Текст книги "Язва на полставки"

Весьма опрометчиво.

– И какого, блять, хрена? – раздаётся рядом угрюмый голос Дани, моментально возвращая нас в реальность. Засада. Ну сейчас начнётся…

Глава 13. Сердечко на память

POV Демьян

Пздц подкрался незаметно. Тамара пугливо собирается соскочить с меня, однако удерживаю её на месте, едва заметно качая головой. Паника ни к чему. Противозаконного никто ничего не делает. Но именно этой херни я хотел избежать. Зря пошёл на поводу. Решили б проблему сразу, не было б теперь дебильного чувства застигнутых врасплох школьников, изучающих анатомию в кустах.

– Я спрашиваю, что за мутня?! – повторно шипит за моей спиной Даня. Затылок высверливают насквозь, вызывая зудящее желание почесаться. Но вместо этого аккуратно спускаю Тому на пол, встаю сам и спокойно оборачиваюсь к другу.

– Пошли. Поговорим наедине, – предлагаю я. Не тут же сцены устраивать.

– Ну пошли, – у него такой вид, что моя морда уже заранее болит. Даня мирный. До поры, до времени. А я самоубийца, которому хватило смелости посягнуть на то, на что посягать было категорически воспрещено. О чём мне, по меньшей мере, трижды было заявлено после того случая на кухне.

– Куда пошли? Не надо. Слушайте, давайте мирно посидим, поболтаем, а? – вклинивается между нами Тома. Она вся на нервах, понимаю, но успокаивать её сейчас нет времени.

– Жди здесь и не вмешивайся, – прошу её.

Хрен бы там.

– Ага. Уже побежала. Прищепи карман прищепками. А потом что? Апельсины в больничку обоим таскать? – нервничает, а всё равно продолжает язвить.

– Кристина, – рявкаю я на понуро топчущуюся в стороне девчонку. Выглядит так, будто себя винит в том, что нас спалили. Сразу понятно, что в курсе событий. – Забери её. Быстро.

– Харе командовать! Я тебе кто, собачка на поводке? Привёл, увёл? – шикает Тома, зверея на глазах. Девица норовом. Чуть что не по её – наружу прорывается сатана. – Ты меня ещё в коробку затолк…

Непременно повыяснял бы с ней отношения, но проявлять характер момент она выбрала не самый удачный. Девушки не должны влезать в мужские разборки. Никогда.

– Кристина, твою мать! – одна чрезмерно активная, границ не видит, другая овощ. Бабы, что с вами не так? – Уведи подругу, чтоб не попала под горячую руку.

Оживает, наконец. Ну слава тебе, господи.

– Давай не мешать. Мальчики сами разберутся. Пойдём, пойдём, – Тамара бузит и вырывается, но Кристина удерживает её, продолжая что-то успокаивающе заливать и давая нам возможность уйти к душевым. В ту часть аквапарка, где почти нет свидетелей.

Избавляемся от посторонних ушей в кривом петляющем коридоре. Тормозим, дожидаясь пока мимо пройдёт семейная компания и молча ждём, когда они скроются из виду. Даня стоит чуть впереди. Кулаки сжаты, тело как пружина.

Я морально готов, но удар с разгона в челюсть всё равно оказывается неожиданным. Прилёт такой, что отступаю назад. В глазах чернеет, а в черепной коробке что-то падает и разбивается.

– Ауч. Согласен. Заслужил, – нащупываю место удара. Хрустнуло так, словно треснула кость, но вроде ничего. Даже зубы на месте. Радов меня пожалел. Если бы захотел – валялся бы я уже с сотрясением.

Но он в бешенстве. Прям в лютом. Меня с пинка впечатывают в стену, хватая за грудки.

– Это моя сестра! – яростно цедят сквозь зубы. – Сука, ты суешь язык в рот моей сестре!

Хм… если бы только язык. Полагаю, хорошо, что он не знает подробностей.

– Знаю, – только и могу согласиться. Истина-то непоколебимая. – Прости. Я старался.

– Старался? СТАРАЛСЯ?! В городе тысячи девчонок! Тысячи! Но какого-то хрена тебе понадобилась именно моя сестра! Почему? – кулак впечатывается в бетонное препятствие аккурат возле моего лица. – ПОЧЕМУ, ТВОЮ МАТЬ?

– Потому что влюбился.

