Текст книги "Александра – наказание Господне"

13

Стояла поздняя осень, с низким пологом серого неба, с резкими порывами северных ветров, безжалостно срывающих последние листья с озябших осин и дрожащего от холода боярышника. В это время по-особому сердит ворон. Его хриплый, раздраженный крик разносится над жнивьем, затихшими рощами, покрывшейся звенящим льдом реке и ее многочисленными протоками и островами. Это надсадное карканье – предвестник наступающих холодов и долгожданного снега.

Закончилась осенняя страда, убран хлеб в амбары, в полную силу работает новая мельница и сыплется в короб из-под жерновов теплая на ощупь мука.

С хлебушком! Мельник пересыпает ее в ладонях, прикрыв глаза, вдыхает запах и счастливо щурится. Отменный урожай собрали в этом году! Отличная из него получается мука!

С хлебушком! Вторит ему крестьянин и осеняет себя крестным знамением. Дай теперь боже зиму пережить! С хорошими припасами она всегда короче кажется!..

Саша, закутавшись в теплую пуховую шаль, задумчиво смотрела в окно охотничьего домика. За спиной жаром дышала печь. Дрова потрескивали, распадаясь на угольки. Дым из трубы припадал к земле, спасаясь от разыгравшегося осеннего ветра. Он окончательно разлохматил рябины, прогнал недовольно покрикивавших поползней с ее ярких даже в вечерних сумерках ягод. Девушка зябко поежилась, передернула плечами и подошла к печи, потом опустилась на низкий стульчик напротив дверцы, приоткрыла ее, любуясь сполохами огня на полу, потолке и стенах.

Серафима возилась на кухне, ставила самовар для охотников, уехавших проверять поставленные вчера вечером капканы на волков…

Два дня назад, когда Саша работала в своем кабинете, раздался резкий стук в дверь. Она подняла голову. На пороге стояли Глушков и Рустам.

– Барышня, Александра Васильевна! – Управляющий смотрел виновато, теребя от волнения в руках заячий треух. – Опять волки созоровали!

– Где? – сухо спросила графиня, с негодованием посмотрев на мужчин.

– В дальнем коровнике, – угрюмо ответил Рустам. – Крышу разворотили, она там из камыша. Молодую телку загрызли и унесли, а еще двух покалечили. Пришлось прирезать.

– Стая это, непременно стая! – засуетился Глушков. – Старый Трофим, тот, что на пасеке у нас заправляет, давеча сказывал, видел их поутру. С десяток, а то и поболе. Вожак матерый! Дед, конечно, и соврет – недорого возьмет, но божится, что зверюга ему не иначе как по опояску будет.

– Да-а! – протянул устало Рустам и, сдвинув кнутовищем папаху на лоб, почесал им затылок. – Того гляди к старой конюшне подберутся. Крышу там новым тесом перекрыли, а стены… Это зверье с голоду и подкопать их может.

– Ну и что вы предлагаете?

– Ахмет с Данилой уже порыскали окрест. Скорее всего логово их в старой балке. Самое удобное место! И до скотного двора близко и в буераках укрыться – плевое дело! – пояснил Глушков. – Но выкурить их оттуда трудновато будет! Собак не пустишь, подавят их волчары! – Управляющий быстро перекрестился. – Был я там вчера. Гиблое место, не зря его Ведьминой качкой[23]23
  Качка (диал.) – зыбка, колыбель.


[Закрыть] называют. Камни, бурелом кругом, калина и орешник все переплели, запутали. Верхами ни за что не проехать!

– Ну и что вы предлагаете? Будем разводить волков на племя? Корму у нас хватит! Тебя, Рустам, главным пастухом назначим, а Глушкова в подпаски… – Саша с насмешливой улыбкой оглядела мужчин. – Смотрю, волки на вас страху нагнали не меньше, чем на телок в моем телятнике.

Черкес гневно глянул на нее исподлобья, тонкие крылья красивого, с небольшой горбинкой носа дрогнули:

– Не обижай, не надо! Мы каждую ночь засады на них устраиваем, а они каждый раз в другом месте появляются. Видно, вожак у них сам дьявол!

