Текст книги "Сабинянские воины"

Идею про стариков, вселившихся в тела молодых, я, конечно, не рассматривал. Но сравнение сабинян с философами, которые произвольно, по собственному выбору решили залезть в шкуру «людей традиции» и пребывать в ней до самой смерти – такая вот жестокая игра на выживание – давно меня занимало. Еще мне нравилась аналогия с японскими самураями – точнее, с их мифологизированным образом, доставшимся Европе. Такие духовные многостаночники, которые умеют и пейзажные акварели писать, и стихи сочинять, а если надо, то не задумаются и голову отсечь, себе или другому. Но то, что японский миф преувеличивает (и поэты они были так себе, и художники средние, и легендарной воинской доблестью отличались наверняка лишь единицы), сабинянская реальность реализовала последовательно и буквально.

Убаюкивая себя этими размышлениями, я постепенно заснул. Но сон мой был неспокоен. Вокруг меня снова закружились неясные образы, похожие на те, что были вечером у костра. Но теперь я точно знал, что это битва: я видел десятки напрягшихся тел, бегущих ног и рук, метающих копья и натягивающих луки. Крики, топот и свист стрел слились в один многоголосый гул. Я видел кровь и чувствовал ее запах; я сам пускал стрелы и метал копья, нанося кому-то жестокие раны. И в то же самое время я был мишенью собственных стрел! Я сам себя ранил. Вот я выстрелил – и я же упал вниз с очень большой высоты. Падая и крича от ужаса, я видел звездное небо и пролетавшую мимо шершавую бетонную стену. Удар об землю – и я проснулся.

Вскочив, я сел на своем тощем матрасике. В предрассветном полумраке на меня смотрело встревоженное лицо Ержи.

– Что это? – прошептал он, опередив меня. – Так это, выходит, был не сон?

Похоже, вокруг нас уже проснулись: внутри и снаружи дома слышалось озабоченное шлепанье десятков ног. Мы быстро оделись и выскочили наружу. Посреди поляны теснились огоньки масляных ламп; там собралось чуть ли не все стойбище. Мимо нас пробегали Меб и Кен.

– Что случилось? – крикнул я.

– На стене в горах возобновился бой, – сказала Меб, остановившись. – Какие-то то ли леваки, что ли преступники, то ли непонятно кто. Они якобы пришли мстить за того туриста, которого наши ранили днем. Но теперь они хорошо вооружены. Среди солдат много раненых. Мы идем им на помощь.

Она умолкла, выжидательно посмотрев на нас. Мы с Ержи тут же, в один голос, вызвались идти вместе со всеми. Не прошло и десяти минут, как наша длинная колонна (даже не знаю, остался ли кто-то на стойбище), освещенная десятками масляных ламп, уже двигалась по подземному коридору. Ержи был прав: подземелья здесь использовались для особо важных перемещений. Мы добежали до развилки, где вчера расстались с солдатами, и свернули в ту же сторону. Пол тоннеля начал забирать вверх, сначала плавно, потом резко. Временами становилось так круто, что казалось, мы карабкаемся вверх по шахте, пробитой в толще горы. Странное дело – я был так возбужден, что лишь на середине подъема вспомнил, что должен смертельно запыхаться. Ержи тяжело дышал рядом, но молча шел – должно быть, тоже забыл об усталости. Иногда откуда-то поступала команда остановки. Точнее, не было никакой команды, но все вдруг понимали, что нужно сесть и отдохнуть. Тогда мы сидели минут пять, а потом снова вставали и шли наверх.

