервые возникло подозрение, что это не просто ошибка. Просто ошибиться можно раз, ну два, здесь же звонят регулярно, ещё и называя номер, который числится и числился моим с незапамятных времён. Глупая шутка? Исключено. Сколько же это людей должно в ней участвовать, да и кого потянет на розыгрыш в три часа ночи? А голоса, интонации?.. Профессиональных актёров, что ли, они там набрали? И кто набрал? Нет, на злостные шутки явно не похоже.

И вдруг я чуть не ахнула – со всей ясностью дошло наконец, что дело нечисто. Спускаются… Немедленно спускаются… О ужас, целая шайка, что ли? А этот Скорбут… Стоп, это же опознавательный пароль банды, планирующей какой-то налёт! Они общаются по телефону с помощью шифра!

Ну ладно, банда бандой, но при чем тут я, какого беса я сюда встряла? Чего они ко мне лезут? Никогда в жизни у меня не было никаких точек соприкосновения с преступным миром, да и мои знакомые не имеют чести вращаться в таких кругах. С какой стати они почтили меня своим вниманием? Спускаются… Откуда, черт подери, они спускаются? С лестницы? Судя по нервному голосу того бандита, у них там что-то не заладилось, случился какой-то прокол…

Ну нет, все это чересчур заманчиво, чтобы оказаться всамделишным. Сколько себя помню, я всегда мечтала влипнуть в какую-нибудь необыкновенную, авантюрную историю, но чтобы так уж повезло?! Ишь чего захотела – чуда, да ещё в собственных четырех стенах! Тут тебе не костёл в Новолипках!

Томясь надеждой и сомнениями, я стала лихорадочно прикидывать, как им попал в руки мой телефон и почему они отличили именно меня. Чем я лучше других?

Слабый проблеск мелькнул в голове и тут же угас. Неуловимая, смутная мысль о чем-то чрезвычайно важном, что я непременно должна знать и что могло их вывести на мой телефон. Там-то и зарыта собака, вот только где – там? Где?!

Пытаясь поймать ускользающую ниточку, я отвлеклась от самой банды и загадочной её деятельности, впрочем, мысли мои все равно расплывались, и я снова уснула, ничего интересного не придумав. Вернулась я к своим размышлениям лишь наутро, уже по дороге на работу. Утро вечера, как известно, мудрёнее. С глубоким прискорбием я вынуждена была признать, что увлекательная бандитская афёра – не что иное, как плод моих пустых мечтаний, а телефонные звонки – месть моей жертвы за перенесённые преследования и заодно за болгарские помидоры. Скорей всего, это он натравил на меня всех своих коллег, благо уж им-то сноровки в голосовых модуляциях не занимать.

* * *

Статья была, слава богу, готова, оставалось только подобрать иллюстративный материал. День стоял солнечный, Весенний, и я выбралась в родимую свою редакцию кружным путём. Впрочем, если по-честному, когда бы меня в ту сторону судьба ни заносила, ноги сами вели к гостинице “Варшава”. Без всякой надежды, без повода, вели – и все тут.

По дороге я размышляла о таинственных звонках. Странные позывные “Скорбут, Скорбут” не давали мне покоя. Я перебирала в голове самые разные догадки и так увлеклась, что лишь в последний момент заметила идущего мне навстречу долговязого субъекта. Узнала я его мигом, хотя видела лишь однажды, тогда в “Бристоле”, и, если бы не шедшая рядом с ним женщина, непременно бы поздоровалась.

Заметив их слишком поздно, я не успела рассмотреть спутницу. А жаль, имею законное право знать, как выглядит дамочка, чьей соперницей мне довелось прослыть. Проморгав такую возможность, я вздохнула и вернулась к своим захватывающим думам о Скорбуте.

Фотографии в редакции удалось подобрать очень быстро, и уже через полчаса я переступила порог своего бюро. Весе, Януш и Витольд, дремотно безмолвствуя, корпели кто над чем – сонное царство, да и только. Я уселась за стол и без всякого энтузиазма взялась за проект. Весе зевнул во всю глотку и отрешённо уставился на радиотранслятор.