– Влю… – Даня осекается на полуслове, недоверчиво пятясь. Настолько опешил. – Гонишь?

– А я когда-нибудь шутил на такую тему? – спокойно отвечаю я.

Молчание. Разумеется, молчание. Мы слишком давно друг друга знаем.

– Мля! – Радов яростно тычет в меня пальцем. – Мне плевать, что там у тебя. Держись от неё подальше.

– Не могу.

– Я предупредил! Оставь. Не втягивай. Ей рядом с тобой не место.

Понимаю. Знаю. Сам думаю об этом чаще, чем следует. В конце концов, это та причина, по которой в большинстве случаев разваливались все мои отношения.

– Всё будет нормально, – обещаю я. – Даю слово. Отвечаю за неё головой.

– Да мне ни в одно место не упёрлось твоё слово! Повторяю. Держись. От. Неё. Подальше!

– Говорю же, не могу.

– Не можешь или не хочешь?

– Дань, – челюсть отзывается болью на каждое слово. Морда завтра, вероятно, распухнет. – Я всё понимаю, правда. И не хотел, чтобы вышло так, но сделать ничего не могу. Это сильнее меня.

– Сильнее, млять, его! – вижу, как чешутся его руки. Весь трясётся, едва сдерживаясь.

– Слушай, если хочешь втащить ещё, давай. Я не буду защищаться, – всё по делу. Накосячил? Накосячил. А за косяки надо отвечать.

– А толку?

– Полегчает.

– Да нихрена не полегчает, – друг трёт лицо с такой силой, будто хочет вымыть из памяти всё, что видел и знает. Нет. Избивать меня точно уже больше не будут. Запал прошёл. – А-а-а! – рвёт и мечет он. – Нет. Нет, нет и нет. Ей девятнадцать! Сука, всего девятнадцать. Пока я за неё отвечаю, не бывать этому. Не позволю. Если надо, увезу обратно в Москву и посажу под замок! – меня грубо отпихивают с пути. Чтоб не мешал.

– Значит, я поеду следом. От тебя уже ничего не зависит, – бросаю ему вслед. – Всё что ты можешь – не мешать.

– Хрен вам! Только через мой труп, – Радов широким шагом возвращается обратно. Когда нагоняю его, он уже коршуном наседает на Тамару. – Оделась и живо поехали домой! – хватают её за запястье, но та вырывается.

– Не поеду.

– Я тебя не спрашиваю! – уровень громкости превышает допустимый. Нас становится слишком слышно. Не за горами, когда законопослушные петербуржцы позовут охрану.

– Дань, ты только не горячись, – Кристина сегодня в роли Матери Терезы. Предпринимает попытку успокаивающе положить ему ладонь на плечо, но тот отпихивает и её. Грубее, чем следовало бы.

– Не горячись? НЕ ГОРЯЧИСЬ? Мой друг с моей сестрой… Да я даже не хочу знать подробностей! Достаточно того, что видел.

– Слушай, ну ты тоже не утрируй. Ну подумаешь встречаемся, вот трагедия, – не понимает Тома.

Ох, зря ты. Зря.

– Да что ты говоришь? – из Дани так и сочится отравленное ехидство, а самое мерзкое в том, что он прав. – А ты хоть знаешь с кем встречаешься? Чем он занимается?

– Ты про клуб?

– Тамара, не надо, – торможу её я, пока не поздно.

Увы. Поздно.

– Клуб, ага, – саркастично отзывается Радов. – Только вот про тот ли ты клуб? Если бы ты только знала, во что собираешься ввязаться…

– Дань, не здесь, – остужаю его. Подобные темы обсуждаются не в таких местах. И нам обоим прекрасно об этом известно.

Друг тоже понимает, что загнался.

– Именно поэтому я и сказал: накупались, чтоб вас! – уже на тон спокойнее, но всё тем же взвинченным голосом продолжают наседать на сестру. – Едем немедленно домой. Там уже я тебе подробно расскажу: кто, что, кого и каким хреном. Ты будешь в восторге.

Ловлю на себе вопросительно-растерянный взгляд Томы. Вижу её нерешительность. Она хочет и знать правду, и избежать ссоры с братом, но при этом словно боится… разочаровать меня неправильным выбором. Глупая. Семья превыше всего. Говорю это как тот, у кого никогда не было семьи, но кто всегда хотел её иметь.

