Текст книги "Обучение травами"

Я начал пить мелкими глотками. Я пил, пил и никак не мог остановиться. Опустошив пиалу, я снова наполнил ее из стоящего рядом кувшина и продолжил пить. Меня удивило, как организм может принять такое количество воды. Потом я ощутил голод.

Вкус пищи тоже был непривычным, но я уже почти пришел в себя, и наконец в действие активно включился мыслительный процесс. Я осознал всю важность того, что я только что сделал. Это были не просто упражнения по возведению стен между собой и миром. Они были теснейшим образом связаны со многими психотехниками Спокойных, в частности с упражнениями по модификации чувств, которые Учитель уже показывал мне. Зрение я должен был переводить в слух или в тактильные ощущения, вкус переводился в касание. Подобные техники управления чувствами использовались в качестве вспомогательного элемента в действиях, подразумевающих наличие паранормальных способностей, вроде рассказа по наитию, или при восстановлении целостности картины по какому-то ограниченному кусочку зрительной, слуховой или тактильной информации. Так, с помощью слуха можно было видеть, или можно было чувствовать при помощи зрения.

Когда я выбрался наконец из своего «убежища отшельника», ученик, который носил мне пищу и воду, сказал, что очень тревожился за меня и уже собирался было, несмотря на мой строжайший запрет, открыть дверь и посмотреть, не умер ли я. Оказалось, что, погружаясь в глубины собственного «Я», я пролежал в полной неподвижности три дня, и ученик каждый раз забирал нетронутую пищу и воду, ставя на ее место новый поднос с едой.

Впоследствии опыт «ухода от мира» не раз пригождался мне в моей знахарской практике.

Одна семейная пара из села Доброе обратилась ко мне с просьбой вылечить их единственного сына, с которым творилось что-то непонятное. С одной стороны, казалось, что мальчик страдал от «задержки развития». Говорить он начал поздно, но, когда заговорил, он делал это чисто и правильно. Создавалось впечатление, что он просто не хотел ни с кем разговаривать. Периодически Женя на долгие часы впадал в задумчивость, ничего не замечая вокруг. Он никогда не смеялся, с большой неохотой откликался на попытки родителей сблизиться с ним и категорически отказывался общаться со сверстниками и посторонними людьми – словом, был типичным «тормозом».

Тем не менее при психиатрических обследованиях семилетний мальчик, видимо инстинктивно понимая, что здесь нужно вести себя по-другому, вел себя как обычный ребенок, без особой охоты, но все же внятно и разумно отвечая на все вопросы, которые задавали врачи, и психиатры не находили у него никаких отклонений.

«Заторможенность» мальчика привела к тому, что родители отказались от мысли послать его в школу и начали заниматься с ним дома. Женя обладал блестящей памятью и хорошим уровнем интеллекта, так что учение давалось ему легко, но его постоянная замкнутость в себе и хроническое нежелание играть или проводить время со сверстниками стали плохо сказываться на его физическом состоянии. Женя слабел на глазах.

Пообщавшись с Женей, я сразу понял, что это типичный случай «ухода от мира». Внутренний мир мальчика давал ему гораздо больше, чем внешний мир, точнее, по каким-то причинам он так и не научился получать удовольствие от взаимодействия с внешним миром. Мальчик на меня почти не реагировал, продолжая пребывать в своей странной отрешенной задумчивости.

Поскольку от постоянного пребывания в пассивном состоянии здоровье ребенка значительно ухудшилось, я решил в первую очередь воздействовать на его организм, повышая общий уровень жизненности. Раз за разом я начал приезжать в Доброе, массируя Женю и всячески стараясь растормошить его. Во время сеанса я непрерывно говорил, пытаясь привлечь его внимание. Я рассказывал ему о мечтах, о радостях жизни, расспрашивал его о его жизни, о прошлом и о планах на будущее. Я настолько хорошо настраивался на него, что чувствовал его состояние, его холодное одиночество среди высоких стен, которыми мальчик отгородился от пугающего его мира.

