Текст книги "Проза жизни [Обыкновенная жизнь]"

– Сзади за мной слетает, – предупредила Шпулька. – Давай остановимся и привяжем.

– Давай, а то скоро будет поворот, – встревожилась Тереска. – Надо же, этот гроб прёт как танк… Тормози!

– Как?

– Не знаю! Ногой! О Господи, что-то едет!

– Нас задавит! – панически запричитала Шпулька. – Ноги отрежет! Бросай все, бежим!

Со стороны Варшавы неслась машина, а они, как на грех, катили по самой серёдке проезжей части. К счастью, небольшого наклона дороги на повороте оказалось достаточно, чтобы перегруженная тачка сбавила скорость, позволив им спрыгнуть без риска для жизни. Ещё какое-то время они возились со своим грузом, причём в свете фар это выглядело так, будто огромный сухой куст вдруг ожил и решил переместиться в другое место, потом наконец удалось вытащить стол на обочину.

Мимо проехал «фольксваген», немного притормозив на повороте и осветив окрестности, и быстро исчез в направлении Виланова.

– Пронесло, – дрожащим голосом сказала Тереска. – У меня есть запасная верёвка, а вообще-то смородину мы потеряли.

– Я не удивлюсь, если мы и жизнь потеряем на ниве общественной работы, – с горечью заметила Шпулька, возвращаясь за валявшимися невдалеке черенками смородины. – Привяжи их покрепче!

Из все ещё стоявшей в зарослях машины за ними наблюдали три пары внимательных глаз.

– Менты, – с тревогой произнёс один из субъектов. – Выследили нас.

– С чего ты взял?

– Они ездят «фольксвагенами». Ты представляешь себе водителя, который увидал бы такое зрелище и не остановился бы поглядеть, что это за цирк? Он в сговоре с этими…

– А вдруг и правда?

– Она нарочно вывернула на середину, чтобы показать место.

Третий внезапно разозлился.

– Попрошу не разводить панику, – холодно заявил он. – Что значит «место», какое место, мы здесь первый раз встречаемся! Никто о нас ничего не знает, вы как пуганые вороны!

Двое других прикусили языки.

– А интересно все-таки узнать, в чем тут дело, – наконец осторожно сказал один. – Эти девчонки и эта… платформа. Чем они здесь занимаются?

– Это можно, только поделикатней, соблюдая осторожность. У нас ещё два часа времени.

Автомобиль медленно выехал из кустов и с выключенным дальним светом, лишь на подфарниках, покатил в сторону Варшавы.

– Я уже боюсь разгоняться, – обеспокоенно сказала Шпулька. – Эта скотина в случае чего снова не захочет останавливаться.

– Толкай, иначе мы всю оставшуюся жизнь проведём на шоссе! Надо приделать тормоза, Зигмунту это ничего не стоит.

– Зигмунт того же мнения, что и остальные. Говорит, что мы пустоголовые, что надо было сначала договориться, а потом заказать грузовик и свозить все чохом, раз в две недели…

Тереска внезапно соскользнула со стола и застыла бы как вкопанная, если бы не судорожно зажатая в пальцах скоба, тащившая её дальше. После короткой пробежки к ней присоединилась Шпулька. Соскочив с тачки, она с помощью Терески обуздала её, и обе остановились.

– Что ты сказала?

– Говорю, раз в две недели. Из-за этого твоего Богуся мы стали такими кретинками, каких ещё свет не видывал, во всяком случае, на европейских рекордсменок точно тянем! Так говорит Зигмунт, и похоже, он прав. А что касается Богуся, – безжалостно пророчила Шпулька, – он придёт в тот самый злосчастный день. Как назло. Всегда так бывает, это уж точно. Ты можешь торчать у телефона целый год, а как только отскочишь на минутку, он и позвонит. Но ты его звонка не услышишь.

Тереска смотрела на неё с явным неудовольствием.

– Ладно, – наконец гневно отозвалась она, – после драки кулаками не машут. Завтра смотаемся последний раз в деревню, а потом останутся только Тарчин и Груец. Зигмунт тоже хорош, не мог пошевелить мозгами пораньше.

