Текст книги "Я сердца дверцу приоткрыла. История моей жизни и очень правдивые рассказы"

Я сердца дверцу приоткрыла
История моей жизни и очень правдивые рассказы
Ирина Галактина

© Ирина Галактина, 2023

ISBN 978-5-4496-1689-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Я сердца дверцу приоткрыла

ПРЕДИСЛОВИЕ

В два года я узнала как месяцами засыпать и просыпаться без мамы.

В четыре года я увидела, как мир жестоко унижает тех, кому приклеил ярлык «жирный».

В шесть лет меня посетили первые ночные страхи.

В семь – я осознала, что я должна когда-нибудь умереть.

В одиннадцать – я ощутила силу боли от недостаточной анестезии при операции.

В тринадцать – пережила первый сердечный приступ.

В четырнадцать – я поняла, как трудно стать зависимым от помощи других людей.

В пятнадцать – наступил ужас страшной депрессии.

В шестнадцать – встала на костыли.

В семнадцать – потеряла зрение.

В восемнадцать – столкнулась с одиночеством, когда отвернулись друзья.

В девятнадцать – узнала, что такое неправильный наркоз, болевой шок и его последствия.

Тогда же познакомилась с нежеланием жить.

В двадцать – ощутила, какими уродливыми и тяжеленными могут быть очки с линзами +14.

В двадцать восемь – поняла, как страшна сама мысль потерять глаз.

В тридцать два – села первый раз в инвалидную коляску.

В тридцать восемь – встретилась с бессонницей и сильным неврозом…

Я знаю, что живу не просто так. Во всем есть смысл: и в моей жизни, и в моих страданиях тоже.

Самое трудное – это всех простить и принять свою судьбу.

Мое богатство – это мой жизненный опыт в преодолении трудностей, в радости побед и в ужасах поражений.

Мое богатство – это путь к Богу, Который незримо, но вполне очевидно присутствовал на каждой из упомянутых мной ступеней. На Которого я злилась и в Которого отказывалась верить за Его «жестокий нрав».

Мое богатство – это моя, так трудно обретенная, вера, путь прощения Бога, себя и всех, кто являлся источником моей боли.

Мое богатство – это мои близкие, которые терпели и любили меня даже тогда, когда это было невыносимо трудно.

Но главное мое богатство не на этой земле, оно простирается выше, дальше, оно в бесконечном Боге.

А ещё богатство в том, чтобы не быть безразличным, закрытым к чужой беде.

В том, чтобы чью-то жизнь сделать чуть-чуть ярче, чуть радостней и светлее. Помочь тому, кто отчаялся и опустил руки.

Все просто и одновременно сложно. Надо с мудростью правильно распорядиться отведенным мне на земле временем, способностями, возможностями, чтобы не упустить ничего… А, значит, время – это тоже богатство. И мудрость.

И каждый день, каждое событие, каждый человек в моей жизни, каждая боль и каждое испытание – это тоже мое богатство, подаренное мне Любящим Отцом.

А еще богатством является сама наша жизнь, хоть мы и не привыкли так ее воспринимать.

Это я прочувствовала особо остро в сорок четыре.

После инсульта…

Как я готовилась умирать

Самое главное, что может сделать человек в жизни – это подготовиться к смерти.

Конечно, любой волен поспорить с этим утверждением. Но мое убеждение, что жизнь нам дана как подготовка к вечности. Осознать это – большой труд, большое откровение, просветление, озарение. Как хотите, так и называйте.

Мне уже плохо третий день. Невероятно плохо. Так еще не было никогда. Лежу, укутавшись в одеяло и уткнувшись носом в подушку. Даже не могу объяснить словами, что со мной. Невероятная слабость, дрожь, сердце стучит, как дятел. По всему телу испарина. И ничего не помогает. Да еще знать бы, хоть от чего лечиться-то. Раньше на меня накатывало такое состояние минут на пять. Тошно, но можно перетерпеть. Потом проходило. Но чтоб три дня подряд…

Наверное, это конец.

А я так ничего и не сделала.

Жизнь какая-то пустая прошла.

Сейчас все мечты даже кажутся абсолютно нелепыми. Несуразными.

Пожалуй, лишь об одном сожалею – так и не успела написать книгу.

Да о чем писать-то?! Не о чем. Подвигов не совершала, открытий не делала, особыми талантами не наделена.