Помогаю ей определиться лёгким кивком. Пускай едет. Так правильно, но это, вероятно, станет финалом толком не завязавшихся отношений. Брат ей всё расскажет и со мной больше не захотят иметь никаких дел. И правильно сделают.

Паршиво это всё, но давно не в новинку. Да и винить некого кроме себя. Это моя жизнь и я сам её выбрал. Как выбрал и девушку, продолжающую смотреть на меня. Что она хочет увидеть? Я же уже дал понять, что ей делать. Вот только Тамара не была бы Тамарой, если б не решила всё по-своему…

Надо учиться быть готовым к тому, что эта девчонка никогда не слушается. С ней, по всей видимости, работает вариант: хочешь одного – вели делать всё строго наоборот. Я люблю бунтарок, в них есть огонь, но в данную секунду он неуместен. Не та ситуация. Тем не менее, внутри всё переворачивается, когда Тома обходит брата и тормозит рядом, беря меня за руку:

– Не поеду, – качает головой она. Знаю, что её выбор заведомо неправильный, но для меня он значит… всё. – Прости, Дань. У тебя было сотни возможностей рассказать и показать. И я знаю, почему ты этого не сделал. Ты тоже много чего не договариваешь, но я не давила, уважая твой выбор. Уважай и ты мой.

Вот это взгляд. Меня буквально прожигают ненавистью. Ощущение муравья с подгорающим задом, корчащегося под лупой. Мы знакомы с Радовым уже достаточно, но, отвечаю, таким его мне приходилось видеть лишь пару раз. И уж чего я точно не планировал, чтобы эта ненависть была обращена в мою сторону. Даже с Лесей, этой паскудой, у нас всё урегулировалось максимально спокойно.

– Ну-ну. Поговорим потом. Когда поймёшь, – сухо бросает он сестре и просто уходит, успев схватить телефон с шаткого столика, раскрытый зонтик на которым так и норовит завалиться на бок.

– Кристин, пожалуйста, – просит поникшая Тамара подругу. – Ему сейчас нельзя оставаться одному. Тем более вести в таком состоянии машину.

Это точно. Иначе новенькая бэха, которую друг приобрёл всего пару дней назад, сегодня же станет бэхой всмятку без возможности восстановления. Кристина кивает и торопливо убегает за ним, забывая и полотенце, и какую-то тряпку, которую девчонки обычно поверх купальника одевают.

– Поехали тоже отсюда, – просит Тома, сгребая всё в охапку. Не сопротивляюсь, самому охота свалить. Любопытные рожи выбешивают. Не люблю людные места. Не люблю людей в принципе. Хрена с два я бы тут оказался, если бы не она.

Быстро смываем хлорку под душем, переодеваемся в сухое и загружаемся в машину. Соседнее место, где стоял новенький седан Радова успевает опустеть. Свалил. Пиздец, чё. У меня немного друзей, чтобы вот так разбрасываться ими.

Выезжаем с территории аквапарка. Душевно потусили, ничего не скажешь. В салоне напряжённое молчание. И оно нехило давит по мозгам.

– Ты должна была поехать с ним, – подаю голос я.

– Знаю, – тихо отвечают мне. Непривычно тихо. Как-то не по себе видеть её такой понурой. – Но мы ведь решили: я с тобой. Раз с тобой, значит с тобой. Иначе это было бы предательство.

Нашариваю её руку и благодарно сжимаю.

– Хотел бы сказать, что ты не пожалеешь, вот только сам в этом не уверен.

– Посмотрим.

Дальше снова едем в тишине. Даже радио не включаем. Солнце слепит в лобовое, приходится надеть очки. Когда тормозим на очередном светофоре закуриваю и краем глаза замечаю, как пассажирка активно клацает ногтями по дисплею. Сообщение набирает.

– Кристине?

– Нет. Макару.

Хорошо не едем. Чуть педали не перепутал. Зато затяжка идёт не в то горло, выходя через ноздри.

– Что за Макар?

– Тот, с которым у меня должно было состояться свидание, но не состоялось.

Пальцы стискивают руль и едва не ломают сигарету. Видимо представляют, что это шея какого-то там нахер Макара.

– И что он хочет?

– Догадайся. Ещё одного свидания.

– Перебьётся.

