Текст книги "О вечном"

III

 
Как трудно прощаться с друзьями,
Хоть знаешь ты, что вернёшься.
Прощаться с полями, домами
И с Родиной, что остаётся.
Как трудно сказать: до свидания,
Тем людям, кого ты любишь,
С кем ты нашёл понимание,
В кого ты вложил свою душу.
Как трудно! Ведь знаешь, останется
С людьми и частичка тебя.
Душа твоя будет маяться,
Теперь уж её не найдя.
И будет стараться вылететь,
Частичку свою отыскать,
Наткнётся на плоть и теперь
Будет метаться, стонать.
Как трудно! Но всё же приходится
Однажды всем уезжать.
И горечь подальше хоронится.
До встречи! – вам надо сказать.
Внутри жжёт боязнь перед будущим,
Предчувствие перемен.
Не знаешь ты, ждёт тебя что ещё,
Не знаешь – удача иль плен.
Уверен ты всё же: жизнь прошлая
Уже далеко от тебя.
И слышишь, как что-то хорошее
Зовёт, уж к тебе подойдя.
Не знаешь: обман или правда,
Но голос отчётливей слышен.
Кричит он: «Идти вперёд надо!»
Живёт он внутри уже, дышит.
Вобрав в себя силы побольше,
Ты делаешь шаг вперёд, —
Не может плотина ждать дольше.
Прорвалась, поток уж идёт!
 

* * *

 
Проснулась моя героиня.
Уж утро. Везде светло.
Вставать не хотелось ей ныне,
Она не ленилась давно.
Нахлынули в голову мысли,
И вспомнила всё, что было.
Задумалась Надя о жизни,
О том, что не всем мир милый.
О том, что у всех пути разные,
Но разный и пункт отправления.
Один с детства, словно сыр в масле.
Другой – инвалид уж с рождения.
Один богачом уж родился,
С счетами, что жизнь украсят.
Другой – сиротой появился.
Он тоже мечтает о счастье.
 

* * *

 
Загадка здесь кроется жизни,
Возможно, самая важная.
Рожденье имеет свой смысл.
Ступень смысл имеет каждая.
 

* * *

 
Вдруг дверь тихонько открылась,
И к Наде вошла её мама.
Сказала: «Что, милая, снилось?
Вставай, уже солнышко встало.
Скажу я прекрасную новость.
Давай, поднимайся скорей!»
И, руки поставив на пояс,
Она улыбалася ей.
 

* * *

 
Улыбка бывает заразной,
Когда смеётся душа.
И ты от улыбки той счастлив,
И жизнь, как цветок, хороша.
Такая улыбка хрустальна,
Она и легка, и нежна.
Того, кто был прежде печальным,
Она исцеляет всегда.
С улыбкой становится легче,
Она солнца свет несёт в сердце.
И фальши становится меньше.
Улыбка есть дезинфекция.
Улыбка бывает нечестной.
Бывает рисунком, помадой.
Она холодна, бесполезна.
Она не бывает отрадой.
Подделку, на самом деле,
Не трудно совсем отличить,
Мячом отскочив от тела,
Не будет от грусти лечить.
Она не способна проникнуть
Сквозь тело и жить внутри.
Не сможет потоком пролиться,
Истока коль нет у реки.
 

* * *

 
Елена Петровна вышла,
Сказав: «Одевайся быстрее!»
И скрипнула дверь еле слышно.
А в небе уж солнце краснеет.
И Надю ласкал луч солнца,
Согрев её мягким теплом,
Чертил на подушке кольца,
На Надю кидал их потом.
И, будто бы малый котёнок,
Что просит хозяйку погладить,
Лицо подставляла спросонок,
Любила солнышко Надя.
Она прикрывала ресницы,
Ловила кусочек света.
Старалась она насладиться,
Увидев все краски спектра.
А солнышко – младший братик —
Её обнимало лучами.
Смотрела на солнце Надя,
Ему улыбалась очами.
Накинула лёгкий халатик
И, солнцу сказав: «С добрым утром», —
Из комнаты вышла в отраде.
В душе и легко, и трудно.
Предчувствие зайцем трусливым
Подкралось тихонечко сзади.
Оно набирало силу, —
Бутон набухал в сердце Нади.
В гостиной всё было светло,
И праздника запах летал.
На скатерти, розовой, бледной,
Кувшин с цветами стоял.
Надюша с улыбкой вбежала,
Увидев букет цветов,
И воздух с жадностью, с жаром
Вдыхала она потом.
Цветы она с детства любила
Всей сутью своей, всей душой.
В душе светло, чудно было.
Жила лишь любовью одной.
В таком состояньи счастливом
Смотрела, как в первый раз,
На мака цветочки резные.
Легко стало, дивно тотчас.
 