– Напиши о себе, – пронеслось где-то в глубине души.

– О себе? – мысль показалась странной, но какой-то родной.

– А что можно написать о себе? – продолжила я внутренний диалог.

– Да все, как есть напиши, только очень естественно и искренне.

Честно говоря, я обрадовалась тому, что это было простое задание. В Африку лететь не надо, с парашютом прыгать (или без) тоже. И прочая бредятина, которая могла влезть в голову в моем состоянии.

– Написать можно, только кто это будет читать? – снова допытывалась внутри себя я.

Потом в голову полезли мысли о прочитанных мною автобиографических книгах, которые поддерживали меня в трудные минуты, как ни что другое. По нескольку раз я переслушивала уже не единожды прочитанную аудиокнигу «Убежище», казалось, знаю ее наизусть. Но стойкость героинь вновь и вновь помогала переносить мне свои беды.

А вдруг, что-то из моей биографии тоже поддержит, поможет или хотя бы развеселит кого-то? – предположила я. В конце концов, как говорят, попытка не пытка.

С того момента во мне укоренилось желание написать простую книгу о себе.

Но самое удивительное было в том, что уже на следующий день мне полегчало, и больше это ужасное состояние не возвращалось ко мне по сей день. Поэтому я с особым усердием и удовольствием принялась за дело, видя в этом особый небесный замысел.

А в чем он состоит? Пока я не знаю. Может быть мне, а, может, кому-то из читателей и откроется.

Итак, понеслись.

ДЕТСТВО

Отвернувшись к стенке, я лежу на белых чистых простынях большой больничной палаты и горько плачу. Первый день всегда тяжело, особенно такой домашней и застенчивой девочке, как я.

Так и проплакала весь тихий час.

А потом детям велели одеться и идти на полдник. Но не мне.

У меня постельный режим. И от этого еще тоскливее.

Одна девочка, проходя мимо моей кроватки, сунула мне в руку маленькую блестящую новогоднюю елочку на металлическом стержне из мишуры. И сказала: «Не плачь».

В другой раз я бы подпрыгнула от радости, получив такой подарок. А сейчас лишь была благодарна незнакомке за доброе отзывчивое сердце.

Мне тогда было около четырех лет…

Родилась я в типичной семье тех советских времён. Жила в социалистическом обществе и мечтала о светлом будущем.

Только «светлое» в моем детском понимании означало здоровое, без болезни.

Заболела я рано, в полтора года. Конечно, этого я помнить не могу, знаю со слов мамы болезнь запустили, лечили-лечили да не от того и не там. Короче, инвалидом я стала ещё в детстве.

Об этом трудно говорить. Все, что связано с больницами, врачами, болезненными процедурами – это сплошное горе. Детское безутешное горе и слёзы.

Но когда мое состояние улучшалось, и я вливалась в обычную детскую среду, то жить становилось вполне сносно.

Изредка по выходным я гуляла с родителями в парке Горького.

Ела мороженое и в предвкушении стояла в очереди на скоростной аттракцион. Аттракционы были моей слабостью. Вот когда я испытывала минуты восторга и счастья!

Уже с ранних лет каталась на них одна. Папа «каруселиться» наотрез отказался, а мама, откатавшись со мной пару раз, решила, пусть катается одна. Всем было дурно от скорости.

Надо заметить, что в Союзе не наблюдалось таких экстремальных аттракционов, как сейчас. Поэтому, чтобы получить хороший выброс адреналина, надо было выбрать самый угарный аттракцион и прокрутиться на нем минимум пару раз.

Когда это удавалось, день был прожит не зря! А то и весь месяц, до следующего раза.

В обычные дни меня водили гулять в маленький парк им. Милютина, который рядом с бульварным кольцом. Ну что там? Горка, качельки, песочница и бревно. Вот, собственно, и все развлечения. Нет, конечно, там было много зелени, дорожки, статуи, кафешка какая-то и даже фонтан! Обычно фонтан не работал, воды в нем не было, и развлечение маленьких детей состояло в том, чтобы папа (или другой сильный взрослый) опускал их за руки на дно фонтана. Счастливые дети бегали по старой корявой плитке дна минут, эдак, пять, а потом их за руки обратно втаскивали «на поверхность». Такой вот «аттракцион» местного значения.