– Вообще-то нет, – вот сейчас мы едем и сзади рассерженно сигналят, когда я даю по тормозам. Сигарета всё же ломается. Вышвыриваю огрызки в окно.

– Не понял, – хмуро оборачиваюсь к ней, сверля взглядом из-под опущенных затемнённых стеклышек.

– Я должна с ним встретиться, – пожимает плечами Тома, но в мою сторону не смотрит. – Лично. Неправильно бросать человека по переписке. Пусть у нас и общения толком не успело выстроиться, но это просто некрасиво.

Понимаю её понимаю, но принять оказываюсь не готов. Меня не устраивает, что моя женщина собирается идти на стрелку с кем бы то ни было, имеющим мужское гендерное различие. Тем более с тем, кто открыто заявляет, что у него на неё виды.

Однако мы буквально несколько минут назад говорили с ней о доверии… и если она готова довериться мне, будет скотством ставить ультиматумы ей. Тамара пусть и юная, но с головой на плечах. Уж за это беспокоиться не нужно.

Но ревновать ведь никто не запрещал.

– Когда?

– Не знаю. На днях. Посмотрим, – смартфон откладывают на приборную панель, устало взъерошивая ещё влажные волосы. – Пока не до него.

И слава богу. Я на сегодня не готов её делить ещё с кем-то, поэтому едем прямой наводкой ко мне. Запру и не выпущу. Шучу. А, может, и нет…

Остаток дня превращается в подобие тихого домашнего вечера, а таких у меня насобирается за последние годы немного. Пальцев на двух руках хватит. Большую часть времени я провожу в клубе, там же ночую. Специально купил нормальный диван. Раньше стояла такая дрянь неудобная, хрен наутро разогнёшься.

Так что кошара чаще всего остаётся в хате за главного, разжёвывая пачки с сухим кормом. Обожрётся, всё разбросает по полу, снесёт миску с водой, а потом валяется в луже трупом, пошевелиться не может. То ли жадность голодных уличных времён, то ли он просто дебила кусок. Сегодня же Кот охреневает. Хозяин вторые сутки дома, а такое случалось в последний раз… где-то в конце зимы.

Готовим ужин, вернее Тамара готовит, не забывая напомнить, что у меня есть все шансы отравиться. Она себя недооценивает. Пару раз я уже ел её стряпню, когда приходил к Дане в её отсутствие и ничего. Даже вкусно. Не считая особой предрасположенности перчить всё от души, но острое я люблю, так что это не проблема.

Несколько фрикаделек отправляются в миску к кошаку, но эта наглая меховая муфта только нюхает их, недовольно дёргает подранным ухом и демонстративно проходит мимо. Ну конечно. Нам же подавай рагу из кроликов. Зачем нам обычный магазинный фарш.

Едим как свиньи, на постели. А чего бы нет? Стол для лохов. Так же больше влезает. Настроение вроде успевает подняться, но всё равно идёт на запаре. Тома в своих мыслях, я в ожидании неизбежных вопросов, ответы на которые придётся так или иначе давать. Но вот уже и тарелки пусты и спущены на пол, а допроса всё не начинается. Она сама оттягивает момент. Хочет знать, но боится.

Фоном бубнит телевизор. Особо не вслушиваюсь, меланхолично поглаживая закинутые на меня женские ноги. Впервые детально рассматриваю цветные татуировки на лодыжках. Девочка-раскраска. Моя девочка-раскраска. Утихшая, но от малейшего прикосновения скулящая челюсть подтверждает это.

И вот, когда я уже почти успеваю расслабиться, она, наконец, собирается с духом.

– Как вы познакомились с Даней? – спрашивают меня, отрываясь от своего блокнота для рисования в котором не меньше часа что-то увлечённо рисовалось. Что, не видно. Тамара сидит боком, закрывшись коленками. Зато ей прекрасно видно меня. И она смотрит. Смотрит и ждёт.

Что ж…

– Случайно. Я тогда только вернулся из армии. В кармане последняя тысяча. Идти некуда. Родственников нет, друзей нет, детский дом уже обратно не мог меня взять. Ночевать негде. Короче, я пошёл в бар. Напиться казалось самым лучшим вариантом. Там и пересеклись. Слово за слово… Короче Радов тогда снимал однокомнатную халупу и пустил перекантоваться. Изначально на одну ночь, но завис я с ним на несколько месяцев. Мне так и сказали: живи, пока на ноги не встанешь. Пустить под свою крышу незнакомого человека с улицы – это сильно. За это я буду до конца жизни у него в долгу.