– Что-то скучно сегодня… – протянул он. – Может, позвонить скандалисту?

– Не утруждай себя, – холодно разъяснила я. – Его там нет, только что повстречался мне на улице.

– Но я слышал его пару минут назад, – запротестовал Весе.

– Значит, в записи, чудес не бывает, люди не раздваиваются.

Сказала – и встрепенулась. Стоп, когда его Янка видела на лестнице? Вчера? А когда Весе пытал его насчёт болгарских помидоров?

– Весе, – заёрзала я, – когда ты ему звонил? Вчера ведь?

Весе вскинул на меня мутный взор.

– Вчера, как сейчас помню. Перед тем как закончил макет, а потом расколол под ним стекло. А что?

– Ничего, – озадаченно пробормотала я и стала усиленно соображать. Вчера Весе с ним беседовал, и вчера же Янка видела его в натуре. Беседовал где-то в четверть первого. А когда Янка на него глазела?

Я рванулась к телефону.

– Во сколько ты его видела на лестнице? – спросила я безо всяких вступлений, потому что на её сообразительность могла полагаться как на свою собственную. – Это ведь было вчера?

– А в чем дело? – поинтересовалась Янка.

– Ещё не знаю. Ну? Когда это было?

– Сейчас, погоди, дай бог памяти… Вчера-то уж точно, а во сколько?.. Вышла я с работы в десять, потом заглянула в Дом культуры, потом не помню, но оттуда вернулась в час. Значит, в полпервого или чуть раньше.

Несмотря на сонную одурь, голова у меня сработала молниеносно. Я надолго умолкла, чем наконец Янку обеспокоила.

– Алло, что стряслось? Ты там умерла? Не молчи, не заставляй меня нервничать!

– Погоди, – отозвалась я, – дай возьму сигарету. Запасись терпением, сейчас будем сопоставлять словесные портреты. Прими к сведению, что в полпервого Весе мило беседовал с ним по телефону.

– Из дому?

– Нет, с работы. Отсюда – Как “отсюда”? Ах, Весе! Я спрашиваю про того типа.

– Из студии.

– Как это?

– А так. Весе звонил ему на студию.

– И он гам был?!

– В том-то и дело. Я сама, собственными ушами слышала. Что-что, а этот голос я узнаю среди тыщи.

– Не понимаю. Ты собственными ушами слышала, а я собственными глазами его видела, только на другом конце города. Успел доехать?

– Исключено. От Мокотова на Старое Място за пять минут, а потом ещё подняться на третий этаж и выйти с собакой, чтобы столкнуться с тобой на лестнице?..

– Тогда, значит, раздвоился?

– Вот я и думаю, кого ты могла видеть… Теперь Янка надолго умолкла.

– Не молчи, черт тебя дери, гони подробности, как он выглядел?

В течение нескольких минут мы занимались подробнейшей идентификацией. Да толку-то, о стопроцентной гарантии и речи не было.

– Нет ли у него чего-нибудь неповторимого? Особых примет?

– Есть, – мрачно сказала я. – Серый пиджак с кожаным воротничком. Неповторимый, один такой на всю Варшаву! И два метра росту.

– Застрелись ты с этими метрами. О боже, знать бы, как дело обернётся, уж как-нибудь раздела б его до пиджака. И плевать на репутацию нашего пола!

– А потом бы оказалось, что обесчестила невинного человека. Нет, я уже однажды села в лужу, больше в такие игры не играю. Пускай себе разгуливает по своим ступенькам сверху вниз и снизу вверх хоть до Судного дня. Я умываю руки!

– Не выводи меня из себя. У тебя что, упадок духа?

– Хуже. Жизнь уже из-за этой истории не мила. Прогрессирующая депрессия. Да и в конце концов, есть дела поинтересней.

– Какие, Скорбут?

– Он самый. С ним уж точно с тоски не помрёшь. Одна надежда на него, может, вылечит от хандры.