Наконец, впереди замаячило четырехугольное окошко, освещенное с другой стороны невидимыми лампами. Наши спутники начали по очереди вылезать наружу. Я предположил, что сейчас увижу, и не ошибся: это оказался лаз во внутреннее пространство пограничной стены. Мы выбрались, и тут группа разделилась. Одна часть свернула налево, другая – в том числе мы с Меб, Кен и Ержи – побежала направо. В нишах горели лампы, но солдат не было видно. Лишь сверху доносились какие-то звуки – то приглушенный стук, то сдавленные голоса. Мы неотступно следовали за девушками, боясь упустить их из виду. Впереди, где была голова нашей колонны, я увидел несколько ламп, поднимающихся наверх. «Лестница!», догадался я. Так оно и было, разве что «лестницей» служили просто выбитые в бетонной стене полочки, дополненные вертикальными перилами. Сабиняне, подвесив лампы на локтях, вереницей взбирались по ним на крышу. Я думал, что нам придется последовать за ними, однако Мэб и Кен миновали лестницу и побежали дальше. Через некоторое время показался еще один подъем, а затем еще один. Всякий раз несколько человек – опять-таки, безо всяких команд – отделялись от колонны и лезли наверх. Наши провожатые по-прежнему бежали вперед, и мы не отставали.

– Ничего себе линия фронта! – проговорил Ержи, задыхаясь. – Они что, целой армией на Сабинянию наступают?

Я подумал, что для того, чтобы создать проблемы Сабинянии, не нужно армии. Достаточно нескольких организованных банд, которым заинтересованные лица выдадут оружие. (Так оно, кстати, и оказалось). Наконец, очередная лестница забрала себе остаток колонны, и мы остались одни. Скоро показались еще ступени, и тут девушки быстро, как кошки, полезли наверх. Я только успел подумать, что боюсь высоты и вообще, наверное, не справлюсь – как вдруг обнаружил себя уже под самой крышей! Надо мной зияло маленькое синее окошко, а в нем – последние рассветные звезды. И тут я услышал выстрелы. Настоящие выстрелы, а не свист стрел. «Как, кто посмел напасть на Сабинянию?!» – замелькали изумленные мысли. Тут голову обдало холодной свежестью – мы выбрались на крышу. Меб и Кен, не вставая, быстро-быстро поползли на четвереньках вдоль невысокого бортика. Мы с Ержи сделали то же самое. На фоне бледного неба я сразу увидел беловатые всполохи выстрелов, и услышал их пугающих сухой стрекот. На стене было многолюдно. Солдаты, прячась за бортиками, поочередно высовывались, натягивали луки, целились и отправляли вниз стрелы. Не считая этих звуков, здесь было относительно тихо. Зато снизу доносилась настоящая вакханалия пальбы, воплей и угроз. Под нами у подножия стены собралось несколько десятков человек. Я видел их лишь краем глаза, когда чуть-чуть приподнимал голову, и сразу в страхе опускал. Правда, им приходилось прятаться за скалами и кустами, потому что стрелы сабинянских воинов разили без промаха. Судя по долетавшим словам, некоторые из них говорили по-французски. Правда, выговор был какой-то ужасный – то ли арабы, то ли негры. В воздухе я заметил несколько квадрокоптеров. То один, то другой пытались зависнуть над стеной, но это им не удавалось: стрелы тут же сбивали их. Откуда-то издалека слышался шум вертолетных винтов. Рискнув приподнять голову, я разглядел над лесом два вертолета – видимо, полицейских. Они нерешительно баражировали на дальней периферии боя, но – это было совершенно непонятно! – и не думали подлетать ближе.

Мы все ползли вперед, и тут я увидел прямо перед собой лежащего солдата. Лицо его было перекошено от боли, зубы крепко стиснуты. Он пытался приподняться, чтобы подползти к борту, но слабость мешала, и он снова падал. Одной рукой он поддерживал другую, пробитую у самого плеча: она была обагрена кровью, и порядочная лужица уже натекла на бетонную поверхность. Я еще не успел придумать, что делать, как рядом очутилась Меб. Вытащив из сумки какие-то тряпки, она принялась наскоро перематывать рану. Затянув кое-как повязку, она попыталась приподнять парня. Он, кажется, запротестовал, но девушка издала твердый скрежещущий звук, и солдат больше не стал спорить. Да, кажется, уже и не мог: когда она тащила его мимо нас, он был уже без сознания.

