Текст книги "Сабинянские воины"

– Устали? – спросила Кен. – Да, здорово же вас нагрузили.

– Чего уж там, – вздохнул Ержи. – Наша репутация растоптана вконец. Мы не смогли догнать ваших молодцов, хотя те тащили вдвое больше нашего.

– Ничего страшного, – рассмеялась Кен. Она не была красавицей – слишком круглое лицо и пухлые щеки, но маленькие глазки смотрели ласково, как у доброй мягкой игрушки. – Это ведь дело привычки. Если бы вы бегали туда-сюда всю жизнь, как мы, вы бы этой дороги и не замечали!

– Да, пока не померли бы… – пробормотал Ержи и тут же осекся. – Я хотел сказать, что я бы вряд ли к таким нагрузкам смог привыкнуть… Э-э, может, вам тут помощь нужна? Мы вот в том лагере уже обрели кое-какой походный опыт, – усмехнулся он. – В смысле, наколоть дров, так чтобы ноги себе не перерубить, наверное, сможем.

– Вы себя недооцениваете, – любезно улыбнулась девушка. – Вобщем, при кухне пока рук хватает, а вам, к тому же, отдохнуть бы не мешало. Закиньте вещи в дом, а потом идите собирать ойт. Это трава такая, – пояснила она, увидев наши непонимающие лица.

– Та самая волшебная трава, которая делает кашу сверпитательной?

– Одна из множества волшебных трав.

– О, а вы не боитесь выдавать нам эту тайну? – шутливо воскликнул Ержи. – Нет, вы представляете, какую силу получит наш мир вместе с рецептом такой каши? Это ж можно всю Африку накормить. И поставить под ружье.

– Не боимся, – ответила Кен, склонившись к разделочной доске, где лежала кучка мелко-мелко порезанной травы – может, той самой ойт. – Этот вид много где растет, считается сорняком. Забыла только название. Ну да сами узнаете. Секрет в том, с чем и в каких пропорциях смешивать.

– Тогда не показывайте, не показывайте, а то вам придется нас убить, – запричитал Ержи, картинно закрыв глаза руками. – Пойдем скорей отсюда, а то еще увидим что лишнее!

– Ага, да… Но с какой стороны нам заходить? Где тут мужская половина? – спросил я, поспешно отвязывая от баулов наши с Ержи маленькие рюкзачки; мы приладили их еще в дороге, чтоб не тащить в руках.

– С любой. Это весь дом – мужской. А женский – вон там. – Кен указала головой на плоскую крышу, возвышавшуюся за деревьями.

До этого я ее не замечал. Оказывается, здесь было еще одно, двухэтажное строение.

– Ну надо же, кто бы мог подумать, что там живут женщины, – говорил Ержи, пока мы с ним подыскивали незанятую ячейку в мужском доме. – А я было решил, что это привилегированные хоромы жрецов.

– Ничего себе – привилегированные! Те же жерди и грязные тряпки. Разве что в два этажа. Да и то я бы так не сказал. Эти два этажа – как полтора. Каждый едва доходит до человеческого роста.

Мы выбрались из мужского дома и издалека рассматривали женский.

– Ну да, пожалуй, – согласился Ержи. – Такой двухэтажный скворечник. Лежать или сидеть разве что. Впрочем, они все в этих домах только спят… Встанут, отряхнутся – и снова в путь. Романтика… Мечта Пол Пота! Ничего личного, никакой собственности, кроме бус и поясов с мешочками. И всегда готовы переброситься на новую сельхоздислокацию…

– Кен не очень похожа на замученную Пол Потом. Да и Сэн, и все прочие.

– А откуда ты знаешь, что нам все показывают?

Это было справедливо, и я замолчал. Мы вернулись к кухне, где Кен выдала нам по большому мешку с веревочками, посоветовав привязать их поясу.

– Вот он, наверняка знаете, – она вынула откуда-то увядший стебелек с розово-белыми цветами.

Действительно, я видел это растение много раз и считал банальнейшим сорняком. Названия, к сожалению, я не знал. Ержи тоже.

– Не бойтесь, не перепутаете, – напутствовала нас Кен. – Они растут во-он в той стороне. Рвите примерно в десяти сантиметрах от корня.