Несмотря на такое категорическое заявление, толика любопытства у меня к пресловутому субъекту сохранилась. Кто бы мог подумать, что в Варшаве столько одинаковых долговязых и чернявых мужчин, да ещё и с чёрными собаками! Что за урожай на чёрных псин! Но не ворошить же мне погребённую тайну заново, когда я столько трудов приложила, чтобы навсегда вычеркнуть её из памяти, разувериться в существовании этого человека, списать его в область предании и легенд…

* * *

Статья о домах культуры нуждалась ещё в перепечатке. Проклятый долг тянулся за мной как гиря на ноге, и не предвиделось иного способа избавиться от проклятия, как только дописать свой опус и немедленно сбыть с рук. Телефон зазвонил, когда я добралась до четвёртой страницы.

– Слушаю…

– Алло, Скорбут! Скорбут!

Ну Скорбут, чего же ещё? Я бы скорей удивилась, если бы меня оставили в покое. В преддверии финала литературной моей голгофы самочувствие у меня значительно улучшилось, а вместе с тем заметно прибавилось и ясности ума. Что бы там за этим Скорбутом ни стояло, а из рук я его не выпущу, пока не разберусь, что к чему. Не мешало бы перехватить инициативу.

– По какому номеру звоните? – сурово спросила я.

– Четыре сорок девять восемьдесят один.

– Слушаю вас.

– Район сто два сгорел. К-2 выпал из игры.

– А К-4? – спросила я во внезапном озарении.

– В порядке, действует. А-Х и В-2 – в районе сто один. Приступаем в час ноль-ноль. Какие будут указания?

– Никаких, – честно призналась я, потому как их у меня действительно не было. Хотела, правда, предложить, чтобы в тот сгоревший район вызвали пожарную команду, но не успела. Мой конфидент отключился.

В полном недоумении я снова уселась за стол и закурила. Не будь я обременена неизбывным долгом, не раздумывая встряла бы в загадочную афёру. Вообще-то писать статьи мне нравится, но на сей раз милое сердцу занятие превратилось в адскую муку. Надо срочно закругляться, я уже не то что действовать – думать не в состоянии. Не статья, а наваждение, заполняет вокруг меня все жизненное пространство, дышать свободно не даёт, парализовала всю мою волю. Без неё я бы уже составила план действий, а потом, засучив рукава.., гм, наломала бы дров – для чего-нибудь толкового у меня слишком мало информации. Но до действий, слава богу, пока ещё не дошло; пока ещё я, отстучав на машинке очередную фразу, надолго погружалась в очередные догадки, что губительно сказывалось как на фразах, так и на догадках.

Смысла во всей этой фантасмагории ни на грош. Банда преступников обрывает мне провода, навязывает сведения о какой-то дурацкой операции и требует указаний. Не иначе я удостоилась большой чести – заделалась у них атаманшей. Операция, конечно, нелегальная, никакое легальное учреждение не будет действовать столь глупо.

«…художественные коллективы занимаются преступной деятельностью”. Тут я опомнилась, забила иксами “преступной” и стала печатать дальше, одновременно пытаясь мыслить логически. Что он имел в виду, сказав “спускаемся”? Откуда можно спуститься, учитывая, что дело происходит в Варшаве? С корабля? Отпадает, ещё не сезон, горных вершин в Варшаве не имеется. Лестниц, конечно, навалом, могли спускаться, например, с какого-нибудь чердака, где они укрывались. “…раздвижные стенки расширяют возможности синхронизации помещений…»

Какая, к лешему, “синхронизация”, тут должно стоять “использование”. Или я отказываюсь от одного из двух занятий, или у меня сейчас ум за разум зайдёт. Подумав, я отказалась от перепечатки. Дело такое, что не терпит отлагательств. Хватит с меня одной неразгаданной загадки, другой я не переживу. Да и чем черт не шутит, а вдруг повезёт – раскрою преступление века и благодарная отчизна будет воздавать мне почести до гробовой доски?

Первым делом я взялась за то, за что полагается в таких случаях браться. Составила реестр имеющихся в моем распоряжении сведений. Запечатлённые чёрным по белому, они приобрели неслыханно дурацкий вид, полный абсурд, ничего больше. Единственное, что удалось из записи извлечь, так это некие разрозненные домыслы.