– Хорошо, хорошо! – Хозяйка подняла успокаивающе ладонь. – Каюсь, сказала, не подумав. Но это уже пятая вылазка волков на село и скотные дворы. И потери пока несем мы, а не они.

– По весне мы все волчьи логова разорили, вы же знаете! – Рустам с ожесточением потер руками наголо обритую голову. – А это пришлые, не иначе как с предгорий спустились. Там нынче снега рано легли.

– Капканы на них нужно ставить. Иначе никак от них не избавимся, – вмешался Глушков. – Мы только что оттуда. Неподалеку от входа в балку недоеденная туша телки валяется. Ночью они непременно к ней придут.

– Думаю, ты прав, Глушков, – согласился с управляющим Рустам. – Надо попробовать.

– Приготовь, Рустам, моего Огонька. Я тоже поеду к балке.

– Не для барышень это занятие! – возразил Глушков, но сердитый взгляд молодой хозяйки заставил его поперхнуться, и управляющий поспешил откланяться. Рустам лишь молча кивнул и уже от дверей посоветовал:

– Теплее оденьтесь, барышня! Снег срывается, и собаки в клубок свернулись, видно, вот-вот морозы грянут…

Вечером следующего дня шестеро всадников, с трудом преодолев чащобу, остановились в приречных кустах, в четверти версты от Ведьминой качки. Оттуда доносился запах кострищ. Всю прошлую ночь сторожа, поставленные Глушковым у мрачного входа в волчье убежище, шумели, кричали, стреляли из ружей, и волки затаились в глубине балки, на охоту не вышли. Но сегодняшней ночью голод поборет извечный страх перед огнем и людьми, звери забудут об осторожности и устремятся к недоеденной туше, темневшей на небольшом островке посередине реки. Чтобы достичь заветной цели, им придется преодолеть вброд неглубокую протоку, куда охотники намеревались опустить капканы.

Рустам и Ахмет спешились, скинули полушубки, нашли среди плавника два огромных сухих корневища и принялись проламывать тонкую корочку льда. Глушков и Данила следом за ними опустили в воду с десяток капканов, связав их одним тросиком, конец которого обмотали за прибрежный пень. В этот раз их не пришлось даже натирать парным мясом или настоем мяты – водный поток смоет и унесет все запахи. Где было мелко, чуть выше колена, там и поставили ловушки.

Видно, все-таки обожгла ледяная вода братьев. Оба горца принялись тереть ладони, притопывать и приплясывать на берегу, стараясь согреться. Аким и Данила, перехватив у них корневища, стали обламывать лед дальше, чтобы волки не смогли сигануть на островок.

Вскоре совсем стемнело. Люди вновь сели на лошадей и растаяли в сумерках. Саша участия в установке капканов не принимала, вместе с Трифоном, который учил охотиться еще ее отца, объехала по верхам балку и сама удостоверилась, что Глушков не преувеличивал. Место действительно гибельное! Саша на всякий случай сняла с плеча ружье и положила его перед собой на луку седла. Встреча с голодной волчьей стаей ничего хорошего не сулила, и они поспешили убраться восвояси.

В охотничий домик возвращались с шумом и смехом. Аким умудрился искупаться, и в него влили чуть ли не фляжку водки. Парень весь день провел в седле, не пообедал как следует, и его тут же разморило до такой степени, что он почти падал с лошади, что вызывало безудержный смех у остальных. Саша хохотала вместе со всеми. В серой мерлушковой папахе, в коротком полушубке, отделанном той же мерлушкой, в высоких кожаных на меху сапогах, она ничем не отличалась от своих спутников – ни дать ни взять молодой розовощекий барчук выехал на охоту в компании верных слуг. И, только приглядевшись внимательнее, можно было заметить и нежный овал лица, и затененные густыми ресницами прекрасные глаза… Но девушка ни в чем не отставала от остальных охотников и, заметив чью-нибудь одобрительную улыбку, весело улыбалась в ответ…

Утром она отказалась ехать к капканам, представив, как охотники подъедут к парящей на морозе реке и начнут вытаскивать из воды ночную добычу. Саша понимала, что подобная волчья стая способна за зиму на четверть уменьшить ее стадо, тем не менее смотреть на мокрые, растрепанные останки когда-то сильных и красивых животных ей совсем не хотелось. Ночью охотники слышали возню на реке, предсмертный вой несчастных и рычание вожака, всполошившие собак и лошадей. «Стая, похоже, перестала существовать», – доложил ей поутру Глушков. И у девушки непонятно почему вдруг испортилось настроение.