* * *

 
Умейте вы тем восхищаться,
Обычным вам кажется что!
И, как в первый раз, улыбаться,
Увидев речонки поток.
Любуйтесь простым летним лесом
И первой травой по весне,
И небом, глубоким, чудесным,
И звуками, что в вышине.
В природе есть, чем любоваться,
Она не статична, жива.
Не может она повторяться:
Похожей не будет листва.
Не будет похожей и речка,
Не видим хоть этого мы.
И лес, хоть и кажется вечным, —
Текучи сосна и дубы.
Цените вы те моменты,
С природой что провели.
Природа – творение неба!
Творения неба и мы!
Наш век далеко от природы,
Увёл далеко нас прогресс.
Не нужна нам высь небосвода,
И нам безразличен стал лес.
От этого сердце грубеет,
А истина удаляется,
А жизнь быстрее стареет,
В бессмыслицу превращается.
 

* * *

 
На скатерти рядом с букетом,
Собой привлекая, маня,
Лежало письмо без конверта,
Какую-то тайну храня.
А Надя в своём вдохновеньи
Не сразу письмо увидала.
И, счастья не пряча моменты,
Она от души танцевала.
Пусть не было музыки слышно,
И пусть не заметен был такт, —
В душе Нади музыка дышит.
Она превращается в шаг.
Не нужно ей ни инструмента,
Не нужен и зритель был ей!
Без этого столь вдохновенным
Был танец, родился что в ней.
«Надюша, письмо прочитала?» —
Послышался голос мамы.
На улице птица кричала,
Ещё было очень рано.
От крика той утренней птицы
У Нади в груди что-то сжалось,
И нервно застукало сердце.
Предчувствие к ней возвращалось.
Опять что-то кожу кололо,
Стук сердца опять давил уши,
Дышать стало душно снова.
И чувства те были всё глубже.
И, затаив дыхание,
Бутон превращая в цветок,
Она прочитала послание —
От тёти пришедший листок.
А тётя жила в столице,
И, видно, писала редко.
Высокие знала там лица.
Знакомилась быстро и метко.
Любила наук достижения,
Компьютеры и телефоны,
И в интернете общение.
Она говорила: «Ну что вы!
Как можно нам жить без прогресса,
Ведь с ним жить становится легче.
Он избавляет от стресса.
И думать приходится меньше!»
Следила за модой в Париже,
Читала английские книги
И принимала всё ближе,
Когда небоскрёбы свалили.
Письмо её пахло розой,
Но почерк неровный, нервный.
А слово казалось занозой,
Что резала глаз столь нежный.
«Здравствуй, Елена, – писала, —
Здесь всё нормально, отлично.
Давно я тебя не видала,
Хотела бы свидеться лично.
В Москве жить всё лучше и лучше!
Прогресс здесь давно обитает.
Сейчас появился вдруг случай, —
Тебе я письмо написала.
Поверь мне, что времени мало.
Я вся утонула в заботах.
Недавно в Париж я летала,
Увидела высшую моду.
Я также машину купила,
Водить научилась её.
Работы так много было,
Забыла и сон, и житьё.
В работе, конечно, везёт мне.
Все любят за ум и честность.
Народ здесь хороший, весёлый.
Ну, всё почти, как хотелось.
Но, знаешь, душе нет покоя,
Сама я не знаю, в чём дело.
Быть может, одна – надо двое..
Писать ведь я раньше умела.
Сейчас что-то слог стал корявым,
Слова не идут в предложение.
Пусть Надя приедет, хотя бы,
Не сможешь коль ты, к сожалению.
Давно я родных не видала,
И будто бы что-то исчезло.
Ну, всё! Всех целую, скучаю
И жду с нетерпеньем приезда!»
Надюша два раза читала
Письмо своей тёти далёкой.
И вдруг что-то грустно ей стало,
И жизнь не казалась уж лёгкой.
«Зачем же живём мы в разлуке, —
Сказала, заметив маму, —
Не думаем мы друг о друге,
Не делим друг с другом раны.
Зачем от родных уезжаем?
Зачем им не пишем? Зачем?
И, редко о них вспоминая,
Потом забываем совсем.
Ведь трудно нам жить без поддержки,
Поддержки родных и друзей.
Без слов их, столь добрых и нежных.
Без душ тех, кого нет родней.
Должны мы всегда друг за друга
Стоять непреступной стеной.
Одной в жизнь труднее дорога.
Нельзя быть по жизни одной.
К кому ж обратиться нам смело,
Не к тем, если в ком наша кровь!
Чужим зачастую нет дела.
Должны хоть мы верить в любовь».
Елена Петровна сказала,
Обняв Надю нежно за плечи:
«Со мною ты схожею стала,
В тебе узнаю свои речи.
Я так же, как ты, всех любила
И жизнь постигать стала рано.
Но меньше для практики силы —
Я только теорию знала.
Когда я была совсем юной,
Как ты, иль немного постарше,
Идеи цвели во мне бурно,
Идти я хотела всё дальше.
С Анютой закончили школу
(Так звали сестру Елены)
И жаждали знаний новых,
Учиться хотели скорее.
Уехать хотели мы в город,
Мечтали открыть в жизнь все двери.
Деревню покинули вскоре,
В Москву мы отправились с нею.
Анюта всегда была строгой.
Что надо ей – знала всегда.
Ступая по ровной дороге,
Призванье своё поняла.
Мечтала стать экономистом.
Она не любила покой.
И путь был её ровным, чистым,
Казалось, он был ей знаком.
А я – совершенно другая.
Жила я душой, не умом.
Во всём и всегда успевая,
Хотела добиться всего.
Поэтому я и не знала,
Во что свои силы вложить.
Желанья я частно меняла,
С мечтой успевая пожить.
Меня в жизни всё увлекало!
И снова, как в первый раз,
Себя с головою бросала,
Во всё, что любила в тот час.
Мы вместе с сестрой поступили.
Она, своё дело хваля,
Сказала: «Полезней нет в мире!»
И тем увлекла и меня.
Учились мы очень успешно,
Была я довольна сперва.
Но стала душа вдруг мятежной,
«Не то!» – мне твердила она.
Терзаясь ненужным мне делом,
Училась три года я.
Москву покидать не хотела —
Любила её, как дитя.
Там чувство внутри возникало,
Что в мире нет лучше страны.
А люди, тебя пусть не знают,
Но всё же милы и добры.
О том говорить могу много,
Но к теме вернуться должна.
Я стала вдруг грустной и строгой,
В душе лишь смятенье нашла.
Письмо получила от мамы,
Где пишет, что тяжко без нас:
С хозяйством совсем трудно стало,
Зерна истощился запас.
Страдала, что помощи нет ей,
Всего же не сделать одной.
Я вспомнила лик её светлый —
Решила вернуться домой.
Уехала я зимним утром,
А Аня осталась в слезах.
Конечно… в разлуке жить трудно,
Но что же… – бывает и так.
Права ты, Надюша, я знаю.
Что надо хотя бы писать.
Писала я часто вначале,
Устала потом ответ ждать.
И Аня сначала писала.
Потом же всё реже и реже.
Когда лишь открытки мне слала,
Потом утонула в прогрессе».
 