На горке тоже можно было словить скорость… Но там часто гурьбилось много детей. А их я побаивалась. Не самих детей, конечно, а их прыткости. Толкаются, пихаются. А я, слаба физически, на мне все хуже заживает, да и больно мне коленки сильнее, чем другим.

Вон, тот встал, отряхнулся и побежал снова. А я после падения минут пятнадцать в себя прихожу.

Помню, папа учил меня ходить по бревну. Ему очень хотелось, чтоб я не росла нюней. Однако его надеждам не суждено оправдаться. Нюня я ещё та, хоть и научилась это тщательно скрывать.

Так вот позже, уже гуляя с бабушкой, сказала ей, что по бревну хожу легко! Видимо, когда папа шел рядом, я и правда чувствовала уверенность.

Вскарабкалась на бревно. А бабуля маленькая, где-то там внизу, да ещё идёт не в шаг со мной. Короче, с бревна я шлёпнулась. Коленку разбила. Хорошо так разбила. На лавочке сидела, ревела, пятак прикладывала и газетку, намоченную в холодной воде. Ну скажите, кто станет с разбитой коленкой на лавочке сидеть с пятаком и газеткой?! Только Ира. Если бы там кровь хлестала, то понятно. А так только синяк да шишка. Обычное дело для любого ребенка! Но я не любой. Я особенный ребенок. Больной.

Сама бабушка была по жизни отважная. Родилась она в 1919 году. Времена тяжёлые. Разруха послереволюционная. Да ещё отец у них алкаш. Сапожник и алкаш.

Лихо жене и детям от него доставалось. Пропивал все. А потом буянил. Кидался на жену и двух младших сыновей. Бабушка редко об отце вспоминала, но чувствовалось, что воспоминания приносят ей боль. Собственно, и вся информация о моем прадеде.

Когда я росла, бабушкиных родителей в живых уже не было. А ее братьев совсем молодыми убили в Великую Отечественную Войну. Так что из их рода никого не осталось. И все свои силы моя любимая бабушка устремляла на меня.

Со всем патриотизмом!

Однажды бабушка ради меня полезла кататься на «Ромашке»! Ну, потому что одну отпустить не рискнула. Сиденья на аттракционе высокие, а бабушка маленькая ростом. Меня-то она посадила, а сама влезть не может. Билетерша ей стульчик принесла! Вы видели когда-нибудь бабушек, залезающих на аттракцион со стульчика? Нет? Вот не повезло! А я видела. И запомнила до сих пор. И всегда буду помнить. Потому что это бабушкина любовь полезла на стульчик, запихнула какую-то таблетку в рот и, закрыв глаза, понеслась со мной по кругу выше верхушек самых высоких деревьев.

А ещё бабушкина любовь делала много всего необыкновенного. Шила мне костюм Красной Шапочки, балерины, цыганки и даже Аллы Пугачевой! Петь я очень любила. И пела исключительно эстрадные песни, а не какие-нибудь там детские песенки. Особенно, конечно, репертуар Аллы Пугачевой находил отклик в моем сердце. Платье у певицы было тогда с рукавами-крыльями. И у меня такое. Условием любого моего концерта было то, что зрители-гости начнут вызывать меня на бис и искусственными цветами закидывать, когда я скромно склоняюсь в реверансе. Забавно вспоминать.

А ещё бабушка могла, расстелив на полу газетку, встряхнуть на нее целое ведро мусора, потому что я потеряла свою любимую игрушку – Гиппопотутика – в полмизинца величиной. Там, в мусоре, его тогда и нашли.

В детстве бабушка водила меня в баню. У бани было два назначения. Помыться (в бабушкином доме не было горячей воды) и попариться. Как известно, старинный русский метод для поправки здоровья. Думаю, бабушка очень верила, что походы в баню придадут моему организму сил.

У меня была специальная шапочка и шлёпанцы, как у заправских банщиц. Но моя парилка начиналась и заканчивалась на самом входе. И веником меня пошлепали легонько только пару раз. Кожа у меня нежная, тонкая, да и врачи не разрешали многое. Например, плавать в водоемах и загорать. Когда-то летом бабушка разрешила мне позагорать, а врач потом отругала за это мою маму.

Вообще-то детство с бабушкой проходило насыщенно и интересно. Каждый день прогулки. То к соседке в гости, то на демонстрацию с бумажными цветами (а это два раза в год!), то в галантерею. Сейчас нет таких магазинов. А в Союзе были. И для меня лет до десяти они были самыми интересными магазинами в мире! Исключение составлял только большой Детский Мир.