Мы напились воды из котла, зачерпнув ковшиком, и двинулись в заросли. Сначала мы случайно наткнулись на мужское отхожее место: оказалось, тропа вела туда с другой стороны. Также, как и на Трех Ручьях, оно состояло из продольной ямы и домика для интимных отправлений. Я смутился, увидев около ямы Двукосого. Но Ержи как ни в чем не бывало помахал рукой, и Двукосый столь же непринужденно кивнул.

– Вижу, у вас все в порядке, – заметил он, не отрываясь от своего занятия. – Вы, кстати, быстро дошли. Мы думали, что и к обеду не успеете.

– Еще пару лет ежедневных тренировок, и будем быстрее вас бегать! – ухмыльнулся Ержи.

– Забирайте отсюда правей, и скоро – вот там – увидите заросли ойта. – Двукосый закончил дело и, придерживая штаны одной рукой, другой показал в нужном направлении. – Там его много. А еще малина и ежевика. Совместите приятное с полезным, – добавил он, завязывая тесемки штанов.

Мы двинулись в указанную сторону и вскоре действительно встретили первый бело-розовый цветок. Потом еще и еще, и вскоре мы уже стояли по колено в цветах. Ержи из любопытства пожевал стебель.

– Тьфу, гадость, – сплюнул он. – Да и цветки не слаще. Обычная горькая трава. Никакой особой питательности я тут не замечаю. На ту зеленую кашу не похоже. Разве что цветом листьев. Знаешь, по-моему, она пошутила.

– Может, его назначение – какое-то другое? – предположил я. – Может, это что-то лекарственное?

– Кто знает… А может, они просто решили занять нас бессмысленной работой. Чтоб не путались под ногами. Ну и в воспитательных целях, конечно.