* * *

 
Елена Петровна спокойно
И нежно всё так говорила.
Глаза ж были мокры от боли,
А сердце от боли той ныло.
Она о сестре прячет память,
Привыкла ужё без неё.
Письмо ж начало сердце ранить,
Со временем что зажило.
 

* * *

 
Разлука – дрянная старуха —
Ужель завернула плющом
Души столь прекрасные звуки,
С которыми вместе живём.
Ужель далеко заточила те души,
Что нет вам родней,
И жить без кого нет вам силы
И мир без кого стал дурней.
Я знаю, что жить тяжело вам
Без вашей частички души,
Но вы напишите ей слово.
Поверьте, слова ей нужны.
В словах ей себя подарите,
Поведайте ей о себе.
Письмом расстоянье сотрите, —
Письмо часто речи сильней.
Письмо ведь не знает пространства,
И так же, как разговор,
Общения дарит вам счастье,
Ведь буквы несут смех и стон.
Письмо есть души отпечаток,
Таится что в букве любой.
А голос звучанием сладок,
Он буквы слабей, хоть живой.
 

* * *

 
«Конечно! – воскликнула Надя, —
Ты к тёте поехать должна,
А я позабочусь о саде,
С хозяйством управлюсь сама.
Давно ты её не видала,
Пора повидаться уже.
Езжай же!» – Надюша сказала,
И что-то кольнуло в душе.
«Нет, Надя, тебе надо ехать!
Ты дальше учиться должна.
Ты сможешь науки изведать.
Тебе улыбнётся Москва.
Москва любит тех, кто стремится,
Кто хочет добиться цели.
И языкам там учиться ты сможешь,
Я в тебя верю!
Ты очень способная, дочка,
Стремленья твои благородны.
Не ставь на себе ты точку,
Добейся всего, что угодно!
Исполни же ты мою просьбу!
Не просьбу, а больше – моленье:
Возьми от Москвы всё, что сможешь,
Что я не смогла, к сожалению!»
Прижав к себе крепко Надю,
Елена Петровна застыла.
Казалось, жила она ради того,
Что у дочки просила.
Она лишь о том мечтала,
Вернувшись тогда из Москвы,
О том, чтобы дочь продолжала
К её светлой цели идти.
Надюша моя согласилась,
Тем сделав счастливой и мать,
Что вся от улыбки светилась
И Надю влекла танцевать.
Они закружилися в вальсе,
Но грустен был танец этот,
Пусть губы от счастья смеялись,
И лица сияли пусть светом.
Но знала и дочка, и мама,
Что всё измениться должно,
Что жизнь не всегда будет славной,
Что ждёт их, – узнать не дано.
Они сейчас кружатся в вальсе,
Глаза их по-детски светлы.
Но знают: придётся расстаться.
Старуха настигла и их.
 

* * *

 
Нет в мире прекраснее танца!
Он нежности полон, любви.
И души парят в ритме вальса,
И кружатся в паре мечты.
Приносит он людям забвенье,
В душе нежно звуки влекут.
Он крылья подарит спасенья,
Из мира что вдаль, ввысь унесут.
Они унесут на мгновенье
В чудесный, волшебный мир грёз,
Где можно, забыв опасенья,
Рукой дотянуться до звёзд.
Где можно взлететь, словно птица,
Коснуться рукой облаков,
С осенней листвою кружиться,
Внимать ароматы цветов.
Здесь можно с земли испариться
И тучкою сделаться вдруг,
Дождём знойным летом пролиться
И сделать ещё один круг.
В круженьи таится гармония —
Земного всего совершенство.
Храните в душе его доле.
В гармонии – счастья блаженство.
 

* * *

 
Тропинка по полю петляла,
По ней, словно ветер лесной,
Надюша прощаться бежала с той жизнью,
Что стала родной.
А жизнь её – пышные травы,
Дарили что нежность и ласку,
И лес, милый, добрый самый,
Кто в детстве рассказывал сказки.
Он был для неё лучшим другом,
Кому доверяла всегда.