– Он уже давно шевелит мозгами, – вступилась за брата Шпулька, – но ты же и слышать ни о чем не хотела. Ведь и Каракатица нам говорила то же самое ещё вначале. Поехали, а то и вправду не заночевать бы нам на шоссе.

Минут через десять подруги, поменявшись местами, сменили ноги. Тереска вдруг начала встревоженно озираться, затем склонившись к Шпульке, известила её зловещим шёпотом:

– Я тебя пугать не хочу, но за нами едет машина.

– Ну и что? – не испугалась Шпулька. – Мы же тащимся сбоку, пускай обгоняет.

– В том-то и дело, что она нас обгонять не хочет. Ползёт следом, сохраняя дистанцию.

Шпулька чуть не задохнулась от страха. Она вытаращила глаза и открыла рот, но тут же его закрыла и принялась яростно отпихиваться ногой. Тереске волей-неволей тоже пришлось сменить аллюр.

– Полегче, Шпулька, не гони так, а то мы загремим вниз. Все равно из нашей катеры сто километров в час не выжмешь. Нас любой машине догнать раз плюнуть.

– До Хелмской уже близко… – Выдохнула Шпулька.

– Да зачем нам Хелмская? Правь к школе!

– По насыпи я ни за что не поеду…

– Вот дурёха! Именно в насыпи наше спасение. На насыпь ни один автомобиль не вскарабкался!

– Бандиты выскочат из машины и догонят нас. Это же они! Убийцы! По Идзиковского ехать опасно, там темень страшная. Едем через город! Через площадь Унии!

– А через Беоляны и Ломянки не хочешь? На Бельведерской тоже темень.

– О Боже! Ну тогда через Дольную, там фонари есть, вчера были! Мы с тобой, видать, умом тронулись, в такой ситуации по ночам шастать! И куда только милиция смотрит? Машина все ещё едет за нами?

– Все ещё.

– Мне даже оглядываться страшно.

– Да, кстати, насчёт милиции, – припомнила вдруг Тереска, – милиция нас уже искала. Они там выследили кого-то и хотели нам показать, только нас не застали.

– Какой ужас! Бандиты наверняка смекнули, что милиция на них вышла. Из-за нас! Нет, они нас уберут, это точно! Поторапливайся!

Не теряя прыти, они окольной дорогой добрались-таки до школы и скинули во дворе свой груз. Подозрительная машина все время следовала за ними и только возле школы куда-то делась.

– Затаились небось где-нибудь за утлом, – нервничала Шпулька. – Я домой не пойду, заночую в школе. Влезу . – Через подвальное окно. Так и знай, я на нашей колымаге домой не покачу.

– Колымагу можно оставить здесь до завтра. А домой придётся идти, а то родственники всполошатся. Надо только найти что-нибудь для защиты, дубинку или палку покрепче.

– А может, позвонить из учительской, чтобы кого-нибудь за нами выслали?

– Перестань дурить, школа заперта, нам туда не попасть. Да и время ещё не позднее, везде фонарей полно.

– Только не на моей улице!

– Мы сначала пойдём ко мне и позвоним в милицию. А завтра ты прихватишь по пути нашего монстра, и встретимся у насыпи, ближе к вечеру…

– Ишь чего захотела! Ближе к вечеру! – взъярилась Шпулька. – Если ты полагаешь, что я и завтра собираюсь бегать в темноте от бандитов, то глубоко заблуждаешься. Или едем сразу после уроков или обходись без меня! Мне собственная жизнь дороже твоего Богуся!

Тереска вынуждена была признать правоту подруги. Конечно, лучше ехать сразу после уроков, но тогда как быть с репетиторством? Впрочем, если они выедут в половине пятого, с делом можно будет управиться до темноты.

Терескин дом был объят глубоким покоем, видимо, пани Марта уже махнула рукой на дочь. Подозрительных машин по дороге не попадалось, но за ними неотступно кто-то шёл. Шпулька с перепугу постукивала зубами.

– А Зигмунту и в голову не придёт сестру встретить… Брат называется!

– Так он же понятия не имеет, где тебя встречать, – резонно возразила Тереска. – Успокойся, сейчас позвоним в отделение, участковый сам хотел с нами потолковать, значит, чего-то выведал…

Участкового на работе уже не было, но дежурный милиционер, предупреждённый насчёт возможного звонка, дал Тереске его домашний номер. Терпеливо выслушав сбивчивый рассказ девушки, участковый велел им дожидаться его.