Помнится, я пустила в ход слово “позиции”, а мой собеседник воспринял его как должное. Напрашивается вывод, что спускались они не просто с лестницы, а с какой-то позиции. Позиции расположены в районе. Что такое район? В общем это некое место, а в частности оно может быть и участком улицы, и городским кварталом, и лесом, полем, лугом в любой точке страны. Воздушный бассейн я в расчёт не брала, тогда бы они, как в планеризме, упоминали и о погоде.

Банда, похоже, немалочисленная – во-первых, голоса все время разные, а во-вторых, говорят о себе во множественном числе. Есть у них какой-то шеф. Шеф…

Тут меня что-то насторожило, но что… Я думала-думала, но ничего не надумала и оставила шефа в покое.

Избыток всякой аббревиатуры, на которую они не скупятся, может означать что угодно, начиная от строительных материалов и кончая кличками агентов империализма. Откровенно говоря, я предпочла бы скорее агентов, чем ворованные кирпичи. Надо будет составить список всех подходящих слов на К, на А и на В и поломать над ним голову…

Единственная точная информация – это время. Я знаю, когда это происходит, но не знаю, что именно и где. У меня даже мелькнула мысль, не обзвонить ли все милицейские участки в Польше – на предмет каких-нибудь совпадающих во времени инцидентов. Но я от неё отказалась. Незачем пороть горячку, настанет черёд и милиции, не соваться же к ней с пустыми руками.

Ну и самое главное: какого черта они названивают именно мне?!

Чутьё подсказывало, что я должна это знать, тут надо только вспомнить, тут ключ ко всей загадке. Шевели мозгами, сонная тетеря Сделав последнее над собой усилие – увы, бесплодное, – я решила дать своей натруженной голове передышку. Буду держать руку на пульсе событий, копить, елико возможно, информацию, но сначала надо наконец завязать с этими садистскими домами культуры…

Садисты, однако, не собирались выпускать мою грешную душу на свободу и всеми потусторонними силами продлевали свою власть. Той ночью я, конечно, статью допечатать не успела, от непосильных умствований меня сморил сон, и вечером следующего дня пришлось снова сесть за машинку. Как и следовало ожидать, затренькал телефон.

– Это ты? – возбуждённо заорала мне в ухо лучшая подруга. – Слушай, я такое видела! Обалдеешь!

Меня её звонок разозлил – я ждала Скорбута и держала на этот случай свой интеллект в боевой готовности. А кроме того, обалдеть я уж никак не могла, поскольку пребывала в этом состоянии перманентно.

– Твои видения начинают мне действовать на нервы, – раздражённо заявила я. – Что там ещё?

– Я его видела, в двойном экземпляре! Кого она видела, я поняла сразу, вот только с чего у неё стало двоиться в глазах, где и по какому поводу она так нализалась?

– На именинах была? – осторожно поинтересовалась я.

– На чьих?

– Какая разница. После именин много чего начинает двоиться. Бывает, в целые стада размножается. В стаде он не гулял?

– Идиотка! При чем туг стадо? Я не про быка, а про того типа. Представляешь, видела их двоих, сплошь одинаковых, – средь бела дня, на Замковой площади.

– Ты уверена, что у тебя в глазах не двоилось?

– Кончай валять дурочку, слушай дальше, я и сама уже озадачена не на шутку. Поднялась я, значит, по лестнице, вышла на площадь, народу там почти не было, и они мне сразу бросились в глаза. Одинакового роста, обознаться ничего не стоит!

Со скрипом, преодолевая сопротивление, внедрялась неожиданная сенсация в моё сознание. Главное – не терять голову, а ещё лучше – сохранить её трезвой.

– И что же они делали? – спросила я по возможности без экзальтации, с умеренным любопытством.

– Расходились.

– То есть?

– Ну, шли так, как будто только что простились и расстаются, расходятся в разные стороны. Один совсем ушёл, а другой остался.

– Как остался, где остался? Уселся на площади, решил покормить голубей?

– Нет, пошёл к цветочному киоску покупать цветы. Я, конечно, следом, пристроилась рядышком, сделала вид, что тоже интересуюсь цветами, а сама, натурально, глаз с него не спускаю. Ещё немного, и на всю жизнь косой бы осталась!

– Он тебя заметил?

