Текст книги "Кружево судьбы"

Легенда о возникновении Острова и появлении колец

ОН был один, совершенно один. И ЕМУ стало тоскливо.

ЕМУ стало тоскливо, и ОН решил придумать себе ИМЯ.

ОН решил придумать себе ИМЯ и начал размышлять. ОН начал размышлять и придумал Вселенную.

Затем МЫСЛЬ родила Небо и Звезды, Луну и Солнце, Закаты и Рассветы. Появились Радость и Счастье. И Любовь. Нет, Любовь не появилась – Любовью ОН думал.

Начальные буквы надуманного ИМЕНИ ЕМУ определенно понравились.

Но ОН устал.

Тогда ОН надумал себе Помощников-Исполнителей, набросал для них Большой Приблизительный План Работ и заснул. Помощники создали себе других помощников, те – своих. Трудились исправно, на совесть, но заглядывать в ЕГО рекомендации почти перестали – считали, что и так все сработают на отлично. Кроме Одного. Тот Один исполнял доставшийся ему заказ неторопливо и вдумчиво, скрупулезно и тщательно сверялся с каждой буквой Большого Плана. Его никто и не торопил. Задача стояла не бог весть какая важная – поднять в обозначенном участке воды кусок суши и вдохнуть в него Жизнь. Конечно, частичку себя, и немалую, тот Один вложил в задуманное, но ведь и План был приблизительный.

Так возник в океане чудесный, цветущий, солнечный остров с лазурными озерами, полноводными реками и веселыми речушками, где среди зеленых холмов и буйного тропического леса без страха и вражды, в согласии и заботе, мирно сосуществовали люди и звери, коих здесь водилось великое множество. Большую же часть обитателей составляли слоны. Этим поистине слоновьим царством правил великий, мудрый и справедливый Солом – бело-розовый слон с необычными бивнями, сплошь покрытыми загадочными рисунками, смысл которых, известный лишь самому монарху и нескольким особо значимым придворным, хранился в строжайшей тайне. Все посвященные отличались от своих соплеменников гигантским ростом и на удивление светлым цветом кожи. По преданию, отцом Солома стал один из богов, увлекшись однажды молоденькой, хорошенькой самочкой. Другой миф повествует о том, что именно Солом явился когда-то во сне супруге раджы Шуддходаны Махамайе, матери царевича Сиддхартхи – будущего Будды.

Жизнь на острове протекала безмятежно и счастливо.

Шло время. Годы складывались в десятилетия, десятилетия спрессовывались в века, века создавали эпохи. В далеком Китае взошел на престол один из императоров династии Чжоу – большой ценитель красоты и в особенности изящных вещиц и украшений из слоновой кости. Прослышав про диковинных белых слонов, лишившись сна и покоя, отправил он на их поиски лучших воинов Поднебесной, приказав не возвращаться без вожделенной добычи. Каким образом удалось отряду добраться до острова и почему не почувствовали, не услышали надвигающуюся страшную беду чуткие слоны, неизвестно. Но до сих пор живет в народе память о жестокой и кровавой битве, в которой погиб божественный Солом. Множество слонов и людей пали в той битве, но и не один воин Поднебесной не остался в живых, не вернулся с добычей к напрасно ожидавшему императору. Немногих пытавшихся спастись разорвали дикие хищники. Три дня и три ночи лил проливной дождь – горько оплакивал Бог своего сына. На четвертый выросло и покрылось белоснежными цветами изумительной красоты деревце. На пятый спустился с небес по радуге светловолосый голубоглазый мальчик в бело-розовых одеждах. Собрал он лучших из лучших мастеров и наказал им сделать из бивней Солома кольца по числу жителей и раздать всем островитянам. Оставшуюся же часть велел захоронить под чудо-деревом.

Так Солом установил непрерывающуюся связь между обладателями колец и Островом. Пронеслись, словно ураган, тысячелетия, но каждый раз, приобретая простенькое колечко из слоновой кости, жители как Большого, так и Малого островов надеются и ждут, что проявится на нем рисунок – знак легендарного Солома!