Через полчаса он уже подходил к калитке в сопровождении неотлучного Кшиштофа Цегны. Оба были в штатском и прибыли пешком, оставив машину на другой улице. В калитку вошли бесшумно – Тереска и Шпулька уже поджидали их, дрожа от холода и волнения. Никогда ещё вид блюстителей закона не доставлял им столь искренней радости!

– … – В машине их, кажется, было трое, – с волнением завершила Тереска свой подробный рассказ.

– И один шёл за нами до дома, – добавила Шпулька.

– Проверяли мы эти участки, – задумчиво произнёс участковый. – Одним владеет медсестра из больницы на Мадальинского, другим – главный бухгалтер конструкторского бюро, он, впрочем, уже ушёл на пенсию. Ни медсестра, ни бухгалтер под ваше описание не подходят. Хотя там иногда хозяйничают их родичи… Двоих мы уже взяли на заметку и собираемся вам показать для опознания. Вероятно, вам придётся отпроситься с уроков этак на полчаса.

– На час, – решительно поправила его Шпулька. – И хорошо бы отпроситься с истории.

– Ну это уж как получится…

– Ладно, а сейчас как нам быть? – перебила его Тереска, несколько обиженная то ли на слишком пугливую Шпульку, то ли на слишком спокойную милицию. Участковый и Цегна вели себя так, словно заскочили поболтать о пустяках. – Эти типы, которые за нами следили, вас совершенно не интересуют?

– Что вы, что вы, очень интересуют. Одного мы приметили по дороге, и его личность уже выясняется.

– Выясняется? Да они же все успеют удрать!

– Зря волнуетесь, не успеют. Мой коллега обо всем наших людей предупредил.

Участковый кивком указал на Кшиштофа Цегну, – все это время тот тихо стоял в сторонке и прилежно слушал. Девочки покосились на него с сомнением.

– Когда же это он предупредил? – недоверчиво поинтересовалась Шпулька. – Он же никуда не уходил, торчал тут молчком.

– Есть у нас свои способы, – ответил он, стараясь сохранить серьёзность. – В трудных случаях мы прибегаем к телепатии…

– К коротковолновой рации, – не поддалась обману Тереска, внимательно оглядев штатский костюм Скшетуского. – Небось крохотная, потому как на поверхности не видать. И что дальше?

– Ничего. Вы уже добрались до дома, вашу подружку мы подвезём, можете не волноваться, а потом примемся за бандитов…

Тереска не чуяла никакой беды, когда поспешно натягивала на себя всякое тряпьё – прошлогоднюю юбку с отвислым задом, стоптанные нечищенные башмаки и старенький, с разномастными пуговицами жакет. Это был тонкий дипломатический ход, призванный гарантировать успех трудному садовому делу. Для заключения сделки подруги наряжались в лучшие свои одежды, дабы произвести выгодное впечатление, а за уже обещанными саженцами являлись в затрапезном виде. Они действовали так не только из опасения повредить свои наряды во время перевозки, но и во избежание нежелательного интереса со стороны прохожих.

Тереска торопливо завязывала перед зеркалом платок, время подпирало – в полпятого Шпулька явится к насыпи вместе со столом. В этот как раз момент внизу прозвенел звонок – кто-то пришёл. В приоткрытую дверь в Терескину комнату донеслись голоса из прихожей, и она в панике застыла у зеркала. Богусь!!!

От волнения Тереска ослабла, лицо запылало румянцем, а сердце выделывало курбеты, то поднимаясь к горлу, то уходя в пятки. Она стояла, стиснув пальцами концы так и не завязанного под подбородком платка, и лихорадочно соображала. Зад отвис… Лицо… Снова она предстанет перед ним без макияжа! И, черт побери, пора бежать, Шпулька её ждёт на насыпи. Да, вот он, злосчастный день, как в воду глядела Шпулька! Что же делать?

Но все тревоги тонули в нахлынувшем на неё чувстве счастья. Богусь… Пришёл… Наконец-то… Сейчас она увидит его.

– Тереска! – позвала её снизу пани Марта. – К тебе гость!