В галантерее бабушку можно было «раскрутить» на то, что нынче принято называть словом «бижутерия». А я, ох, как тяготела ко всяким кулончикам и перстенькам! Кольца дед брал на завод и распиливал, чтоб поджать их под мои пальчики. Так я и выхаживала по квартире в перстнях и цепочках. На улицу мама строго настрого запретила в них выходить. «А почему?» – мысленно недоумевала я.

Моя мама была самая-самая мама в мире! (После Карлсона, конечно). Она славилась безупречной внешностью и вкусом. Всегда хорошо причесанная, с начёсом, как было модно в семидесятые, стройная, высокая и пахнущая французскими «Клима». Раз в полгода (мне так запомнилось) папа дарил маме флакончик дорогих и редкостных по тем временам духов, и все в нашем доме потрясающе благоухало ими. Но однажды мама разлила полфлакона дорогущего парфюма на новенький палас. О, Боже! Как болела голова! С тех пор моя любовь к духам и охладела. (Надо заметить, вернулась она не так уж и быстро, лет тридцать спустя.)

Жили мы тогда в коммуналке. Одна комната принадлежала нам, а в другой жила соседка Дарья Ивановна. Или просто баба Дарья.

Дарья Ивановна была крупной статной старухой, похожей на бабу Ягу. Извините, факт есть факт. Когда я была ещё крохой и разглядывала в книжках картинки, то увидев нарисованную бабу Ягу, воскликнула «О, наша баба Дарья в книжку попала!» С тех пор мама поняла, что сказочную нечисть я бояться не буду.

Да я и не помню, чтоб я чего-то в детстве боялась. Ничего, кроме одного – остаться без мамы.

В больницах того времени было жёсткое правило. Ребенок должен был находиться в стационаре без мамы и не важно, месяц или два он там пролежит. А что может делать малыш в чужом месте без мамы, без игрушек, без мультфильмов, без книжек, без привычной еды, без прогулок?! Плакать. И я плакала. Долго, много, горько и безнадежно. Только чужие люди вокруг, болезненные уколы и страшные процедуры.

Мама платила санитаркам, чтоб они пускали ее ко мне хоть на часок. Так я и жила в ожидании мамы каждый день.

Наверное, поэтому с самого детства во мне засел страх – остаться без нее. Она, как большая птица, укрывала меня своим крылом от всех бед и ненастий. Только в ее присутствии я чувствовала себя спокойно и защищенно. А поскольку больницы в моем детстве были частыми, то страх со временем только укоренялся.

С бабушкой было тоже защищенно. Бабушка не ассоциировалась с больницами. Хотя иногда у нее дома тоже очень не хватало мамы.

До школы я жила у бабушки на пятидневке. А на выходные родители забирали меня домой. В садик я, естественно, не ходила.

Но и дома скучать не приходилось. Мне было хорошо и спокойно со своими игрушками. Я умела играть одна. В основном это были куклы и их принадлежности: коляски, кроватки, кукольные сервизики, одежда. А ещё был набор лаборанта. Настоящие стеклянные пробирки, трубочки и стёклышки. Их дарила мне за хорошее поведение лаборантка из детской поликлиники, к которой меня каждую неделю водили сдавать кровь. Одноразовых пробирок тогда не было, вот и списывали стекляшки за отколы и трещинки. Из этого списанного добра и состояла моя лаборатория. Полный восторг!

Мама покупала мне исключительно импортные игрушки. В основном ГДРовские. В большом Детском мире надо было отстоять длинную очередь, чтобы отхватить то, что выбросили в продажу. Так и говорили – отхватить и выбросили. И мама хватала! Чтоб меня порадовать и себя. Она родилась в год Победы, игрушек в послевоенные годы практически не было. Вот она и наверстывала упущенное детство вместе со мной.

Конечно, я очень любила, когда мама брала меня с собой в Детский Мир. Это были не частые случаи, но всегда впечатляющие. Не всегда удавалось попасть, когда что-то выбрасывали. В Детском Мире меня завораживали большие часы «Солнышко», с двигающимися глазками, на главной огромной стене магазина, которые смотрели влево-вправо в такт секундной стрелке. Тик-так, тик-так.

В мое детство такие элементарные механизмы вызывали полный восторг. Механических игрушек в те времена было не так уж много.

