Текст книги "Дж. С. Сэлинджер и М. Булгаков в современных толкованиях"

Э. Проффер полагает, что «Собачье сердце» – лучшая сатирическая повесть советской эпохи (44, с. 123). «Конечно, – пишет исследовательница, – никто никогда не сможет точно сказать, каковы были намерения писателя, но, судя по всему… в “Собачьем сердце” Булгаков в первый и последний раз неоднозначно высказал то, что накопилось у него на душе» (44, с. 131).

Для Т. Р. Н. Эдвардса профессор Преображенский из «Собачьего сердца», как и профессор Персиков из «Роковых яиц», – предшественники Воланда. Хотя «Собачье сердце», по его мнению, имеет аналогом «Остров доктора Моро» Г. Уэллса, подход Булгакова, использующего сочетание ужасающего и комического, конечно, более своеобразен (15, с. 146). Вторит Т. Р. Н. Эдвардсу и Н. Натов, когда пишет, что структура «Собачьего сердца» предвосхитила структуру «Мастера и Маргариты» (36, с. 44).

В англоязычном булгаковедении считается, что ведущая тема «Белой гвардии» – «человек и история». Э. К. Райт называет этот роман «Войной и миром» в миниатюре (57, с. 71). «Литературным предшественником» «Белой гвардии» числят обычно «Голый год» (1922) Б. Пильняка, но Э. Проффер замечает, что сходство здесь чисто внешнее, ибо «Белая гвардия» содержит минимум самоцензуры, да к тому же Булгаков «умеет позволить своим героям быть одновременно неправыми и симпатичными» (44, с. 189). Писатель совершил невероятное – «его ошибающиеся герои живут, и хотя страдание изменяет их, они все равно остаются достойными людьми» (44, с. 181). И, наконец, Н. Натов пишет, что символика, зловещие предчувствия, видения и сны, которыми насыщена «Белая гвардия», «позволяют автору трансцендировать реальность и события действия в историческом и профетическом контекстах, одновременно раскрывая сущность морали протагонистов» (36, с. 54).

Пристальное внимание некоторых англоязычных критиков привлекает булгаковская «Мольериана»: «Жизнь господина де Мольера», «Кабала святош (Мольер)», «Полоумный Журден (Мольериана в трех действиях)» и перевод «Скупого» (12; 13; 36; 44). Так, например, Дж. Кертис прослеживает параллельные места в «Жизни господина де Мольера» и в «Жизни Мольера» Ж.-Л. Галлуа Гримаре (Париж, 1705). В ряде случаев, показывает Дж. Кертис, речь идет о дословном переводе, хотя, цитируя почти дословно некоторые страницы книги Гримаре, Булгаков добавляет собственные психологические характеристики и детали (13, с. 54–55). Проанализировав литературные и биографические источники «Мольерианы»[115]115
  Вступительные статьи и примечания к изданиям произведений Мольера на русском языке, «Век Людовика XIV» А. Славина (М., 1913), книгу М. Барро «Мольер – его жизнь и литературная деятельность» (СПб., 1891), многочисленные издания на французском языке и др.


[Закрыть], исследовательница приходит к выводу, что читатель не сможет оценить все нюансы булгаковской интерпретации биографии Мольера, если он недостаточно хорошо знаком с темой (13, с. 60). Здесь все же следует напомнить, что М. О. Чудакова сообщила еще в 1974 г., что М. А. Булгаков пользовался репринтным парижским изданием книги Гримаре, выпущенным в 1930 г., когда работал над «Мольерианой». Книга же Дж. Кертис вышла в свет в 1987 г.

Интерес Булгакова к жизни и творчеству Мольера Н. Натов объясняет следующими причинами: 1) Булгаков ценил у Мольера гротескную «карнавализацию», которая была близка его собственному творчеству[116]116
  О том, что творчеству Булгакова присущ «карнавальный характер» (М. Бахтин), впервые написал А. Вулис в послесловии к публикации первой части «Мастера и Маргариты» в журнале «Москва» (1966, № 11, с. 127–130).


[Закрыть]; 2) писатель желал глубже вникнуть в блестящую сценическую технику мольеровских пьес и найти общее в судьбе французского драматурга со своей жизнью; 3) Мольер стал для Булгакова символом вечной силы подлинного искусства (36, с. 81).