Глава 8

Для свободного передвижения по острову оба монарха выделили нам охрану. Патриарх прислал двух наичудеснейших слонов, коих мы сразу окрестили Чук и Гек. Садху оставил двух уже известных нам телохранителей с волшебными именами Гаян и Инду. В этой замечательной компании мы с раннего утра до позднего вечера бродили по острову и наслаждались красотами местной природы. Гуляли по извилистым улочкам близлежащих городков, рассматривали увитые зеленью дома, не уставая поражаться неистощимой фантазии и изобретательности местных жителей. Обедали в небольших ресторанчиках, следуя за неспешной жизнью улыбчивых и приветливых островитян. Но все это происходило днем. С наступлением сумерек я погружалась в состояние вязкой, как трясина, липкой тревоги. Не помогал даже «Изумрудный». Ночью становилось еще хуже: в полусне меня преследовал чей-то недобрый, темный взгляд, звучали невнятные угрозы, мелькали смутные тени. Но едва небо начинало бледнеть под натиском зарождающегося дня, мои мучители исчезали – свет они недолюбливали – и я наконец засыпала. Из-за этих утомляющих ночных кошмаров я не успела стать свидетелем чрезвычайного происшествия. В один из тех дней Ксения, зная о беспокойной ночи, решила меня не будить и вышла прогуляться одна перед завтраком. Выйдя за ворота, она увидела совсем еще юного заплаканного слоненка. С огромным трудом передвигаясь на трех здоровых ногах, бедняга ковылял в сторону резиденции. Войдя во двор, детеныш, истекая кровью, упал от изнеможения и боли. В задней ножке – все-таки речь идет о ребенке – зияла огромная рваная рана.

Ксения подняла тревогу, сбежались люди.

– Крокодил, – поставил диагноз Инду. – Удивляюсь, как ему вообще удалось вырваться!

С восхищением и безмерным уважением свидетели пересказывали, как прекрасно справилась Ксения с ролью хирурга-ветеринара: у себя в загородном доме она постоянно выхаживала пострадавших и больных кошек и собак. Я же, проснувшись, к огорчению успела застать лишь трогательную картину прижавшегося к Ксюшке слоненка с забинтованной ногой. Не знаю, как его называла мама, но после второго рождения путем всеобщего голосования он получил имя Малыш. Малыш прожил в лесу рядом с дворцом несколько дней, пока окончательно и уверенно не встал на четыре ноги. Ксюшка каждый день меняла ему повязки и по совету Инду накладывала какую-то мазь жуткого цвета и запаха. Провожали Малыша торжественно и немного печально. Уходя, он постоянно оборачивался и бросал влюбленно-благодарные взгляды на мою подругу. Вплоть до отъезда Ксении Малыш частенько появлялся поприветствовать свою «богиню».

Глава 9

К «Дому Пяти Монахов» мы подъехали вечером. Огненный шар закатного солнца уже частично скрылся за горизонтом, и в его прощальных лучах еще, казалось, только что нежно-голубое безоблачное небо полыхало розово-багровым заревом с желтыми и лиловыми всполохами. Высокое одноэтажное здание основного храма с золотистой четырехступенчатой ступой наверху, идеально ухоженный розовый сад, аккуратные жилые домики монахов – весь ансамбль в этот час выглядел по-настоящему сказочным и таинственным.

Из глубины сада нам навстречу неторопливой походкой, приветствуя всех издалека, шел невысокий плотный мужчина средних лет в гранатово-шафрановом одеянии буддийского ламы. Это и был Норбу, кузен Его Величества, настоятель монастыря «Пяти Монахов» и глава буддийской общины Острова. Очки в тонкой металлической оправе придавали ему сходство с преподавателем высшего учебного заведения, кем, в сущности, он и являлся. Еще мальчиком Норбу решил стать монахом, ушел в монастырь и с годами, получив необходимое образование, дослужился до настоятеля.