Как наказала Кен, мы рвали побеги по одному и кидали в свои мешки. Время от времени я приминал содержимое мешка, чтобы оно занимало меньше места. Малине мы тоже уделили должное внимание. Благо, она росла вперемешку с ойтом. Трава, видимо, была не светолюбива, и спокойно цвела в тени малиновых и ежевичных кустов. Чтобы лакомство не мешало рабочему процессу, я постановил срывать одной рукой побег ойта, а другой – ягоду, отправляя ее в рот. Моя совесть согласилась с тем, что такая параллельность практически не уменьшит количество собранной травы. Ержи, кстати, делал то же самое, только вряд ли подводил под это столь сложную теоретическую базу. Двигаясь в поисках наиболее густых цветочных массивов, мы медленно описывали по лесу замысловатую дугу. Я было подумал, что эдак мы можем случайно заблудиться. Компасов у нас не было, а плотный кустарник выше человеческого роста, из которого, помимо деревьев, состоял лес, давно скрыл все звуки стойбища. Но не успел я всерьез этим озаботиться, как увидел сквозь ветки открытое пространство. Приглядевшись, я понял, что мы случайно вышли как раз к женскому дому. Словно по команде, мы оба остановились, чтобы как следует его рассмотреть. Это просто удивительно, насколько стимулирует любопытство гендерная сегрегация! Похоже, обитаемым у дома был только второй этаж. Первый представлял собой едва прикрытый тряпками каркас из жердей, почти лишенный внутренних перегородок; внутри виднелся какой-то скарб. А может, съестные припасы. Зато второй этаж, начинавшийся на высоте примерно 180 см, был аккуратно закутан занавесками, как и одноэтажный мужской дом. Пока я раздумывал, зачем понадобилось устраивать женское жилище на такой высоте от земли – наверное, туда неудобно забираться, да и непонятно, как отапливать второй этаж – одна из занавесок отодвинулась, и я увидел женское лицо. Издали оно показалось мне довольно симпатичным. Девушка была чем-то очень оживлена. Судя по веселому, хоть и негромкому, смеху из-за занавески, она была там не одна: с ней, по крайней мере, сидели еще две подружки. Девушка пытливо посмотрела по сторонам, даже заглянула вниз, под дощатое перекрытие. Она явно кого-то искала – кого-то, кто должен был быть совсем рядом, но вдруг куда-то исчез. Этот таинственный кто-то, оказывается, спрятался в кустах чуть в стороне от нас; улучив момент, он выскочил с веселым воплем, когда девушка менее всего это ждала. В одну секунду подбежав к постройке, парень (это был один из тяжеловозной команды, тащившей жерди) ухватился за бревно перекрытия, подтянулся и встал на руках, оказавшись лицом почти вровень с девушкой. На втором этаже раздался счастливый визг, сразу удвоившийся и утроившийся силами компании подружек. Сначала девушка попыталась было закрыть занавеску, но парень, с удивительной сноровкой удерживая свое тело на упоре лишь одной руки, второй ухитрялся мешать ей это сделать. Видимо, правая рука у него была невероятно сильной, потому что левая, которой он схватился за занавеску, ничуть не оттягивала ее вниз; да и борьба, которую он вел с девушками за контроль над тряпкой, была шуточной. С его силами он мог бы без проблем сразу перекинуть тело внутрь комнатки и не мучиться. Однако старая как мир игра, которая тут велась, понятно, состояла в другом. В щели между холстинами показались все три смеющихся женских лица. Сначала они пытались справиться с занавеской, однако, убедившись, что левую руку парня им и втроем не перебороть, они сменили тактику: занавеска неожиданно была распахнута, отчего их оппонент не удержал баланса и покачнулся. В тот же миг три пары рук в браслетах из всех сил толкнули парня вниз. Непонятно, специально он сорвался или нет, однако он довольно эффектно отлетел и приземлился метрах в двух от линии жердей. Для меня, думаю, такое падение было бы весьма ощутимо, даже если бы удалось не переломать ног. Но солдат ловко спружинил коленями и через секунду уже снова был на ногах. Вся сцена сопровождалась веселым смехом с обеих сторон. Заметив, что парень встал, девушки проворно задвинули полог. Однако маленькая щелочка в нем все-таки оставалась, свидетельствуя, что внутри жаждут продолжать игру. Благо, что и оппонент попался крепкий и, главное, страстно желавший того же. Он тут же подпрыгнул и снова исполнил гимнастический выход на правой руке, пытаясь левой открыть щелку пошире. Возможно, изнутри занавеску сумели подвязать, потому что щель больше не расширялась. Но она оставалась, и парень приступил к следующему раунду. Опираясь теперь уже обеими руками о перекладину, он сунул лицо в щелку и начал, видимо, переговоры. Наверное, его лицо в отверстии вкупе с его репликами представляли собой комичное зрелище, потому что женский хохот внутри не смолкал. Да и парень не уступал в этом девушкам.

Похоже, внутри наконец решили, что их собеседник вдоволь настрадался, потому что сменили гнев на милость. Полог был отодвинут, парня вновь спихнули за землю (на сей раз более деликатно), и вся женская троица в бусах и косичках подвинулась к краю перекрытия. Оживленный, но уже более миролюбивый диалог продолжился. Главным объектом для парня явно была первая девушка; именно ради нее он демонстрировал тут силовые упражнения. Две другие служили ее добровольной свитой, помогая ей вести остроумную, судя по всплескам смеха, беседу с поклонником. По жанру это напоминало романтические стояния с гитарой под окнами красавицы где-нибудь в старой Испании. Разве что здесь нет гитары (интересно, кстати, используются ли в Сабинянии музыкальные инструменты? Мы пока ни одного не видели, да и раньше я не встречал упоминаний о них). Не хватало также пожилых дуэний, которые должны были ревниво оберегать честь своих юных подопечных. Женщин средних лет и тех было немного, а старых вообще ни одной. Свою честь девушки и парень, похоже, успешно оберегали сами. Впрочем, особенно скрыться тут в любом случае не получилось бы: «стены» были тряпичными, и соседние ячейки, судя по всему, были обитаемы. И происходило там … то же самое! Слегка раздвинув ветви, я смог увидеть фасад женского дома во всю длину. У двух-трех ячеек разыгрывались если не те же самые, то очень похожие сцены. Несколько мужчин стояло внизу, ухватясь руками на перекрытие второго этажа (те, что помоложе, делали вид, что пытаются забраться внутрь), а женщины удостаивали их беседой, кокетливо выглядывая из своих уютных скворешников.