Долгое время мои старания не приносили результата. Все, что бы я ни делал, Женя воспринимал со стоической покорностью. Даже когда во время массажа я причинял ему боль, он не протестовал, оставаясь таким же вялым и пассивным. Но я твердо решил довести лечение до конца, тем более что родители мальчика умоляли меня не бросать его, поскольку я был их последней надеждой.

Постепенно Женя стал прислушиваться к моим словам, и наконец настал день, когда я дал ему первый урок рукопашного боя. С этого момента Женя начал включаться в активную жизнь. Насколько я знаю, больше у него не возникало проблем с «уходом от мира».

Глава 14. Энергии пространства

Среди ночи меня разбудил телефонный звонок. Я в полусне нащупал телефонную трубку и услышал радостный голос Сергея, моего приятеля из Евпатории и большого любителя воинских искусств.

– Надеюсь, я не разбудил тебя? – бодро поинтересовался Сергей

Я взглянул на часы.

– Да что ты! Кто же ложится спать в два часа ночи? Это еще детское время, – зевая во весь рот, пробормотал я.

– Извини, если разбудил, – в голосе Сергея не чувствовалось ни капли раскаяния. – Речь идет о жизни и смерти.

– Нельзя ли поподробнее? – попросил я, мучительно борясь с зевотой.

– Ты должен срочно выехать в Донецк! – сообщил Сергей. – Ты будешь нашим делегатом!

– Делегатом? Каким еще делегатом? – не понял я.

Спросонья я плохо соображал, и единственная ассоциация, пришедшая мне на ум в связи с этим словом, была связана с очередным съездом нашей родной и любимой Коммунистической партии.

– Мы посовещались и выбрали тебя, как наиболее достойного, – поспешил обрадовать меня Сергей.

– Неужели? Премного благодарен, – не слишком уверенно отозвался я. – И за что мне такая честь?

Похоже, Сергея начала раздражать моя тупость.

– Ты же отец крымского кунг-фу, – объяснил он. – Вот мы с ребятами посовещались и решили отправить тебя в Донецк. Там появились отличные самиздатовские книги по боевым искусствам, и мы собрали деньги, чтобы ты смог выкупить их.

Автор выражения «отец крымского кунг-фу» применительно ко мне, к сожалению, остался неизвестным, но кто-то прочно запустил его в оборот, и я развлекался, пытаясь выяснить, что если я отец, то кто же тогда мать.

– А почему ты сам не поедешь? – спросил я. – У меня, как всегда, довольно плотное расписание.

– Говорят, что донецкие рукопашники – весьма своеобразные ребята. Ты можешь быть самым лучшим представителем крымских конфуистов. Нам бы не хотелось ударить лицом в грязь перед дончанами.

– Но ведь нужно всего лишь купить книги, – возразил я. – Мы же не будем устраивать показательные выступления. По крайней мере, я ни с кем драться не собираюсь.

– Конечно, – поспешил успокоить меня Сергей. – Об этом речь и не заходила. Просто мы решили, что было бы лучше, если бы в Донецк поехал ты.

– Ладно, – согласился я. – Пожалуй, я смогу выкроить пару свободных дней.

На самом деле для поездки в Донецк у меня были еще и личные мотивы. Я знал, что в Донецке живет удивительный знахарь, который лечит людей, заточая их на весь период лечения в заброшенных штольнях шахт. Звали этого знахаря Павло, с ударением на последнем слоге.

Я услышал о Павле от другого украинского знахаря по кличке Степняк, живущего на Херсонщине. Степняк был хорошим целителем и очень приятным в общении человеком, но, кроме того, он еще и страстно увлекался воинскими искусствами древности, собирая любую доступную ему информацию, в том числе и про боевые приемы славянских, татарских и прочих народов Советского Союза.

Степняка настолько захватили техники Шоу-Дао, что он был готов щедро делиться со мной любыми рецептами и приемами народной медицины в обмен на тренировки. Когда я приезжал к нему в гости, мы проводили долгие часы, спаррингуясь и отрабатывая приемы, а потом, за чаем, он рассказывал мне множество интересных историй о мире знахарей.