Делилась с ним счастьем, недугом, —
Лишь он не предаст никогда.
Бывало, придёт в лес в печали,
Обнимет свой дуб вековой
И слушает сосен молчание
И песнь звонкой птички лесной.
И, слившись с природой в целое,
Её совершенство поняв,
Проблема вдруг кажется мелкою,
Не стоит души что огня.
И, прибежав по тропиночке
В тот лес, что давно её ждёт,
Где знала любую травиночку,
Где всё её тайны несёт,
Прощалась Надюша с природою,
Была что дороже всего,
Слова здесь слабы благородные, —
Не слышен души разговор.
С друзьями прощалася птицами,
Что песни узнать помогли,
С деревьями – милыми лицами,
Дарили что знанья свои.
И с ветром – весёлым учителем —
Её танцевать что учил,
И с ручейком – в зной спасителем,
Что влагу её жизни дарил.
С природой прощалася нежно,
И мокрыми были глаза.
А лес был спокоен, как прежде.
Он молод и вечен всегда.
Природу родную любила
И знала – вернётся сюда.
Того она всё ж не забыла,
Кто ждёт её, любит всегда.
Да, ты угадал, мой читатель,
С Алёшей прощаться пошла
Прекрасная, светлая Надя,
Друзей не забудет она.
Алёшу застала на улице:
Траву перед домом косил.
От яркого солнышка жмурился
И лучики солнца ловил.
Подкралась Надюша поближе
И тихо за деревом встала.
Хотела найти слова легче,
Нежнее слова подбирала.
Но мысли не лезли в голову,
Была пустота, как назло.
И бестолку думать так более,
Решила окликнуть его:
«Алёша!» – промолвила тихо,
Так нежен был голос её,
Как песенка кошки дикой,
Котятам своим что поёт.
Алеше же показалось,
Что голос был этот вокруг.
Он оглянулся, качаясь,
В груди ощутил сердца стук.
«Начну я, Алёша, сразу, – сказала
С улыбкой, что ярче, чем луч,
Алёшу она освещала,
Как солнце средь бури и туч, —
Послушай, ты, друг мой сердечный,
Меня зовёт новая жизнь.
Меня мнят звёзды в путь млечный,
Кричат: «К своей цели стремись!»
Как будто бы Дева Мария
С улыбкой мне руку дала,
А ангелы дали мне силы,
Святая моя помогла.
Хотела сказать я короче,
Но радость моя многословна.
Я еду в Москву этой ночью.
Мой поезд в одиннадцать ровно». —
«Ну что же, – сказал тихо Лёша,
Улыбкой скрывая печаль, —
Ты счастлива, Надя, я тоже,
Не скрою, терять тебя жаль.
Не можешь деревню любить ты,
Ты хочешь красивую жизнь.
Права ты, конечно, и, видно,
Так мало деревню любить.
«Ты что говоришь! – прошептала, —
Меня ты не знаешь совсем!
Любви, знай, не может быть мало,
Её не заменишь ничем.
Ты вдумайся, Лёша, как следует,
Во всё, что сейчас я скажу.
Должна я души зову следовать,
Хоть лесом своим дорожу.
Ты, жизнь, не случайно лишь прожита,
Коль тот, кто её пережил,
Не землю топтал туфлей кожаной,
А жизни во благо служил.
Послушай! Послушай, Алёша,
Ты мог бы поехать со мной.
В Москве ты учился бы тоже,
Ведь случай подарен судьбой!» —
«Я речи твои понимаю,
Ведь ты, безусловно, права.
Но жизнь не всегда выбираем,
Она выбирает тебя.
У деда один я на свете,
А он очень болен и стар.
И за него я в ответе,
Его никогда не предам.
Теперь понимаешь, Надюша,
Что ехать с тобой не могу.
И так для меня, видно, лучше…
Не я свою выбрал судьбу.
Тебе же желаю я счастья,
Желаю повыше взлететь,
Не забывай край наш ясный,
Где было привольно нам петь.
Надюша… скажи, ты вернёшься?
Я буду тебя ждать всегда…»
И, нежно глядя в глаза Лёше,
Надюша ответила: «Да!»
 