– Ну вот, а мы переживали, что тут нет чувств, – прошептал Ержи, выглядывая у меня из-за спины. – По-моему, с чувствами тут все в порядке. Специальный дом для этого построен!

Я смущенно повернулся к нему.

– Что ты хочешь этим сказать? В каком смысле специальный дом?

Ержи хихикнул.

– Ну, не в этом смысле, конечно. Тут все вполне благообразно. Я просто хотел сказать, что в данном случае гендерная сегрегация направлена вовсе не на то, чтобы заточить женщину в тюрьму, а наоборот, чтобы помочь ей быть ближе к мужчине. Смогли бы они так непринужденно веселиться, если бы ночевали в общем доме? Нет, это было бы неприлично. А тут – созданы все условия для любви!

Правда, именно любви я пока не заметил. В лучшем случае было похоже на юный флирт. Беседы других пар, особенно постарше, и вовсе напомнили мне свидания в женской тюрьме. Разве что и сами «заключенные», и их поклонники были слишком интеллигентны для тюремной публики. Так или иначе, пока все сводилось только к общению под окнами, внутрь никто не покушался залезть, разве что в шутку (ну да, Испания, «Дом Бернарды Альбы» все прочее).

– Похоже на дом свиданий, только без интима, – высказал мою мысль Ержи.

Я тревожно приложил палец к губам.

– Тише, могут услышать!

– Мужской дом есть, женский дом есть. Общий дом с разделенными половинами – есть, – продолжил Ержи шепотом. – Но должны же быть и семейные дома! Как-то же они заводят детей. Пишут же, что у них есть браки.

– Может быть, это специальный дом для добрачного общения, – зашептал я. – Например, тут парень может назначить свидание понравившейся девушке… Или девушка – парню. Ведь у них мало возможностей, так сказать, «погулять» вместе.

– Интересно, а старшие за ними тут присматривают? Ну, чтоб без всяких там шалостей до свадьбы?

Я осторожно выглянул из-за листвы.

– Похоже, они сами за собой отлично присматривают… Да тут и в возрасте люди есть! – удивленно воскликнул я, узнав одного мужчину со вчерашнего стойбища.

Ержи выглянул тоже.

– Ну да, точно, он стартовал вместе с нами… Кажется, его зовут Си. Или как-то так. Теперь понятно, куда так спешил. Да и все остальные. У них явно любовь, смотри.

Мужчина ухватился за бревно руками, пытаясь повиснуть на локте. Роста он был небольшого, а сил, чтобы подтянуться и выйти на руках, уже, видимо, недоставало. Им с подругой было, наверное, сильно за тридцать. Чтобы ему было удобней, она легла животом на перекрытие и наклонила голову. Они, не отрываясь, смотрели друг на друга. Мы не видели, чтобы они целовались; лица их были серьезные и почти грустные, как у подростков в момент первой любви. Женщина лишь раз коснулась рукой плеча своего друга. Потом легонько провела пальцами по его курчавым волосам и, наконец, погладила щеку.

– Ей-богу, смотрят так, словно навсегда расстаются, – прошептал мне в ухо Ержи.

Но как можно навек расстаться в такой маленькой стране? Тем более было странно, что другие влюбленные, наоборот, веселым смехом возвещали о намерении не иначе как прожить вместе всю жизнь. Слева от нас с упоением флиртовали; справа с дальнего конца дома тоже доносилось хихиканье. Но немало было и таких же «тихих» пар.

– Э, смотри-ка – а я был неправ! – Ержи подбородком показал в левый конец длинного дома.

Я повернулся и успел заметить, как один из мужчин (видимо, тоже не самый юный, потому что это далось ему не без труда) вскарабкался на перекрытие и забрался в одну из комнаток. Занавески за его спиной тут же плотно задернулись – видимо, с помощью женщины, которая находилась внутри. Я подумал было, что в пуританской общине такое поведение смотрелось бы как минимум странно. Но нет: никто из его коллег по любовному общению даже не повернул головы.