– Идите вперед, – она махнула головой. – Там еще раненые!

Солдата она держала под мышками, и ползла спиной вперед, толкаясь ногами. Прямо перед нами просвистели несколько выстрелов. Испуганно нагнув головы, мы с Ержи поползли дальше. Я чуть было не наткнулся на одного из лучников. Он как раз приподнялся, натягивая тетиву; стрела вылетела, а солдат мгновенно упал плашмя, чтобы укрыться от ответного огневого выстрела. На спине у него болтались две черные косы, и тут я его узнал. На плече у Двукосого (Гора?) обмотки были слегка разорваны, виднелось пятнышко крови. Однако рана, видимо, была не столь серьезна, и руки еще крепко держали лук. Он снова вскочил, опередив ружейный выстрел, и послал ему навстречу новую стрелу. Это было проделано так быстро, что, если бы я не смотрел прямо на него, ни за что бы не отследил это движение. Мы миновали еще нескольких стрелков, и я увидел Треххвостого. Точнее, Эгра. Он сидел, пригнувшись, но вдруг быстро поднялся, размахнулся и метнул вниз короткое деревянное копье. После этого он снова свернулся, как сжатая пружина. В ту же секунду далеко внизу среди шума вырвался одиночный визг. Вырвался – и сразу погас. Убедившись, что попал в цель, Треххвостый отполз на несколько метров – он это делал гораздо быстрее, чем я – а затем вскочил и метнул еще одно копье. Запас их висел у него за спиной в кожаном мешке, вместе со стрелами. В ответ снизу раздались выстрелы. Я был уверен, что Эгр не замечает нас, однако вдруг он крикнул, повернувшись ко мне: «Пригнись!» Это было вовремя, потому что я действительно слишком высоко поднял голову.

Рядом на коленях сидел еще один воин. Я успел подумать, что это странно, что он так долго не меняет положения.

– Заберите его! – сказал Треххвостый, перед тем высыпав за стену еще несколько стрел.

Мы с Ержи подползли поближе. Голова солдата свесилась на грудь, и я узнал юного товарища Сота – одного из первых «спецназовцев», которых мы тут встретили. Он был без сознания, а грязное рубище на груди было окрашено темным кровавым пятном. У меня дух перехватило от страха и отчаяния. Я неловко попытался подхватить его, но ничего не получалось; парень сползал на бетонный пол, и мне казалось, что своими усилиями я делаю ему только хуже. К счастью, на помощь пришел Ержи. Он как-то удачно подлез под раненого, перевалил себе на спину и быстро-быстро, как паук, побежал назад, к лазу. Я хотел было двинуться рядом, чтобы придерживать тело от падения, но меня окликнул женский голос. Это была Кен. Пока мы тут возились, она, оказывается, убежала далеко вперед. Там уже не стреляли; должно быть, линия боя успела сместиться в нашу сторону. Но там оставался раненый. В светлеющем воздухе я разглядел его. Черноволосый парень, остриженный в кружок и тем очень похожий на амазонского индейца. Он был в сознании и пытался сам ползти к нам, волоча пробитую ляжку. Я поспешил ему навстречу, но на четвереньках выходило страшно медленно. Уж не знаю, что пришло мне в голову – или, точнее, что из нее вдруг ушло – но я вдруг решил, что если я сейчас встану и быстро пробегу эти полсотни (примерно) метров, то со мной ничего не успеет случиться. Тотчас я вскочил и помчался вперед огромными прыжками. Раненого я достиг секунды за три; кажется, позади меня успело просвистеть два выстрела. Пока я бежал, мое боковое зрение успело охватить все, что происходило под стеной. Я увидел с десяток огневых точек, из которых то и дело вырывались в нашу сторону белые всполохи. Я видел лица и даже плечи, изредка появлявшиеся из-за скального гребня. Вот одно из них перекосилось от ужаса и боли, пронзенное стрелой со стены; человек осел куда-то вниз и больше не появлялся.