Решительным жестом Тереска сорвала с головы платок и прошлась расчёской по волосам. Рванула молнию на юбке и снова застегнула её, скинула с ноги башмак и снова его надела. В полном помрачении рассудка криво застегнула пуговицы жакета и, неведомо для чего прихватив платок, смахивающий на тряпку для пола, выскочила из комнаты.

Зрелище, представшее глазам Терески, было воплощением её грёз: Богусь стоял внизу, опершись на перила, и насмешливо взирал на неё. Схватившись за перила, чтобы не свалиться вниз от счастья, Тереска на негнущихся ногах медленно спустилась по лестнице.

– Везёт же мне на твои визиты, – проговорила она с горечью, сквозь которую пробивалась неукротимая радость. – Неужели так трудно позвонить и предупредить, что придёшь?

Богусь разглядывал платок с нескрываемым интересом.

– А что, я опять некстати? – наконец отозвался он. – Но сегодня ты вооружилась тряпкой, а не топором, и на том спасибо. А предупредить заранее я не мог, меня сюда занесло случайно. Оказался поблизости от твоего дома и решил зайти. Ты куда-то выходишь? Ничего страшного, загляну к тебе в другой раз.

Почувствовав, как внутри у неё все холодеет, Те-реска молниеносно приняла решение.

– Никуда я не выхожу, – твёрдо проговорила она. – Пойдём наверх, там можно поболтать спокойно.

Комната её выглядела вполне пристойно, не стыдно было пригласить гостя. Познав на горьком опыте опасность генеральных уборок, Тереска категорически от них отказалась, по крайней-мере до тех пор, пока не установятся прочные контакты с предметом её грёз. Быстренько запихав в шкаф раскиданные по стульям мелкие детали гардероба, она бросила платок на стол. Богусь с любопытством огляделся вокруг и сел на тахту.

– Что ж, с жизненным пространством дела твои обстоят недурно, – одобрительно заметил он. – Устраиваешь тут что-нибудь?

– В последнее время нет, – небрежно ответила она. – Времени не хватает, дел навалилось по горло.

Богусь внимательно осмотрел полку, стол и шкаф, словно что-то выискивал.

– А музыка у тебя есть? Поставь что-нибудь, а?

– Музыка? – не сразу сообразила Тереска. – Нет, здесь ничего нет. Радио у нас внизу.

– Как же так? У тебя нет магнитофона? И даже проигрывателя?

Звучавшее в его голосе изумление отдавало недовольством, если не презрением. Тереска почувствовала себя глубоко обиженной. У неё не было ни магнитофона, ни проигрывателя, у неё даже транзистора не было, а главное, до сих пор ей и в голову не приходило, что все это у неё должно быть. Чета Кемпиньских не баловала своих детей роскошью, и с этим приходилось мириться. И только сейчас Тереска почувствовала себя убогой и обделённой, недостойной Богуся, привыкшего к совсем иному уровню жизни.

– Пожалуй, надо что-нибудь прикупить, – обронила она небрежным тоном, долженствующим показать, что отсутствие в комнате предметов первой необходимости допущено по её недосмотру и с финансами вовсе не связано.

– Я уже понял, что сюда надо являться готовым ко всяким сюрпризам, но чтобы музыки не было… Ясно, к тебе надо ходить со своим транзистором, – с издёвкой произнёс Богусь, вынимая сигареты. – Закуришь?

Тереска чуть не подскочила.

– Разве ты куришь?

– Курю. А ты нет?

Гордость взяла верх над чувствами.

– Конечно нет, хотя это модно, – ответила Тереска, не скрывая презрения. – Но за модой я не гонюсь, мне вообще стадные увлечения не по душе. А ты… ты же не курил в лагере?

Богусь пожал плечами.

– В лагере кончалось моё детство, – снисходительно пояснил он. – В детстве я не заводил вредных привычек, чтобы не нарываться на неприятности. Сама знаешь, как это в школе делается. Я не охотник прятаться по сортирам. Ну а теперь поводы для самоограничений исчезли.

Тереска кивнула. Чувства вернулись на своё место. Богусь снова стал независимым, храбрым, взрослым и ещё более неотразимым. Все его слова и поступки казались ей достойными восхищения.