* * *

 
Москва – это сердце России!
Причём, невозможно назвать
Тех мест, где горит с большей силой,
Не следует вам их искать.
Горит оно ровно жарко повсюду:
И в центре, и на краю.
И, что б ни случилось с ней, люди,
Любите столицу свою!
Ведь выбрана не из-за места
И не за заслуги князей.
Всегда люди тянутся сердцем
К местам, что душе их родней.
Пройдя здесь по улочкам узким,
Купаясь во звоне церквей,
Любой ощутит себя русским!
Да, русским, с волос до костей!
Приехав в Москву однажды,
Пусть дом сейчас далеко,
На землю ступив, скажет каждый:
«Я дома! На сердце легко!»
Здесь русской душе всё родное:
Дома и кирпич мостовой.
И, кажется, всё здесь живое!
Всё предано мысли одной!
 

* * *

 
На лавочке в парке зелёном
Сидела Надюша моя.
И взгляд был её невесёлым,
Её погрустнели глаза.
Неделю моя героиня
Уже проживала в Москве,
И в ВУЗ она не поступила.
Ей очень печально теперь.
Сегодня, узнав результаты,
Она обречённо пошла.
И шла она долго куда-то,
И в парк потом забрела.
 

* * *

 
В России много деревень
И много семей небогатых.
Они отдают дочерей, сыновей
В старые школы горбатые.
Способные там получают знания,
Прикладывая старания,
А лодыри и бездельники маются, —
Не нужно им образование.
И все они в одной каше варятся,
Бездельники часто в почёте.
Учителям мало в месяц платится,
Им легче, коль не придёте.
И знанья порой выгрызая зубами,
Ночами читая книжки,
Отличник едет в город часами
За образованьем высшим.
Придя на экзамен, профессор старый
Попросит о том его вспомнить,
О чём в учебнике не писали,
Не знал что учитель школьный.
С обидой на жизнь, потеряв в себя веру,
В автобусе дребезжащем
Уедет отличник в куртёнке серой —
Учёный не состоявшийся.
 

* * *

 
Вдруг Надя услышала рядом:
«О! Девушка, я уже час
Любуюсь столь грустным взглядом.
Скажите, что мучает вас!
Не мог я пройти никак мимо,
Вы будто пленили меня.
И ваша печаль сразила,
Затронула меня.
Скажите же, что вас тревожит!
И легче вам станет тотчас,
А я помогу, быть может!
Я сделаю всё для вас!»
Тут Надя только увидела
Красивого юношу близко
И сразу ударом невидимым
От дум пробудилася быстро.
И был для неё столь новым
Чарующий юноши взгляд,
Что, прочно сковав в оковы,
Уже не отпустит назад.
От чар его освободившись,
Она колебалась сперва.
Но туча, дождём пролившись,
Не так уже тяжела.
 