Все это я осознал, уже таща на себе раненого солдата. Не уверен, что я не доставлял ему боли своими неумелыми движениями. Но он был так слаб, что не противился. Больно было мне самому: колени упирались в твердый бетон под тяжестью двух тел, и вскоре это стало невыносимо. Я уже подумывал о том, не лучше ли тащить парня по примеру Меб – то есть спиной, взяв под мышки. Внезапно я остановился. Здесь, у этой выбоины в стене, по пути сюда я видел Треххвостого. Но сейчас его не было, а его место занял Сот. И вообще людей на стене стало заметно меньше. Куда они подевались? Выстрелов снизу тоже как будто поубавились, зато больше стало истошных криков и стонов. Не выдержав, я подполз к борту и, не снимая с плеч своей ноши, осторожно вытянул шею. Первым, кого я увидел внизу, был Треххвостый! Как раз в этот момент он обнимал сзади одного из нападавших. Обнимал за шею. Он отпустил руку – враг скользнул по его телу и распластался у ног. Эгр, сразу забыв о нем, прыгнул к другому, и тоже прижал к себе его шею в смертельном объятии. Рядом мелькнул Двукосый и еще кто-то из наших. Когда они успели слезть? Как смогли зайти с тыла? Однозначно, их появление было неожиданностью для нападавших. В несколько секунд жаркий бой захлебнулся и стих. Да он и длился, должно быть, недолго. Это мне показалось, что прошло несколько часов. Но больше я не мог смотреть – меня окликнула Кен. Она подползла, увешанная луками и колчанами стрел: наверное, собрала от раненых.

– Идем скорее! – крикнула она.

Мы добрались до нашего лаза. Там была Меб; она делала мне знаки рукой, призывая поторопиться. Над лазом уже была укреплена веревка. Вдвоем мы помогли парню сесть на край люка – он уже начал терять сознание, и без посторонней помощи не справился бы – после чего Меб быстро и умело обвязала его петлей. Затем она нырнула в люк мимо его ног, встала на лестницу и махнула мне рукой: «Спускай!» Я сперва засуетился, опасаясь, что могу уронить беднягу, но тут оказалось, что веревка привязана не просто так: она проходила через три блока. Выдавая последовательно на каждый, я мог спускать свою ношу мягко и плавно. Мы начали. Я опускал, Меб принимала и поддерживала. Одновременно с этим Кен сбрасывала вниз оружие. Она что-то прокричала в лаз, ей ответили, и тяжелые колчаны полетели вниз один за другим. Но стука от падения не было: видимо, там их ловили.

Выстрелы совсем прекратились. Их место занял приближающихся звук вертолета. Оглянувшись, я увидел, что обе «вертушки», до этого бесцельно слонявшиеся по окрестностям, теперь направились к нам. Сначала я испугался, что они хотят принять участие в обстреле, и быстрей заработал веревкой. Но вертолеты очень аккуратно пролетели над границей стены, не задев ее, и зависли над небольшой полянкой, собираясь, видимо, садиться. На них действительно была полицейская маркировка. Уже совсем рассвело, и я хорошо видел пилота в темных очках и наушниках, высунувшегося из кабины.

Стена почти опустела; последние солдаты подбежали к нашему лазу. Двое, отстранив меня, принялись сами спускать раненого; у них дело пошло значительно быстрее.

– Полезай вниз! – послышался над самым ухом голос.

Это был Сот. Я начал неловко примериваться, чтобы пролезть в отверстие мимо веревки. Тогда один из солдат, придерживаясь рукой за край, прыгнул первым. Удивительно, но он не упал вниз, а сразу же крепко уцепился за перила.

– Давай сюда, я держу! – крикнул он, протягивая мне руку.

