Текст книги "Сабинянские воины"

Не пытайтесь нападать на нас, и тогда нам с вами будет не о чем говорить».

Наверное, вышло много патриотичного пафоса, но по-другому в этот момент я не мог. Я не стал перечитывать свое послание, боясь, что засомневаюсь и не смогу отправить его. Я уже хотел нажать на кнопочку «отправить», как вдруг увидел внизу значок «присоединить фото или видео». На всякий случай кликнув по нему, я увидел опцию «присоединить видеофайл с камеры». С какой, интересно, камеры? Я открыл список. К моему удивлению, первыми в нем шли записи, сделанные, судя по дате, сегодня на рассвете! Я открыл последнюю. Это был полуминутный ролик, снятый примерно с той точки стены, где оказались мы с Ержи. Значит, там где-то была вделана камера. Я снова увидел направленные на нас дула карабинов, перекошенные злобой лица и тонкие лучики стрел, сыплющиеся сверху вниз… Карабины, ура! Это то, что нужно! Следующее видео было еще лучше. Вот группа людей идет под стеной. Доходит до двери, начинает ее выламывать (точнее, пытается). За кадром на хорошем английском языке звучит требование немедленно убираться. В ответ снизу начинается стрельба… Все, дальше можно было не смотреть. Я присоединил к письму оба файла и нажал кнопку «отправить». Появилась иконка летящего письма, потом она исчезла, и в углу экрана снова утвердился пустой шаблон.

Я посидел еще немного, отдыхая. Тошук все не появлялся. В топе новостей вылезали все новые и новые посты. В основном – пережевывание старой информации. И вдруг – прошло, наверное, минут десять – в ленте одного из крупнейших агентств появился заголовок «Официальный «Голос Сабинянии» прокомментировал сегодняшнюю резню на границе». Мой текст был приведен в точности, однако видео отсутствовали. Я испугался, что, может, они не прикрепились при отправке, но вдруг следом выскочила новость другого ресурса, отличавшегося оппозиционными взглядами. Там уже были оба видеофайла, и название гласило: «Обвинения в адрес Сабинянии оказались ложью. Обнародованы сенсационные видео, показывающие попытку вооруженного нападения на сабинянскую стену». Не то, чтобы я был в восторге от того, что мой текст вышел под таким жареным заголовком, однако своей цели я добился. Спустя несколько минут посыпались новые посты, теперь уже по свежему сюжету. Разумеется, сторонники «принятия мер» так просто сдаваться не собирались. Кто-то из министров иностранных дел и депутатов продолжали настаивать на «всестороннем расследовании», намекая на имевшую место «провокацию», на которую поддались то ли мирные туристы, то ли неразумные браконьеры. Появились даже матери, подруги и чуть ли не осиротевшие дети туристов-браконьеров, которые требовали «справедливого суда над сектантами-садистами». Однако эти вопли выскакивали уже не на топовых сайтах, а на мусорной обочине интернета, где рекламируются средства от бородавок. «Серьезные» агентства теперь на все лады обсуждали, кто заказал нападение на Сабинянию. В конце концов большинство официальных источников снизило накал эмоций. Теперь министры говорили не о провокации, а о «необходимости установить всех виновных в происшествии». Это предполагало, что виновными могут оказаться и убитые «туристы». Отчаявшись привлечь общественность на свою сторону, осиротевшие подруги/матери завопили, что их бой-френдов/сыновей, возможно, «заставили» участвовать в кровавом спектакле, окончившемся их гибелью. Они даже принялись «припоминать» подозрительные звонки и подозрительных личностей, которых их невинные мужья почему-то очень боялись, и которым не смели отказать… Это, впрочем, уже не стоило внимания.