Несколько лет назад, почти раздавленная обломками рухнувшей башни моей до этого вполне благополучной жизни, внутренне опустошенная, растеряв жизненные ориентиры и буквально одуревшая от окружающего ужаса и кошмара, я, повинуясь необъяснимому импульсу, сняла как-то вечером с полки старенький, потрепанный «Атлас Мира», открыла наугад страницу и направила на разворот тонкий луч маленького ручного фонарика. Яркий кружочек выхватил из темноты название далекой страны, весьма востребованной, как оказалось, в сфере туризма. Прекрасный климат, неповторимая природа, богатейшая, накопленная веками культура влекли сюда множество людей со всего мира, что меня, правда, не очень устраивало. Но ослушаться судьбу я не решилась.

Стараясь по возможности максимально удалиться от людских потоков, я останавливалась в небольших, но колоритных и очень милых, тихих деревушках. Вместе с жителями встречала рассвет, днем погружалась в их бесхитростную, неторопливую повседневность. Одурманенная вечерними ароматами, провожала ко сну «утомленное солнце». Бродила по изумрудным после коротких, освежающих дождей холмам, где и набрела однажды на нарядно разукрашенный храм с желто-зеленой вогнутой крышей.

Ярко-красные распахнутые двустворчатые ворота любезно приглашали пройти во внутренний дворик. В центре, над пышными кустами бледно-лимонных роз, возвышался бронзовый треножник с курящимся над ним фимиамом. Садик-дворик окружали аккуратные маленькие часовни с неизвестными мне в ту пору суровыми и добрыми, воинственными и мирными, грозными и безмятежными персонажами. Вокруг не было ни души. Привычные звуки окружающего леса и далекие, еле различимые голоса не исчезли совсем, но гармонично вплелись в мелодичный перезвон множества серебряных колокольчиков. Чудесным образом невысокая стена удивительного храма отрезала меня от внешнего мира, оградила и защитила – оставила наедине с собой. Я сидела на высоком порожке одной из часовен и плакала. Со слезами вытекали боль и тревога, возвращалась, утраченная было, мелодия жизни. Из глубины Вселенной долетел шепот: «Добро пожаловать домой».

Так я попала в свой первый в жизни буддийский храм и прикоснулась к одной из древнейших религий.

Потом их, храмов, было много, очень много: помпезно-величественных и трогательно скромных, недавно возведенных и со шлейфом многовековой истории, отмеченных в путеводителях и затерянных в труднодоступных горах, окруженных монастырскими городами и доверенных заботам лишь одного монаха, многоэтажных и пещерных. Но каждый раз, в большей или в меньшей степени, все повторялось. Я приходила домой.

Так случилось и в главном храме «Дома Пяти Монахов». Закатные страхи ослабли, съежились и отступили, неуправляемые мысли постепенно освободились от бессмысленной суеты и прекратили свою изматывающую беготню. К сожалению, на этот раз абсолютного покоя достичь не удавалось: тревожное, сумеречное состояние, преследующее меня последние дни, хотя и заметно потускнело, но окончательно не исчезло. Присутствие чей-то недоброй воли я ощущала едва ли не физически. Более того – источник этого посыла находился где-то совсем рядом.

Мне не терпелось попасть в пещеру монахов, о чем я и поторопилась сообщить настоятелю. В странно повисшей паузе король выжидательно смотрел на брата, а тот, сняв очки, не в меру сосредоточенно и бесконечно долго их протирал. Садху, не спуская с него глаз, что-то тихо произнес на своем языке. Мы замерли. Наконец, Норбу вернул очки на место и с видимой неохотой кивнул, добавив несколько фраз.

– Прошу меня извинить. Брат все объяснит.

Последние слова предназначались нам.

– Поспешим, пока наш всесильный настоятель не передумал, – с улыбкой Чеширского кота заговорщически шепнул Садху.

