Текст книги "Язва на полставки"

Питер любит знаковые вещицы. Крошечный Чижик-Пыжик, вот этот заяц, торчащий над водой, которого, если бы не собравшееся столпотворение, можно было легко проглядеть. Я сама про него узнала чисто случайно в своё время.

Выискиваю свободное местечко и, облокотившись на перила, разглядываю спокойную воду, собирая мысли в кучку. Потому что пока там царит кавардак. Кромешный и полнейший.

– Ты оказалась права, – подпрыгиваю от тихого голоса возле уха, резко оборачиваясь. – Ау. Это такая месть? – Демьян раздосадовано потирает нос, по которому прилетает с локтя. Ой. Это ему катастрофически не везёт только со мной или я резко превратилась в снайпершу?

Опять молчу. Я сегодня лютый тормоз.

– Снова промах, не сломан, – выносит вердикт Демьян, массируя переносицу. – В третий раз когда надумаешь втащить, бей наверняка.

Поразительно, но он не злится. Такой миролюбивый, чуть ли не довольный.

– Я случайно, – обескураженно прячусь под козырьком кепки, но её снимают и, настойчиво придерживая за подбородок, вынуждают поднять голову обратно. Прямо слышу, как начинает засасывать воронка его гипнотического взгляда.

– Верю, – кивает он. – А я нет.

Вот! Опять, опять! Опять трясучка накатывает. Со свистом захватываю воздух ноздрями, набираясь смелости, и подаюсь вперёд так, что наши лица оказываются в жалких миллиметрах друг от друга. Опасно и так волнующе близко.

– Это ты о чём? – выдыхаю ему в лицо, и за свою напускную смелость зарабатываю ещё один поцелуй. На этот раз без языка, поверхностный, но не менее чувственный. Мои губы долго не отпускают, но всё же отпускают. Не знаю, радоваться или нет.

– Об этом, – говорит тихо, мягко и безумно завораживающе. Бес во плоти. Такому и душу в аренду сдать недолго. Любые бумажки подпишешь не глядя.

– И как? Понравилось? – язвительность язвительностью, однако вопрос более чем серьёзный.

– Понравилось. Ты права. Твою игрушку во рту одобряю.

Автоматом перекатываю металлический шарик за зубами.

– Ты про язык?

– И про него тоже.

– И что дальше? Будешь пользоваться время от времени? – и откуда только в этом хрупком бренном тельце столько дерзости? Сама себе поражаюсь.

– Если разрешишь.

У меня сердце капец как заходится. Сейчас либо тормознёт напрочь, послав хозяйку куда подальше, либо грудную клетку выбьет нахрен.

– А если не разрешу?

– Договоримся.

Договорится он. Пускай договорится сначала с моим самообладанием. Я готова уже сигануть в Кронверкский пролив, протекающий под нами, лишь бы он не смотрел на меня так. Это пугает.

– Мне нужно ехать, – слова вырываются непроизвольно.

– Куда?

Да никуда.

– По делам.

– Я отвезу.

Оказаться с ним в машине? После того, что только что случилось? Нет. Плохая идея.

– Не надо. Я договорилась кое с кем встретиться.

Не верит. Ни на грамм. И правильно делает.

– Встретиться?

– Встретиться.

– С кем?

– С другом.

– Ты тут меньше недели и уже друзья пошли? Кто? Имя, адрес его прописки и куда пойдёте.

Он чё, реально?

– Это тебя не касается.

– Брат знает об этом друге?

– Нет.

– Значит, касается. Хоть кто-то должен знать, где тебя потом искать.

Опять старая песня? Намёк, что я безответственная? Чё ж тогда в десна долбился с малолеткой-то?

– Мне пора. Спасибо за сегодня. Всё было круто, правда, – забираю у него кепку, ужиком выскальзываю из-под строгого взора и ныряю за спины сгрудившихся в кучу туристов. Опять китайцы. Они сюда всем населением прикатили?

Не догоняет. Не окликает. Даже просто не идёт следом, лениво шаркая. На светофоре, когда я поспешно всовываю грязные ноги в кроссовки и как бы между прочим оборачиваюсь проверить наличие хвоста, это становится очевидным. Идиотизм, но… расстраиваюсь. Неизлечимая бабская тупость в действии: хочу, а чего хочу сама не знаю. Но хочу. Или же не хочу, но надо. Зависит от предложенных вариантов.