– Выходит, тут и такое разрешено! – шептал Ержи. – М-да, неожиданная свобода нравов для коммунистической утопии… При том, что в быту они ведут себя как бесполые пионеры из СССР.

Я тоже был немало удивлен. Когда Ержи упомянул пионеров, мне сразу вспомнился роман «Мы» Замятина. Там жизнь героев тоже была устроена гиперрациональным образом, но именно поэтому в нее логично вписывался свободный секс. При этом к любви он не имел никакого отношения: целью было обеспечить лишь физическое здоровье граждан. При таком механистичном подходе кажущаяся половая распущенность не имела никакого отношения к свободомыслию, и поэтому общественным устоям не угрожала. Жители замятинского мира занимались сексом так же бездумно и бесчувственно, как ели и испражнялись. Может, и здесь воспроизведено что-то подобное? Но нет, я же своими глазами вижу чувства в глазах вот хотя бы этой пары. Более того, это первый пример негативных эмоций (если считать грусть негативной эмоцией), наблюдаемый мною за время пребывания здесь… А не связано ли это с тем, что я впервые подсматриваю за сабинянами тайком от них?

Ержи словно прочитал мои мысли. Правда, тот факт, что сабиняне умеют грустить, интересовал его в меньшей степени, нежели сексуальная свобода.

– Обрати внимание – при нас они ведут себя, как монахи. А втайне от нас у них тут целый дом свиданий организован. Интересно, что еще они делают, пока туристы их не видят? Может, пьют, курят, режутся в компьютерные игры…

– Ага, и играют на бирже. Тише, а то нас услышат!

Мужчина по имени Си вдруг подхватил котомку – я только сейчас заметил, что она лежала у его ног – и, взглянув в последний раз на подругу, быстро зашагал прочь. Женщина долго провожала его взглядом. Лишь когда он совсем исчез за деревьями, она медленно задвинула занавеску и скрылась. Выходит, они все-таки расставались? Может, они очень сильно любят друг друга, а его перебрасывают на два месяца к морю. А ее саму бездушные жрецы деспотично желают оставить здесь, потому что она, например – лучшая доярка Сабинянии. И несчастные влюбленные, повинуясь чувству долга, которое гораздо сильнее, чем внешние преграды, покорно страдают. Право, без этого чувства ни один из великолепных сюжетов вроде Ромео и Джульетты или Тристана и Изольды не мог бы существовать. Зато как сильно самоограничение распаляет пожар любви! Самостоятельно запретив себе счастье, человек становится сильнее и благороднее, обретает энергию, которая конвертируется в любовь еще большую…

На середине этих романтических рассуждений я вдруг запнулся, увидев человека, бредущего вдоль фасада дома в нашу сторону. Еще издали, когда я не мог разглядеть ни лица, ни фигуры, что-то в его облике показалось мне странным. Секунду спустя я понял, в чем дело. Он был в нашей одежде – то есть в одежде из внешнего мира. Джинсы, футболка, рюкзак за спиной… Но ведь мы с Ержи здесь одни, остальные экскурсанты остались на другом стойбище… И в следующий миг я узнал его. Тошук! Он шел медленно и устало, глядя себе под ноги. Влюбленные и флиртующие пары не обращали на него никакого внимания. Да и сам он, казалось, не замечал ничего вокруг. Однако, проходя мимо нашего убежища, он вдруг резко повернулся и взглянул прямо на меня. Я был уверен, что он не видит нас за гущей листвы, однако замер на месте от жгучего стыда. Ержи тоже затаил дыхание. Но не прошло и пары секунд, как Тошук отвернулся и прошел мимо.

– Вот черт. Нас застукали. Теперь точно выгонят! – Ержи не на шутку встревожился. – Слушай, надо с ним поговорить. – И он рванулся в чащу, не случая моих бессвязных возражений. – Надо перехватить его, пока он не расскажет все своим. А то я уже сегодня дважды провинился. Второй раз вряд ли простят. И тебя заодно выгонят. Нет, надо обязательно поговорить!