«Мольериана» М. А. Булгакова освещена и в книге Э. Проффер (44, с. 342–343, 363–364, 367–372, 421–444 и др.). Это не жизнеописание великого художника, с каковыми мы часто встречаемся во второстепенной биографической литературе (особенно советской), пишет она, а портрет Мольера-профессионала, которому «удается преодолеть миллион препятствий, стоящих на пути подлинного таланта, который упорно продолжает творить и в конце концов побеждает» (44, с. 372). И Мольер, и Булгаков понимали, что живут для того, чтобы творить, а если и прибегали к самоцензуре, то лишь чтобы смягчить отношение к себе власть предержащих и литературных критиков.

«Театральный роман», по определению Э. Проффер, – шутка, «роман с ключом» о литературном и театральном московском мире 20–30-х годов, насыщенный свежими образами и комическими деталями, роман, для которого характерна «обычная булгаковская комбинация элегантности и неожиданной приземленности» (44, с. 460). Если бы писатель, считает исследовательница, завершил роман, тот не стал бы шедевром, но «открытая концовка» делает «Театральный роман» вообще не поддающимся художественной оценке (44, с. 471).

Э. К. Райт (57) видит в «Театральном романе» комбинацию плохо склеенных комических эпизодов, которые далеки от реальной действительности и не имеют определенной цели, хотя и признает роман достойным предшественником «Мастера и Маргариты». Н. Натов находит в этом романе лишь «драму человека, который не получил признания и чья мечта посвятить всю жизнь театру рухнула, так и не осуществившись» (36, с. 47).

Несколько слов о рецепции драматургии М. А. Булгакова в англоязычной критике. Наиболее интересны трактовки «Батума», тогда как «Дни Турбиных», «Бег», «Зойкина квартира», «Последние дни (Пушкин)» и другие пьесы оцениваются весьма традиционно (1;30; 33; 44; 52; 57). Что же касается «Батума», то Э. Проффер, в частности, объясняет появление этой темы тем, что «Булгакова вообще интересовали тираны, а Сталин был не кем иным, как булгаковским Людовиком XIV и Николаем I в одном лице». Но ведь нельзя надеяться, что в то время писатель «мог бы написать честную пьесу о тиране в облике молодого революционера» (44, с. 516).

* * *

Читатель настоящей книги, возможно, задается вопросом, почему мы отказались от определения «достоверности» либо «недостоверности» тех или иных интерпретаций произведений М. А. Булгакова или отдельных их эпизодов. Позиция эта избрана сознательно. Дело в том, что интерпретация произведения литературы зачастую является оригинальным текстом, к которому целиком и полностью подходит изречение средневековых схоластиков «de gustibus et coloribus non est disputandum» (о вкусах и цветах не спорят). Иными словами, истолкование шедевра словесного художественного творчества (в целом или его частностей) – это сочинение на предложенную тему, отражающее внутренний мир интерпретатора.

И еще вопрос: «Какой из представленных выше двух подходов в рассмотрении художественного произведения – социально-политический или философско-эстетический – предпочтительнее, плодотворнее?» Ответ позаимствуем у М. М. Бахтина, который писал, что овеществление, т. е. освещение текста не другими текстами, а внетекстовой вещной действительностью, неизбежно приводит к исчезновению бесконечности и бездонности значения. Раскрыть же, прокомментировать и углубить смысл можно лишь при помощи других смыслов (т. е. посредством философско-художественной интерпретации), отчего истолкование символических структур уходит в бесконечность символических значений.[117]117
  Бахтин М. М. К методологии литературоведения // Контекст. 1974. – М., 1975. – С. 207, 209.


[Закрыть]

Список литературы

1. Amory M. Inland story // Spectator. – L., 1982. – Vol. 249, N 8041. – P. 27–28.

2. A pictorial biography of Mikhail Bulgakov / Ed. by Proffer E. – Ann Arbor, 1984. – 150 p.

3. Barratt A. Apocalypse or revelation?: Man and history in Bulgakov’s «Belaya gvardia» // New Zealand Slavonic j. – Wellington, 1985. – N 1. – P. 105–132.