Чисто инстинктивно, нежели по памяти, иду туда, где на самом видном месте прячется метро. И правда, память не подводит. Вот мечеть, красивая невероятно, а вон табличка с указателем: "ст. Горьковская". Спасаюсь от душной парилки в прохладной утробе крытого зала. Замученная жизнью и смыслом бытия женщина за стеклом устало швыряет мне в лоток жетон на проезд и сдачу, а старый эскалатор с кряхтением отвозит вниз, где из туннеля уже приветливо светит фарами сварливая гусеница приближающегося поезда.

Минут десять спустя выхожу на Невском проспекте. Всего десять минут, а мы теперь так далеко друг от друга. Первая волна паники сошла и чё-то как-то даже грустно становится. Ну вот я приехала. И что делать дальше?

Разумеется, никакой встречи не назначено. Но и домой идти не хочу, поэтому сажусь за столик возле окна в крытом кафе Зингера с видом на Казанский собор. Кофе и скетчбук. Час назад компания была лучше, но ничего. Так, типа, правильно. Наверное.

Разноцветные маркеры сменяются обычным карандашом, и в какой-то момент до меня доходит, что рисую я совсем не собор. Портрет получается по памяти и не претендует на достоверность, но штрихи вполне узнаваемы.

Со страницы не меня смотрит чёрно-белый Демьян. Даю цвет только глазам, пытаясь передать оттенками светло-голубого и насыщенного бирюзового то, что видела совсем недавно в реальности. А в реальности меня начисто парализовывает этот его кошачий прищур. Настолько, что я теряюсь и почти не соображаю, что делаю.

Долго разглядываю получившийся результат, пока меня не прерывает входящее сообщение:

«Ты забыла документы на заднем сидении»

Блин, точно! Я же бросила папку назад, а там всё: паспорт, аттестаты, грамоты за участие в олимпиадах и список адресов остальных универов, который я готовила пока лежала с соплями.

«Ой. Точно. Это плохо»

В глубине души надеюсь, что он предложит их завести. Сейчас. Или же вечером, домой. В любом случае это лишняя возможность снова его увидеть, и от возможности этой я бы не отказалась. Да, я дикая дура. Сама сбежала, и сама же ищу теперь повод увидеться. Звоните психиатрам, клиент готов.

Надеюсь, но получаю в ответ совсем не то, на что рассчитываю:

«Когда они тебе нужны?»

«Я в четверг собиралась ещё в пару мест заскочить»

«Тогда и отдам»

Больше никаких сообщений. Никаких смайликов, расспросов. Ничего. Сухая беседа на пару предложений завершена. Разве так должен общаться человек, который недавно лез в той рот? Или для него это ничего не значит? Правильно, а я уже накрутила себе в мыслях чуть ли не до свадебного букета и марша Мендельсона. Где психиатр, я спрашиваю!?

Откладываю телефон и с тихим скулением прячу лицо в ладонях. Мне кажется, или оно горит? Я сегодня явно перегрелась на солнышке, даже кепка не помогла.

Сижу так… не знаю, минуты две, пока меня не окликает смешливый мальчишеский голос.

– А не та ли это куколка, что приходит сама?

Удивлённо оборачиваюсь, снося пустую чашку, неосторожно оставленную на краешке стола. Ловкие руки парня ловят её в полёте. Красиво получается. Да и сам он ничего. Светлые кудри, широкая улыбка, лукавый взгляд. Долговязый, симпатичный. А футболка на нём, по-моему, та же, что и в прошлый раз: с эмблемой Флэша². Только гитары не хватает.

– Ну здравствуй, Макар, – улыбаюсь ему. Вполне искренне. – Говорила же, ещё свидимся.

– Запомнила, да? Мне приятно. Можно? – просят разрешения сесть рядом. Милостиво киваю и соседний стул лихо осёдлывают спинкой вперёд. – Скучаем?

– Не особо.

– Оно и заметно, – Макар кивает на скетчбук, раскрытый на портрете Игнатенко. Блин. Торопливо захлопываю. – Да ладно. Получилось красиво.