Я пересел на пол и прислонился к стене, чтобы отдышаться. Это невероятно! Неужели мне удалось отбить угрозу? Так легко и просто, лишь постучав по клавиатуре? Да полно – удалось ли? Я снова присел на табурет. У меня на глазах начала размножаться еще одна новость – оказывается, полчаса назад случилась новая атака, но ее пресекли полицейские! Так значит, мы победили? Уфф… Значит, они (европейский официоз в лице местных силовиков) решили, что сторону провокаторов принимать невыгодно! Слава Богу! Или богам? Или Сабине…

Еще полчаса я листал ленту. Ничего нового не появлялось. Разрабатывались, вплоть до последних мелочей, предыдущие тезисы. Так, всесторонне исследовались личности нападавших. Оказалось, это была довольно пестрая группа. К моему удивлению, там участвовало несколько активистов из довольно крупных левацких организаций (сейчас эти организации, судя по их скупым комментариям, ломали голову, какую стратегию им выбрать – откреститься от своих «паршивых овец» или, наоборот, громко осудить Сабинянию). Были даже какие-то экоанархисты, из тех, кто рискует своей жизнью, приковываясь к рельсам по пути следования поездов с ядерными отходами. Вот это жаль: активисты этой направленности обычно составляли костяк сторонников Сабинянии. Выбирая между окружающей средой и правами человека, они обычно прощали Сабинянии нарушение второго ради первого. Но теперь, боюсь, взгляды их изменятся. Впрочем, может, это еще окажется фэйком? Также непонятно было, кто принес к стене оружие. По одной версии, карабины были у радикальных анархистов. По другой – настоящие активисты были вообще не при чем, а оружие было доставлено какими-то затесавшимися в их компанию мутными личностями. Хотя, когда со стены полетели стрелы, отстреливаться стали все участники «прорыва», что неудивительно. Да, это у них называлось именно так – «прорыв». Появился комментарий чьей-то бывшей подруги (хотя сейчас высыпало так много «бывших подруг» и «проверенных источников из окружения участников акции», что трудно было утверждать, что все они настоящие), которая рассказала о якобы подготовке акции. Выходило, что часть боевиков были ультралевыми, которые боролись против нарушений прав человека в Сабинянии, а часть – наоборот, ультраправыми, которые считали «сабинянский вольер» оккупацией их собственной территории. Да уж, ну и смесь. Правда, как известно, крайности политического спектра часто соединяются, замыкая его в круг. Надо же, как их сплотила сабинянская тема! Оказывается, они готовили акцию два месяца, сперва думая приурочить ее к проходу нашей экскурсии. Но то ли они ошиблись датой, то ли не решились устраивать жесткий экшн на виду у толпы. Большинство «проверенных источников, близких к участникам событий» заявляли, что оружие было взято лишь для самообороны (да, представьте!), на случай, если кровожадные косматые псевдодикари сразу начнут обстрел. Однако какой-то не самый проверенный участник (неужели на вооруженные вылазки берут таких?) оказался то ли трусом, то ли провокатором, и нажал на спуск первым. А дальше – понеслось. Были и такие «проверенные источники», которые решили сразу отмежеваться от провокаторов. Мол, мы не знаем, как в нашей группе оказались люди с огнестрелом. Несомненно, их внедрили те, кто хотел бросить тень на нашу деятельность, и т. п.

Что же они намеревались делать, прорвавшись в Сабинянию? На этот счет ясности было еще меньше. Скорее всего, четкого плана у них и не было. Вроде как собирались выводить на свободу сабинян, которые находятся тут в рабстве. Кто-то – уже был обнародован скрин частной переписки «участника акции» – собирался «устроить пикник на сабинянском пляже, чтобы доказать, что они имеют право тут находиться». Вобщем, скорее всего, эти анархисты разбрелись бы по лесу кто куда, и отряду Треххвостого не составило бы труда переловить их поодиночке. Может, и не стоило оказывать такое жесткое сопротивление? Хотя нет – за первыми наверняка повалили бы другие, это стало бы модным аттракционом, и тогда…