Теперь они с Серафимой дожидались возвращения охотников, но радости по поводу удачи Саша не испытывала. Вспомнив, с каким восторгом Петр Чернятин рассказывал ей о недавней охоте на зайцев, она недовольно поморщилась. Визиты молодого соседа докучали ей безмерно. Мало того, что они отрывали от дел, приходилось еще и развлекать молодого бездельника, а тем для разговоров было все меньше и меньше. Одно у него достоинство: не ломит напролом, как другие уездные кавалеры, все ходит вокруг да около, но Сашу не обмануть. Не сегодня завтра нагрянут сваты, и стоит ей об этом подумать, как хочется все бросить и бежать куда глаза глядят. Не выполнила она данное себе обещание: не привечает местных воздыхателей, ибо далеко им до человека, в которого она так безоглядно влюбилась!

Тетка в письмах помалкивает, хотя бы словечком обмолвилась о князе. Где он? Что с ним? Но с другой стороны, если Адашев женился на баронессе, об этом она доложила бы непременно, чтобы еще раз упрекнуть племянницу за упущенную блестящую партию. Со временем он все равно найдет себе жену, пусть даже не Полину Дизендорф, но разве Саше будет от этого легче?

Она ловила все новости, доходившие из столицы порой в таком виде, что и не разберешь, где правда, а где вымысел. Спросить у тетки напрямую Саша не решалась и мучилась, получая за это выговоры Серафимы.

Сейчас работы в имении значительно поубавилось. Елизавета Михайловна звала приехать в Петербург. Однако Саша колебалась. Если бы точно знать, что князь там появится, а терпеть понапрасну навязчивые ухаживания – нет уж, хватит ей одного Чернятина!

Она встала и опять подошла к окну. Стоило ей вспомнить тоненькие усики соседа, его похожие на чернослив глаза и тщательно запудренные выдавленные прыщи, как на глаза навернулись с трудом сдерживаемые слезы. Нет, лучше прожить всю жизнь в одиночестве, чем видеть его изо дня в день перед собой, сносить его ласки и поцелуи, спать с ним в одной постели, рожать от него детей…

– Едут, едут! – закричала вдруг Серафима, и графиня, накинув полушубок, выскочила вслед за горничной на крыльцо. Внизу, в зарослях краснотала, зафыркали лошади, застучали по мерзлой земле колеса и копыта, послышались голоса. Первым показался старый мерин Монах, тянувший телегу с погибшими хищниками. Остальные лошади не дали загрузить телеги. Даже мертвые, волки внушали им непомерный ужас. И только Монах невозмутимо отнесся к необычной поклаже и, чуть всхрапывая от тяжести, потащил груз, опередив шагов на сорок шарахнувшихся от него лошадей.

Наконец все охотники собрались у крыльца, и Глушков, бросив треух на землю, с досадой произнес:

– А вожак таки ушел. Хитрый, стервец, оказался! В воду, мошенник, не полез, а стая вся полегла.

– И что же, он опять в балку вернулся? – спросила Серафима.

– Вряд ли, что там делать? Но далеко ему не уйти. Вот только чуть-чуть распогодится, мы его собаками живо затравим! – Управляющий указал на телегу. – А эти на тулупы сгодятся! Волчий мех, он по-особенному греет, да и куржак[24]24
  Иней.


[Закрыть] на него не намерзает.

14

Саша пришпорила своего Огонька, и он птицей взлетел на невысокий увал, нависший над проселочной дорогой. До усадьбы оставалось версты две, и с этой небольшой высотки открывался вид на белый двухэтажный особняк с четырьмя колоннами парадного входа, широким крыльцом, галереей и причудливым портиком; дом был окружен старинным парком, разбитым в древнеримском стиле еще в семнадцатом веке далеким Сашиным предком, женившимся в свое время на черноволосой, голубоглазой синьорите – младшей дочери неаполитанского короля, и посему страстно влюбленным во все итальянское…

Солнце неожиданно выглянуло из-за туч, и сразу же потеплело. Мягко, зачарованно застрекотала сорока, угревшись на суку, а на кустах шиповника, усеянного свежими не побитыми пока морозом ягодами, запрыгала, радуясь теплу и солнцу, хорошенькая синица; она пропела вдруг так задорно и весело, будто бросила вызов надвигающейся зиме и ее извечным спутникам – холоду и бескормице.