– Спасибо.

– Это твой парень?

– Что? Н-нет, – так активно трясу головой, что перед глазами всё в хороводе отплясывает. – Нет. Не парень.

Во взгляде нового знакомого так и беснуются насмешливые чертята.

– Одного "нет" было бы достаточно. Значит, у тебя нет парня?

– Нет.

– Это хорошо.

– Почему?

Макар сверкает белозубой улыбкой, способной развить наповал хрупкие женские сердечки. Отрада рекламных баннеров сети стоматологических клиник: белые, ровные. Кристинка бы заценила. С профессиональной точки зрения.

– Значит у меня есть шанс.

Вот же прямолинейный типчик. Не знаю, правда ли он настолько в себе уверен, но подал себя таковым с самого начала, чем заставил-таки обратить на него внимание.

С Макаром мы познакомились в ту ночь, когда я зависала в саду Зимнего Дворца. Ну тогда, после валяний в Исаакиевском сквере. Его гитару на набережной я заприметила сразу, но прошла мимо и пошла дальше к фонтану.

Сижу, значит, на спинке скамейки, никого не трогаю, с воодушевлением наблюдаю за тем, как плюшевый Мартин из Мадагаскара и плюшевый Гай Юлий Цезарь из трёх богатырей устраивают танцевальный баттл, смеша остальных. Видно, что аниматоры своё уже отработали и теперь просто развлекаются. И тут ко мне подсаживается он.

Гитара отставляется в сторонку, кроссовки сброшены на землю, задница помещается на жёрдочку.

– Привет, – улыбаются мне лучезарно. Сияет, как начищенный Пемолюксом самовар. – Я тебя заметил и пошёл следом, – мне протягивают телефон в чехле с Бэтменом. – Номер дашь?

Воу. Какой шустрый. Я в наушниках без музыки, но от удивления вытаскиваю из ушей затычки. Вдруг ослышалась.

– А ты вокруг да около не ходишь, – признаться, я в восхищении. Люблю, когда парни решительны, а не мнут юбки хуже кисейных барышень.

– Пока буду изображать галантность, ты исчезнешь и больше мы можем не увидеться.

– С чего такая уверенность?

– Потому что раньше я тебя здесь не видел.

Какой наблюдательный мальчик. Ха. Мальчик. Ну не прям мальчик. Мой ровесник, может на пару лет старше.

– Уверен?

– Я бы тебя запомнил. Так что? – перед моим носом снова помахивают телефоном.

Он симпатичный, спору нет, но не в моих правилах сдаваться без боя.

– Вот встретимся в следующий раз, тогда и поговорим.

– А когда мы встретимся в следующий раз?

– А это пусть решает судьба, – насмешливо подмигиваю я, соскакивая со скамейки и нашаривая кеды, которые так же были скинуты из соображений хорошего тона. Топтаться в грязной обуви там, где кто-то будет садиться… как бы невежливо.

– Как тебя хоть звать, куколка? – окликает он меня.

– Куколку не зовут. Куколка сама приходит, – парирую я.

– Вот так? Может тогда куколка хочет прийти завтра к каналу Грибоедова, скажем… часов в шесть? Чисто случайно. И у меня чисто случайно там тоже появятся дела. Поможем судьбе форсировать события?

Не стану отрицать, его энтузиазм и бойкость располагают к себе, однако… Однако в тот день я жалась с Демьяном в тени аллеи и была не готова так скоренько переключаться.

– Пока, музыкантик, – машу ему на прощание ручкой, намереваясь раствориться в Белых Питерских ночах.

– Я Макар, если что, – весело кричат мне вслед.

– Ещё свидимся, Макар…

Честно говоря, была больше чем уверена, что нет. Но тут мой косяк, забыла я, что крупный город – маленькая деревня, где работает система даже не шести рукопожатий, а трёх. Кто ж знал, что правда свидимся. Да так скоро. Может правда того, ну эта… судьба? Сидит тут такая, лупы свои на меня вытаращила и продолжает улыбаться. Интересно, он всегда такой позитивчик?

– Теперь скажешь, как тебя зовут? – на тактильном уровне чувствую, как внимательно меня рассматривают. От и до. Что, чего-то по темени не успел разглядеть?