– Да. Даня всегда был таким, – мягко улыбается Тома. – Он и мелким за всех заступался, никого не давал в обиду. Не только меня.

– Но я-то этого не знал. Просто был удивлён и благодарен. В общем, как порешили, так и сделали. Как только дела начали налаживаться и пошёл замут с клубом, я съехал. Но с тех пор и общаемся.

– И как начался замут с клубом?

– Старые знакомые подсобили. Сначала барменом устроили в рандомный кабак, потом через связи удалось скорешиться с мужиками посерьезнее.  Дальше само закрутилось.

– Серьёзные мужики оказались с подвохом?

– Цепочка началась со знакомых. Со времён не самого прилежного детства. Таких как мы воспитывает обычно улица. Она же и подкидывает варианты, а там выбор за тобой: соглашаться на дурно пахнущие дела или нет.

– И ты согласился?

– Да все соглашались. Лучше не спрашивай, что конкретно мне приходилось делать. То дела старые. Не хочу, чтобы они вмешивались в настоящее.

– Не спрашиваю, – Тома, поджав губы, невесело захлопывает блокнот. – Скоро, чую, научусь безропотно довольствоваться тем, что мне будут выдавать на строгой диете.

– Ты? Безропотно? Не в мою смену, – усмехаюсь я. Нет. Меня привлекла именно та Тамара Радова, что не стесняется показывать нрав. Дерзкая, горячая, заводная. Скучных кукол с силиконовым наполнением хватает на работе. Дома я хочу видеть маленький реактивный двигатель.

Просяще протягиваю руку, намекая на её альбом.

– Можно?

– Да пожалуйста.

Впервые держу в руках её рисунки. Раньше как-то не удавалось. На первом развороте яркими маркерами красуется панорама Университетской набережной. Ту, что она рисовала в день нашего знакомства. Следом идёт зарисовка натюрморта открытого ноутбука и валяющихся рядом наушников. Необычный выбор, но круто. Правда круто. Передать объёмы и не слить в единое пятно по сути чёрную композицию – это действительно надо чувствовать картинку.

На следующей странице открывается вид на жилую стену дома с горящими в нём окнами. Незначительные детали поражают, вплоть до старого абажура на чьей-то кухне в красный горошек. Кот в открытой форточке, фиалки на подоконнике – вроде мелочи, но именно они здесь первостепенные.

– Ты офигенно рисуешь, – присвистываю я, листая зарисовки домашних мелочей вроде женских браслетов, которые Тома любит носить.

– Наверное. Папе сказать надо спасибо. Домашние аресты учат развлекаться всеми доступными способами.

– Напомни пожать ему руку.

– За то, что каждый мой шаг контролировался? Ну уж нет. Я ненавидела этот бред: в десять будь дома и баста. Только попробуй на минуту опоздать, неделю никуда не выйдешь.

– На его месте я велел бы быть тебе дома в девять. В десять – только после совершеннолетия, – перехожу с красочной инсталляции бургера и картошки фри на пейзажи Питера: Исаакиевский собор, разворот с каналом Грибоедова, памятник Медному всаднику с видом на здание Конституционного суда…

– Я всегда знала, что ты тиран.

– Вовсе нет. Просто уж я точно знаю, что обычно происходит после заката.

– Я тусила немного в других компаниях, нежели ты.

– Там были парни?

– Конечно.

– Значит, в тех же самых. После четырнадцати пацаны думают только гормонами.

– И к скольким годам это проходит?

– Вопрос с подвохом. У некоторых никогда, – узнаю Петропавловский собор, который она рисовала на Монетном дворе. Перелистываю страницу и вижу… себя. Ого. Насколько успеваю заметить, она рисует что угодно, но не людей. И я здесь первый портрет, сделанный обычным карандашом. Кроме глаз… глазам добавлено цвета.

– Чего лыбишься? Дальше листай, – бурчит Тома, смущённо начиная собирать раскиданные по постели маркеры. Ищет повод отвернуться. Такая, казалось бы, смелая, но при этом неуверенная. Уже не ребёнок, но ещё не обросшая защитной броней взрослая. Ничего. Мы это исправим.

