Текст книги "Город сумасшедших"

33

То мелко моросил дождь, то нерешительно выглядывало солнце из-за легких пепельных облаков. Такая погода простояла весь день.

Это был длинный день. Странно, что некоторые дни, как кажется, пролетают за пару часов, а другие длятся неделями; и вечер зажигает за окном фонари, а день еще не заканчивается, и ещё рано спать, хотя сознание уже устало и пресытилось этим днём.

Фрэнк развалился на диване перед телевизором в гостиной, больше слушая, чем смотря вечерние новости. Нора сидела в спальне; дверь была открыта, и женщина слышала голос диктора из гостиной и тихие шаги Эмили, пробравшейся туда. Девочке стало скучно в одиночестве. Она присела на диван рядом с приёмным отцом, подвернув под себя ногу, и попыталась завязать разговор. После пары попыток Эмили бросила эту затею: в глазах Фрэнка она не видела никакой заинтересованности в ней, это её смертельно обижало и лишало всякого желания продолжать беседу. О том, что приёмный отец мог устать после работы, она не думала, да и как любой нормальный ребенок, во-первых, имеющий слабое представление об усталости, а во-вторых, обладающий вполне естественным для этого возраста здоровым эгоизмом, просто не могла думать. Но так же она не могла не замечать, что Фрэнк никогда всерьёз ей не интересовался. Вот Нора – другое дело. Эмили привязалась к ним обоим, но к мужчине она привязалась скорее из детской потребности привязаться к кому-либо вообще, а приемную мать она по-настоящему полюбила. А ведь сначала Нора казалась ей такой чужой.

Женщина села за туалетный столик и вгляделась в свое отражение в зеркале. Основной свет был выключен, и комната освещалась двумя яркими торшерами. Взгляд любознательный? Да, последнее время ей хотелось бы многое узнать.

Первое, что стало меняться – это отношения с приёмной дочерью. Нора не видела в этом ничего странного, это было естественно. Но потом внезапно стали портиться отношения с мужем. С чего это началось, она не могла сказать. Но мелочи накладывались одна на другую, всё больше и больше. Нора постепенно стала осознавать, что Фрэнк ей совершенно чужой человек.

Из гостиной приятный женский голос донёс прогноз погоды. Дожди будут идти до конца месяца. Завтра температура всего плюс тринадцать градусов… сегодня ночью опустится до девяти… полнолуние…

Из маленького ящичка Нора достала глазные капли. Она не использовала их уже очень долгое время. Сморгнув слезу, женщина приблизила свое лицо к зеркалу и стала внимательно наблюдать, как дикий рыжий цвет её радужки бледнеет, постепенно вытесняется чистым голубым.

Нора не помнила своей свадьбы. Более того – она не помнила, любила ли она вообще когда-нибудь своего мужа. Она была прекрасной женой; но за ежедневными заботами хозяйки, объект заботы был для неё скорее чем-то абстрактным, нежели живым человеком. Что она знала о Фрэнке? Что она вообще могла о нём узнать? Чего в нём было больше – абстрактного или живого человеческого?

Этого Нора не знала и не помнила. Но чем больше она общалась с Эмили, тем больше стала вспоминать совершенно другое. Летний день; первый солнечный день после дождя; она, ещё совсем крошка, бежит за девочкой постарше, у которой такие же чистые голубые глаза и светлые волосы, развивающиеся на ветру; под ногами в лужах плещется небо, искрится солнце. Ночь, всё замерло в сонном оцепенении; они обе старше, сидят в одной кровати, и девочка рассказывает ей длинную удивительную историю, чтобы Нора забылась и перестала бояться темноты. Звонок в дверь; Нора резво подбегает; на пороге – сероглазый светловолосый молодой человек, немного смущённо просит позвать её сестру; его взгляд пока лишен той непроницаемости и безэмоциональности. Она в незнакомой квартире; девушка обнимает её – нет, уже не девушка, но ещё и не женщина, хотя частая тревога уже оставила тень на её лице; входит молодой человек, но не тот, что прежде: у него тёплые карие глаза и тёмно-каштановые волосы, более мягкие черты лица.

Передают последнюю новость, мимоходом, словно она ничего не значит: в связи с раскрытием полицией планирования теракта, каждый, кто окажется на улице после выключения фонарей, будет считаться подозреваемым, и в случае неповиновения сотрудникам полиции может быть открыт огонь на поражение. Жителей призывают не волноваться, такое чрезвычайное положение продлится не более недели, но настоятельно рекомендуют не выходить на улицу без острой надобности.

Фонари уже погасли; последнее время их стали выключать раньше, но кому они нужны, все ведь и так сидят по домам…

Как она могла все забыть? Чем она жила все это время? Вот то, что она действительно не могла вспомнить. Как она могла забыть свою жизнь? И то, что значит жить?

Краем уха женщина снова услышала тихие шаги в коридоре и шорох открываемой входной двери. Прошло несколько мгновений до того, как она поняла, что значат эти звуки. Не все сидят по ночам дома.

Только нормальные люди.