Я порядочно устал. Хотелось есть и пить. Только сейчас, успокоившись, я понял, как мне холодно. Подлив масла в лампу (рядом с компьютером были полные бутылки), я взглянул на свои руки. Они были сизые и топорщились пупырышками, как у ощипанного цыпленка. Потерев руками плечи и попрыгав, я подумал, что пора, наверное, все же двинуться в обратный путь. Чем дольше я здесь находился, тем больше мне казалось, что уж до Стены-то я доберусь. Сколько там было поворотов? Два? Три? Однако, словно торопясь, пока я не ушел, на экране вдруг всплыло угловое окно. Только теперь там был не шаблон письма, а ответ! Я уселся и принялся читать. Я полагал, что это будет вопрос от какого-нибудь СМИ (вообще было довольно странно, как при таком интересе к этой истории они еще не закидали меня дополнительными вопросами). Однако ни одного вопроса до сих пор не пришло, как будто возможность обратной связи была для них заблокирована. И это письмо тоже не содержало не вопросов. И оно было не от журналистов.

«Мы сделаем все от нас зависящее, чтобы это не повторилось. Вы знаете нашу позицию, она не изменилась. Однако, если снова прольется кровь, нам будет очень сложно сдерживать недовольство наших граждан. Постарайтесь, чтобы этого не произошло».

Адрес мне ни о чем не говорил. Кто это? Местный полицейский начальник, с которым у сабинянского руководства была начажена переписка? Подумав, я решил, что, судя по скупости формулировок, они принадлежат лицу, стоящему значительно выше полицейских. Неужели какой-нибудь министр? А может, это и вовсе президент соседней старинной и процветающей республики? Той самой, у которой есть все – пенсии, здравоохранение, частично бесплатное образование, музеи. известные на весь мир марки мебели и одежды… Все, кроме одного – природы. Там почти не осталось лесов, рек и озер. А те, что есть, застроены частными виллами. Большинство граждан, которым вилл не досталось, томятся в огромных городах с небоскребами и раскаленным асфальтом, и лишь на выходные выезжают в «загородные отели», где за право сделать барбекю на крошечной лужайке перед своим номером с видом на далекое озеро они платят столько, сколько зарабатывают за месяц. Тошук был не прав, говоря, что в мире еще полно мест с чистым воздухом. Где-то, в каких-то отдаленных малонаселенных странах они, может, и есть, но не здесь. Так что озлобление наших соседей можно понять (я уже думал про них «наши соседи», хотя еще неделю назад находился за три тысячи километров отсюда). Впрочем, это все равно ничего не значит. В те годы, когда строилась наша Стена, все было по-другому. Люди из этих мест бежали, старинная республика, разоренная недавней войной, была бедна. Молодой сабинянской общине землю отдали за смехотворную по нынешним меркам плату. Понятно, сейчас активисты заявляют, что то решение не было волей всего народа, что тогдашние власти не имели права отчуждать территорию. Но ведь это произошло – договор был подписан и не оспорен… Так или иначе, возмущение сабинянским раем все больше нарастает, и рано или поздно оно прорвется наружу. Да уж и сейчас прорывается. Одного только не могут понять эти люди: этот рай, которому они так завидуют, существует лишь потому, что их в нем нет. Стоит им сломать Стену и хлынуть внутрь, как его тут же не станет. Это как проклятие царя Мидаса, который своим прикосновением превращал все живое и прекрасное – в мертвое золото. А они, боюсь, превратят не в золото, а в кое-что похуже…

Когда я услышал глухие шаги в коридоре, то сначала подумал, что это звуки еще какого-нибудь видео – настолько я отвык от реальности за эти несколько часов. Однако на сей раз они были настоящими. В комнате появился Тошук с лампой в руке.

– Прости, что пришлось отставить тебя одного так надолго, – озабоченно сказал он. – На Стене была еще одна попытка прорыва. Оказывается, эти борцы за справедливость собирались нападать тремя группами. Последняя пережидала в лесу километрах в десяти от предыдущего боя. Они пытались залезть на Стену с помощью приставных лестниц и крючьев.

– Им удалось?

– Нет. И обошлось без смертей. Полиция неожиданно оперативно сработала.

Он вытащил из котомки хлеб и большую бутыль с водой. Обрадовавшись, я жадно припал к ней, а затем откусил огромный кусок и принялся жадно жевать. Тошук отошел в угол, порылся там и вытащил сразу два одеяла, которыми старательно укутал мне плечи. Я удивился: никогда прежде он не выказывал подобной заботливости.