До Степняка я, в основном, общался с народными целителями, которые были полностью замкнуты на самих себе, считали свои методики лучшими и уникальными и готовы были зубами и когтями драться с возможными конкурентами за своих пациентов. Степняк был совсем не такой. Как выяснилось, он принадлежал к негласному обществу знахарей, члены которого были разбросаны по всему Советскому Союзу, но тем не менее активно обменивались между собой информацией, лекарственными травами и средствами, а заодно и новыми методиками целительства.

Через Степняка мне удавалось доставать очень редкие травы. К моему удивлению, оказалось, что через того или иного целителя можно было достать лекарственные растения, произрастающие даже в самых удаленных уголках планеты. На наших азиатских границах все годы Советской власти процветала контрабанда лекарственных трав, и тюки с сырьем на спинах носильщиков доставлялись через горы из соседних государств.

О донецком целителе я узнал случайно. Одна моя знакомая просила меня помочь ей вылечиться от тяжелого хронического заболевания легких, но, поскольку у меня не было времени и возможностей серьезно заняться ее лечением, я обратился к Степняку, надеясь подкинуть пациентку ему.

– Это не для меня, – покачал головой Степняк. – Есть другой знахарь. Он ее быстрее вылечит. Ее надо к Павлу отправить, – с ударением на последнем слоге сказал он.

– А кто такой этот Павел? – заинтересовался я.

– Не Павел, а Павло, – поправил меня Степняк. – Это уникальный целитель. Конечно, характерец у него тот еще, не позавидуешь, но лечит здорово. Такого больше никто не делает.

– А как он лечит? – спросил я.

– Шахтами, – ответил Степняк. – Он запирает человека в заброшенную штольню и там издевается над ним как может, – заставляет его голодать и выполнять различные процедуры, подвергает психическому и физическому насилию, в общем чего только не вытворяет. Иногда он запирает больного на две недели, а то и на месяц в полной темноте, или при слабом свете. В зависимости от заболевания, стены келий, в которых живут больные, он выкладывает разными минералами, в частности каменной солью.

– И это срабатывает? – с сомнением спросил я. – Звучит все это немного устрашающе. Неужели люди идут к нему?

– Еще как! – воскликнул Степняк. – У Павла все срабатывает. Он говорит, что невыносимые условия, которые он создает, обостряют защитные силы организма и организм под влиянием дополнительного стресса в конце концов излечивается. Отправь к нему свою легочную больную. Уверен, что она выздоровеет.

Мне сразу захотелось своими глазами посмотреть, как лечит этот загадочный дончанин с плохим характером. Но, к сожалению, у меня не было ни времени, ни денег, чтобы специально для этого отправиться в Донецк.

И вот теперь я надеялся встретиться с этим странным целителем, договориться с ним о лечении моей знакомой и, возможно, даже посмотреть на его шахты и процедуры.

Наутро я позвонил своим знакомым из Комитета Госбезопасности, и они помогли мне купить билет на поезд, отправляющийся в Донецк вечером того же дня. Наученный горьким опытом предыдущего общения с иногородними любителями восточных единоборств, я дал себе слово не устраивать никаких учебно-показательных спаррингов, поскольку подобные затеи обычно быстро переходили с учебного плана на уровень: «а ну-ка, козел симферопольский, посмотрим, кто круче».

Удобно устроившись на верхней полке, я почти с ностальгической нежностью вспоминал период, который я мог бы назвать своей юностью в мире боевых искусств. Хотя с тех пор прошла всего лишь пара лет, я, под влиянием Учителя, настолько изменился, что иногда мне казалось, что я повзрослел на целую жизнь, и слово «юность» для меня в определенном смысле стало синонимом хотя и восхитительной, но все же глупости, избытка гормонов и наивного романтизма.

В книге «Тайное учение даосских воинов» я уже упоминал об Эльюнси Мухаммеде по кличке «Мишель». Он был подданным Туниса и учился в Симферопольском медицинском институте. Эльюнси был хорошим специалистом рукопашного боя, но при этом крайне неприятной личностью.