Как только Эмили тихонько прикрыла за собой дверь, она бросилась бежать. «Он у нас любитель погулять в полнолуние»… Эти слова парализующим ядом пропитывали мысли девочки. У Кота нет ни телевизора, ничего, что помогло бы ему узнать об этом идиотском решении полиции, она должна его предупредить!

Эмили судорожно пыталась вспомнить, как Райан тогда вывел её на нужную улицу. Вокруг тьма наседала на глаза; изредка луна, чуть проявившись сквозь дымку облаков, бросала бледный отблеск на мокрую чёрную дорогу. Мелко накрапывал дождь. Эмили выдохлась от бега и в отчаянии остановилась. Знакомая улица, или нет – в темноте не разобрать. Девочка дошла до очередного перекрестка. Слёзы на щеках сливались с каплями крепнувшего дождя.

– Кот!!!

Ей ответил лишь шелест воды. Лунный блик вновь коснулся стен домов, и девочка, повинуясь скорее интуиции, чем памяти, свернула на следующую улицу.

Вскоре ей показалось, что она начинает узнавать дорогу. Да, именно здесь она шла с Райаном – надо свернуть направо в конце улицы, и там совсем рядом то место, где она с Котом сидела на лавочке…

Собрав последние силы, Эмили побежала. Во тьме размытость очертаний создавала обманчивую иллюзию, что всё вокруг пролетает быстрее, хотя девочка совсем уже выбилась из сил. Середина улицы. Не останавливаться, ещё совсем немного…

Приглушенный, но подхваченный эхом домов, впереди раздался выстрел, громом разорвавший ночную тишину. Эмили, не останавливаясь, продолжала бежать, чувствуя, как немеют руки и ноги, цепенея от страха. По коже пробежала дрожь, не имеющая отношения к дождю и холоду.

Выглянула луна, равнодушно осветив город, немым безучастным свидетелем наблюдая за улицей.

Эмили уже не помнила усталости; крик застрял в горле; она пробежала ещё несколько метров и упала на колени рядом с молодым человеком.

– Кот! Кот! Братик! Кот!

Она не видела, был ли ещё кто-нибудь на улице. Не важно. Не имело значения.

Девочка вцепилась руками в ветровку Кота, заливаясь слезами, уткнулась головой в его грудь и продолжала бессмысленно звать его, пока слова не смяло рыдание. Незамечаемый дождь серебрил равнодушным светом луны намокшие темно-каштановые волосы Эмили, каплями скатывался по бледному спокойному лицу Кота; его глаза были открыты, отражая блеск луны; у виска, с той стороны головы, которая приникала к земле, чернела багровая точка.

Мягкие руки попытались поднять Эмили. Девочка ничего не понимала и вырывалась. Словно издалека, до неё донесся голос Норы:

– Эмили, мы должны идти, пойдем…

Женщина чувствовала на своих щеках слёзы. Это и её вина. Как она могла забыть? Как она могла забыть свою сестру, её сына – худого мальчишку с упрямым серым взглядом. Сейчас он был мертв. Это её вина. Это вина и всего города.

Дождь за окном усиливался. Металл еле заметно блеснул в призрачном белом свете. Райан взял со стола пистолет – такой холодный в горячих пальцах. Молодой человек аккуратно прислонил дуло к гортани. Глубокий вдох и выдох.

Раздался выстрел.

Двое полицейских время от времени покрикивали на Нору и Эмили, поторапливая. Девочка, казалось, не слышала их. Её невидящий взгляд безучастно смотрел вокруг.

В полицейском участке их продержали недолго – они слабо подходили на роль террористов. Если, конечно, кто-то всерьёз верил в запланированный теракт. Норе нужно было лишь прийти завтра днем для установления всех её связей с убитым.

Когда они вышли на улицу, уже начало светать. Спустя некоторое время, Эмили словно очнулась и подала голос, впервые за всё это время:

– Куда мы идем? Не домой?

– Нет. Тот дом уже больше никогда не будет нашим домом.

34

Луч солнца, пробивающийся из-за здания напротив, освещал светлый пейзаж: лес, опушку, реку. От картины веяло спокойствием и тихой радостью.

Нора сидела на кровати Кота, вновь и вновь пробегая глазами по документу. Ей сложно было понять, что она чувствует, читая эти строки.

Дверь открылась. Холодок коснулся кожи, когда Нора узнала в вошедшем Неймана Кэстера. Он, видимо, не ожидал увидеть здесь её. Бросив взгляд на её колени, где лежал документ, он понимающе кивнул.

– Мы выбрали неправильный путь. Заострили внимание не на том, что было действительно важно, и проиграли десять лет. Я это слишком поздно понял.

Он вновь скользнул глазами по документу и поднял взгляд на Нору. Ей стало плохо от того, как его сын был похож на него.

– Дай мне этот документ.

Нейман протянул руку.

Кто был этот человек? Человек, позволивший ей забыть свою жизнь, так любивший её сестру, допустивший смерть собственного сына? Сына, который так и не захотел признать своего отца… О. Т., не Н. К.

Что Нейман сделает с этим документом? И могла ли она помешать ему?

Нора встала и отдала ему бумаги. Не говоря больше ни слова, Нейман развернулся и вышел из квартиры.