Наконец, я кое-как слез внутрь. За мной друг за другом попрыгали остальные. Последней спустилась Кен. Крышку люка она, видимо, заперла, потому что снизу неба уже не было видно, и шум вертолетных винтов пропал. Впереди, метрах в пятидесяти, я увидел скопление зажженных ламп и группу людей, и побежал туда. Оказалось, там был развернут небольшой лазарет. Пол застелили одеялами, на них положили раненых. Над каждым трудилось по несколько человек – одни обрабатывали раны и перевязывали, другие светили, третьи отвлекали пациентов разговорами, не давая им лишиться чувств. Над одним пареньком склонились Ержи и какая-то рыженькая девушка; она действовали настолько ладно, что, не знай я своего приятеля в лицо, принял бы его за сабинянина. А девушка… почему-то я понял, что это и есть вчерашняя Ру, которая так любит купаться.

Многие ранения были серьезны, но никто из пострадавших не кричал. Лишь те, кто был в полузабытьи, слабо стонали сквозь зубы. Неожиданно я увидел Тошука. Он сидел в сторонке, рядом с раненым. Он ничего не делал с ним, да и солдат тоже лежал неподвижно. Подойдя, я все понял. Помочь ему было уже нельзя. Это был тот самый юный товарищ Сота, которого вытащил со стены Ержи. Я остановился. Тошук заметил меня и поднял голову.

– Надо спешить, – сказал он без предисловий. – Пойдем со мной.

Он поднялся.

– Понесем раненых?

– Нет, здесь достаточно людей. Ты нужен для другого дела. Очень срочно.

Глава 11. Подземная пиар-оборона

Держа лампу на вытянутой руке, он побежал в темноту. Я тоже подхватил одну из ламп и поспешил за ним. Метров через сто мы остановились около узкой щели в стене. Один бы я ее ни за что не заметил. Мы протиснулись туда друг за другом и оказались низком и узком пещерном ходе, винтообразно уводящем вниз. Я опасливо ступал, боясь поскользнуться. Тошук нетерпеливо оглядывался, шепча «Ну давай же, скорее!». Наконец, лаз закончился, и вы вошли в обычный коридор – по таким мы ходили вчера. Тошук снова остановился, и я увидел еще одну маленькую дверь, которую ни за что бы не разглядел сам. Дверь открылась, и свет лампы выхватил черный монитор компьютера. Подойдя, Тошук быстро включил его, а мне указал на табурет. На загоревшемся экране сразу открылся браузер, а в нем – длинный список заголовков. Прочитав несколько, я понял, что это подборка новостей о сегодняшнем происшествии. «Вооруженный инцидент на границе закрытого государства Сабинянии», «Сабинянские пограничники жестоко отреагировали на попытку мирных туристов залезть на стену, отделяющую микрогосударство от остального мира», «Члены тоталитарной секты из Сабинянии напали на туристов» – это были самые ранние, появившиеся, очевидно, после самого первого боя. Теперь я был убежден, что именно он предстал мне в видении у костра. Как такое возможно, было неважно, да и времени размышлять не было. Следующая порция была уже свежей, выброшенной по следам недавнего побоища: «Несколько человек убито при попытке забраться на сабинянскую стену», «Сабинянские «спецназовцы» устроили кровавую резню за стене», «Заблудившиеся туристы стали жертвами безнаказанности озверевших сабинянских солдат», и т. д… Я начал по очереди открывать тексты. Некоторые были написаны относительно сдержанно, но большая часть была провокационной и злобной. Утверждалось, что какие-то ни о чем не подозревавшие туристы (которые почему-то не видели пограничных аншлагов, установленных цепочкой задолго до стены, хотя они давно стали модными мемами!) заблудились на скалистом плато, где проходит верхний участок стены, и решили попросить помощи у обитателей Сабинянии (якобы их телефоны все разом разрядились, и иной возможности послать сигнал бедствия не было). Однако, стоило им начать карабкаться по неприступной стене, как сверху без предупреждения высыпался шквал копий и стрел. О том, что у «туристов» с собой почему-то в большом количестве оказалось огнестрельное оружие, нигде не сообщалось. Погибло… боже, двадцать человек! Я понадеялся было, что эта цифра – очередное вранье, но тут вспомнил, как методично и быстро, одну за другой, выпускал стрелы Треххвостый… Точнее, Эгр. И он, и другие. Увы, двадцать мертвецов – это похоже на правду. А потом солдаты спрыгнули на землю и добили самых упрямых, перерезав им ножами горло. Я видел это своими глазами. Без сомнения, по-другому было нельзя – иначе бандиты проникли бы внутрь. Но для читателей это однозначно выглядело как жестокая бессмысленная расправа.