По другую сторону увала раздались громкие голоса, скрип колес и всхрапывание лошадей. Охотники, сопровождавшие добытые трофеи, почти догнали Сашу. Девушка натянула поводья, и Огонек, слегка припадая на задние ноги, стал спускаться по крутому склону к дороге. Внезапно где-то справа, за поворотом, в густом еловом лесу послышались выстрелы, паническое ржание лошадей и пронзительный женский крик. В следующее мгновение Ахмет, а следом за ним и Рустам вихрем промчались мимо графини. Не раздумывая, она ринулась вдогонку за горцами.

В неглубокой лощине, в стороне от дороги, она увидела лежавшую на боку рессорную бричку. Одна из лошадей, оборвав постромки, испуганно взбрыкивая, мчалась к опушке леса. Вторая билась на обочине, придавленная к земле огромным волком, с остервенением рвавшим ей горло. Бедное животное хрипело, пытаясь сбросить с себя хищника, билось о землю, разбрасывая комья земли и клочья соломы, сложенной рядом в скирду. Но опутавшие его остатки упряжи не позволяли освободиться от страшных клыков.

Кучер с окровавленным лицом и оторванной полой кафтана сидел на стерне, привалившись к колесу брички. А женщина в тяжелом ватном капоте, с растрепанными волосами голосила и что есть мочи лупила по широкой спине зверя хворостиной. Но голод, вынудивший старого волка искать добычу среди бела дня, был сильнее боли и страха смерти.

Лошадь уже почти не сопротивлялась, и только налитый кровью глаз все еще жил и молил о спасении. Волк внезапно отскочил от животного и злобно ощерился на женщину. Прижав уши, он глухо заворчал, задирая верхнюю губу и обнажая огромные желтые клыки. Женщина, вскрикнув, попятилась, наступила на подол платья и упала навзничь. Волк присел в прыжке, но в следующее мгновение на него налетел Ахмет. Свесившись с кабардинца, ловко ухватил вожака за холку и спину и отбросил его в сторону. Хищник, ударившись о мерзлую землю, вскочил и, слегка приволакивая заднюю лапу, ринулся на черкеса, попытавшись вспрыгнуть на круп лошади, но Ахмет поднял ее на дыбы и ударом ноги отбил и эту атаку.

Издавая свои ужасающие вопли, оба брата закружили вокруг волка, который, оказавшись в центре этой бешеной карусели, завертелся вьюном, приседая на задние лапы и взвывая то ли от страха, то ли от ярости. Рустам, выхватил из-за голенища плеть и изо всех сил вытянул волка по хребту, отчего тот дико взвизгнул, завалился на бок и принялся в каком-то неистовстве грызть подмерзшую землю.

Подоспели другие охотники и, сгрудившись у дороги, наблюдали за схваткой. Данила и Аким, спешившись, с опаской поглядывая на бьющегося в судорогах хищника, набросили сыромятные петли на окровавленную пасть и лапы. Вожак еще раз дернул лапами и затих.

– Кажись, сдох! – Глушков приблизился к неподвижному зверю. – Туда тебе и дорога, мерзавец! Ишь, чего надумал, среди бела дня на людей нападать! – Управляющий перекрестился. – Слава богу, теперь со всеми управились!

Пока мужики дивились необыкновенно крупной добыче и силе Рустама, сумевшего ударом плети перебить волку спину, Саша и Серафима занялись раненым кучером и перепуганной женщиной. Оказывается, волк выскочил из-за скирды, сбил кучера с облучка, но рванул несильно и тут же переключился на лошадь. От удара бричка завалилась набок, женщина сильно ушиблась, однако тут же бросилась отгонять волка. Растрепанная, с соломой в волосах, с грязным, залитым слезами лицом, в испачканной и разорванной одежде, она отказалась от помощи, принявшись руководить действиями мужиков, возившихся с покалеченной лошадью. К счастью, ее удалось поставить на ноги. Рустам осмотрел глубокую рану на шее и крякнул от удивления: всего несколько секунд не хватило волку, чтобы перекусить артерию.