Глава 9. Пещерное кладбище

Ержи предполагал, что Тошук пойдет по какой-то неизвестной нам тропинке, ведущей к лагерю, и решил, что если побежать лесом, а потом резко свернуть налево, то можно будет выскочить ему наперерез. Но он не учел непредсказуемости здешних троп. А к тому же – совершенной непроходимости лиственного леса. Полянка с ойтом была еще относительно вытоптана – видимо, его здесь часто собирали – но, стоило нам сойти с нее, как мы углубились в непреодолимый бурелом и хитросплетение веток. Пытаясь обойти поваленные деревья и выпутаться из кустов, мы несколько раз сворачивали, в результате чего через пять минут совершенно потеряли направление. И вдобавок выбились из сил.

– Э-э, ты не помнишь, откуда мы пришли? – спросил Ержи, виновато взглянув на меня.

Я молча вздохнул, высвобождая мой мешок с травой, который зацепился за ветки.

– М-да, забрать у нас компасы было весьма предусмотрительно с их стороны, – пробормотал Ержи, оглядываясь. – Может, покричать? Вдруг услышат…

– Давай сначала попробуем сами выбраться, а потом уж будем звать на помощь. Пока мы еще не совсем пали в глазах сабинян.

Мы наугад решили пойти в сторону какого-то просвета между деревьями. Действительно, там было меньше препятствий, но я не помнил, чтоб мы там проходили. По пути встретилась нетронутая полянка с ойтом. Нет, тут мы точно не были: мы бы ее обобрали.

– И на дерево ведь не залезть, – соображал Ержи, окидывая взглядом низенькие кривые стволы. – Интересно, а если мы совсем заблудимся, они станут нас искать? Ну, чтобы хоть выдворить из страны по всем правилам? Или мы сможем остаться тут нелегально навсегда? – он печально усмехнулся. – Непонятно даже, в какую сторону море, в какую – горы. Ничего не видно.

Я предложил присесть отдохнуть: мы ведь с самого утра были на ногах. Усевшись и прислонившись спиной к дереву, я вытянул ноги. Ержи растянулся на траве, подложив под голову мешок с ойтом. Только сейчас я понял, как устал. Впечатления последних дней постоянно держали в тонусе, но сейчас, разрешив себе расслабиться, я уже не мог подняться. Теперь я был даже рад, что мы заблудились и нас никто не видит. Я закрыл глаза. Судя по тому, что Ержи рядом не шевелился, он чувствовал что-то похожее.

Так прошло несколько минут. Внезапный накат усталости немного отпустил. Я разлепил веки и огляделся по сторонам. И тут мое внимание привлек один объект метрах в трех чуть правее меня. Точнее, это было просто бревно, поросшее мхом, как и множество таких же бревен вокруг. Но лишь с моего нынешнего ракурса бросалась в глаза его до странности строгая линейная структура. Мшистая поверхность словно распадалась на идеально ровные горизонтальные слои, что было необычно для дерева. Преодолевая страшное нежелание шевелиться, я тяжело поднялся и подошел к бревну. Действительно, с одной стороны оно было как будто разлиновано выпуклыми полосками. Сверху это было незаметно, потому что на бревне давно наросла большая кочка из дерна и мха.

– Что ты там нашел? Ягоды? – лениво подал голос Ержи, следивший за мной взглядом.

Не отвечая, я прикоснулся к замшелым линиям и попробовал просунуть пальцы в щель между ними. Они свободно ушли в глубину. Я попробовал в другом месте, потом в третьем – везде щель была очень глубока. Тогда я попытался раздвинуть ее, ухватившись обеими руками за осклизлые края. К моему изумлению, она поддалась. Хоть и с некоторым трудом, я смог приподнять кочку на пару сантиметров. Под ней приоткрылась черная полость, из которой сразу потянуло холодом и сыростью.

– Помоги-ка мне, – позвал я.

Ержи проворно вскочил и подошел к кочке.

– Ого, интересно. Давай-ка ты поднимай тот угол, а я – этот.

Мы подлезли под кочку и принялись толкать бревно вверх. Вдвоем нам удалось раздвинуть щель уже сантиметров на десять. После этого, обессиленные, мы отпустили край, и он с шумом упал на место. Я вздрогнул.