– Конечно, взрослым многое разрешается, – признала она.

Богусь глядел на неё недоверчиво.

– Слушай, а ты правда никуда не торопишься? Мне кажется, я тебе помешал.

– Почему это?

– Потому что ты сидишь как на иголках. Да и твоё облачение домашним платьем не назовёшь, хотя в качестве пеньюара это даже оригинально.

Затопившие её волны блаженства стали спадать, уступая место прозе жизни, довольно-таки жестокой. Пришлось вспомнить о своём жалком наряде. Переодеться, что ли? Снять жакет, сменить проклятую юбку и грубые башмаки, показаться ему наконец в женственном виде… Нет, слишком поздно. Образ Шпульки, обречённой на тоскливое ожидание у насыпи, возник перед ней немым укором. В темноте Шпульку с места не сдвинешь, а ведь это их последняя поездка.

Тереска заколебалась.

– По правде говоря… – Отважилась она наконец. Богусь тут же вскочил на ноги.

– Что ж ты мне сразу не сказала?

Расстроенная Тереска неохотно последовала его примеру. Немного наберётся на свете дел, которые нельзя отменить даже ради Богуся… Такое из-за этих саженцев невезение! Надо бы ему все как следует объяснить, а то чего доброго обидится, подумает, что его визиты сюда нежелательны. Однако в глубине души Тереска смутно сознавала, что общественным поручением и садом для несчастных детишек Богуся не проймёшь, как бы ещё на смех не поднял её неотложное дело. Впрочем, в этом деле есть и другие, весьма существенные моменты.

– Признаться, – заговорила она в порыве вдохновенья, – мне действительно надо обделать одно дельце, пока не стемнело.

– Родители запрещают поздно возвращаться?

– Не родители, а милиция.

Богусь, уже дошедший до дверей, изумлённо обернулся.

– Вот это да! А что ты натворила?

– Влипла в дурацкую историю, – ответила Тереска, радуясь возможности сообщить, что и в её сереньких буднях есть место интригующим авантюрам. – Я уже тебе говорила про свои идиотские проблемы. Нас со Шпулькой пытаются убрать какие-то типы. Помнишь Шпульку? Так вот, типы подозрительные, замышляют преступление, а опознать их можем только мы. Вчера вечером они за нами следили…

Заинтригованный Богусь смотрел на неё пристально, но недоверчиво.

– А вы случайно манией преследования не страдаете?

– Если и страдаем, то не в одиночку. К нам подключилось все местное отделение милиции. В тёмных местах нам появляться запретили. Я, конечно, не очень-то этих типов боюсь, но Шпулька перепугана страшно, и можно её понять. Она меня сейчас ждёт, мы с ней должны съездить за город.

– Интересно, – сказал Богусь, спускаясь по лестнице. – Разумеется, я тебя задерживать не стану. А какое они замышляют преступление?

– Понятия не имею. Мы знаем, что они кого-то хотят убить, а вот кого, неизвестно. Милиция занялась этим делом, мы не встреваем.

– Правильно, от таких дел лучше держаться подальше. Значит, по вечерам тебя из дома не выпускают?

– Ну что ты! Конечно, выпускают. По городу мне разрешено гулять, нельзя только заходить в места, где темно и пустынно. В кино, например, ходить можно… Я так давно в кино не была!

В горле у Терески словно картофелина застряла, жёсткая и сырая. Что если он не понял намёка?.. Распрощается и исчезнет, а потом снова явится в самый неподходящий момент… Нет, больше ей такого не вынести…

– В кино можно? – оживился Богусь. – А что, неплохая идея. Ты какой фильм хочешь посмотреть?

– Да хоть какой, я давно уже ничего не видела.

– В «Палладиуме», кажется, идёт интересный фильм. Надо будет тебя на него сводить.

– Может, сходим завтра? – робко предложила Тереска. Затаив дыхание, она ждала ответа.

– Нет, завтра не получится, а вот послезавтра сходим. На шестичасовой сеанс.

Богусь смолк, размышляя о том, что сводить в кино потенциальную жертву убийства даже интересно. К тому же его разбирало любопытство, что наденет на себя Тереска по такому случаю.

– Ладно, значит, послезавтра, – согласилась Тереска, стараясь не взорваться от счастья. – А где мы встретимся?