Лишь несколько материалов старались дать правдивую информацию. Они ссылались, в том числе, на источники в полиции. Оказывается, последний бой велся одновременно в двух местах. Наш участок был не единственным. Из этого авторы делали вывод, что это больше похоже на спланированное нападение, чем на случайную стычку. Впрочем, «источник в среде пострадавших», имя которого почему-то не называлось, на просьбу прокомментировать сразу заявил, что они специально разделились на две группы, чтобы быстрее найти место входа в стену и позвать на помощь. Однако свирепые солдаты-зомби принялись стрелять, стоило им лишь завидеть посторонних. А потом, когда несчастные «туристы» в панике начали убегать, они слезли, догнали и добили их своими острыми кинжалами.

Не помню, сколько времени я читал все это. Каждые пять минут в сети появлялись новые посты с уточненной информацией. По большей части, правда, это было лишь новое нагромождение лжи. Но вот, наконец, появилась и правда. Огнестрельное оружие! Слава Богу, полицейские нашли его около тел убитых. Узнав про это, антисабинянские источники сперва завопили, что из ружей на самом деле палили солдаты-зомби (в каких-нибудь полчаса родилась теория, что внутри Сабинянии на самом деле хранится арсенал не только охотничьих карабинов, но чуть ли не пулеметов и базук), но затем, когда в полиции заявили, что у «пострадавших туристов» огнестрельных ранений нет, им пришлось срочно менять показания. Теперь выдвигалась версия, что «мирными туристами» были охотники (хотя и тоже сплошь мирные). Про-сабинянские источники в ответ сразу выяснили, что охота в этих местах в данный момент строго запрещена и владельцы оружия не могли быть никем иным, как браконьерами. Тогда «пострадавшие» решили срочно откреститься от стрелков. Теперь возле стены возникли условно две группы, которые якобы не знали друг друга: мирные туристы и браконьеры. Причем всех убитых сразу записали в туристы, а куда делись вооруженные нарушители, было непонятно.

Увы, более-менее логичная дискуссия (о том, кем были убитые, было ли у них оружие и сколько его было) чем дальше, тем больше тонула в хоре нечленораздельных криков, общий смысл которых сводился к тому, чтобы «отомстить», «наказать» и «дать понять, что мы больше не намерены терпеть этот произвол». Все попытки указать на очевидные противоречия встречались истеричным «Вы что, поддерживаете этих террористов-сектантов?» В большом количестве появились и фото мертвых «туристов». При этом выбраны были только те, где в кадр не попали ружья. Фото с коптеров (эх, ну почему Эгр и его товарищи не сбили их всех?!) выкладывались тоже избирательно: лишь те, где были крупно видны сабинянские стрелки. Вот они целятся со стены, вот спускают тетиву – Треххвостый, Двукосый и десятки других, чьих имен я не знал. А вот и сцена финальной «резни». Хорошо видно, что дело происходит с внешней стороны стены. Поджарые парни в экзотических лохмотьях режут горла несчастным туристам-браконьерам. Я заметил, что в одном месте в кадр попал и упавший карабин, но его наскоро замазали, превратив в ветку. Действительно, все выглядело, как нападение каких-то диких чудовищ на цивилизованных людей. Кстати, среди «цивилизованных» действительно оказалось много арабских и азиатских лиц, на что один особенно громкий левацкий паблик тут же завизжал, что-де сабинянские «палеорасисты» (необычный термин, согласитесь!) старались убивать именно «цветных».