– Тома.

– Тома это… сокращено от Тамара?

– Просто зови меня Томой. Не люблю полное имя.

– Как скажешь, – Макар выуживает из кармана телефон со знакомым чехлом и что-то резво начинает печатать на электронной клавиатуре. Мне протягивают подсвечивающий экран с открытой записной книжкой. Новый контакт уже создан, проименован, осталось только ввести номер. – Ну что, Томка-котомка? Ты обещала.

Томка-котомка. Пффф. Офигеть как оригинально. Умнее ничего не придумалось?

– Сейчас Томка засунет тебе эту самую котомку очень далеко и очень болезненно, если ещё раз услышит подобное, – обещать-не обещала, но послушно вбиваю цифры. Ну а чего бы нет? Я ж не на ЗАГС соглашаюсь.

– Всё понял, – с довольным видом делают прозвон, убеждаясь, что всё по-честному, и я не отправлю его на горячую линию общества защиты морских ёжиков. – С одним делом разобрались. Теперь к самому интересному: что на счёт свидания? Пойдём?

– Куда? Туда, куда Макар телят не гонял? – хмыкаю многозначительно.

Шутка заходит.

– А ты молодец. Уела. Один – один, – с укором грозят мне пальчиком. – Нет, обойдёмся без телят. Канал имени дядюшки Грибоедова всё ждёт. Как думаешь, дождётся?

И что ему ответить? Вот вроде бы азарт разгорается, так как возможное "свидание" обещает, по меньшей мере, яркие впечатления с таким-то парнем, но с другой стороны мне будто бы неловко перед Игнатенко. Было бы, блин, с чего.

То, что он меня поцеловал ведь нифига не значит, что я отныне его собственность и должна уйти в монашки. Да и переключиться будет нелишним, а то слишком уж сильно меня глюкануло на этого хмурного субъекта.

В конечном итоге выбираю нейтральный вариант.

– Возможно и дождётся. Всё зависит от тебя.

– И что я должен сделать? – Макар прямо подскакивает в воодушевлении.

– Не знаю. Удиви меня.

Надеюсь, со стороны я не кажусь сукой? А если и кажусь, не моя проблема. Не устраивает, скатертью дорожка. Пусть не думает, что победа уже в кармане. Я тут от "бла-бла-бла" всякого растекаться не собираюсь. Заинтересовался – докажи. Хочешь внимания – заинтересуй. С таким подходом любители одноразового перепихона отсеются автоматически. Потому что что-что, но я точно не по этой части.

От Макара многого не жду, но этот вечер и весь следующий день буквально ухахатываюсь от нашей переписки. А списываемся мы практически всё свободное время. Меньше чем за сутки количество сообщений в нашей болталке переваливает за тысячу. Приколы из инета, смешные видюхи, разговоры обо всём и ни о чём, снова прикольчики – пару раз, каюсь, я чуть не описалась от смеха, о чём, собственно, было сообщено оппоненту в голосовых и на что в ответ мне вежливо предложили подарить детский горшочек с диснеевскими принцессами. От горшка я отказалась, а от встречи в четверг не смогла, дала добро. Соблазн оказался слишком велик.

Правда в среду вечером мне неожиданно напомнили, что я безответственная бестолочь.

«Во сколько завтра?», приходит ближе к полуночи от так и не записанного номера Демьяна.

«Что: во сколько?»

«Документы ехать подавать собираешься во сколько?»

Ой, точно.

«Не знаю. Не завтра уже, наверное. У меня другие планы появились»

«Отменишь»

Нормально так.

«С какого перепугу?»

«Я ведь свои отменил из-за тебя. Завтра в восемь утра жду на том же месте»

Зависаю, хлопая глазами и разглядывая силуэты тёмной комнаты. Офигеть. И что прикажете делать с такими заявами? Объявляется когда вздумается, ещё и права качает. У него такая манера, окей, пусть так, но я тут при чём? С какого фига я должна это терпеть?

«Ты ничё не попутал, лапуль? Больше некем командовать? Все куры разбежались, я одна осталась? Повторяю, у меня другие планы. Папку отдай брату. Я тебя с собой не заставляю таскаться, так что мне по барабану: что и ради кого ты там отменил».