* * *

 
Когда тебе очень плохо
И слёзы текут по душе.
Когда никого нет около,
Ты держишь печаль в себе.
В себя глубже ты зарываешься
И слышишь лишь сердца стук.
И в миг ты с землёю сравняешься —
Ты ниже сейчас всех вокруг.
И всё будто ненатуральное,
Как будто бы мира нет.
Дома, люди – всё нереальное,
А есть только ты да свет.
В своей голове строишь стены,
Что с силою давят на мозг.
Вокруг всё становится серым,
И шаток сознания мост.
Те стены лишь слово разрушит,
Идёт что от центра души.
Тогда боль выходит наружу, —
В тебе её нет уже.
 

* * *

 
И Наденька всё рассказала.
Горячими были слова.
Словами себя очищала,
Светлела её голова.
А юноша ей улыбнулся
И незаметно обнял,
Сказал: «Здесь легко обмануться,
Я случаи хуже видал.
Ты знаешь… ведь всё меняется
С течением многих лет.
Конечно, жизнь преображается,
Но не во всём – вот секрет.
С годами растём мы, конечно же,
И в городе это видней,
Но есть и побочное действие,
Оно неизбежно теперь.
Ведь за успехом есть алчность,
За ней появляется ложь.
За деньги затем без жалости
Пускается в ход острый нож,
Которым чинят не убийства
(а впрочем, бывает и так), —
Им режут все совести мысли,
Без них всё на свете – пустяк».
Надюша глядела грустно,
И мокрыми были глаза.
Упала под собственным грузом
Из глаз её тихо слеза.
И было уже очень поздно,
Где дом её Надя не знала.
Его отыскать непросто —
Она здесь ещё не бывала.
Серьёзно так улыбнувшись,
Вдруг юноша тихо сказал:
«Тебя провожу я лучше».
Дорогу домой показал.
Нетрудно понять мысли Нади
И всё, что творилось внутри.
Она молча шла чуть сзади,
И новым казался ей мир.
На следующий день по привычке
Надюша проснулась чуть свет
И знала, что день не обычный,
Что в тайну с утра он одет.
И, выбежав быстро на улицу,
Была околдована будто:
Весь город от солнышка жмурился, —
Сияло московское утро…
 

* * *

 
Плыла тишина невесомая,
И только лишь иногда
Машина, спешащая, сонная,
Пронзала её, как стрела.
Иль птица, какая, проснувшись,
На миг поникала в неё,
Но в тишь не нырнув – окунувшись,
Вдруг таяла, как в жару лёд.
А воздух, холодный и лёгкий,
Как будто все звуки глотал,
Лишь луч пропускал в себя тёплый,
И медленно жар его брал.
Казалось, что в воздухе этом
Летела, парила Москва,
Наполнена утренним светом,
Она очищала сердца.
Не в церкви, не на вечерне,
Не средь величья икон,
А утром услышав волшебный
В душе колокольный звон,
Поймёте, что просыпается
Поутру столица святой.
В порок святость днём облачается,
А к вечеру тает порой.
 