Мишель обладал способностью оказывать психологическое воздействие на окружающих и широко этим пользовался, подчиняя своей воле учеников до такой степени, что они делились с ним даже своими женами.

До встречи с Учителем меня очень интересовала техника рукопашного боя Мишеля, но отношения с ним у меня не сложились – то ли он интуитивно чувствовал во мне соперника, то ли понимал, что манипулировать мной было не так просто, как другими, и я не мог учиться непосредственно у него.

Однако я не сдавался и решил заслать к нему шпиона – одного из моих приятелей и учеников. Выбор пал на Костю Потлатова – студента мединститута, и нам даже удалось сделать так, что в конце концов Костю подселили в комнату Эльюнси.

Первое время Костя честно работал на «нашу разведку», принося новые сведения о тренировках Мишеля и о его боевых техниках, но мы не учли один очень важный фактор – влияние жесткой и жестокой личности Эльюнси на ученика.

Мишель полностью подчинил себе нового соседа по комнате, так что Потлатов с рабской покорностью выполнял все его указания. Наши общие знакомые рассказывали, что он взял на себя все заботы по хозяйству, убирал комнату, застилал Эльюнси постель и готовил ему еду. Если Мишелю казалось, что Костя недостаточно расторопно выполняет его поручения, он даже прибегал к физическому наказанию в виде нескольких сиккенов* в различные части тела. Постепенно Потлатов перестал общаться со мной и со своими прежними друзьями, а если мы случайно встречались, он восхвалял мудрость и силу своего нового наставника почти на уровне культа личности.

Меня это не волновало, поскольку я уже начал обучение у Ли и, в сравнении с учением Спокойных, техники Мухаммеда потеряли для меня свою привлекательность.

Примерно через год обучения у Эльюнси Потлатов решил доказать превосходство его школы, вызвав на поединок моего приятеля и ученика, Семена, которому я показывал многие техники Шоу-Дао.

Я уже упоминал о Семене в книге «Тайное учение даосских воинов». Он был одним из кандидатов в мои напарники, которого отверг Ли, сказав, после беглого взгляда на него, что у этого человека слишком огненная воля и что на короткое время он может быть верным другом, но он не способен стать хорошим партнером, поскольку у него непомерная жажда самоутверждения и жесткая, всепоглощающая целеустремленность.

Учитель, как всегда, оказался прав. Я сдуру рассказал как-то Семену о том, что Ли не согласился сделать его моим напарником, предпочтя ему Славика, и с тех пор наши отношения дали трещину. Я чувствовал, что Семен так и не смог простить мне отказа, в котором я ни капельки не был виноват. Однако в то время мы еще активно тренировались вместе, и, когда Семен сообщил мне, что Потлатов предложил ему драться с ним и с еще одним представителем школы Эльюнси, я не одобрил этого, понимая, что ничего хорошего из подобной затеи не выйдет, но мой приятель, как всегда, шел напролом, не желая показаться трусом.

Мишель со своими учениками встретился с Семеном в одном из спортзалов Симферополя. Судить поединок должен был некто Пожарский, человек, влюбленный в боевое искусство и изучавший рукопашный бой как у меня, так и у Мишеля. Я относился к этому человеку с искренним уважением, поскольку он, начав изучать воинские искусства в возрасте около сорока лет и находясь почти на грани инвалидности, в относительно короткий срок превратился в сильного спортсмена.

Незадолго до того, как Пожарский начал заниматься кунг-фу, он был вынужден даже продать свою любимую «Волгу» вишневого цвета из-за того, что он начал терять сознание за рулем, но через несколько лет упорных тренировок он, не останавливаясь, мог взбежать на Чатырдаг. В то же время Пожарский стал жертвой характерной для многих рукопашников жажды проверять себя и окружающих через боль, через поединки в полный контакт, ставящие бойца на грань жизни и смерти.