4. Barratt A. Between two worlds: A crit. introd. to «The Master and Margarita». – Oxford, 1987. – VIII, 347 p.

5. Beatie B. A., Powell Ph. W. Story and symbol: Notes toward a structural analysis of Bulgakov’s «The Master and Margarita» // Russ. lit. triquart. – Ann Arbor, 1978. – N 15. – P. 219–238.

6. Beatie B. A., Powell Ph. W. Bulgakov, Dante and relativity // Canad.-Amer. Slavic studies. – Montreal, 1981. – Vol. 15, N 2/3. – P. 250–270.

7. Beaujour E. The uses of witches in Fedin and Bulgakov // Slavic rev.

Stanford, 1974. – Vol. 33, N 4. – P. 695–707.

8. Bethea D. M. The shape of Apocalypse in modern Russian fiction. – Princeton (N.J.), 1989. – XIX, 307 p.

9. Bethea D. M. History as hippodrome: The apocalyptic horse and rider in «The Master and Margarita» // Russ. rev. – Stanford, 1982. – Vol. 41, N 4. – P. 373–399.

10. Blake P. A bargain with the Devil // New York Times book rev. – 1967. – Oct. 22. – P. 1, 71.

11. Burgin D. Bulgakov’s early tragedy of the scientist-creator: An interpretation of «The heart of a dog» // Slavic & East Europ. j. – Tucson, 1978. Vol. 22. – N 4. – P. 494–508.

12. Chambers T. Bulgakov’s Molieriana // Essays in poetics. – Keele, 1977. – Vol. 2. – P. 1–26.

13. Curtis J.A.E. Bulgakov’s last decade: The writer as hero. – Cambridge etc., 1987. – XI, 256 p.

14. Doyle P. Bulgakov’s satirical view on revolution in «Rokovye iaitsa» and «Sobach’e serdtse» // Canad. Slavonic papers. – Toronto, 1978. – Vol. 20, N 4. – P. 467–482.

15. Edwards T.R.N. Three Russian writers and the irrational: Zamyatin, Pil’nyak, and Bulgakov // Cambridge etc., 1982. – 220 p.

16. Ericson-jr.E.E. The Satanic incarnation: Parody in Bulgakov’s «The Master and Margarita» // Russ. rev. – Stanford, 1974. – Vol. 33, N 1. – P. 20–36.

17. Fiene D. A comparison of the Soviet and «Possev» editions of «The Master and Margarita» with a note on interpretation of the novel // Canad.-Amer. Slavic studies. – Montreal, 1981. – Vol. 15, N 2/3. – P. 330–354.

18. Fiene D. A note on May eve, Good Friday, and the full Moon in Bulgakov’s «The Master and Margarita» // Slavonic & East Europ. j. – Tucson, 1984. – Vol. 28, N 1/3. – P. 533–537.

19. Fleming S. Bulgakov’s use of the fantastic and grotesque // New Zealand Slavonic j. – Wellington, 1977. – N 2. – P. 29–42.

20. Frank M. The mystery of the Master’s final destination // Canad.-Amer. Slavic studies. – Montreal, 1981. – Vol. 15, N 2/3. – P. 287–294.

21. Ginsburg V. Letter to the editor // New York Times book rev. – 1968. – Jan.14. – P. 36–37.

22. Glenny M. Mikhail Bulgakov // Survey. – L., 1967. – Vol. 65. – N 10. – P. 3–14.

23. Glenny M. Existential thought in Bulgakov’s «The Master and Margarita» // Canad.-Amer. Slavic studies. j. – Vol. 15, N 2/3. – P. 238–249.

24. Haber E. S. The mythic structure of Bulgakov’s «The Master and Margarita» // Russ rev. – Stanford, 1975. – Vol. 34, N 4. – P. 382–409.

25. Hayward M. Writers in Russia: 1917–1978. – N.Y., 1983. – LXXVI, 340 p.

26. Hoisington S. Fairy-tale elements in Bulgakov’s «The Master and Margarita» // Slavic & East Europ. j. – Tucson, 1981. – Vol. 25, N 1. – P. 44–55.

27. Hunns D. J. Soviet acceptance of Biblical Jesus Christ? // Time. – L., 1975. – March 1. – P. 14.

28. Kejna-Sharratt B. Narrative techniques in «The Master and Margarita» // Canad. Slavonic papers. – Toronto, 1974. – Vol. 16. – P. 1–12.