Спустя примерно час появились первые комментарии официальных лиц. Полицейские начальники были сдержаны: мол, нужно всестороннее объективное расследование инцидента, а до этого рано делать выводы, и т. д., и т. п… Однако представители законодательной власти, особенно от радикальных партий (что левых, что правых) сразу, как по команде, потребовали дать «адекватный ответ на тоталитарную угрозу». Посыпались предложения высадить, наконец, давно ожидаемый десант, взять в плен жрецов, освободить порабощенное местное население, дать им медицину, нормальное питание, хорошие бытовые условия…

«Может, хватит уже терпеть самоуправство этой маленькой садистской секты? – распинался какой-то из партийных лидеров. – По какому-то непонятному праву они занимают бесценную территорию на берегу Средиземного моря. Они играют там в ролевые игры, изображая древних землепашцев. Пускай изображают, мы не против. Многие экзальтированные граждане даже склонны умиляться ими. Пусть умиляются! Но сейчас эти ролевики немного заигрались. Они переоценили толерантность европейского сообщества. Решили, что теперь им все позволено. И вместо того, чтобы мирно играть у себя в вольере, они вылезли наружу и стали убивать наших граждан на нашей же территории! И это – при полном попустительстве полиции и армии! Очнитесь – ведь это настоящее военное вторжение! Неважно, что у них лишь луки, копья и ножи. С помощью этих нехитрых средств, как оказалось, можно убить двадцать человек. Вдумайтесь в эту цифру! У нас поднимается шум, если автомобиль сбивает насмерть одного-двух человек. А тут нам предлагают простить смерть двадцати! Простить ради каких-то никому не понятных ценностей хиппи, которые полвека назад захватили себе этот вольер (кстати, сама законность создания Сабинянии остается под большим вопросом)! Я требую ответа у наших властей – вы просто трусите, вы боитесь этих зарвавшихся ролевиков, или ваше бездействие небескорыстно?…»

Все это сопровождалось увеличенными фотографиями сабинянских воинов, приканчивающих «туристов». Где-то мелькнула информация, что примерно половина убитых, оказывается, вовсе не имели европейского гражданства – они были откуда-то из Северной Африки. Но сторонники жестких мер с негодованием пресекли развитие этого сюжета, закричав, что «нам плевать на гражданство, это прежде всего люди, вне зависимости от их паспортов и цвета кожи». Судя по комментариям под этим заявлением, публика была им весьма удивлена, так как обычно «жесткие» занимали прямо противоположную позицию, выступая против нелегальной миграции. То есть если не цвет кожи, то паспорта для них как раз имели значение. Но сейчас они выступали хором с леваками, и трудно было им возразить. Спустя примерно час – все это время я безотрывно смотрел в экран – по официальным каналам пронеслось выступление представителей исполнительной власти. Президенты ближайших к Стене государств «не исключали принятие силовых мер», в случае если «подтвердится информация об агрессивных действиях со стороны территории Сабинянии». Я побледнел, мои руки задрожали. Впервые официоз назвал Сабинянию не государством, а «территорией». Значит, все уже решено? Не сегодня, так завтра сюда ринутся люди в комуфляже? Над Стеной пронесутся свирепо раскрашенные вертолеты? Стену раскрошат бульдозерами, посреди вырубленного леса поставят «миротворческую базу» (это для начала), а сабинян «для их спасения» сгонят в «реабилитационный лагерь». Должно быть, детей отберут у родителей и отправят «на реабилитацию» в специальные учреждения или в приемные семьи…

Нет, нет, нет, этому не бывать! Но почему же, почему молчит официальный «голос Сабинянии»?! Что случилось с тем жрецом, который все последние годы успокаивал «демократическую общественность» и отводил от своей страны угрозу? Обычно его комментарий появлялся сразу после подобных инцидентов. Но сейчас его не было, и это настораживало. Не получая поддержки, притихли и многочисленные сторонники Сабинянии. В моих любимых пабликах обсуждались лишь частные подробности столкновений (например, сколько было стволов и какой марки), но открыто выступить с обычным призывом типа «руки прочь от рая-на-земле» участники боялись. Неужели молчание официального «голоса» страны сочли за признание вины? Но ведь это глупо… Однако, в самом деле, почему он молчит? Ведь счет идет на минуты! Да, и где же Тошук?