Семен наивно полагал, что его ожидает обычный бесконтактный поединок или спарринг в неполный контакт по стандартным правилам. Однако, когда Эльюнси заявил, что ему предстоит драться в полный контакт с каждым из его учеников до потери сознания, Семен из гордости уже не мог отказаться.

Своего первого противника он уложил через несколько секунд молниеносным ударом в челюсть. Нокаут был настолько мощным, что у ученика Мишеля пошла изо рта кровавая пена и он пришел в сознание лишь спустя несколько минут, но еще долго не мог восстановить координацию движений.

Теперь Семену предстояло драться с Потлатовым. Пожарский, обеспокоенный слишком суровым исходом предыдущего поединка, начал активно вмешиваться, пытаясь предотвратить серьезное увечье или даже смертельный исход.

Дважды он помешал Семену нанести решающий удар, перехватывая его руку или блокируя удар ногой. Каждый раз судья взывал к разуму Эльюнси, умоляя его прекратить поединок, но Мишель хладнокровно продолжал посылать своего ученика на убой.

Наконец удар Потлатова разбил Семену губы и подбородок. Кровь хлестала с такой силой, что было необходимо наложение швов. Только тогда Мухаммед прекратил поединок, громогласно заявив о решающей победе своей школы.

На самом деле Семену крупно повезло, потому что, если бы он вырубил и Потлатова, ему пришлось бы драться с самим Эльюнси и тут ему действительно пришлось бы туго.

Я вспоминал этот случай и многие другие нелепые «смертельные схватки», в которые по чистой глупости ввязывались мои знакомые рукопашники, и дал себе слово любой ценой избегать в Донецке подобных приключений.

Сойдя с поезда, первым делом я решил направиться к Павлу.

Знахарь жил в небольшой двухкомнатной квартире в блочном доме. Открыв дверь в ответ на мой звонок, он окинул меня мрачным и подозрительным взглядом.

Я улыбнулся как можно доброжелательнее и объяснил, что я от Степняка, что я сам увлекаюсь целительством и пришел поговорить о моей знакомой, которая хотела бы лечиться у него.

Похоже, Павло колебался, впускать меня или не впускать, но, видимо, имя Степняка сделало свое дело, и он с видимой неохотой приоткрыл дверь, кивком головы пригласив меня зайти. Квартира была грязная, захламленная, темная и унылая. Я подумал, что чем-то она напоминала шахту.

– Что там за пациентка у тебя? – сразу перешел к делу целитель.

Я объяснил.

– Ладно, присылай, – мрачно буркнул Павло. – Вылечим.

Он бросил на меня неприязненный взгляд, давая понять, что время аудиенции закончилось. Я уже понял, что увидеть шахты мне не светит, но надеялся вытащить из неразговорчивого целителя еще какую-нибудь информацию.

– Извините, если я отнимаю у вас время, – сказал я, – но Степняк говорил, что вы единственный в своем роде. Не могли бы вы немного рассказать мне о том, как вы лечите?

– А что я? Шахта лечит! – буркнул Павло.

Я сделал еще пару безуспешных попыток вытянуть что-либо из неразговорчивого дончанина, но, кроме отрывистых «шахта лечит» или «шахта вылечит», мне так больше ничего не удалось из него выжать.

Почему-то стиль его речи вызывал у меня устойчивую ассоциацию с неожиданно пришедшей на ум фразой «могила тебя исправит».

Забегая вперед, я упомяну, что все-таки послал к Павлу мою знакомую, честно рассказав, что процесс излечения будет не слишком приятным. Однако у нее хватило смелости отправиться в шахту, и действительно, Павло, как и обещал, вылечил ее.

Но несмотря на то, что болезнь отступила, похоже, что общение с целителем стало для этой женщины сильным шоком, вплоть до психической травмы. У нее заметно испортился характер, она стала угрюмой и нелюдимой. Как говорится в пословице: «одно лечит, другое калечит».

От Павла я отправился по адресу, который мне дал Сергей, и встретился с группой любителей боевых искусств. Избегая разговоров о себе, я рассказал об иностранных студентах, живущих в Симферополе и владеющих разными стилями боя.