– О, ты не терял время зря! Молодец! – Придвинув табурет и сев рядом, он быстро пробежал глазами мою краткую переписку. – Я надеялся, что ты примешь правильное решение, и не ошибся.

– Э-э, надеюсь, я не наговорил им лишнего? И кстати – кто это мне ответил?

– Все в точку. И главное, вовремя. Все были заняты на Стене. Или под Стеной, с ранеными. Делать официальные заявления было некому. – Тошук грустно усмехнулся. – И ты очень кстати пришел на помощь. Я за тем и привел тебя сюда, но не успел объяснить, что к чему. К счастью, ты сам все понял.

Он проигнорировал вопрос о моем неизвестном респонденте, и я не стал настаивать. Меня гораздо больше интересовало другое.

– А кто обычно пишет эти тексты от имени Сабинянии? Разве не Верховный жрец?

Тошук открыл шаблон письма и стал что-то набирать в ответ таинственному «президенту». Мне он ответил не сразу, видимо обдумывая слова.

– Верховный жрец? Откуда ты взял этот термин? Разве кто-то из прежних экскурсантов по Сабинянии его упоминал?

– Нет… Кажется, никто. Но это было так естественно – раз есть теократия, то есть и Верховный жрец. – Тут уж я усмехнулся. – Который скрывается ото всех в том бетонном зиккурате, который виден из космоса…

– Ну да, логично. Но никакого Верховного жреца здесь нет. – Тошук резко нажал кнопку отправки сообщения, а затем принялся выключать компьютер.

– Вот как? – Я удивленно посмотрел на него. – Но кто же… Кто тогда управляет Сабинянией?

– Кто? – переспросил он. – А почему ты решил, что это должен быть кто-то конкретный, какое-то одно лицо?

– Ты хочешь сказать, что это коллегия жрецов?

– Я хочу сказать, что Сабинянией управляют все сабиняне. Все до единого. Вставай, пойдем. Одеяла возьми с собой – на стойбище пригодятся.

Экран погас, и Тошук слегка подтолкнул меня к выходу.

– Погоди, но как это возможно? Нет, я, конечно, помню про «страны народной демократии», но они на деле были еще более авторитарны, чем честные капиталистические режимы. Всем известно, что народ не может управлять напрямую! Иначе получится хаос. Нужны представители. Если помнишь, даже новгородское вече в России и то состояло только из платежеспособных граждан…

– Представители нужны, когда в обществе слишком много противоборствующих групп интересов. А если интересы у всех действительно общие…

– Это невозможно! Это Пол Пот, это утопия, это вранье!

Я немного забылся, но после нескольких часов за компьютером в холодном подземелье это было извинительно. Тошук, видимо, понимал это, и не придавал значения.

– Погоди про Пол Пота. Я не договорил. Ощущение того, что у людей разные интересы, во многом усиливается тем, что они не чувствуют и не понимают друг друга. А вот представь, что твой ближний для тебя – почти что открытая книга. И ты знаешь все, что его беспокоит. Нет, даже не так. Ты, он, она, я, они все – представь, что это единая душа. Она может немного по-разному преломляться в каждом индивиде, но все равно – устремления у всех едины. И вот представь, что ты ощущаешь эту Душу в каждом. Тебе не нужны представители, чтобы донести свои убеждения до других. Ведь ты – это и есть другой. Ты – это и есть все другие. А все они – это ты. Ты хорошо знаешь, что они все хотят. Что им нужно. И что нужно для блага вашей единой Души.

– Эта душа – Сабина? – глупо спросил я.

– Да какая разница! Называй, как хочешь. Я пытался объяснить тебе, что, если ты подключен к этой единой Душе, что тебе уже не понадобятся отдельные люди, которые выражали бы тебя перед остальным миром. Каждый житель Сабинянии может в любой момент выступать от имени всех.

– Фантастика какая-то!

Мы шли по пещерному коридору, и я все время пытался забежать вперед, чтобы лучше видеть лицо Тошука.