Я только сейчас вспомнил, что он ушел сразу же, как только я начал читать заголовки. Кажется, он сослался на то, что его помощь нужна на Стене. Сабиняне опасались продолжения атак. Но сейчас главная атака шла здесь, из этого монитора, и ее нужно было во что бы то ни стало отразить! Я поднялся, думая, что мне делать. Наверное, я мог бы вспомнить направление, по которому меня привел Тошук, и вернуться внутрь Стены. Но я не был в этом уверен. К тому же, не факт, что там до сих пор были люди. Раненых, должно быть, унесли, а солдаты переместились наверх, в ожидании новых нападений. Самостоятельно вернуться на стойбище я бы точно не смог. Но главное – я этого и не хотел. Я чувствовал, что должен сделать что-то здесь и сейчас, иначе случится непоправимое. Нужно было немедленно что-то ответить всем этим людям, этим президентам, этим вопящим левакам и правым, тем, кто писал и читал эти лживые тексты. Я должен рассказать им правду! Но как, кому мне написать? Куда ушел Тошук, который мог бы все объяснить? У многих статей была возможность комментирования, и я уже начал было набирать сбивчивый ответ, как вдруг заметил в правом нижнем углу экрана свернутое окошко. Я развернул его. Оказалось, что был шаблон письма. В адресной строке было забито пара десятков почтовых адресов – судя по названиям, это были представители разных крупных СМИ. Но наряду с ними были и неизвестные ящики, с непонятными (видимо, частными) серверными именами. Адреса СМИ навели меня на мысль, что это форма для рассылки чего-то вроде пресс-релизов. Но почему же сабинянские жрецы до сих пор ничего не разослали?

Я не выдержал. Установив курсор в теле письма, я начал набирать сообщение. Вот что у меня получилось:

«Здравствуйте!

Многое из того, что написано в сети в связи с сегодняшним инцидентом на нашей границе, есть абсолютная ложь. Ночью к нашей стене подошли вооруженные карабинами люди. Они попытались проникнуть сквозь стену на нашу территорию, из-за чего наши воины вынуждены были открыть стрельбу из холодного оружия (а другого у нас и нет). В ответ посыпались огнестрельные выстрелы. Много наших солдат были ранены, по крайней мере один убит. Полицейские вертолеты, которые достаточно оперативно прибыли на место происшествия, в происходящее никак не вмешивались, и совершили посадку только тогда, когда все было кончено. Нам пришлось защищаться своими силами, хотя огневой обстрел нашей стены велся со стороны сопредельной территории. Да, солдаты вынуждены были спуститься вниз, чтобы ликвидировать нападавших – но лишь потому, что полиция нашего уважаемого государства-соседа бездействовала.

Грустно перечислять всю ложь, которые наши недруги, не стесняясь, вылили в сеть. Если вы внимательно посмотрите на выложенные ими фото, то увидите карабины, которые их авторы наскоро попытались стереть. Впрочем, в наши намерения не входит перевоспитывать лжецов и что-то доказывать нашим соседям. Вы хорошо знаете, что все предыдущие годы сабиняне использовали оружие лишь в целях самообороны. Вы также знаете, что свою землю мы будем защищать до конца, и что мы не намерены ни у кого испрашивать на это разрешение. Верите ли вы нам, или верите тем, кто по чьему-то заказу пытается уничтожить наш суверенитет и завладеть нашей территорией – нам, вобщем-то, все равно. В ответ на агрессию мы будем делать то же самое, что делает любое другое государство, когда на него нападают. Вы на нашем месте поступили бы точно также – стали бы защищаться. Мы тоже будем защищаться, и не удивляйтесь, если кому-то из нападающих от этого станет больно. Кто-то, быть может, даже умрет.