Я закупил всю имеющуюся в наличии самиздатовскую литературу по боевым искусствам, выполнив таким образом задание общественности. Пришло время возвращаться в Крым.

Я находился в гостиничном номере, упаковывая свои вещи, когда меня охватило специфическое чувство преследования. Я сам не понимал, из-за чего оно возникло, но я был уверен, что за мной следят.

Я вышел из номера с большой дорожной сумкой из кожзаменителя, на которой красовалась эмблема чемпионата Европы по дзю-до – два белых равносторонних треугольника с венчающими их сверху белыми кругами, видимо символизирующими головы борцов.

Я несколько раз осматривался вокруг, пытаясь обнаружить преследователей, и, хотя ничего подозрительного не заметил, ощущение опасности не оставляло меня. Основываясь скорее на интуиции, чем на реальных фактах, я решил, что вряд ли в этот раз за мной следят правоохранительные органы или бандиты. Скорее всего, это были местные «сенсеи», решившие «проверить» приезжего.

На вокзале я убедился, что мои подозрения были обоснованы. За мной следили два крупных, хорошо физически развитых парня. Делали они это не слишком профессионально, то ли стараясь напугать меня, то ли боясь потерять меня из виду. Я понял, что, скорее всего, они были в гостинице, когда я почувствовал их присутствие, но затем, зная, что я собираюсь на вокзал, они встретили меня уже здесь.

Сделав вид, что я их не заметил, я отправился в мужской туалет, расположенный в конце платформы. Как и большинство советских привокзальных туалетов, он не блистал особой чистотой. В середине выщербленного кафельного пола красовалась огромная зловонная лужа, дверь в одну из кабинок была выбита, и ее покосившийся край упирался в бортик грязного унитаза.

Я зашел в туалет, сняв сумку с плеча и держа ее на весу, а следом за мной вошла дружная парочка амбалов. Один из них остановился сбоку от меня, другой постарался зайти за спину, но я развернулся таким образом, чтобы контролировать их перемещения.

– Это что за ерунда нарисована у тебя на сумке? – поинтересовался тот, что сбоку, в типичном стиле: «ты козел, – за козла ответишь».

Я промолчал.

– Чемпионат Европы по дзю-до, – продемонстрировал свою грамотность другой. – Ишь ты, дзюдоист выискался.

Я подумал, что для некоторых людей необходима пусть небольшая, но преамбула для начала военных действий. Я не нуждался в преамбулах. Не собираясь ввязываться в дискуссию, я слегка развернулся и левой ногой ударил в пах парня, стоящего у двери. Он взвыл и согнулся, сделав шаг вперед, и в этот момент я швырнул сумку с книгами в дверной проем, чтобы она во время драки не упала в нечистоты и моя бесценная самиздатовская литература не промокла.

Сумка была тяжелой, мое движение оказалось неловким, и это спасло меня от мощного и резкого удара ногой по дуге типа маваши. В момент, когда мой второй противник выполнил этот виртуозный удар, я как раз поскользнулся и, пытаясь сохранить равновесие, уцепился за оторванную дверь.

Удар пришелся точно в косяк двери буквально в миллиметре над моей головой, и амбал с душераздирающим воплем ухватился за разбитую голень.

Я восстановил равновесие и, вытянувшись в струнку, что было силы врезал ребром стопы по колену пока еще целой ноги, на которой он стоял.

Потеряв равновесие, виртуоз ударов ногами шлепнулся в лужу мочи.

Его приятель, еще не отошедший от удара в пах, согнувшись, глотал ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Я сделал к нему широкий шаг и ударил его локтями в области спины и поясницы. Описав небольшую дугу, он с размаху плюхнулся на своего приятеля, катающегося в нечистотах.

Быстрым шагом выйдя из туалета, я подхватил сумку и, внимательно осмотревшись вокруг, бегом пересек железнодорожные пути и спрятался за товарным поездом, присев на подвеску одного из его вагонов. Я не хотел идти в зал ожидания, подозревая, что там меня могли ожидать новые неожиданности.