Грубовато, но текст набирается на эмоциях, а когда понимаю, что всё же стоило бы помягче донести информацию, рыпаться поздно – сообщение уже висит прочитанным. Вот только ожидаемой гневной тирады не следует. Молчит. И когда ложусь спать через полчаса тоже молчит. Лучше бы поорал, а то мне как-то неспокойно становится.

Наутро такая же пустота. Только "Проснись и пой, красотка. День обещается быть солнечным" от Макара. От Макара, с которым у меня на обед назначено свидание. Ух. Наверное, надо подготовиться. Ноги побрить там, голову помыть, носки чистые надеть. У меня как раз крутые есть, с клоуном из «Пилы», он сто пудов заценит.

В квартире тишина. Даня уехал на работу, о которой я до сих пор толком ничего не знаю. Кристина тоже наверняка не в курсе, так что и выведать не у кого. Эти ребятки пока особо сильно не сблизились. Общаются, виделись пару раз, но до горизонтальных плоскостей и романтических ночёвок друг у дружки ещё не дошло. Судя по тому, как смущённо краснеет Кристина при одном упоминании брата, там и до поцелуев никак не дойдёт. Мне их лбами стукнуть и скотчем обмотать что ль? Без меня люди вообще ничего не могут.

Намыливаюсь под душем, напевая под нос прилипчивый мотивчик попсовой песенки, когда слышу через шум воды приглушённую долбёжку. Звук такой, будто стадо мамонтов стены проламывает. Но нет, всего лишь стучат в дверь. Зашибись. И кого нелёгкая принесла? Кто такой дерзкий, что с утра пораньше людей выбешивает и спать соседям не даёт?

Мельком заглядываю в глазок и нервно сглатываю. Ясно, кто. Как я сразу не догадалась.

С той стороны будто чувствуют, что я рядом.

– Открывай, мелкая. На кухне свет горит, – предупреждает Игнатенко.

– Взрослых дома нет, а мама не разрешает открывать незнакомцам, – это глупо, но я просто оттягиваю момент.

– Открывай. Иначе выломаю нахрен.

С плохим предчувствием проворачиваю ключ в замке.

Демьян суровой монументальной фигурой медленно входит в квартиру, прикрывая за собой дверь и запираясь. Ну вот, на лестничную клетку, в случае чего, не сбежать. Пячусь назад, за неимением других вариантов. Собираюсь спрятаться за дверью комнаты, но меня ловят, загоняя в угол. В тот самый, где мы были застуканы Даней. Какая ирония.

– А теперь, смелая ты наша, – хмуро нависает он надо мной. Издаю жалобный писк, прижимая к груди обёрнутое вокруг тела полотенце. – Повтори всё, что вчера написала. С чувством и расстановкой. И горе тебе, если мне не понравится.

Глава 7. Петергоф

POV Тома

Надо мной в хищном оскале замирает коршун и чё-то я как-то растерялась.

– Мне неуютно, когда ты так напираешь, – непроизвольно вжимаю голову в плечи и пытаюсь слиться со стеной, но, вот незадача, не получается. Я не Каспер. Сквозь предметы просачиваться не умею.

Зрачки Демьяна недобро сужаются.

– Что, растерялась смелость? В глаза уже не хватает духу дерзить?

Ну, знаете ли! Уязвлённо вскидываю голову.

– Дерзить? А что я такого написала, а? Я не понимаю, чего ты от меня хочешь. У меня уже есть всё контролирующий брат, ты чего лезешь? Всегда мечтал о младшей сестричке? – тут же виновато прикусываю язык. Нашла что говорить. Человеку, выросшему в детдоме такие вещи в лицо не бросают. – Прости. Случайно ляпнула.

Думала, разозлится, но нет. Смотрит максимально нейтрально. Ни один мускул не дрогнул. Если его и задело, виду не подаёт. Восхитительная невозмутимость. Мне б так.

– Может и хотел, но у меня такой привилегии нет, – спокойно отвечает он.

– Ничего. Отыграешься на дочери.

– Не факт, что она будет.