Откладываю блокнот и перехватываю её за кисти, притягивая ближе. Сопротивляется, но всё равно усаживаю на себя и молча разглядываю. Долго. Пристально.

– Что? – она смущается ещё больше, а у меня уже не остаётся никаких сомнений, что я мне не соскочить.

Приподнимаюсь, переходя в сидячее положение, забираю из сжатых пальчиков бордовый маркер и, поддавшись порыву, рисую жирным контуром очертания сердца под её правой ключицей. Маечка с рандомными бретельками открывает достаточно места. Не очень ровно получается и в одном месте нажим выходит толще, но важен не результат, а значение.

– Ну вот. Считай, что признание, – усмехаюсь самому себе. Я и сердечки. Кто бы мог подумать.

– Какое?

– Какое, какое. Любовное. Ты знаешь, со словами у меня напряжёнка. Так проще, – Тома подвисает. Теперь она смотрит на меня. Не моргая и не шевелясь. Только грудь тяжело вздымается. Секунда. Две. Три… – Ты б не молчала. Я ж того, нервничать начинаю.

Вербального ответа не дожидаюсь. Вместо него меня роняют обратно на подушку и пригвождают поцелуем. О, да. Несколько дней, а прогресс налицо. Первое время Тамара сдерживалась, не позволяя себе раскрепоститься. Ощущалось, как ей хочется перехватить инициативу, но, видимо, скромный опыт мешал расслабиться.

Поэтому все последние дни я учил её узнавать себя. Свои пороги и возможности. Познавать собственное тело, не стесняться не только доставлять, но и получать удовольствие. Всё это должен был сделать тот её первый поц, но, видимо, он и не пытался. Потому что Тома способная ученица, впитывающая знания на подлёте. Всё что нужно – просто направить…

И сейчас этот чертёнок тоже не нуждается в направлении, перенимая бразды лидерства. Мягкие губки уверены, а шустрый язычок заводит с полуоборота. Никогда прежде не целовался с девушками с пирсингом и к обычному формату возвращаться не хочу. Ей тоже не дам его снять, сама виновата. Настолько охиренно, что про побитую челюсть и думать забываю.

После сегодняшнего фиаско секс вообще-то не планировался. Не такая я скотина, но на попятную хрен теперь пойду. Безумно сильно её хочу и сидящей сверху Томе отлично это чувствуется. Вся извелась.

– Я хочу кое-что попробовать, правда раньше этого не делала, – в какой-то момент, прерывая поцелуй, шепчет она. – Если что, направляй, – понимаю о чём идёт речь лишь когда она теряется из виду, спускаясь вниз и расстёгивая на мне джинсы. Твою…

В первый раз, говорит? Вот уж где верится с трудом. Мне ничего не нужно делать, только кайфовать, наматывая её волосы на кулак. То ли всё дело в неё, то ли маленькая невинная серёжка во рту творит магию, но держаться нет сил. Кончаю быстро, но этого недостаточно. Хочу её снова. Так что без перерыва идём на второй заход.

Рокировка, и теперь она лежит подо мной. Довольная. Улыбается, только что не светится. Щеки красные. Глаза горят. Майка кокетливо сползла с плеча и будто просит, чтобы её поскорее сняли. Красивая, что кровь закипает. Нет, здесь и двух раз будет недостаточно.

Заканчиваем, когда на улице вовсю разгораются Белые Ночи. Заканчиваем, какое-то время лежим в тишине, слушая монотонное жужжание кондиционера и комара, умудрившегося залететь в закупоренную квартиру. Тамара засыпает первой, прижавшись ко мне. Слышу, как меняется её дыхание: из учащённого переходящее в размеренное.

Сам уснуть не могу. Привычка и сбитый распорядок дают о себе знать, так что осторожно выбираюсь из постели и, натянув домашние штаны, ухожу на балкон покурить. Город в ночных огнях не спит. Петербург никогда не спит: ни зимой, ни летом. Центр так точно. Тут всегда шумно и полно туристов. Это и визитная карточка Северной столицы, и её проклятие одновременно. По этой причине и куплен кондиционер, с открытыми окнами спать невозможно.