– Ещё как! Ни капельки не поверил в мой интерес к цветам, зыркал на меня с большим подозрением. И знаешь, на этот раз почти мне понравился…

– С чего бы это?

– Сама не знаю. Совсем другое выражение лица… Улыбка такая, будто бы в душе забавляется. Явное, понимаешь, чувство юмора!

Чур меня! Как я ни гнала от себя настырное видение, перед глазами всплыла знакомая улыбка – чуть ироничная, но такая милая и обаятельная! Улыбка человека, который на самом деле не существует… Я с трудом стряхнула с себя наваждение.

– Может, он разговаривал с тем своим мифическим другом? – предположила я. – С тем, который звонил мне от его имени?

– Тоже двухметровым?!

– Ну и что, нельзя заводить себе двухметровых друзей?

– Заводить, но не подбирать же по росту! Это он, чтоб я сдохла! Твой таинственный незнакомец!

– А дальше? – спросила я, сдавая позиции. – Что дальше? Ведь не торчит же он до сих пор у киоска!

– Сел в машину и укатил.

– В какую машину?

– Не знаю.

– Как, ты не разглядела даже марку? Ослепла или сомлела?

– А что, тут и сомлеть недолго, могла себе позволить. Большая машина. Серая.

– И на четырех колёсах. Большая редкость. Одна на всю Варшаву. – Какого черта ты мне не позвонила?

– Не успела! А ты как себе представляешь, подхожу я к нему и заявляю: “Не торопитесь, погодите, сейчас я позвоню своей подруге”?

– Надо было за ним ехать!

– На чем?

– На такси!

– Не смеши меня! Какое ещё такси на Старом Мясте, в полдень?

– Короче, шанс для опознания объекта мы проворонили! В следующий раз, как наткнёшься, сразу звони мне и бегом за ним, только помечай дорогу. Чем придётся: клочками бумаги, печеньем…

– Придумала! Бумажек везде навалом, а печенье сожрут голуби.

– Тогда пивными банками, пробками…

– Ума палата…

Я положила трубку, слегка встревоженная. Неужели тайна, на которой я поставила крест, снова всплыла на свет божий, снова даёт о себе знать? Кто он, этот человек, на которого Янка то и дело натыкается? Надо все-таки разобраться, а то не видать мне покоя. Только как? Занять дежурство на Замковой площади и отстоять там пару недель Симеоном Столпником? Симеону Столпнику пришлось, кажется, отстоять дольше.. Почему он вечно попадается на глаза Янке, а мне так ни разу? А ещё говорят, мир тесен!

Я снова уселась за машинку. Сидела кик на иголках. Ждала весточки от Скорбуга. И тот не подвёл, позвонил, когда я добралась до последней страницы. Я молча выслушала загадочную скороговорку:

– К-4 в порядке, не обнаружен. В районе сто один два фальсификата. Пароль “кукурукуку”.

Отбой.

"К-укурукуку”! Вот именно, лучше не скажешь. Не иначе они там все сбрендили. На какой-то момент я даже усомнилась в существовании банды, очень уж смахивало на групповой побег психов из дурдома. Что они такое затевают? К-4 может быть бандитом, скрывающимся от правосудия, ну а два фальсификата? Подставляют вместо людей манекены? Или это фальшивомонетчики? Но на кой черт фальшивомонетчикам пароль “кукурукуку”?!

Вместо того чтобы пойти спать, я занялась следствием. Битый час угробила на составление словарика, и чем дальше, тем больше он меня смущал. Я записывала все, что приходило в голову, на А, на В и на К, в результате составила впечатляющий винегрет из всякой всячины. Каракульча, колбаса, контрабанда, комитет безопасности, авизовка, антенна, агрономия, бриллианты, бетон, банк, биология – и прочая и прочая. Список получился впечатляющий и занятный. Каким образом предметом преступления может стать, например, агрономия или кино, которое тоже оказалось в реестре, я и сама не представляла. Напрягая все свои извилины, всматривалась в оригинальный список до полного умопомрачения. Инстинкт мне подсказывал, что не такое уж это пустопорожнее занятие. Что-то в этом есть, знать бы только, что именно.