– В центре где-нибудь. Можно перед «Орбисом» на Братской. В полшестого. Согласна?

Тереска была согласна на любое место и на любое время, даже на трамвайное депо в полночный час. Ей было невдомёк, что Богусь, собравшийся кое-что уладить в «Орбисе», нарочно выбрал филиал поблизости от кинотеатра – он опасался, как бы дама не опозорила его своим нарядом, если с ней придётся ехать через весь город. Тереска не знала о его тайных опасениях, а если бы узнала, все равно не стала бы отказываться от счастья. Наконец-то её любовные дела пошли на лад!

Добравшись до калитки, оба занервничали. Богусь только сейчас заметил, что грязную тряпицу Тереска прихватила с собой. Его даже в жар кинуло при мысли, что кто-то сможет увидеть его в таком обществе. Он лихорадочно выискивал благовидный предлог, чтобы отделаться от девушки. Тереска, жаждавшая, чтобы Богусь проводил её, тем не менее тоже была непрочь от него отделаться: незачем Богусю знать о саженцах, а тем более о том, на чем они их перевозят. Шпулька наверняка держит колымагу на виду, а может, даже расселась на столешнице…

Надежда увидеться с Богусем послезавтра вдохнула в неё силы.

– Не провожай меня, – самоотверженно сказала Тереска. – Мне придётся лететь сломя голову, а вид у меня и без того дурацкий.

– Да, если оба мы полетим сломя голову, это будет зрелище для закалённых, – согласился Богусь, чувствуя к Тереске чуть ли не благодарность. – Тогда чао, держись. Постарайся, чтобы тебя не убрали, хотя бы до послезавтра. Говорят, фильм хороший…

Разъярённая получасовым ожиданием Шпулька поняла все с первого взгляда. Тереска излучала сияние, и казалось, у неё выросли крылья. Она явилась преображённой.

– Значит, я тут торчу людям на смех из-за Богуся, – едко заметила Шпулька. – Он мне уже осточертел, этот Богусь, только лишние хлопоты из-за него… Ты что, не видишь, что уже темнеет?

Тереска не видела, ей сейчас было бы светло даже в кромешной тьме.

– Вовсе не темнеет, солнце ещё не зашло. Да, я виделась с Богусем, он пришёл как раз в тот момент, когда я выходила. А ты откуда узнала?

– Солнце уже зашло, это ты вместо него сияешь. И узнавать не надо. Только запомни раз и навсегда, я не собираюсь быть вечной жертвой твоих любовных делишек. Выбирай! Богусь или бандиты.

– Я выбираю Богуся, – без колебаний объявила Тереска. – Хватит ко мне цепляться, едем туда в последний раз. А завтра смотаемся в Тарчин.

– Завтра! – мрачно отозвалась Шпулька, разворачивая колымагу. – Стало быть, завтра Богусь занят. Ты на этом Богусе помешалась, носишься с ним как с писаной торбой.

– Завтра Богусь действительно занят, а послезавтра мы с ним идём в кино. Жизнь прекрасна!

– Для кого как, – пробурчала Шпулька, отталкиваясь левой ногой. – Мне от неё никакой радости.

Тереска пустила в ход правую ногу и, с трудом оторвавшись мыслями от Богуся, сочувственно взглянула на подругу.

– Что-то случилось?

– Закрыли буфет, где подрабатывала мама, – мрачно сообщила Шпулька. – Опять мы сядем на мель. Ума не приложу, что делать.

– О Боже, только не об этом! – простонала Тереска, чувствуя, как меркнет её радужное настроение. – Стоит мне задуматься о деньгах, как руки опускаются… Ни транзистора, ни проигрывателя, ни фотоаппарата, ни приличных шмоток, сапог и зимнего пальто – и тех нету. А отец заладил одно: воровать не буду!

– Мой твердит то же самое, – вздохнула Шпулька. – И откуда только люди берут деньги для своих чад? Кристина получает все, чего душа пожелает, и этот её… жених тоже. Родители им ни в чем не отказывают.