Какое-то время наблюдаю за толкучкой, собирающейся у Невы на очередной развод мостов, после чего тушу окурок и возвращаюсь в спальню. Тамара уже на моём месте, спит на животе, распластавшись звездой и ногой затолкав одеяло куда подальше. Я не против, но из этических соображений всё же прикрываю оголённые бёдра с растекающейся по коже гематомой, оставшейся после горки. Чудо в перьях. Все косяки подберёт и каждую шишку в частности.

Собираюсь её потеснить и прилечь рядом, но громкая вибрация айфона рушит планы. Слепящий дисплей отображает входящий вызов и инициалы "С.К".  Бля. Догадываюсь, что за этим последует. Серый не звонит в двенадцать ночи, чтобы спросить: "как дела". Да никто не звонит в это время без надобности.

Принимаю звонок.

– Ты в клубе? – в лоб сразу идёт конкретика.

– Нет.

– Плохо. Надо, чтобы был.

– Когда?

– Полчаса назад.

– Понял. Скоро буду.

Ну, собственно, вот. Ожидаемо. Потому обычно и ночую на месте. Хочется – не хочется, выбора нет. Сон, увы, отменяется. Тихонько одеваюсь в полумраке, чтобы не разбудить Тому. Недостаточно тихонько.

– Ты куда? – от подушки приподнимается встрёпанная голова.

– Мне надо уехать, – натягиваю носок и склоняюсь над ней, оставляя на сонном лице несколько поцелуев. – По работе. Я ненадолго. Проснешься, уже буду дома. Вместе позавтракаем.

– А не ехать нельзя?

– Нельзя. Я должен. Спи. Я тебя закрою, ладно? Запасных ключей нет, – запечатляю контрольный поцелуй на её макушке и иду в коридор. Кошак тоже срывается из примятой коробки. Всех поперебудил.

Громыхающий лифт не трогаю, чтобы сильно не шуметь и спускаюсь по лестнице. Пяти минут не проходит, как машина выезжает со двора. А ещё через четверть часа тормозит возле стрипклуба. Вот здесь райончик тихий. Улицы пустые, в домах почти не горит света. Тихо, но неуютно. Словно все вымерли. Жить в таком месте я бы не стал.

Зато в клубе не продохнуть. Ну ясен хрен, пятница. На выходные столики бронируются чуть ли не за месяц. У бара не пройдёшь, у подиумов тоже. Наши девочки умеют двигаться на своих неебических по высоте каблуках так профессионально, что раскошеливаются и закоренелые скупердяи. Не говоря про внешние данные. Строгих рамок в прикидах у нас нет, так что все свои поводки, ремешки и корсеты девчата закупают сами. И уж им ли не знать, как подчеркнуть женские достоинства и прикрыть недостатки.

Пересекаю зал и коридор с приват-комнатами. Две из трёх уже заняты. Хорошо работают, барышни. А ведь едва ли за полночь перевалило.

Набираю код на служебной двери и хлопком отрезаю себя от музыки и сторонних звуков. Правда им на смену быстро приходят другие – следующие на очереди танцовщицы громко готовятся в своей гримёрке. Болтают, хихикают, сплетничают, перемывают кости тем, кто отсутствует. Так всегда. Женский коллектив тот ещё гадюшник. Порой глаза на лоб полезут от количества желчи, если послушать. С парнями проще. Они редко когда лицемерят.

Ещё одна дверь с кодовым замком отрезает и их чириканье. Здесь уже нет ничего лишнего. Пустой холл и пара дверей. В ту что слева и захожу, с порога утопая в сигаретном кумаре и парах виски…

Глава 14. Секрет в носках

POV Тома

Обещание Дёма не выполняет. Просыпаюсь, а его нет. Я одна. Почти одна. Просыпаюсь, собственно, от того, что мою свесившуюся с кровати руку принимают за когтеточку. Плюс три глубокие царапины к остальным увечьям. Это какая-то фатальная непруха, да? У хозяина этого монстра я что-то ни одной зарубки не видела.

От меня не отстают. Мявкают, пинают головой. Когда становится понятно, что я тупая —не запариваются и с разгона прыгают на грудь. Котиков у меня никогда не было, так что по чистой случайности догадываюсь пойти-таки следом за вздёрнутым хвостом на кухню. Понятно. Миска пустая. Не считая несъеденных со вчера фрикаделек. Неблагодарное создание. Даже с голодухи мою стряпню есть отказывается.