– Давай аккуратнее. Похоже, это крышка люка, который давно не открывали, – шепнул Ержи.

Вокруг никого не было, но почему-то хотелось говорить шепотом. Мы еще разок поднатужились и… опрокинули крышку вместе с кочкой назад. Перед нами чернел лаз примерно в метр шириной. Вниз вели довольно крутые ступеньки из сгнивших бревен.

– Посмотрим, что там у них? – Ержи выжидательно посмотрел на меня.

Видимо, ему не очень-то хотелось лезть в пугающую темноту люка, но любопытство одолевало, и для окончательного решения нужна была моя поддержка.

– Жаль, у нас нет фонарика…

– Есть зажигалка. Сигареты я сжег, а зажигалку оставил – хотя бы потому, что сжигать пластик в здешних экологически чистых кострах нехорошо, – ухмыльнулся Ержи. – А у них там, внизу, наверняка заготовлены масляные лампы. Помнишь, как внутри «великой китайской стены»?

Так мы называли между собой внешнюю стену. Я задумался. Вроде бы оснований отказываться не оставалось. Тем более что делать было особо нечего, разве что продолжать бесцельно блуждать по лесу. Мы сложили мешки у люка. Ержи осторожно перелез через край и встал на первую ступеньку. Затем шаг за шагом спустился на три ступеньки вниз, скрывшись почти по грудь. После этого он наклонился и, придерживаясь рукой за край, погрузился в лаз с головой.

– Пол нащупал? – поинтересовался я.

– Нет пока. Но ступеньки шире стали.

Он щелкнул зажигалкой. Но она осветила только его голову. Я заглянул внутрь: впереди у Ержи по-прежнему была сплошная тьма.

– Видимо, надо просто идти вниз. Не до центра же Земли у них лестница, когда-нибудь да закончится, – послышался его неуверенный голос.

Я полез следом. Мне было сложнее, чем Ержи: и без того слабый свет зажигалки заслоняла его спина. Я на ощупь находил скользкие ступеньки, упираясь руками в холодные земляные стены. Пройдя метра три, я оглянулся: светлый день превратился в маленький белый квадратик в потолке, и было чрезвычайно жалко его оставлять. Ержи, видимо, подумал то же самое.

– Ладно, пройдем еще метров десять, и назад, – сказал он из темноты. – А то вдруг еще ветер подует, и крышка некстати захлопнется…

В детстве я не отличался мальчишеской отвагой, и подобные спуски в неизведанные подземелья, равно как и исследования крыш и чердаков, были для меня запретным жанром. У Ержи, видимо, с этим было получше, но и он, думаю, вряд ли решился бы полезть без напарника. Мы пару раз поскальзывались, и один раз я бы точно покатился вниз, если бы Ержи чудом не устоял на ногах и не задержал меня.

– Уфф, чуть зажигалку не выронил… Тогда бы совсем печально было.

Внешние звуки уходили все дальше. Нас окружила абсолютная тишина. Казалось, тишина и тьма стали единой вязкой субстанцией, и мы опускались в нее все глубже. Вдруг мы оба, как по команде, оглянулись: квадратик люка стал совсем маленьким. И он уже не был способен даже чуть-чуть поделиться своим светом с темнотой тоннеля: он словно пожирал свет, как черная дыра. Ержи, видимо, переборол себя, вздохнул и снова двинулся вперед.

– Ой, кажется, тут выполаживание…. Ну-ка, ну-ка… точно, ура!

В зону света зажигалки попали два толстых вертикальных бревна, будто специально поставленные в ознаменование входа в горизонтальный коридор. Видимо, они поддерживали потолок наклонного хода. Тут я не на шутку испугался: в какой-то миг квадратик света позади нас исчез. Правда, мы быстро догадались, в чем дело: он скрылся за перегибом бревенчатого потолка.

– Типа вот природу охраняют, а сколько хороших бревен извели, – пробормотал Ержи. – Из-за таких-то сверхсекретных надобностей тут вообще не осталось толстых деревьев. Одни кусты! Залезть осмотреться и то не на что.

Он осветил стены. Они были земляными, но удерживались вертикальными столбами, врытыми с шагом примерно в два метра.