Женщина, вернувшись к бричке, где Серафима перевязывала голову кучеру, стала молча помогать ей.

Саша, придерживая в поводьях Огонька, продолжала наблюдать за ней. Выглядела незнакомка лет на тридцать пять—сорок. Судя по одежде, недорогой и старомодной, к тому же мрачных тонов, она скорее всего вдова, едет навестить родственников, проживающих поблизости. Женщина, заметив Сашин взгляд, поднялась с колен и принялась поправлять волосы, одергивать юбки, стирать с лица грязные потеки. Убедившись в тщетности своих попыток, она окончательно сконфузилась, едва слышно проговорив:

– Merci beaucoup, Monsieur! Je vois en suis tres reconnaissante![25]25
  Merci beaucoup, Monsieur! Je vois en suis tres reconnaissante! (франц.) – Огромное вам спасибо, месье! Я вам очень признательна!


[Закрыть]

Саша, улыбнувшись, подала ей руку, приглашая пройти к бричке, которую охотники поставили на колеса и обтерли соломой.

– Вы ошибаетесь, Madame! Я скорее mademoiselle, чем monsieur. Зовут меня Александра.

Женщина смутилась еще больше и перешла на родной язык:

– Ради бога, извините, вы в этой одежде так похожи на юношу. – Она присела в реверансе. – Разрешите представиться. Екатерина Сарафанова. Проживаю в десяти верстах отсюда в имении своего дядюшки Сарафанова Прокофия Севостьяновича.

– Неужели? – протянула Саша с удивлением. Она и не знала, что у вечно пьяного неряхи-соседа есть племянница. – Почему же мы с вами раньше не встречались?

– Последние несколько лет я работала гувернанткой в соседней губернии и дядюшку навещала редко, а вот сейчас, – она виновато улыбнулась, – приходится возвращаться. Последнее место оказалось не совсем удачным. – Екатерина подняла с земли ридикюль с оторванной ручкой, достала из него кружевной батистовый платочек и пудреницу. Одного взгляда на свое лицо ей хватило, чтобы вновь залиться слезами. – Господи! На кого я похожа! Дядька и так не обрадуется моему появлению, да еще в таком виде!..

– Перестаньте плакать! – одернула ее Саша. – Самое страшное позади, главное – вы живы-здоровы. Тут рядом наша усадьба. Приглашаю вас к себе. Затопим сегодня баню, хорошенько вас отмоем, переоденем, и тогда можете безбоязненно являться пред светлые очи своего дядюшки.

– Вернее, пред вечно пьяные очи! – печально улыбнулась новая знакомая и вновь с любопытством оглядела девушку. – Я вас тоже впервые вижу или просто не узнаю, кто вы? Столько лет прошло, когда я тут в последний раз была.

– Нет, мы действительно не были знакомы. Я дочь графа Волоцкого, хозяина этого поместья.

Женщина всплеснула руками:

– Вы дочь Василия Волоцкого? То-то я смотрю, вы кого-то мне напоминаете. Но я слышала, он уехал из России. Выходит, вернулся… – Екатерина задумчиво покачала головой. – Более двадцати лет прошло с тех пор, как я его в последний раз видела. А знаете, Саша, вы очень похожи на своего папеньку, когда он в вашем возрасте был. Помню, нянька примется мне сказки про царевичей-королевичей сказывать, а я их всех на него похожими представляю. Ох, и красив он был, а озорник и вовсе необыкновенный! После женился ваш батюшка, уехал, но о проказах и шутках его долго по всей округе поминали…

Саша улыбнулась:

– Скоро вы со своим «царевичем» непременно встретитесь, если получится его от трудов оторвать.