– Ну, предположим, здесь существует этакая нейросеть, – говорил я. – Как мозг, в котором отдельные личности – это нейроны…

– Сравнение крайне вульгарное и неточное, но, если по-другому нельзя, пусть будет так. Хотя я бы сказал, что личности здесь – это не отдельные части Души. Душа ведь не материальна, у нее не может быть частей. Каждый из нас – это и есть сама Душа, единая и бесконечная…

– Ты сказал – «каждый из нас»? Ты имел в виду и себя тоже?

– Э-э, неважно. Я оговорился.

– Хорошо, но как сабиняне решают между собой, кто в данный момент будет выступать от имени всех?

– А как они решают, куда нужно тащить зерно, а куда – рыбу? Как передают друг другу информацию о нападении? Почему ты об этом не спрашиваешь? Все точно так же. Вся Сабиняния – это единое мыслящее существо, локализованное одновременно в двух тысячах индивидов. Когда один узнает о нападении, об этом тут же узнают все. Когда где-то не хватает зерна, то жители стойбища, где его в избытке, уже знают, куда нужно перетащить его. А те, у кого есть свободные руки для перетаскивания, знают, где понадобится их труд. Вот и все.

– Чудеса, ей-богу. Знаешь, я столько о таком читал… Точнее, читал о мечте создать что-то подобное. Такой вот органический интернет. Это уже даже не коммунизм, это что-то вроде…

– Только, пожалуйста, не сравнивай с муравейником. Там каждая особь – действительно маленький винтик целого, и не может существовать без него. У нас же каждый индивид тождественен целому. Это совсем другое.

– Ладно, предположим. Но ведь люди все-таки отличаются друг от друга. Снип, например, пишет стихи, а Чит – талантливый математик. Значит, тождество неполное?

Мы быстро шли по коридору вниз. Значит, подумал я, мы не возвращаемся на Стену, а спускаемся в сторону моря.

– Если очень грубо, то это похоже на функциональные отделы в мозгу. Мозг осознает свои задачи, а решают их, в зависимости от направленности, разные группы клеток…

– Как, однако, механистично. Но ведь сабиняне осознают себя отдельными личностями! У них даже, как я заметил, есть сугубо индивидуальные мысли и желания. Например, о любви.

– Что тут странного? Представь, что единой Душе проще существовать во множестве частных воплощений. Каждая из них, хоть и обладает иллюзией обособленности (при том знает, что это иллюзия), осознает себя неразрывно связанной с целым.

– Ну хорошо. А кто, если не жрецы, обычно берет на себя функцию общения с внешним миром?

– Как правило, кто-то из солдат, охраняющих участок Стены, близкий к компьютерам. Так удобнее. Они всегда могут отлучиться вниз и отослать письмо.

– А что тогда делают жрецы? В чем их функция?

Тошук удивился.

– Разве мало того, что они жрецы? Даже во внешнем мире священнослужитель – отдельная профессия. Впрочем, здесь они еще и учителя.

– Ах да, вспомнил. Треххвостый рассказывал. Так значит, тот, кто обычно писал пресс-релизы, давеча был занят на Стене, и поэтому ты решил привести на замену меня? Но не слишком ли это было…

– Он больше никогда не сможет писать, – строго перебил Тошук.

Я взглянул на него.

– Это был Уш, друг Сота.

Тот простоватый с виду подросток, который во всем слушался Сота?! Тот, чье тело вынес со Стены Ержи? Не может быть! Это он – «Голос Сабинянии»? Это его мы на все лады цитировали и вдумчиво трактовали в наших пабликах? Я остановился, не в силах поверить.

– Тебя это удивляет?

– Э-э… Я вроде бы научился не удивляться. Но сейчас, право, это выше моих сил. Этот паренек говорил от имени Сабинянии! Переписывался с президентскими администрациями! Налаживал дипломатические отношения! Он, такой непохожий на…

– На кого?

– Ну, на людей умственного труда.

– А другие здесь разве на них похожи?

– Нет, не похожи. Ты прав. Но все равно, это чудо. Действительно, они все тут – философы, решившие вернуться к естеству. Скромно скрывающие свой ум и эрудицию.