* * *

 
Весь день Надя просто гуляла,
Она наслаждалась Москвой.
И с нежностью воздух глотала,
Который всем русским родной.
Гуляя, она познавала,
Она изучала Москву,
Её на лицах читала
Людей, что в столице живут.
Навстречу попалась старушка,
В слезах что ей руку тянула,
Нежны были глазки-игрушки,
Но время ей спину согнуло.
Вот вышел одетый мужчина,
Что, видно, куда-то спешил.
Глаза его – словно в морщинах, —
А шея полным-полна жил.
Студенты шагали со смехом,
Глотая глазами киоск.
Вот дама в пальто с белым мехом
С мужчиной прошла, подняв нос.
Бродяга прошёл с чистым взглядом,
Другой – с серой мутью в глазах.
Машины спешили здесь рядом,
И плёлся трамвай наугад.
Побитые здесь же фасады,
И глади отмытых зеркал.
Всё с виду такое, как надо,
Другого никто не видал.
Москва Наде много сказала,
Конечно же, видя не всю,
Надюша Москву познавала,
Она принимала Москву.
Когда же уже стемнело,
Надюша вернулась домой,
Но вечер манил её смело,
И вышла она на балкон.
И замерло тут же дыхание,
Как будто не смея нарушить
Москвы с небом ночи венчания, —
Для глаза нет зрелища лучше.
Богата та свадьба, шикарна.
Повсюду рассыпаны блёстки,
А, может быть, просто янтарны
Невестины горькие слёзки.
И свадьбу смотреть если сверху,
Она бесподобно прекрасна,
Но только реальности нет в ней
И кажется всё декорацией.
И, будто бы перед съёмкой,
Повсюду прожекторов лампы,
Но нет здесь картины объёмной, —
Всё плоско, пусть смотрится ладно.
Машины, как в кинофильме,
Плывут среди ярких огней,
Пылают что красным на синем,
Как россыпь волшебных камней.
И, кажется, дивный художник
Москву самоцветами вышил:
На бархате нежно, тревожно
Писал он дороги и крыши.
А если вглядитесь в картину,
То, мысли отбросив все прочь,
Поймёте, что с небом едина
Москва в эту брачную ночь.
С восторгом великим смотрела
Надюша на празднество то.
Его покидать не хотела,
Боялась, исчезнет оно.
И в этот момент Надя вспомнила,
Что Рому увидит она.
И мысль эта сердце вдруг дёрнула
И дрожью по телу прошлась.
Такое случилось впервые,
Что краской покрылась она,
Как только представила имя
И странные эти глаза.
Как будто какая-то сила
Влияла на Надю мою,
Она прошептала: «Мой милый,
Быть может, я просто люблю!»
Любви ещё Надя не знала,
Ей трудно её объяснить,
Но что-то не так, – понимала,
Без мысли о нём трудно жить.
«Быть может, счастье недолгое
Мне здесь пережить суждено,
И жизнь отберёт его, подлая,
Но всё равно я люблю!
Люблю я за эту картину,
Что мне удалось испытать,
За счастье короткое, дивное
Готова я много отдать!
Ты, верно, уж ждёшь меня, Рома!
Я птицей к тебе прилечу,
И птицу певучую, скромную,
На волю из клетки пущу!»
Восторженно, тихо, с надеждой
Надюша шептала слова.
Ты понял, читатель, конечно,
Кем полна её голова.
Вчерашний знакомый галантно
Ей имя тихонько назвал
И как-то умело и плавно
Её прогуляться позвал.
И вот уж идут они вместе
Средь ярких московских огней,
И Рома заводит уж песню о том,
Что нет Нади родней:
«Ты лишь для меня, Надя, создана,
Нет в мире прекрасней тебя!
И говорю я серьёзно:
Тобой восхищаюсь, любя.
Богиня ты неземная,
Случайно что к людям пришла.
А речь твоя – песня лесная,
Малы пред тобою слова.
Как только тебя я увидел,
Я понял: пришла ты ко мне,
С собой чтоб вести в мир невидимый,
В мир чистой прекрасной любви!» —
Так юноша пёстрыми фразами
Надюшу усердно ласкал.
Она ж принимала речь страстную
И верила слепо словам.
Она с наслаждением слушала
И вся превратилась в слух,
Поверила в чувства лучшие,
Впустила в себя любви дух.
Они шли по улицам шумным,
Где всюду огни горели.
Красиво на улицах, людно,
Но Надя на мир не смотрела.
Она уж жила в своём мире,
Где всюду любовь и добро,
Где всё так открыто и мило,
Где правит лишь чувство одно.
А остальное – не важно,
То лишь суета из сует.
Случайно вдруг взгляд подняв влажный,
Увидела режущий свет.
И он раздражил сразу Надю,
Нарушил гармонию чувств.
И врезался шум сбоку, сзади,
А воздух от шума стал густ.
Везде всё горело, светилось
И было так людно вокруг.
Смеялось всё, веселилось,
Парил очень мутный дух.
Тут Надя остановилась,
Проснувшись от грёз до конца,