29. Kejna-Sharratt B. The tale of two cities: The unifying function of the setting in Mikhail Bulgakov’s «The Master and Margarita» // Forum for modern language studies. – Edinburgh, 1980. – Vol. 14. – P. 331–340.

30. (M. Bulgakov) // Russ. lit. triquart. – Ann Arbor, 1978. – N 15. – P. 1–340.

31. Mahlow E. N. Bulgakov’s «The Master and Margarita»: The text as a cipher. – N.Y., 1975. – 202 p.

32. Mason J. H. Dramatists on stage // Times lit. suppl. – L., 1982. – Aug. 27. – N 4143. – P. 922.

33. Milne L. M. A. Bulgakov and «Dead souls»: The problem of adaptation // Slavonic & East Europ. rev. – L., 1974. – Vol. 52, N 128. – P. 420–440.

34. Milne L. The Master and Margarita: A comedy of victory. – Birmingham, 1977. – /4/, 55 p.

35. Natov N. A bibliography of works by and about Mikhail A. Bulgakov // Canad.-Amer. Slavic studies. – Montreal, 1981. – Vol. 15, N 2/3. – P. 457–465.

36. Natov N. Mikhail Bulgakov. – Boston, 1985. – VII, 144 p.

37. Nemec-Ignashev D. Soviet Russian and East European postmodernism // Slavic & East Europ. j. – Tucson, 1987. – Vol. 32, N 1. – P. 110–126.

38. Pearce C. A closer look at the narrative structure in Bulgakov’s «The Master and Margarita» // Canad. Slavonic papers. – Toronto, 1980. – Vol. 22, N 4. – P. 358–371.

39. Piper D.J.B. An approach to «The Master and Margarita» // Forum for modern language studies. – Edinburgh, 1971. – Vol. 7. – P. 134–157.

40. Pope R. W. F. Ambiguity and meaning in «The Master and Margarita»: The role of Afranius // Slavic rev. – Stanford, 1977. – Vol. 36, N 1. – P. 1–24.

41. Pritchett V. S. Surgical spirit // New statesman. – L., 1975. Vol. 89, N 2309. – P. 807.

42. Proffer E. «The Master and Margarita» // Major Soviet writers. – L. etc., 1973. – P. 388–411.

43. Proffer E. An international bibliography of works by and about Mikhail Bulgakov. – Ann Arbor, 1976. – 133 p.

44. Proffer E. Bulgakov: Life and work. – Ann Arbor, 1984. – XVI, 670 p.

45. Pruitt D. St. John and Bulgakov: The model of a parody of Christ // Canad.-Amer. Slavic studies. – Montreal, 1981. – Vol. 15, N 2/3. – P. 312–320.

46. Rosenthal R. Bulgakov’s sentimental Devil // New leader. – N.Y., 1967. – Nov. 20. – P. 18–19.

47. Rzhevsky L. Pilate’s sin: Cryptography in Bulgakov’s novel «The Master and Margarita» // Canad. Slavonic papers. – Toronto, 1971. – Vol. 13, N 1. – P. 1–19.

48. Sahni K. Mikhail Bulgakov’s place in Soviet literature // J. of the School of language. – New Delhi, 1974–1975. – Vol. 2, N 2. – P. 56–64.

49. Stafford J. A masterpiece // Book world. – Wash., 1967. – Oct. 15. – P. 3, 20–21.

50. Stenbock-Fermor E. Bulgakov’s «The Master and Margarita» and Goethe’s «Faust» // Slavic & East Europ. j. – Tucson, 1969. – Vol. 13, N 3. – P. 309–325.

51. Taranovski-Johnson V. The thematic function of the narration in «The Master and Margarita» // Canad. Slavonic studies. – Montreal, 1981. – Vol. 15, N 2/3. – P. 271–286.

52. Thompson E. The artistic world of Mikhail Bulgakov // Russ. lit. – The Hague; Paris, 1973. – Vol. 2, N 5. – P. 54–64.

53. Tikos L. Some notes on the signifi cance of Gerbert Aurillac in Bulgakov’s «The Master and Margarita» // Canad.-American Slavic studies. – Montreal, 1981. – Vol. 15, N 2/3. – P. 321–329.

54. Weeks L. Hebraic antecedents in «The Master and Margarita» // – Slavic rev. – Stanford, 1984. – Vol. 43, N 1/3. – P. 224–241.