Поэтому кукольный театр Образцова тоже очень впечатлял. И снаружи, и внутри. Тогда был популярен кукольный детский спектакль про медвежат, которые возвращались из деревни домой. Я смотрела его в театре несколько раз с упоением. Но вернемся к Детскому миру.

Придя в магазин я часто выпрашивала у мамы простые отечественные игрушки, которые были у всех или у большинства детей того времени. То пупса пластмассового, то сумку, напоминающую отечественную хозяйственную сумку всех советских тружениц. Мама предлагала купить модную бордовую сумочку через плечо, а я настаивала на большой практичной сумке на молнии с несколькими отделениями. Белой с цветочками. Красными и зелеными. И моя взяла! До сих пор вспоминаем с мамой эту историю и смеемся.

Поскольку мы жили вчетвером в одной комнате, играть мне было особо негде, разве что на подоконнике или на крышке секретера. Секретер мне торжественно выделили, когда я перешла во второй класс. Там хранились и учебники, и книжки, и тетрадки, и коллекции календариков, марок, открыток… Да чего там только не хранилось!

Но иногда мне, как и всякому взрослеющему человеку, хотелось уединения. И мама разрешила мне играть в пыльном, заставленном коробками и инструментами, чулане. Вы представляете, целый чулан и там только я?! Одна!

Когда ко мне приходили подружки, я раскладывала на коробке из-под пылесоса коллекцию разноцветных стеклышек или открытки-календарики и многие мне немножко завидовали. Ведь ни у кого из моих сверстниц не было чулана, в котором можно было играть.

Наша небольшая кухня уютная и светлая. Ни за что не скажешь, что коммуналка. Родители выкрасили ее свежей краской, мама повесила симпатичные шторки. Соседка Дарья Ивановна позволила нашей семье пользоваться ее столом. Сама она на кухне появлялась редко. Приготовит что-нибудь, и к себе в комнату несет. Кушает она исключительно на своем подоконнике в комнате. Они в нашем старинном доме большие, не хуже стола.

– Мама, мама! Я ведь тоже должна буду умереть! – бегу я со всей мочи на кухню.

Мама обернулась и испуганно взглянула на меня.

– Что случилось, дочка?

– Ничего. Просто все умирают, значит, и я умру. Я была потрясена сделанным открытием.

На мои глаза навернулись слезы.

Мама присела на кухонный табурет, взяла меня на колени и обняла.

– Ну… это будет очень нескоро, когда ты станешь старенькой.

– Но ведь все равно же умру. Не хочу, мне страшно.

Мама вздохнула.

– Ничего не поделаешь, дочка, так устроен мир.

Она обняла меня крепче и влила тем самым в мою душу безмятежность.

Я хорошо запомнила этот вечер. Мне было 7 лет. И с тех пор меня начали волновать вопросы мироздания.

Приблизительно в то же время в наш дом по приглашению мамы пришла экстрасенс. Молоденькая девушка, похожая на подростка, была одета в белую футболку и джинсы (немалая редкость по тем временам). Мама исхитрилась подпольными путями пригласить ее для меня через каких-то знакомых. От отчаяния.

Помимо традиционной медицины ко мне периодически что-то привязывали, чем-то обмазывали, уговаривали выпить какую-то отвратительную на вкус настойку, давали гомеопатию. Теперь экстрасенс. Тогда слово такое употреблялось очень редко, в моду всякие нетрадиционные практики ещё не вошли.

И вот в нашей небольшой, но опрятной комнате девушка-экстрасенс сидит на единственном диване напротив нас с мамой и делает правой рукой какие-то манипуляции в воздухе. Словно на невидимом пианино играет. А мы с мамой на стульчике перед ней. Я на коленях у мамы. Так спокойнее.

В доме тихо. Я настороженно наблюдаю за ней, ведь никто не знает, что можно ожидать от человека, которого называют непонятным словом – экстрасенс.

Несколько раз она задавала маме вопросы обо мне, о нашей семье. В целом сеанс был короткий и совсем непонятный для меня. Но главное, она не причиняла мне боль, не ощупывала больные суставы, как это делали врачи. Она вообще вела себя так, будто меня в комнате и не было.

Позже мама передала кому-то из знакомых ее слова, а я услышала.

– Муж ваш крещёный, а вы с дочкой нет. Отсюда и все проблемы.

Так, с подачи экстрасенса, мама начала подготовку к крещению.