– Будет. Долгожданным девочкам всегда достаются отцы-тираны. Заранее сочувствую девахе. Шаг влево – домашний арест, шаг вправо – расстрел. Свобода слова? Это что за фрукт? Не знаем такого. Будет бояться тебя дитё, как огня, и при первой возможности сбежит куда подальше. Авторитетно заявляю.

– Авторитетно? – мохнатая бровь насмешливо изгибается. – Говоришь так, будто тоже меня боишься.

– Да.

– Что, да?

– Я тебя боюсь, – признаюсь, хоть это и непросто выдавить вслух. Но хочу, чтобы он понял.

– Боишься? Зачем?

“Зачем?” Лол.

– Отличный вопрос. Очень логичный. Обычно в таком случае спрашивают: "почему", но правильно, к чему уподобляться большинству.

– Тамара, почему ты меня боишься? – напирает Демьян.

Ох, так ведь и не объяснишь…

– Помнишь, как в Эдемском саду? Лев полюбовно облизывает овечку. А венка на её шее так пульсирует, так пульсирует… А лев долго был вегетарианцем и он такой голодный…

– Так по твоему мнению, я лев? – довольно хмыкает он. А я молчу. – Ты не овечка, Тома. Вообще нет.

– Я гибрид овечки и саблезубого тигра.

– Именно. Это и возбуждает.

И снова меня бросает в жар. Только что в душе была, но теперь надо обратно. Потею, как курица в гриль-духовке. Аж испариной покрываюсь. Мы вроде про дочки-матери разговаривали, когда на пестики и тычинки успели переключиться?

Нет. Не надо мне такого. Он мне нравится, но я не хочу вязнуть в этом болоте. Этот человек мне не по зубам. Не хочу оказаться собакой, что урвала себе слишком большую кость и теперь не знает, что с ней делать. И закопать не получается, и из пасти не вытащить: оставишь на секунду – стырят.

– Хватит, – прошу я.

– Что хватит?

– Говорить так. Вести себя так. Смотреть… так, – осторожно отодвигаю его, подушечками пальцев нащупывая каменную еле вздымающуюся грудь. Ошибка. Не видя вижу, как распускается плохо закреплённое на мне полотенце, норовя слететь. А ведь под ним ничего нет…

Демьян преспокойно ликвидирует оплошность, заправляя торчащий хвостик обратно под слои махровой жёлтой ткани, не давая мне опозориться. Собирает прилипшие к шее мокрые волосы и перекидывает их на одну сторону. Едва уловимо касается щеки, отчего из меня вырывается тихое нервное скуление.

– Иди одевайся, суши волосы и поехали, – уже спокойно, без начальственного тона отвечает Игнатенко. Не спрашивает, не уточняет. Информирует о свершившемся факте.

– Куда?

– Всё туда же. С образованием твоим разбираться.ч

– Я ведь сказала…

– Что у тебя другие планы? Да, я запомнил с первого раза. Твои внезапные "планы" как-то связаны с поступлением?

– Нет.

– Тогда они меня не волнуют. Сделаем всё, и ты свободна.

– Почему тебя это волнует?

– Меня волнует всё, что связано с тобой.

Кислород. Воздуха мне в лёгких. Срочно. Он продолжает делать это… путать и сбивать с толку.

– Почему?

– У тебя пятнадцать минут на то, чтобы собраться. Иначе я сделаю это за тебя.

За меня – в смысле сам меня оденет? Звучит… заманчиво. Несмотря на подсознательное стремление сохранять хоть какое-то подобие дистанции, проклятое воображение с готовностью рисует такие картины, что лицо предательски пунцовеет.

Бред.

Тянуться к человеку и одновременно стараться держаться от него подальше – так вообще можно? Это нормально? Это не когнитивный диссонанс, не? Биполярочкой не попахивает?

– Я не проверяла расписание, может сегодня не приёмный… – последней стрелой из колчана нашариваю шаткую отговорку.

– Принимают. Я проверил.

– Откуда…

– Видел список.

Пух. Картинки неприличных девичьих грёз рассыпаются от удара кривой выщербленной кувалды действительности.

– Лазил в мои вещи?

– Они лежали в моей машине.

– И поэтому автоматически теряют право на приватность?

Пф-ф. Кого бы заботили детали.