55. Williams G. Some diffi culties in the interpretation of Bulgakov’s «The Master and Margarita» and the advantages of a Manichean approach, with some notes on Tolstoi’s infl uence on the novel // Slavonic & East Europ. rev. – L., 1990. – Vol. 68, N 2. – P. 234–256.

56. Wright A. C. Satan in Moscow: An approach to Bulgakov’s «The Master and Margarita» // PMLA. – N.Y., 1973. – Vol. 88, N 5. – P. 1162–1172.

57. Wright A. C. Mikhail Bulgakov: Life and interpretations. – Toronto etc., 1978. – VIII, 324 p.

58. Wright A. C. Mikhail Bulgakov’s developing world view // Canad.-Amer. Slavic studies. – Montreal, 1981. – Vol. 25, N 2/3. – P. 151–166.

Михаил Булгаков и Надежда Крупская

Кдвум датам – рождения и смерти Надежды Константиновны Крупской, которые обе по воле судьбы пришлись на февраль месяц, газета «Московская правда» 5 марта 1999 г. опубликовала заметку Владимира Приходько «Была ли Крупская хунвейбинкой?», в которой рассказывалось, как вдова Ульянова-Ленина, дочь поручика русской армии Крупского трудилась на ниве народного просвещения. Автор заметки вспоминает лишь о двух эпизодах – о ее запрете, а затем и о ее разрешении на переиздание сказки Корнея Чуковского «Крокодил» и о статье Крупской по случаю выхода в свет романа «Земля» американской писательницы Перл Бак. Крупская затеяла в своей статье спор с автором предисловия к этому роману, прозаиком Сергеем Третьяковым, чей вульгарно-социологический пафос возмутил вдову Ульянова. «Людей нельзя бранить за то, что не знали того, что мы знаем. Уважим в ней (Крупской – И. Г.) стремление к идеалу и надежды, которые не сбылись», – заканчивал Владимир Приходько свою заметку (6).

О том, как Крупская помогла Михаилу Булгакову в тяжелейший, можно сказать даже критический, момент его жизни, писатель поведал в небольшом рассказе «Воспоминание…», написанном в 1924 г. в связи со смертью Ленина. «У многих, очень многих, есть воспоминания, связанные с Владимиром Ильичом, – пишет Булгаков, – и у меня есть одно. Оно чрезвычайно прочно, и расстаться с ним я не могу. Да и как расстаться, если каждый вечер, лишь только серые гармонии труб нальются теплом и приятная волна потечет по комнате, мне вспоминается и желтый лист моего знаменитого заявления, и вытертая кацавейка Надежды Константиновны…» (2, с. 144).

27 января 1924 г. Михаил Булгаков опубликовал очерк «Часы жизни и смерти», написанный, как отметил сам автор, «с натуры». В очерке шла речь о том, что «рабочая Москва идет поклониться праху великого Ильича» (1, с. 569). Булгаков пишет: «Лежит в гробу на красном постаменте человек. Он желт восковой желтизной, а бугры лба его лысой головы круты. Он молчит, но лицо его мудро важно и спокойно… Все ясно. К этому гробу будут ходить четыре дня по лютому морозу в Москве, а потом в течение веков по дальним караванным дорогам желтых пустынь земного шара, там, где некогда, еще при рождении человечества, над его колыбелью ходила бессменная звезда» (1, с. 570–571).

У М. А. Булгакова имелась личная причина скорбеть о смерти Ленина, причина, о которой он написал в упомянутом выше рассказе «Воспоминание…», опубликованном в 1–2 номере журнала «Железнодорожник» за 1924 г.