Со своего наблюдательного пункта я мог наблюдать за парочкой, которая, выбравшись из туалета, хромая, продефилировала по платформе к выходу.

Против обыкновения, я занял свое место в поезде в последнюю минуту перед отправлением. Когда поезд тронулся, я с облегчением вздохнул.

Сергей встретил меня на платформе, пылая энтузиазмом. Мы отошли в укромное местечко, и он, присвистывая и причмокивая от восторга, осмотрел сокровища самиздата, которые я извлек из сумки.

– Я прямо сейчас отнесу все к приятелю, который размножит книги на всю компанию, – сообщил он. – Ну как, тебе понравилось в Донецке?

– В следующий раз делегатом поедешь ты, – не вдаваясь в подробности, отмахнулся я.

Встретившись с Ли, я первым делом рассказал ему о встрече с Павло и посетовал на то, что так и не смог увидеть, как именно лечит донецкий целитель.

– У тебя уже был подобный опыт, – заметил Учитель. – Конечно, речь не идет о деталях, но идея заключается в помещении больного в ограниченные замкнутые объемы. Разве ты забыл, как ты выполнял медитативные упражнения в ограниченных пространствах?

– Ты имеешь в виду медитации в гроте? – спросил я.

– И их тоже, – сказал Ли.

О гроте, расположенном недалеко от Партизанского водохранилища, я уже упоминал на страницах книги «Тайное учение даосских воинов». Целью медитаций, которые я выполнял в гроте, было повышение защитных сил организма. Грот был на удивление уютным, хотя и небольшим. За узким отверстием в скале скрывалась маленькая овальная пещера. Лучи солнца, падающие через входное отверстие, нагревали камень, и на нем было тепло сидеть, но в то же время верхняя часть моего тела находилась в тени. Я чувствовал, что грот окутывает меня, как уютный и надежный кокон. Возможно благодаря этому, в гроте ко мне особенно быстро приходило измененное состояние сознания через специфическое ощущение тела, частично замкнутого в каменный мешок.

– Значит, мои медитации в гроте были сродни тому, что делает Павло со своими пациентами? – спросил я.

– В том, что касается воздействия на человека замкнутыми пространствами, да, – ответил Учитель. – Человек, находящийся в замкнутых пространствах специфической конфигурации, невольно начинает накапливать защитную энергию. Энергия, исходящая от его тела, отражаясь от мощных каменных стен, возвращается обратно, создавая вокруг тела энергетический слой повышенной плотности. Организм начинает восстанавливаться и запасать на будущее излишки энергии. Поскольку разные минералы по-разному взаимодействуют с энергетикой человеческого тела, выкладывая стены пещеры нужными минералами, Павло добивается дополнительного эффекта в лечении тех или иных заболеваний.

Мы с тобой уже успели изучить множество техник, которые могут использоваться в том числе и как лечебные. Эти техники связаны с лечением местностью. На самом деле почти любое воздействие на человека может лечить, если это воздействие правильно направлено и правильно организовано. Лечит движение, лечит дыхание, лечит покой, лечит стресс, лечит местность, лечат открытые или, наоборот, закрытые пространства, лечит одиночество и лечит общение, лечат травы, лечат минералы, и так далее. Твоему донецкому знахарю, очевидно обладающему блестящей врачебной интуицией, удалось создать свой собственный метод, отвечающий склонностям его мрачноватой и замкнутой личности, и этот метод оказался эффективным. Но не стоит слишком страдать оттого, что ты не изучил технику Павло. У тебя в любом случае нет условий для ее применения, и у тебя нет склонности к психологическому и физическому садизму в обращении с больными. Ты просто лишний раз убедился в том, что арсенал лечебных воздействий, изобретенных человечеством, удивителен и необычайно обширен. Ты сам уже обладаешь достаточным количеством информации, чтобы не копировать других целителей, а с успехом прокладывать свой собственный путь.