Екатерина, подобрав юбки и слегка опершись на руку Ахмета, ловко взобралась на бричку, устроилась на мягком кожаном сиденье. Саша, сев рядом, взяла вожжи в руки, и лошадь послушно вытянула экипаж на дорогу…

Поздним вечером того же дня Саша и Екатерина сидели в маленькой гостиной на первом этаже дома, пили чай и тихо разговаривали. Впервые за последние три года, прошедшие со дня смерти матери, девушка чувствовала себя так покойно. Неожиданно для себя она разоткровенничалась, поведав малознакомой женщине о своих заботах. Рассказала о продувной бестии Глушкове, о недовольстве соседей от ее нововведений, даже о Чернятине не забыла упомянуть, так же как и о других уездных поклонниках, до смерти ей надоевших. Отец почти не выходит из своего кабинета, даже обедает и часто ночует там. И если бы не Рустам и Ахмет да верная Серафима, ей бы не с кем было даже посоветоваться. В уезде вовсю сплетничают по поводу ее грозной стражи, от которой у окрестных дам чуть ли не истерика случается, тем не менее сам предводитель дворянства не раз пытался переманить ее орлов к себе на службу.

– Немудрено! – прошептала Екатерина, отставив в сторону чашку. – Я поначалу не поняла, кого больше испугалась, волка или их, когда они налетели. Ну, думаю, разбойников на мою голову не хватало!..

– Они только на первый взгляд такие суровые. Потом присмотритесь, убедитесь, насколько они добры и внимательны к тем, кого уважают и любят. А улыбаются как дети. Но случись что, не подведут! Я в них как в самой себе уверена!

Екатерина, взглянув в темное окно, перекрестилась:

– Слава богу, что они вовремя поспели! Уж как мне не везет в последнее время, а тут прямо счастье выпало! – Она обняла Сашу и поцеловала ее в щеку. – Как я рада, что вас встретила! Давно у меня так легко и покойно на сердце не было!

Саша улыбнулась в ответ:

– Вам не кажется, что мы уже целую вечность знакомы? После смерти мамы я только с теткой да, пожалуй, еще с Серафимой говорю обо всем так откровенно.

– Вам очень не хватает мамы?

– И мне, и отцу тем более. Он после ее смерти постарел на десяток лет. Похоронил себя в своих бумагах, и ничегошеньки я с этим поделать не могу, а ведь ему всего сорок восемь! Я посылала к нему Серафиму предупредить, что у нас гости, а он, похоже, даже не расслышал, о чем она говорит.

– Не беда! – Екатерина, как маленькую, погладила Сашу по руке. – Я очень вам благодарна за приглашение пожить в вашем доме. Думаю, что часть ваших забот смогу взять пока на себя. И называйте меня Катей, не стесняйтесь! А с папенькой вашим мы все равно познакомимся. Выходит же он когда-нибудь из кабинета?

Саша, слушая мягкую напевную речь, глядя на милое лицо с необыкновенно добрыми глазами, чувствовала, как постепенно отпускает тревога, охватившая ее с момента последней встречи с князем. Чем меньше она старалась думать об Адашеве, тем чаще он приходил к ней во сне. Но и днем не было от него никакого спасения!

– Сашенька, – окликнула ее Екатерина, – вы о чем-то печальном задумались?

– Нет-нет, что вы! – успокоила гостью хозяйка. – Просто настраиваюсь, чтобы подняться наверх к папеньке и спустить его за шиворот вниз попить с нами чаю…

– И кто же тут замышляет столь коварные планы? – прозвучал за их спинами насмешливый голос, и граф Волоцкий показался на пороге. – Думал похвастаться перед собственной дочерью, что наконец-то закончил первую часть книги…

– Ура! – Саша, подбежав к нему, обняла за шею. – Значит, будем пить шампанское?

– Непременно! – Граф обнял дочь за талию и только теперь заметил за столом незнакомую женщину. – Оказывается, у нас гостья. Что же ты меня не предупредила, я бы спустился.

Женщины переглянулись, улыбнувшись, а Саша заметила:

– Ничего, и сейчас еще не поздно. Познакомься, пожалуйста, с нашей соседкой, Сарафановой Екатериной Семеновной. Я пригласила ее погостить у нас пару недель.

– Очень рад! – склонившись, граф поцеловал руку Екатерины, и Саша заметила, как засияли глаза гостьи, щеки слегка порозовели, да и руку она отняла с очевидной неохотой – встреча с бывшим «царевичем» привела ее в восторг.