– Время пошло, – напоминает Демьян, стуча ногтем по массивным наручным часам. Эти ещё круче, чем те, что полетели в Неву. – Ещё пара минут и на приватность потеряешь право ты.

Хм. Прозвучало излишне пошло или мне это только показалось?

– Ты удивительно неприятная личность, – обречённо закатываю глаза и… плетусь в комнату за феном. Ума не приложу, как у него это получается, но рядом с ним я превращаюсь в вату. Не способную сопротивляться и отстаивать свои позиции. Попробуй воспротивься, когда тебя пригвождают к поверхностям вот такие буравчики.

Пока собираюсь, он ждёт в коридоре. Стоит, облокотившись на настенное зеркало и тыркается в телефоне. Осторожно заглядываю ему через плечо и… разочаровываюсь. Какие-то текстовые таблицы с цифрами. Ну вот. А я прям верила, что там что-то интересное. Тамагочи, например…

– Любопытной Варваре знаешь, что оторвали? – интересуются у меня. Не злится, и на том спасибо.

– Сказал тот, кто устроил шмон в моих ксерокопиях, – фыркаю я, утопывая в ванную с косметичкой подмышкой.

– Сильно не малюйся, – слышу вслед. Никаких угрызений совести.

Не малюйся. Это просьба или приказ? Не знаю, поэтому из вредности рисую чёрной подводкой глаза, а губы мажу тёмно-бордовой помадой. На фоне чёрного платья, чёрных гольфов и чёрной шапки смотрится… чёрненько. Мне нравится.

Возвращаюсь к нему, ехидно кривя яркими губами, на что получаю реакцию уставшей мамаши, чьё чадо упорно лезет пальцем в работающий измельчитесь. Ути, бозе. Ну чисто страдалец. Выпишите ему кто-нибудь премию за терпелку.

– Готова? – спрашивают меня. – Поехали.

– Я не завтракала.

– Я тоже. Позавтракаем позже. Поехали уже.

Ой, а надо ли? Что-то мне не кажется эта затея такой славной… Впрочем, когда кажется креститься надо. Можно на всяк пожарный ещё и поплевать через левое плечо, но я не суеверная, так что ничего из этого не делаю. Просто послушно спускаюсь следом за Игнатенко. Побеждённая, но не сломленная.

Мне галантно придерживают дверцу машины (это ж надо!), но красивые заходы явно не мой конёк. Спотыкаюсь об подножку, ойкаю, подпрыгиваю, прикладываюсь лбом об выпирающий бортик, шикаю и только после всех манипуляций, почёсывая место ушиба, с горем пополам забираюсь в Гелик. Леди, блин. А потому что меньше выпендриваться надо!

Едва оказываюсь в тесном пространстве с заведённым мотором, меня накрывает новая волна паники. Не могу ничего с ней сделать, она вылезает непроизвольно. Моментом вспоминается Петропавловская крепость, смотровая площадка и поцелуй. Факт которого до сих пор для меня загадка. Целоваться, а потом несколько дней не объявляться? Л-логика.

– Расслабься, – Демьян видит моё напряжение. Сложно его не заметить, если я нервно сминаю юбку, выставляя на обозрение белые кантики натянутых выше колен гольф. – Сидишь с таким видом, будто я тебя сейчас кину на заднее сиденье и изнасилую.

– А что, нет? – пытаюсь пошутить, но выходит лажа. В горле Сахара, хочется откашляться. Достаю из рюкзака прихваченную пластиковую бутылочку сока. Типа перекус.

– Да. Но не сегодня.

Сок идёт носом. Задыхаюсь и кашляю, вытирая липкий подбородок. А эта сволочь смеётся над моей реакцией, не отрывая взгляда от дороги. Стебётся, очень мило.

– Тебе это по приколу, да? – взрываюсь я. – Дразнить меня? Чего ты пытаешься добиться своими тупыми подколками???

– Во-первых: это не подкол. Я предупреждаю серьёзно. Во-вторых: кого.

– Что? – сразу как-то не вкуриваю.

– Не "чего", а "кого".

– И кого?

– Тебя.

Занавес.

В ноздрях всё ещё саднит привкусом апельсина. Хочется то ли высморкаться, то ли соль с водой залить перорально. А ещё стать невидимой, так как неприятная сдавленность не идёт ни в какое сравнение с тем, что до меня вроде как дошёл смысл его слов.