– Может, в других местах есть деревья, – робко ответил я. Мне было не по себе: мы окончательно ушли от светового люка. Теперь вокруг была только тьма. – И потом, может, это все было построено давно, в самом начале существования общины. Лет тридцать-сорок назад. Под землей дождей нет, и кислорода мало, поэтому гниет медленней.

Действительно, тут было душновато.

– А построено хорошо, качественно, – приговаривал Ержи, стараясь разговорами заглушить неуверенность. – Интересно, чем это они рыли? Это ж сколько народу нужно… Впрочем, если тут все фактически рабы, но нет проблем…

– Лопатами, наверное, рыли. Только долго. Лопаты они на свою деликатесную рыбу меняют. У этого, как же его… фамилия, кажется, Нушич. Семья Нушичей. Наверное, македонцы. Давно живут около стены и сабиняне с ними традиционно сотрудничают.

Ержи, безусловно, все это знал и без меня, но мне тоже хотелось непрерывно говорить.

– Странно, пока не вижу ниш с лампами. Я думал, они у входа-то точно должны быть, – сказал Ержи, проводя зажигалкой вдоль стены.

Зажигалка работала все хуже, предвещая начало своего конца.

– Может, пора повернуть, пока она еще горит? – предложил я. – А то по стенкам-то неудобно будет выбираться…

– Погоди… Ой, смотри-ка, тут поворот. Я угол нащупал. Интересно, а у другой стены что? – Он перевел зажигалку к противоположной стене, и мы увидели, что она тоже обрывается, заворачивая за угол. – Перекресток, выходит.

– Слушай, давай назад, – малодушно попросил я. – Если мы начнем еще и исследовать повороты, то точно запутаемся. А тут еще и зажигалка погаснет. Вряд ли нас станут искать здесь… Никто ж не знает, куда мы пошли. Может, они действительно давно этим ходом не пользуются. Так и сгинем тут в темноте.

– Хорошо, хорошо, сейчас! – На фоне моего страха Ержи почувствовал себя храбрее. – Давай пройдем ровно один метр налево, держась за стенку. Если и там ламп не найдем, то все – кончено, поворачиваем.

Он стал осторожно огибать угол, держась за бревно. Я двигался за ним шаг в шаг, борясь с желанием ухватиться за его плечо. Видимо, здесь был пересекающий коридор, потому что вдали показалось световое пятнышко. Оно росло и уплотнялось, и вскоре на его фоне замелькали человеческие тени. Судя по всему, вдалеке люди зажигали масляные лампы, потому что вокруг них становилось все светлей, а очертания теней – все четче. Но вдруг пятно закачалось, тени – тоже, и все вместе стали удалятся.

– Ага, значит, лампы все-таки тут есть! – непонятно почему обрадовался Ержи. – Надо только знать места.

– Тише! – зашептал я. – Не факт, что нам можно тут находиться. Они могут нас услышать… или увидеть наш свет.

Но тут я ошибся: как раз в этот момент зажигалка в очередной раз погасла. Ержи принялся с ожесточением щелкать колесиком, но тщетно. Видимо, горючее кончилось.

– Ну вот, теперь я окончательно бросил курить, – послышался из темноты его голос.

Он пытался запихнуть зажигалку в карман.

– К счастью, мы не успели заблудиться, – пробормотал я, хотя полная тьма не прибавляла уверенности. Свет и фигуры вдали исчезли – наверное, люди ушли за поворот. – Давай я вот так аккуратно развернусь, и ты за мной… Пойдем вдоль стенки и вернемся к лестнице.

Мы двинулись. Скоро я нащупал знакомый угол и немного приободрился. Эх, вот бы еще света!

– Слушай, а люк скоро будет виден? – спросил Ержи. – Вроде, пока туда шли, он почти до самого угла не исчезал.

– Да нет, – тяжело дыша, ответил я. – Тебе показалось. Мы сюда шли со светом, поэтому получалось быстрее. А сейчас еле ноги переставляем.

Это было верно. Но все равно люк как-то уж слишком долго не появлялся. Если считать шаги, то мы уже давно должны были его увидеть. Однако спереди, как и сзади, была сплошная тьма.