Выбора нет. Ищу, чем покормить заразу, попутно слизывая кровь с руки. Время ещё: дрыхни и дрыхни, но пока заканчиваю и возвращаюсь в спальню сна ни в одном глазу. Ну класс. Всё. Типа доброе утро.

Какое-то время валяюсь поперёк кровати, раскинув руки и ноги. Валяюсь в натянутых ради приличия трусах и размышляю над тем, чем можно заняться в запертой квартире. Внезапный уезд Демьяна мне, конечно, не очень нравится, но ночью соображалка не особо работала, чтобы возмущаться. Да и я сейчас не хочется. Он же сам говорил, работа у него ночная. То есть такие резкие старты частое явление. Моё дело – принимать или не принимать этот факт.

Бесцельные потягушки приводят к гениальной идее сходить в душ. На этот раз полностью. Тем более что в евро-ванне с лейкой, имеющей пять режимов, грех не поотмокать. Да у Игнатенко вся квартира глянцевая и новёхонькая. Явно не так давно отделана и практически неюзанная. Кухня в зелёных тонах, спальня в чёрно-серых, санузел в белом. Про гостиную не знаю, я туда так ни разу и не заглянула. Надо исправиться.

Но вот уже я и освежилась, и успела перемыть оставшуюся после ужина посуду, и даже пожарила обваленный в яйце хлеб на завтрак. В лучших традициях американских фильмов напекла бы, конечно, панкейков, да только муки по всем шкафам и банкам не собралось бы и на столовую ложку. Так что пришлось скромненько обойтись хлебом, тоже не первой свежести. Который я сама же и умяла. Один фиг Демьян всё не возвращается.

"Проснёшься, уже буду дома" – а утро, интересно, попадает под какие временные отрезки? Когда мне стоило проснуться? Не хочу казаться истеричной сукой, поэтому тяну момент с дозвоном насколько могу. На часах 9:45, а мне трындец скучно. Не выдерживаю, набираю и… ничего. Звонок идёт, но не отвечают. Прекрасно. Просто замечательно.

Не знаю: волноваться или злиться. Вообще как бы не прикольно сидеть запертой. Опять. Дома хоть пожарная лестница была, а здесь такая не предусмотрена. Я проверила. Не дверь же выламывать. Да и не сбежала бы я. Пока что, хоть бесцельное кукование – развлекуха, конечное, такое себе.

Пытаюсь посмотреть телек, но взгляд соскакивает с кадров. Рисование тоже не идёт, этот процесс работает исключительно на вдохновении и голом энтузиазме. В данном случае же ни того, ни того не наблюдается. Позалипать в инете – хороша идея, но у меня осталось всего пятнадцать процентов батарейки. После ещё двух попыток дозвониться – тринадцать. Такими темпами скоро останусь без единственного средства связи.

За неимением вариантов собираю частную экспедицию по поискам зарядного устройства. У него хоть и айфон, но должен же быть в заначке и обычный провод. Он универсальный, идёт и под всякие джойстики, и под повербанки.

Хех. По закону подлости поиски затягиваются. У меня всё просто – провода вечно под ногами валяются. Я даже вилку из розетки не выдёргиваю. Это вроде как не безопасно, но привычку уже из себя не выскрести. Тут же полная засада: на видном месте нигде не торчит никаких кабелей. Даже шнуров от осветительных приборов.

Ну, я старалась не борзеть, честно! Телефон мне нужен позарез, так что перехожу с открытых участков на шкафы стационарной стенки с нишей под плазму. Ищу и нахожу… совсем не то, что планировала. Совершенно не то. Брезгливо выуживаю двумя пальцами из выдвижного ящика с носками… пистолет.

Я дочь бывшего военного, который любил таскать с собой маленькую дочь на стрельбища, так что в оружии разбираюсь. Не так, чтоб прям ас, но знаний хватает отличить пневматику от травмата. И тут налицо боевое оружие. В обойме пули. Нескольких не хватает. Кхм…

Что-то мне не по себе. Озноб липкой змейкой торопится вверх по позвонку, проникая в черепную коробку через начавшие пульсировать виски. Наличие нескольких скрученных в трубочку крупных купюр в том же ящике меня, кстати, не так смутило. В конце концов, о том, что у Демьяна есть деньги я и так в курсе. Одной тачки хватает понять, что бизнес приносит доход. Но пистолет…