Тут я вспомнил, что Уша нет в живых. Как же так, такой юный!

– Сколько ему было? У него остались родители?

– Семнадцать лет. Родители – да. И два младших брата.

Я замолчал. Вниз шагать было легко, но груз на сердце тяготил не меньше, чем трудный подъем. Значит, еще один юный покойник! Его сожгут на костре, а кости выложат кучкой в пещерной нише. Да еще, небось, сделают это втайне от родителей, чтобы они не вздумали устроить культ останков… Но зачем все это, зачем нужна Единая Душа, самопожертвование и прочее, если нельзя даже сходить поплакать на могилу к сыну?

– Можно, – услышал я сквозь свои мысли.

– Что ты сказал? – Я удивленно обернулся.

– Нет, ничего.

Он ответил мне? Значит, он тоже умеет читать мысли? Впрочем, неважно. Я решил пока оставить решение этических вопросов: противоречия были столь глубоки, что мой рассудок не мог их охватить и разрешить. Но что-то еще не давало покоя. Что же? Ага, вот это…

– Значит, ты решил временно поставить меня на замену Ушу? Это, конечно, огромная честь для меня, но ведь я мог и ошибиться, написать что-то не то! Это могло повредить Сабинянии! Ведь я-то не подключен к этой самой Единой Душе!

Тошук задумался.

– Я понадеялся на обратное, – наконец, сказал он.

– То есть как? Ты надеялся, что меня тоже каким-то образом «подключили» к местному мега-мозгу? Но как это возможно? Ведь я – «внешний»!

– Не могу этого объяснить, – с видимой неохотой сказал он. – Здесь всем управляет богиня Сабина, так что почему бы и нет. Ты же сам говорил, что еще вечером на стойбище у тебя было видение боя. Потом – на рассвете. Верно? И у Ержи было. Значит, Сабина уже каким-то образом вобрала вас в себя.

Я вздрогнул. Мысль о том, что некая сущность хотя бы отчасти посягнула на твою свободную волю, была неприятна. Хотя, черт возьми, не об этом ли я мечтал? Не это ли – секрет братства сабинян? Я вспомнил Ченга и Йоки в подземелье: как они шли, погруженные в себя и никого не замечая.

– С тобой я просто решил попробовать, – поспешно заговорил Тошук, словно раскаиваясь, что наговорил лишнего. – Тем более, что выбора не было. Нужно было срочно дать какой-то комментарий во внешний мир. Иногда мне случалось делать это самому, и я думал, что займусь и в этот раз… И вдруг я почувствовал, что на Стене нарастает тревога. Так оно и оказалось: это пошла на прорыв третья группа анархистов. Я ушел, надеясь скоро вернуться. Но скоро не получилось. А когда я вернулся, то увидел, что ты уже все сделал! Знаешь – вряд ли бы я сам, или покойный Уш написали по-другому. Значит, Единая Душа приняла тебя в свое лоно! Она сделала тебя орудием, которое верно передало ее волю.

Я предпочел бы представить все это по-другому, но Тошук был убежден в своей версии. А главное – видение боя у меня действительно было! Это надо было как-то объяснить.

– Ну, а ты сам? Ты тоже подключен? – спросил я.

– Временами – да. Это такое прекрасное чувство – быть единым со своими братьями, понимать и слышать всех и каждого, знать, что ты есть и для чего. В такие минуты одиночество кажется нелепой выдумкой. Но потом, увы, все заканчивается, и я снова становлюсь собой. То есть одиноким, который лишь мечтает о единстве.

От былой рассудительности Тошука не осталось и следа. Я понял, что он действительно верит во все это – и в Единую душу, и в Сабину.

– Я не знал, что ты так глубоко… Словом, именно тебе, мне кажется, стоило бы попроситься остаться здесь навсегда. Хотя, наверное, ты уже просился?

Он уклончиво помотал головой. Он просился, но ему отказали? Но Тошук, видимо, не хотел больше расспросов. Он ускорил шаг и обогнал меня в узком коридоре.

– Пойдем быстрее. У меня неспокойно на душе.