В 20-х числах сентября 1921 г. Булгаков приехал в Москву. «Два часа ночи. Куда же идти ночевать? Домов-то, домов-то! Чего проще… В любой постучать. Пустите переночевать. Вообража-аю!», вспоминал писатель в «Записках на манжетах» (2, с. 121). Два дня Булгаков походил по Москве и нашел работу. 30 сентября 1921 г. он пишет заявление: «Прошу о зачислении меня на должность секретаря Лито. Михаил Булгаков». Лито – это был Литературный отдел Главполитпросвета Наркомпроса. Приказом от 1 октября 1921 г. Михаил Афанасьевич Булгаков был зачислен на искомую должность и начал служить. Работа в Лито была нетрудной. В обязанности секретаря Лито вменялось «общее руководство всей письменной работой, направление бумаг, ведение протоколов коллегии Лито, деловая переписка с лицами и учреждениями, проведение в жизнь постановлений заседаний коллегии, доклады заведующему или заместителю о текущей работе и общее наблюдение за работой канцелярии» (7, с. 151). Кроме того сотрудники Лито составляли лозунги о помощи голодающим Поволжья и готовили к выпуску сборники стихов поэтов-классиков. Председателем Главполитпросвета, куда входил Лито, с 1920 г. была Надежда Константиновна Крупская.

«И тут в безобразнейшей наготе передо мной стал вопрос… о комнате», – вспоминал писатель. Он отправился в жилотдел, простоял в очереди шесть часов, и в конце концов ему сказали, что он может получить комнату через два месяца. «В двух месяцах приблизительно 60 дней, и меня очень интересовал вопрос, где я их проведу. Пять из этих ночей, впрочем, можно было отбросить: у меня было 5 знакомых семейств в Москве». Пять ночей Булгаков, действительно, провел у знакомых: спал на кушетке в передней, на стульях, а один раз – на газовой плите. На шестой день он пошел ночевать на Пречистенский бульвар. «Он очень красив, этот бульвар, в ноябре месяце, но ночевать на нем нельзя больше одной ночи в это время. Каждый, кто желает, может в этом убедиться». Поняв после ночевки на бульваре, что Москву придется покинуть, Булгаков отправился на Брянский вокзал, чтобы уехать в Киев, к родным. Но у самого Брянского вокзала случилось чудо: Булгаков встретил своего приятеля, у которого была отдельная комната в Москве. Тот сказал: «Ночуй. Но только тебя не пропишут».

И начались мытарства с пропиской «на совместное жительство», как тогда говорили. Председатель домового управления «медными глазами» смотрел на дыры булгаковского полушубка и в прописке ему отказывал. Так продолжалось больше пяти дней, а на шестой явился какой-то человек и заявил, что если Булгаков не уйдет из комнаты приятеля сам, его уведет милиция. В отчаянии он ночью при восковых свечах написал нечто, начинавшееся словами: «Председателю Совнаркома Владимиру Ильичу Ленину». На службе утром все хохотали, увидев лист, писанный при восковых свечах. «Вы не дойдете до него, голубчик, – сочувственно сказал мне заведующий», – вспоминал Булгаков. Но он дошел до нее, до Надежды Константиновны, и она написала сбоку красными чернилами: «Прошу дать ордер на совместное жительство». И подписала: «Ульянова».

«Я живу. Все в той же комнате с закопченным потолком. У меня есть книги, и от лампы на столе лежит круг. 22 января он налился красным светом, и тотчас вышло в свете передо мной… лицо с бородой клинышком и крутые бугры лба, а за ним в тоске и отчаянье седоватые волосы, вытертый мех на кацавейке и слово красными чернилами – Ульянова». Самое главное, Булгаков забыл тогда ее поблагодарить: «Вот оно неудобно как… Благодарю вас, Надежда Константиновна». Так Михаил Булгаков откликнулся на смерть зятя поручика Крупского – Владимира Ильича Ульянова-Ленина (2, с. 148).

Об этом эпизоде в жизни М. А. Булгакова вспоминала и первая жена писателя Татьяна Николаевна Кисельгоф, и машинистка И. С. Раабен, печатавшая роман «Белая гвардия» (5, с. 94).

Список литературы

1. Булгаков М. Избранные произведения. – Киев, 1990. – 703 с.

2. Булгаков М. Ранняя проза. – М., 1991. – 479 с.

3. Булгаков М. «Я хотел служить народу…» – М. 1991. – 735 с.

4. Галинская И. Запоздалая благодарность // Московская правда. – М., 1999. – 24 мая. – С. 2.

5. Паршин Л. Чертовщина в Американском посольстве в Москве, или 13 загадок Михаила Булгакова. – М., 1991. – 207 с.

6. Приходько В. Была ли Крупская хунвейбинкой? // Московская правда, 1999. – 5 марта. – С. 4.

7. Чудакова М. Жизнеописание Михаила Булгакова. – М., 1988. – 670 с.