На выходе из монастыря, у самых ворот, мы столкнулись с нашими непальскими попутчиками, гостившими здесь по приглашению Норбу. Вид у всех четырех был такой, будто они увидели привидение. Не дав нам даже поздороваться, Его Королевское Величество произнес:

– Узнав, что на борту принятого рейса находятся дамы из далекой великой страны Россия, я осмелился предложить им остановиться на несколько дней в моей скромной резиденции, предоставив возможность познакомиться с жизнью нашего Острова. Дамы любезно приняли мое приглашение, чему я несказанно рад. К сожалению, в данный момент мы вынуждены откланяться ввиду ограниченного времени, но непременно скоро увидимся.

И на ходу добавил, что после захода солнца вход в пещеру категорически запрещен. Обернувшись еще раз попрощаться с монахами, я успела в неярком свете фонарей разглядеть, как неизменно бесстрастное, непроницаемое выражение их лиц сменилось недоумением: видимо, строгие правила посещения святыни не являлись для них секретом. Смутная тень воспоминания промелькнула в моем сознании. Так бывает, когда одно, пусть и незначительное событие вызывает из памяти другое, схожее с первым на уровне эмоций и ощущений. Перед глазами возникла картина: ужин в отеле аэропорта, чашка кофе, переданная королем, его на секунду остановившийся взгляд. Что-то я тогда упустила, не придала значения. Но и в тот момент, на дороге, сконцентрироваться мне не удалось.

Пещера находилась в пятнадцати минутах ходьбы, так что Садху вполне хватило времени прояснить ситуацию. Первый храм, выстроенный монахами, примыкал непосредственно к скале таким образом, что ее часть заменила одну из стен, а вход в пещеру оказался внутри и долгое время оставался открытым.

С годами скромный храм превратился в крупный монастырь, и вокруг скалы уже не хватало места для новых учебных и жилых помещений. Монастырь разрастался и постепенно приобрел современный вид, но легендарная пещера осталась за его территорией. Тем не менее, она являлась частью и, вероятно, самой значимой частью «Дома Пяти Монахов». В настоящее время вход в пещеру перекрыт массивной, двустворчатой дверью, ключи от которой хранятся у настоятеля. И исключительно настоятель может разрешить посещение.

Правитель Острова имеет право войти в пещеру пять раз в своей жизни: первый раз, ребенком, он получает там посвящение от своего отца; второй раз – «взойдя на трон»; третий раз – со своим сыном, наследником. Еще два раза особенные, в экстренных случаях.

– В нашей семье шутят, что при принятии этого закона каждый из монахов вносил свои предложения и дополнения – двое оказались более дальновидными, чем их коллеги, и предусмотрительно настояли на внесении пункта о форс-мажорных ситуациях. Мы называем его «Правило пяти посещений для правителей Острова. О наверняка существующих дополнительных возможностях мне ничего не известно, – добавил он в конце.

Перед входом в пещеру Садху виновато посмотрел на Ксению.

– Я несколько раз разговаривал с братом, и мне с большим трудом удалось добиться разрешения, но только для одного человека.

– Слава богу, – облегченно вздохнула подруга, – я и так уже умираю от страха.

Честно говоря, осознав, наконец, что напросилась не на увеселительную прогулку, я испытала аналогичные чувства, и пока монарх, словно апостол Петр, гремел антикварными ключами, отмыкая врата то ли рая, то ли ада, я запоздало пожалела о своей настойчивости, готовая позорно отказаться от собственной затеи. Но пойти сейчас на попятную было бы верхом неприличия. И, мысленно попросив прощения у родных и близких, я решительно шагнула в темноту.

Глава 10

Известно, что во время египетской компании Наполеон провел несколько часов в пирамиде Хеопса, но никогда и никому не рассказывал, что там с ним произошло. «Все равно вы мне не поверите», – ответил он на вопрос своего адъютанта.