– Значит, их родители не чета нашим. Мои вот пальто мне обещали купить, может, купят и сапоги, а об остальном лучше и не мечтать, потому что этого балбеса, моего братца, тоже одевать нужно. Одна надежда, что сама заработаю. Если давать эти паршивые уроки по двадцать четыре часа в сутки…

И Тереска и Шпулька уже давно привыкли рассчитывать только на себя и по одёжке протягивать ножки. Унылая проза жизни упорно пыталась одолеть поэзию чувств – финансовые темы действовали на них угнетающе и приводили к упадку духа.

Ближе к месту назначения поэзия чувств все-таки взяла своё.

– Хорошо бы вытащить Богуся за город, – размечталась Тереска, – надо с ним условиться на воскресенье.

– В воскресенье мы сажаем деревья в Пырах, – напомнила ей Шпулька.

– Вот ещё! Я сажать деревья не собираюсь и тебе не советую. Это ж совсем сдуреть надо, чтобы согласиться на такое! Мы своё отработали, пускай теперь вкалывают другие.

– А я так люблю сажать деревья! Лучше в одиночку посадить целый сад, чем маяться с этими саженцами. Да ещё все время трястись, как бы бандиты не прикончили. Не знаешь, почему нас не позвали сегодня на опознание?

– Не знаю. Наверное, бандитов под рукой не оказалось. Да тебе-то что…

– Как это что? – разнервничалась Шпулька. – Думаешь, так приятно ждать, когда тебе свернут шею? Тебе тоже станет спокойнее, когда их наконец поймают.

– Не знаю, – рассеянно сказала Тереска, поглощённая какой-то увлекательной мыслью. – Не в спокойствии дело. Я не против, чтобы бандиты на меня напали, когда Богусь рядом. Он кинется меня защищать, представляешь? Это вроде бы очень сближает.

– Существуют более приятные способы для сближения. Если тебе нравится лезть на рожон, валяй, только меня от такого дела уволь. Я с Богусем сближаться не собираюсь.

– Не гони. Сейчас нам сворачивать.

Последний владелец сада, пообещавший им для благородной цели выделить под расписку пятнадцать саженцев, сидел за столом в своей кухне в компании двух гостей. Это был тучный рослый мужчина с бычьей повадкой и с физиономией, лишённой следов каких бы то ни было умственных навыков. Гости его являли собой полную противоположность друг другу. Старший, очень высокий и очень худой блондин, казался таким блеклым, будто его выстирали слишком усердно. Младший, низенький, но крепко сбитый, наоборот, был жгучим брюнетом. Старший вёл себя сдержанно, если не флегматично, и одет был с неброской элегантностью, младший нрав имел темпераментный и бурливый, а одежда его переливалась всеми цветами радуги. Странно было видеть этих троих вместе, однако нашлась тема, которую они обсуждали с живейшим интересом.

– Здесь безопасно, – толковал хозяин, хмуря брови. – Место надёжное, лучшего не найдёшь. Здесь нас не углядит никто… Надо же, принесла их нелёгкая!

Последние слова были сказаны недовольным тоном, после взгляда, случайно брошенного в окно. Гости тоже выглянули во двор.

– Так я и знал! Проклятие! – разволновался младший, срываясь с места.

– Спокойно, – холодно сказал старший. – Без паники. Кажется, ты оказался прав. Уходим через чёрный вход, немедленно. Пускай увидят, что нас тут нет.

– Я же предупреждал насчёт ментов! Я же говорил!

Хозяин, который по-прежнему сидел за столом, тупо уставившись в окно, изумлённо вскинулся.

– Какие менты? Вы что, ошалели?

– Эти девки на твоём дворе! Работают на ментов! Они за нами следят! «Здесь безопасно»! Ничего себе, надёжное место!

– Чего это с ним? Это ж девчонки, школьницы, за саженцами приехали, я им вчера обещал и напрочь про них забыл. Не то чтоб забыл, а они собирались попозже приехать, под вечерок…

– А явились пораньше! Какое тебе ещё доказательство нужно? – бурлил жгучий брюнет, метавшийся от стола к двери. – Они нас выследили вчера! А теперь приехали, чтобы проверить!

– Прекрати истерику! – осадил его старший и принялся за хозяина. – Из какой они школы, какие саженцы, объясните толком, откуда они тут взялись?