* * *

«… о нашумевшей истории, которая по воле случая, оказалась связана с другими уголовными делами. Всего погибло тринадцать человек, но именно его смерть взволновала общественность. Чем больше устанавливалось фактов об убитом, тем больше возникало вопросов. Немалый шум вызвало признание молодого человека своим сыном Неймана Кэстера, одного из самых влиятельных лиц в городе. Все эти годы он скрывал этот факт, видимо, опасаясь разрушить свою семью и карьеру; репутация убитого сильно пострадала, когда он, подающий большие надежды молодой журналист, был приговорен к расстрелу за террористический сговор; родство с ним могло породить некоторые проблемы. Однако, глубже исследуя это дело, можно прийти к выводу, что такое жесткое наказание, как лишение жизни было более чем неоправданно. Поводом для возбуждения уголовного дела стала статья, которой молодой человек пытался спасти своего друга, Райана Холта, от аналогичного наказания, которое в его случае вполне могло соответствовать содеянному. Но что, если та статья всего лишь дала возможность убрать молодого журналиста с дороги? Как еще можно объяснить, что все обвинения перевели на него, оставив истинного преступника в стороне?

Нельзя обойти стороной и судьбу Райана. Той же роковой ночью, он был найден застрелившимся в своей квартире услышавшими шум соседями. В его биографии также немало загадок. Можно предположить, что его действия, повлекшие за собой судебное разбирательство, были обоснованы вовсе не попыткой теракта, а желанием узнать некоторую секретную информацию. В таком случае, молодой журналист мог легко представлять серьезную опасность для тех, кто не желал бы огласки этой информации.

Но в чем же могла заключаться тайная информация? Не была ли она напрямую связана с недавно выложенным в сеть документом, повлекшим за собой череду уголовных дел в отношении руководителей властных структур города? Или со случайно всплывшим списком людей, которых прозвали «ночными террористами», – списком людей, ради ликвидации которых настолько ужесточили негласный комендантский час?

Всё больше вопросов, но они все сплетаются в один, охватывающий жизнь всего города и каждого его жителя в отдельности – в чем причина противостояния руководящей элиты города и некой группы людей, оказавшейся в том списке, и почему это противостояние обрело такое значение…»

15 лет спустя

Только сошел снег, и землю покрывала совсем молодая свеже-зелёная травка. Эмили сидела рядом с небольшим холмиком, прислонившись спиной к старому раскидистому дереву, в ветвях которого уже запуталась дымка юной листвы. На скромном сером надгробии было высечено: «Кастен Оливер Талис».

Эмили продолжала рассказывать:

– А Ярослав уже вовсю приобщает сына к гоночным машинам. Лика его ругает, боится, как бы чего не случилось, хотя и знает, что все будет в порядке. Ох, чуть не забыла сказать: она, наконец, добыла разрешение, набрала волонтеров и раскрасила целую улицу, так что теперь в городе появилась новая достопримечательность. Даниил с Машей и с детьми недавно уехали на море; присылали фотографии, младший, приемный, научился плавать. Файо все еще в добром здравии, все так же гуляет по берегу реки, только теперь больше сидит и не отходит далеко. Его уже знает каждый прохожий, и все с ним здороваются, останавливаются поговорить, делятся новостями. Кирито продолжает разработки в «White Sky». Голова разрывается, когда он пытается «понятным» языком объяснить ход своей работы. Интарс собрал все необходимые подписи для открытия школы искусств; ему очень помогла Фриза. Сама она только недавно вернулась с гастролей. Ты бы видел её дочку! Ещё совсем крошка, но так похожа на свою маму, прирожденная танцовщица!

У меня все по-прежнему. Разъезжаю по различным конференциям и работаю учительницей русского языка и литературы. Уже не ставится под сомнение необходимость литературы в школьной программе. Люди читают. Они слушают, и они слышат. И они видят, Кот.

Эмили изменила позу, обхватив колени руками.

– Чем мы взрослее, тем больше меняется город. Мне так жаль, что ты не можешь увидеть его сейчас.

– Эмили!

Её окликнула Фриза. Она шла к ней по узенькой тропинке, продолжая на ходу:

– Брат мне уже третий раз звонит! Они так начнут праздновать без нас!

Эмили встала, улыбнувшись:

– От того, что мы задержимся, Нобелевская премия Троута никуда не исчезнет.

Фриза закатила глаза.

– Я обещала ему, что мы будем дома в час. И я, в отличие от некоторых, своего мужа слушаюсь.

Эмили нахмурилась.

– Я тоже слушаюсь своего мужа!

– Но-но! Мой братишка мне всё рассказывает! Кто на него в пятницу свалил двоих детей и отправился в другой город на конференцию?

– Такое было один раз! Ну… или больше…

Смеясь, девушки неторопливо направились прочь от раскидистого дерева. Солнце освещало его помолодевшую крону. В ветвях раздался легкий треск; Фриза не услышала, а Эмили на миг обернулась, и ей показалось, что среди юной листвы она увидела тень мягких лап, пушистый бок и отражающие свет кошачьи глаза.