В отличие от Наполеона, я не была бы столь категорична: уверена, найдутся люди, способные понять, что «есть многое на свете», чего нам и не снилось. Но, к сожалению, вынуждена ограничиться лишь поверхностно-декоративным описанием. С таким непременным условием настоятель монастыря Норбу дозволил переступить священный порог.

Открыв зажмуренные от страха глаза, я увидела, что стою в просторном, неожиданно светлом помещении с высоким расписным потолком и со всеми непременными атрибутами ламаистского храма. Справа и слева пещера ветвилась в глубину, образуя несколько различных по величине небольших отсеков. Ветки вели еще в одну, последнюю комнату, где я и провела те немногие отпущенные мне минуты до оглушительного, как показалось тогда, стука в дверь, предупреждающего о последних лучах заходящего солнца.

В сердце пещерного храма, на постаменте в виде распустившегося цветка лотоса, на фоне пронизывающей облака священной горы Кайлаш, сидел в умиротворенно созерцательной позе ослепительно-белый мраморный Будда. Из-под полуопущенных век он глядел на меня с еле уловимой, всепонимающей улыбкой на безмятежном лице человека, постигшего все тайны Вселенной. Глядел, приглашая к беседе…

Пожалуй, все. Да, еще свет. Как ни старалась, мне не удалось обнаружить ни малейших признаков искусственного освещения. Свет, исходя из невидимого источника, разливался по всей пещере, струился сквозь тяжелую дверь, обволакивал голубоватой прозрачной вуалью скалу, плавным дымком поднимался к небу и исчезал в бесконечности.

Мы молча шли по усыпанной бесчисленными лепестками тропинке. Сотни веселых светлячков зажгли свои крохотные хрустальные фонарики и замелькали среди темных стволов. Говорить не хотелось. Казалось, не только произнесенные слова, но и дыхание способно разрушить хрупкое очарование упоительной тишины, наполненной задумчивым лунным светом.

Но слова прозвучали, слова прогремели, разогнав пугливых светлячков. Смели властным порывом ветра нежные лепестки, сорвали покрывало расслабленного благодушия. «Радуешься?! Думаешь, тебе вновь удалось опередить меня?! Напрасно. Есть предел и могуществу Имхотепа. Он не всегда сможет прийти на помощь. Ты мне надоел, и я тебя уничтожу. Мне необходим этот злосчастный кусок суши, и я его получу!» – Посмотрим!

Неужели этот спокойный, уверенный голос принадлежит мне? Хрустальные фонарики закружились в сияющем калейдоскопе, затянули в центр и унесли в прошлое.

Хорошо знакомая комната с низким покатым потолком и стенами, покрытыми белой штукатуркой. Единственное наверху квадратное отверстие цвета холодного индиго – лоскут, вырезанный из ночного зимнего неба Египта. В бледно-желтое пятно, разлитое вокруг масляной лампы на столе, попадает лишь небольшой кусок стены, каменная столешница и скамья. Остальная часть комнаты погружена во мрак. Здесь, на границе света и тьмы, слегка наклонив голову, со скрещенными на груди руками неподвижно стоит Учитель. Не перебивая и не выказывая эмоций, слушает он страстную речь неизвестного мне мужчины, закутанного в дорогую накидку из шкуры леопарда. Никогда ранее не приходилось мне встречать более странного человека. Казалось, его собирали на скорую руку, случайным образом. Низкий приятный мужской голос и величественные манеры плохо сочетались с хрупким телосложением и изящными, ухоженными руками; крупная в сравнении с телом голова с высоким лбом незаурядного мыслителя непостижимым образом удерживалась на тонкой, почти девичьей шее, украшенной массивным воротником-ожерельем в виде Всевидящего Ока Гора. Большую часть лица с мелкими, смазанными чертами занимали умные выразительные глаза. Эти глаза, напоминающие черный бархат, можно было бы с полным основанием назвать красивыми, если бы не фанатичный блеск, напрочь перечеркивающий первое благоприятное впечатление.