Саша приказала лакею подать шампанского, выпили сначала за успехи графа, потом за счастливое избавление Екатерины от нападения волка… Девушка не узнавала отца. Он словно проснулся после долгого сна, шутил, громче всех смеялся, а потом разошелся не на шутку: попросив дочь аккомпанировать, спел старинную, тягучую итальянскую песню о любви.

– Знаете, Сашенька! – Екатерина склонилась к девушке. – У вас замечательный папенька! Давно я таких веселых и занятных людей не встречала! В последнее время мне пришлось работать гувернанткой в семье одного князя, так я там чуть со скуки не умирала. И хотя сейчас мне нелегко будет подыскать себе место, я нисколько не жалею, что мне пришлось уехать из Адашева. И сам хозяин, и его детки, и, главное, его невеста до сих пор у меня в печенках сидят!

– Как вы сказали? – Саша почувствовала, что ей не хватает воздуха. – Вы служили у князя Адашева?

– Да! – Екатерина с недоумением уставилась на внезапно побледневшую хозяйку. – Вы что, знакомы с ним?

Тут неожиданно вмешался отец:

– Еще как знакомы! Помнишь, Сашура, как ты потерялась в буше?[26]26
  Австралийский лес.


[Закрыть]

– Конечно, помню! – Дочь смотрела на него с удивлением. – А при чем тут Адашев?

– Да как при чем? Неужели ты забыла того молоденького офицера, который сначала нашел твоего пони, а потом и тебя. К слову сказать, ты ведь так и не проснулась, пока он нес тебя на руках до нашего дома.

Саша побледнела еще больше:

– Но я не знала его фамилии…

– Вот те раз! – рассмеялся граф. – А как же ты тогда замуж за него собиралась? Такой, помню, крик устроила, когда ему на корабль пришлось возвращаться.

– Но, папка, вы же его моим Принцем[27]27
  Prince (франц.) – князь.


[Закрыть] называли, вот я и подумала, что это его настоящее имя!

– Так мы шутили с мамой! – Граф, озорно подмигнув дочери, обратился к Екатерине: – Ей всего семь лет было, но озорница, каких мне видеть не приходилось! Мы в то время в Австралии жили, в Сиднее, а там вокруг сплошные каторжники, так что мы всю округу на ноги подняли, и гостей тоже пришлось привлечь, когда обнаружили, что Сашка вместе со своей лошадкой исчезла. А она, видите ли, какую-то невиданную бабочку захотела поймать…

– Не бабочку, а медвежонка коалу, но я не знала, что они высоко на деревьях живут.

– Ты уже тогда не очень любила посвящать нас в свои затеи, девочка моя, – не преминул съехидничать отец. – Мы здорово все переполошились! Этот молодой человек спас не только тебя, но и твою мать, которая чуть не умерла, узнав о твоем исчезновении. Он тебя три мили на руках нес, не хотел будить. А ты проснулась, за шею его обняла и ни в какую не хотела отпускать. Кое-как маме удалось объяснить, что князь уже женат. Но ты после его отъезда долго еще ревела…

– Господи, папка, я ведь и вправду думала, что он сказочный принц, который поцелуем разбудил меня, когда я в волшебном сне пребывала. А все сказки кончаются непременно свадьбой, вот я и вбила себе в голову, что должна обязательно выйти за него замуж.

Екатерина замахала руками:

– Это он по молодости на принца походил, сейчас не приведи господь с ним судьбу связать! Не человек, а черствый сухарь! Жена-то у него умерла несколько лет назад, двух сыновей ему оставила. Андрею десять лет, Илье восемь, но уже никакого слада с ними нет! Я и месяца не выдержала. В последний раз, знаете, чего паршивцы выдумали? Открываю я на уроке свой ридикюль, а там кулечек лежит бумажный. Думаю, что это за штука такая, откуда взялась? Осторожно так разворачиваю, а оттуда тараканы как полезут! И где они такую прорву их нашли? Не иначе как всю ночь на кухне отлавливали! – Екатерина с омерзением передернула плечами. – Хотя это я бы еще стерпела. А неделю назад вздумалось князю им экзамен устроить, проверить, значит, чему они научились за последнее время. И вы не поверите, они ни на один вопрос правильно не ответили. И я подозреваю, что нарочно. Пока князь нового учителя подыщет, они будут баклуши бить. В общем, не стерпела я этих издевательств и попросила расчет. За два года у них дюжина учителей сменилась. Нянька князя как-то сказывала, что сам он по молодости тоже сильно непоседливый был да веселый, но от батюшки ему немилосердно доставалось. А сыновей-то вот распустил. Может, жалеет, что без матери растут?..