Увидела, что очутилась
У яркого дома она.
Вокруг всё как будто горело,
Столь ярким смотрелось всё.
И, проходя, все смотрели
В зеркальные стены его.
Сюда подъезжали машины,
В костюмах, при галстуках все
Из них выходили мужчины,
Открыв потом женщинам дверь.
Здесь все вокруг блестели,
Друг друга улыбкой маня,
Входили в открытые двери,
Всё время смеясь и шутя.
И Надино изумленье увиденным
Рома прервал. Сказал,
Что без всяких сомнений
Она пойдёт вместе с ним в зал.
Надюша уже окунулась
Во всё, что являл сейчас мир,
Но всё же, немного волнуясь,
Она зашла в дом тот. На миг
Она подняла свои очи,
По коже прошла колко робость:
Сияла на крыше средь ночи
Бордовая надпись «Пропасть».
Внутри было ярко и шумно,
За стойками пары сидели.
С желаньем, кипящим в них бурно,
Они друг на друга смотрели.
Те взгляды без слов понимая,
О высшем, меж тем, говорили.
Затем так любезно болтая,
Обнявшись, они уходили.
Огромное пламя невидимо
У Нади росло в груди.
Она это всё где-то видела,
Быстрее хотела уйти.
Тут Рома, взяв за руку крепко,
На улицу Надю увёл.
На воздух, вдруг яркий и терпкий,
Тихонечко дождик пошёл.
Надюша всем сердцем страдала,
И тяжесть давила в душе.
По ярким дорогам шагала.
Насквозь вся промокла уже.
Внутри наслоилися чувства:
Печаль прогоняла любовь.
Любила весь мир она просто,
Любовь уж вошла в её кровь.
И в мыслях уж всё исказилось,
Таился на дне уже дух,
Любовь сильной струйкою билась,
Сильней всё звучал сердца стук.
И шла пара долго по улицам,
А дождь становился сильней.
А Рома от холода хмурился,
Сказал: «Надо скрыться быстрей!» —
«Нет, нет, Рома, вовсе не холодно!
По-моему, так хорошо!
Ведь скоро расстанемся, может быть.
Давай погуляем ещё!» —
«Надюша, зачем расставаться,
Ведь уж недалёко мой дом.
В тепле можем мы пообщаться,
И будем мы вместе, вдвоём!»
И Надя моя согласилась,
Любовь от недуга храня.
Она, будто снова родилась,
Любовь, наконец, обретя.
Тепло было дома, уютно,
А Рома галантен так был.
С ним было Надюше не трудно.
По крыше же дождь звонко бил.
И, выпив из рук его красное,
Любовь воссияла совсем.
Серьёзным взглядом и страстным
Тут Надю Рома одел.
Но взгляд показался ей страшным,
Вселил он тревогу в неё.
А дождик звучанием разным
Сильнее всё бился в окно.
Уж Надя второй бокал держит
И пьёт с наслажденьем вино.
Вдруг вздрогнула: Рома не прежний,
Глаза не несут уж добро.
Тут, губы схватив поцелуем,
Он кофту расстёгивать стал
И, жадно её атакуя,
Стал крепко её обнимать.
А Надя была, словно птица,
Что бьётся у волка в зубах:
Сначала умчаться стремится,
Обмякнет, от битвы устав.
И, силы уже все потратив,
В отчаянье билась она,
Но дух нарастал где-то сзади —
Настали его времена.
Откинут невидимой силой,
Вдруг Рома её отпустил,
А дождь моросил всё, постылый,
Как будто за схваткой следил.
Надюша в слезах закричала:
«Зачем ты?! Люблю ведь, пойми!»
Дождь стих, тишина замолчала.
Он сухо сказал: «Уходи».
Шла Надя по улицам мокрым,
А губы слова шептали.
Внутри пустота. Лишь обломки —
Развалины всех ожиданий.
«Скажи мне, моя святая,
Зачем же случилось всё так?!
Зачем жизнь завязла в обмане?!
Зачем любовь светлая – мрак?
Везде ложь! Всюду неправда!
Здесь благородство – вуаль!
На самом же деле всё грязно,
Как в нашей деревне! А жаль…
Была я глухою, милая.
Я знаю: хотела сберечь
Меня ты словами сильными,
Увиденной грязью отвлечь.
Я видела все сигналы,
Что слала ты, чтобы спасти.
Но я о них думать не стала,
Хотела любовь обрести.
Любовь мне глаза закрывала,
Она закрыла мне уши,
Поэтому и не могла я
Ни думать, ни видеть, ни слушать».
Тут Надя вспомнила сцену,
Что ей не забыть никогда:
В деревне как девочка в белом
У клуба в бессильи сдалась,
Как замерли её глазки,
Застыло её как лицо,
Как билась она напрасно,
Но, все ж, покорилась потом.
Надюша вдруг вскрикнула: «Боже!
Спасибо, что уберёг!
Никто больше мне не поможет!
Спасибо!! Спасибо за всё!»
И дальше шептала: «Я знаю,
За всё принимаю Москву,
За боль, за страданье прощаю!
Москву всё равно я люблю!
Любовь объяснить не сумею.
Да, это не нужно! Зачем?!
Люблю я столицу и верю:
Не все кроют пропасть в душе!»