Наконец я улеглась спать, с содроганием думая о том, что в любой момент меня могут разбудить. Как бы не брякнуть со сна какую-нибудь глупость, чего доброго догадаются, что я не из их компании…

Тем не менее заснула я как убитая, и телефон, наверное, надрывался долго. Сняв трубку, ч услышала знакомые позывные, и сон как рукой сняло. Кто-то говорил очень усталым голосом и против обыкновения не очень официально – видимо, из-за усталости.

– Сколько можно ждать! – В интонации прорывалось скорее даже не раздражение, а покорность судьбе. – Шеф на месте?

– Нету, – с чистой совестью оповестила я. Могла бы в случае чего и на Библии подтвердить, что никакого шефа у себя на ночь не приютила.

– Жаль. Срочно передайте, что все идёт сикось-накось. А-Х почему-то не действовал. В-1 тоже не ахти как, кое-что вообще не удалось.

– Что именно? – осторожно заикнулась я и навострила уши.

– Сейчас скажу, у меня тут записано… “Взбрыкчать, вьюркий.., чихняя.., клюмбок, вейник, бухастый…” Кажется, все.

Я прямо обомлела. Весь мой интеллектуальный багаж перевернулся во мне вверх тормашками. На какое-то время язык перестал мне подчиняться, наконец удалось более-менее спокойно произнести:

– Понятно. Что дальше?

– Завтра все по плану. Ждём очередных указаний Спокойной ночи.

– До свидания, – пробормотала я, до глубины души поражённая тем, что со мной наконец поговорили по-человечески, нормальным тоном… Эврика! В сплошных потёмках внезапно вспыхнул даже не огонёк, а мощный луч прожектора! Я ведь знаю, знаю, что означают идиотские эти слова!!!

Ещё немного, и я сорвалась бы с постели и пустилась в пляс. Какая удача, мне приоткрылся наконец краешек тайны! Несколько совершенно бессмысленных слов позволили заглянуть в самую сердцевину преступления. Я почувствовала себя такой счастливой, что срочно понадобилось дать выход своим чувствам, иначе я не то что не усну, а и, не дай бог, лопну от счастья. Схватив трубку, я набрала номер своей подруги.

– Алло, – раздался после мучительно долгих звонков заспанный голос.

– Взбрыкчать! – триумфально выкрикнула я. – Чихняя, клюмбок!

– Езус-Мария, тебе плохо?!

– Мне хорошо, тут такой звонок был! Вей-ник!

– Вот беда! – ахнула насмерть перепуганная Янка. – Рехнулась! Что ты лепечешь?

– Сообщаю тебе суть загадки! Теперь я знаю, где собака зарыта!

– Сумасшедшая! Переходи на человеческий язык, или я вызываю “скорую”!

– Ну так слушай…

И я пересказала ей недавний разговор.

– Но я все равно ничего не понимаю. Если не ты, тогда он ненормальный. Объясни толком.

– Таких слов в польском языке вообще нет…

– Ну уж это-то понятно…

– Погоди, не перебивай…

Выкладывая свои соображения, я заодно приводила в порядок мыста, на радостях учинившие в моей голове сущую вакханалию. С давних пор мне было известно, что существует способ проверки микрофонов, передатчиков и прочих причиндалов радиосвязи с помощью списков, состоящих из набора таких вот бессмысленных слов Мои познания в этом предмете были весьма поверхностными, потому как всякие разговоры о слабых токах, сетях и тому подобном, которые в своё время вокруг меня велись, я в одно ухо впускала, а в другое выпускала, и тем не менее наслушалась я достаточно, чтобы сейчас наконец меня осенило.

– Я так понимаю, – захлёбывалась я от возбуждения, – что речь идёт о каком-то жульничестве с радиоаппаратурой или вроде того. Скажем, тут шпионская афёра с радиосвязью или грандиозная контрабанда новой аппаратуры – да мало ли что. Попробую вытянуть из них дополнительные сведения, распутать этот “клюмбок”. Слушай, я в восторге!

– А я так скорей во сне, – индифферентно зевнула Янка. – В такую пору меня на восторги не тянет. Может, обсудим завтра?