Хозяин растолковал что к чему: девчонки выполняют общественное поручение, саженцы собирают для сада. Выстиранный блондин сухо заметил, что эти общественницы встретились им вчера по пути и показались подозрительными. Хозяин подтвердил, что вчера девчонки действительно были тут, приходили за саженцами к соседям, а раньше в этих местах их никогда не видели.

– Одна направляется сюда! – диким хрипом известил их нервный брюнет.

Флегматичный блондин, глянув в окно, не спеша поднялся со словами:

– Да уймись ты наконец, ничего же ещё не ясно, – и, обращаясь к хозяину, добавил: – Нам пора уходить, пан Шимон, выпустите нас чёрным ходом. А девиц проведите по всем помещениям, пусть убедятся, что дом пуст. На всякий случай. Затем выставите их, а там видно будет. Со стола уберите…

– Дом закрыт, и никто не отзывается, – доложила Тереска, возвратившись к Шпульке, оставшейся возле колымаги.

– Куда же делся хозяин? – недоумевала Шпулька. – Он должен быть где-то тут, дома или во дворе.

– Может, в саду копается. Говорила я, что мы слишком рано едем. Подождём, может, он объявится, а если нет, придётся его искать.

– Мы даже не знаем точно, где его участок…

Оставив колымагу посреди двора, подруги заглянули в дом. Они убедились, что единственные открытые дверцы, расположенные под крыльцом, ведут в подвальное помещение. Тереска присела на корточки и заглянула внутрь, но в темноте невозможно было что-нибудь разглядеть. Вокруг не обнаружилось ни единой живой души, и они обескураженно уселись на козлы для пилки дров. В наступавших сумерках пустой двор выглядел зловещим и мёртвым.

– Даже кур нет, – с укоризной заметила Шпулька.

– Куры спать пошли, – возразила Тереска.

– А вон в том окне горит свет!

– И ты думаешь, куры там?

– Я думаю не про кур, а про человека.

– Дом заперт, и на стук никто не отозвался.

Позади них послышался какой-то шорох, девочки обернулись и увидели роскошного чёрного кота с белой грудкой.

– Какой красивый! – восхитилась Тереска. – Кис-кис-кис…

Кот остановился, взглянул на неё, отскочил и присел на краю газона. Тереска слезла с козёл и направилась к нему.

– Кис-кис-кис… иди сюда, мой красавчик, не бойся… Ну куда же ты, глупый!

Недоверчивый кот отскочил подальше при её приближении и теперь стоял, подозрительно озираясь. Склонившись вперёд, Тереска осторожно приближалась к нему с вытянутой рукой, надеясь приманить его. Шпулька наблюдала за ними с большим интересом.

– Надо ему чем-нибудь пошуршать, – посоветовала она.

Подняв с земли палочку, Тереска начала шуршать ею по гальке. Кот оживился, изготовился к прыжку, но вдруг передумал и, развернувшись, ускользнул за куст, где и уселся.

– Очень хорош и очень глуп! – объявила недовольная Тереска и поползла к нему, шурша палочкой. Кот замер.

Шпулька соскочила с козёл и присоединилась к ним – иных развлечений в этом дворе не предвиделось. Подозрительный кот был не приучен к дружескому общению, шуршащая палочка весьма интриговала его, но от людей он старался держаться подальше. Как только девочки к нему приближались, он отпрыгивал на метр и усаживался.

Таким манером Тереска и Шпулька переместились на противоположный конец двора. Кот сбежал от них под какой-то сарай и устроился там надолго, занявшись концом верёвки, свисавшей с дерева. Тереска решила не обижаться.

– Обожаю котов! Этот настоящее чудо!

– Ага, – согласилась Шпулька. – А теперь взгляни вот на это чудо: совершенно идиотский номер. Все цифры разные, ни за что не запомнить.

– Где ты углядела номер?

– Вот здесь.

Из сарая выступал наружу автомобиль, повёрнутый к ним багажником. На вычищенной до блеска табличке отчётливо виднелся номерной знак.

– Действительно номер дурацкий, – признала Тереска.«WG 5789». Если в начале поставить единицу, получится Великая французская революция. Эта пятёрка только мешает.

– Верно, – вздохнула Тереска. – Великой французской революции единица больше подходит. Пятёрку за неё не получишь.