– Я послан заключить мир, Имхотеп. Мы не забыли печальный опыт Антлантиды и больше не хотим войны. К чему воевать, если можно объединиться и вместе добиться Абсолютного Мирового Владычества? – Молниеносный взгляд Учителя. – К чему это скоропалительное и непродуманное решение о передаче знаний? И кому?! Этим убогим и презренным… – Он остановился. – Ты не хуже меня умеешь читать будущее, Имхотеп. Ради смешных притязаний, мелочных амбиций и глупого тщеславия они уничтожают друг друга. Богатство, почести, власть. Что они знают о власти?! Жалкие и ничтожные, они провозгласят себя центром

Вселенной…

Человек продолжал говорить, но я услышал Учителя:

– Они все-таки нашли нас. После полуночи уходи.

За меня не беспокойся. Мы обязательно встретимся!

А дальше… дальше был длинный подземный коридор и бесконечная дорога в непроглядной тьме через пустыню, сквозь песчаный вихрь. Плащ, не спасающий от пронизывающего ледяного ветра, но скрывающий небольшую кожаную сумку. И тихий, почти ласковый голос, отраженный мириадами равнодушно мерцающих звезд: «Я все равно тебя найду. У нас впереди вечность!».

Я очнулась. Светлячки продолжали беззаботно играть в «горелки», мягкое сияние неполной луны высвечивало все так же усыпанную лепестками тропинку. Правда, мои спутники выглядели несколько обеспокоенными.

– Почему ты остановилась? – спросила Ксения. – С тобой все в порядке?

– Не волнуйся. Все хорошо. Просто задумалась.

Позже Садху уверял, что его поразило тогда выражение моих глаз: «Они буквально полыхали гневом, излучали столь непоколебимую решимость, что, честное слово, не хотел бы я в ту минуту встать у тебя на пути или оказаться в числе врагов. И смотрела ты не на нас, а, скорее, внутрь себя». Но, чтобы не пугать Ксению, он решил повременить с расспросами, тем более что я «быстро пришла в себя». Так сложилось, что с этого момента, не сговариваясь, мы старались по возможности оградить мою подругу от дальнейших потрясений и страха перед обезличенными голосами и бессмысленными угрозами. Справиться с этой задачей помогло одно обстоятельство.

Дело в том, что спасенный слоненок стал первым, но далеко не последним пациентом. Молва быстро разнесла историю Малыша по ближайшим городкам, и вскоре небольшая поляна, расположенная в нескольких минутах ходьбы от резиденции, превратилась в «полевой госпиталь» с ветеринарным уклоном, где Ксения с помощью Инду и еще двоих добровольцев с утра до вечера вытаскивала из лап занозы, перевязывала боевые раны, впрыскивала противоядие и, случалось, даже принимала роды.

К сожалению, польза от моего пребывания на Острове не была столь очевидной. Я походила на человека, который на ощупь в густом тумане пытается отыскать нужную дорогу. Иногда туман ненадолго рассеивался, проступали неясные силуэты и вновь исчезали, наслаждаясь, как мне казалось, своим преимуществом в навязанной нам игре без правил. Хотя, надо признать, местами пелена утончилась. Ярость – никудышный советчик и ненадежный помощник. Поддавшись опасному аффекту, наш противник невольно приоткрыл карты, легкомысленно заявив о своей ошеломляющей цели.

Поздно вечером, когда гости и домочадцы разошлись по своим комнатам, мы с Садху устроились в моей любимой гостиной с разбросанными по стенам светильниками в виде витражных окон с позаимствованными у гениального Дали сюжетами. Пытаясь сохранять хладнокровие и не поддаваться губительной панике, мы обсуждали сложившееся положение. Тогда я и рассказала королю об очередном всплеске своей памяти и об откровенном признании человека с глазами фанатика – знать бы, как он сейчас выглядит… Страстное желание незримого собеседника завладеть островом представлялось настолько абсурдным, что обычно сдержанный, рассудительный и невозмутимый Садху, по-моему, на минуту пришел в замешательство и даже немного испугался.