– Саша, – граф посмотрел на дочь, – а что, если возобновить с твоим принцем знакомство? Думаю, и ему, и нам было бы приятно кое-что вспомнить. Честно сказать, он мне тогда очень понравился. Прекрасно образованный и умный молодой человек. Помню, командир рассказывал о его беспримерной храбрости, когда их шлюпку чуть не захватили туземцы. Он и раненого старшего офицера спас, и ни одного матроса не потерял в схватке, а ведь ему тогда лет двадцать с небольшим было…

– Папка, да он о нашем существовании и не помнит давно! – рассердилась вдруг дочь. – Да и потом, ты же слышал, какой он сейчас человек!

– По правде, я с самим князем почти не сталкивалась, вот только когда он меня нанимал, у нас короткий разговор был, да во время экзаменов… Слова плохого я от него не слышала, но молчунов таких еще поискать, да и взгляд у него какой-то мрачный. – Екатерина посмотрела на притихших хозяев. – Один раз случайно видела его улыбающимся – приятель приехал к нему погостить, но тот и мертвого на ноги поднимет и до коликов хохотать заставит! В доме его любят безмерно…

– Кого? Князя? – тихо спросила Саша.

– Да нет, друга его, Павла Верменича. Они, говорят, с детства дружки, и уж поверьте мне, стоит ему заявиться в дом, все меняется: мальчишки за ним точно хвостики бегают, нянька сама пироги его любимые с капустой печет, никому не доверяет. Вот только с баронессой у них ладу нет!

– А что это за баронесса? – поинтересовался граф.

– Она вроде себя невестой князя считает, но нянька мне сказала, что он пока никаких разговоров о своей женитьбе не ведет. Может, родителей дожидается. Они к весне из-за границы должны вернуться. Но вся дворня в панике. С виду баронесса ласковая да кроткая, а свою горничную так, к примеру, по щекам отхлестала за плохо отутюженное платье, что два зуба выбила. Девчонка потом долго еще за спину держалась, говорят, Дизендорфиха ее вдобавок плетью отходила, когда узнала, что та няньке князя обо всем рассказала. А уж как ее дети не любят, хоть она их пирожными, конфетами да вареньем пытается закормить. Отец-то не позволяет много сладостей, вот она и пользуется этим. Только напрасно все! Я сама слышала, как старший Андрей Ильюшке говорил: если батюшка на ней женится, он непременно из дома сбежит…

– Да, – задумчиво протянул граф. – Как меняет человека жизнь! Мне его жаль! Хотя, наверно, не все в баронессе столь уж плохо? Не слепой же и не глухой он на самом деле?

– В том-то и дело, что ведет себя как слепой и глухой. Даже няньку, которой сроду ни в чем не перечил, отчитал и запретил вообще о его женитьбе говорить… А баронесса обнаглела донельзя. Мало того что из Адашева сама не вылазит, так еще свору родственников да подруг за собой таскает. И самый противный среди них ее кузен, Кирдягин. Все девки в доме ревом ревут, ни одну, негодяй этакий, не пропустит. Даже меня пытался как-то зацепить. Но у меня рука с малолетства тяжелая. Тетка моя все болела, так что весь дом на мне был, да еще с дядькой попробуй управиться, когда его спьяну ноги не держат. В общем, отлетел красавчик в стенку головой, так хорошо по ней носом проехался и с тех пор старался меня стороной обойти. Верменич это заметил и спрашивает, что это ты с ним вытворила, ма шер Катрин. Я как на духу все и рассказала. На следующий день он приезжает и дарит мне огромную деревянную медаль, где уж он ее взял, не знаю, а на ней огромными буквами написано: «Кирдягина бей, сил не жалей!», а чуть ниже: «За беспримерное геройство в битве с супостатом». Она у меня до сих пор в сундуке хранится.