– Прости, – и всё же решаю перестраховаться. Чтоб потом полной идиоткой не оказаться, нагородившей воздушных замков. – Я не совсем поняла…

– Ну если тебе так проще, – равнодушно дёргает плечом водитель, чем выбешивает окончательно. Он что, правда считает, что можно вот так запросто ляпнуть подобное и делать вид, что ничего особенного не сказано?

На ходу приоткрываю дверцу со стороны пассажирского, и Демьян резко даёт по тормозам, от чего в зад нам чуть не въезжает старенький запорожец. Повисаю на впившемся в плечо ремне безопасности.

– ТЫ БОЛЬНАЯ? ДВЕРЬ ЗАКРЫЛА! – салон тонет в его рыке. Аж барабанные перепонки трясутся.

– Да закрыла, закрыла. Чего орать? – послушно захлопываю дверцу обратно.

Акстись, милый. Никто никуда не собирался выпрыгивать. Я ж не ебобо. Просто захотелось свежего воздуха глотнуть, а где кнопочка опускания стекла я не вдуплила. Захочу – не сбегу, у меня коленки ходуном ходят.

Гелик срывается с места под раздосадованное бибиканье.

– Долбанутая? С тобой как, всё нормально? Башкой нигде не шибанулась? – шипит на меня Игнатенко.

– А с тобой? – парирую я. – Знаешь, меня уже подзаколебала эта твоя манера бросаться обрывками информации. Как с барского плеча кафтан нищему скинул. Мол, на, подавись, но не забывай радоваться моей щедрости. Я же девушка, блин. И мне нужны детали, а то со своим воображением я могу мно-о-ого чего додумать. И не факт, что результат тебе понравится.

Претензия повисает в салоне, даже не удостоенная вниманием. Очаровательно. Вот и поговорили. Ему это не надо, а мне и подавно. Я тоже умею играть в молчанку. И играю. Следующие несколько минут, надувшись и скрестив руки на груди.

Сижу так, пока авто не тормозит на набережной Мойки, ловко вклиниваясь между припаркованной красной Маздой и синим Опелем. Демьян всем корпусом оборачивается в мою сторону. А я на него из принципа не смотрю. Перебьётся.

– Мне нравишься ты, – как мокрой тряпкой по морде ошарашивают меня. – Так, как нравится девушка, которую хочется и трахнуть, и в кино сводить. Достаточно деталей? Всё предельно ясно? Вопросы есть?

Сглатываю образовавшийся в горле ком, отрицательно мотая головой. Хотела подробностей – получай. С желаниями надо быть осторожней.

Приятно ли мне?

Да.

Рада ли я?

Не знаю…

Мне суют в руки знакомую папку.

– Тогда вперёд, – кивок. Поворачиваю голову и растерянно понимаю, что мы стоим напротив железных ворот, над которыми большими буквами написано РГПУ. Вау. Приехали. А я не заметила. – Сама дойдёшь?

Ну вот, меня вежливо выпроваживают. Оно даже хорошо. Поспешно вываливаюсь из машины, прижимая документы к груди. Задерживаюсь в универе максимально долго, пропуская вперёд всех: даже тех, кто только собирается выйти из дома. Но вот меня уже настойчиво просят, видя, что какая-то мутная особа битый час топчется в коридоре и пьёт казённый горячий шоколад из автомата. Прикольно. Я успела надоесть приёмной комиссии.

Всё сделано и, признаться, в голове настойчиво крутится шальная мыслишка поискать запасной выход и свалить от своего провожатого по-английски. Просто… не знаю. Пугает он меня. Реально чувствую себя рядом с ним безвольной овечкой. Но ведь если сбегу, он же потом с меня три шкуры спустит.

Делать нечего. Возвращаюсь к Демьяну.

– Чего так долго?

– Да там… народу дофига, – прячу глаза за полями шляпки. – Теперь куда? В кино или трахаться?

Язык мой – враг мой. Метёт без разбору, не успевая посоветоваться с мозгом.

Жду колкостей, но получаю лишь нейтральное:

– Завтракать.

Равнодушно дую губы куриной жопкой, откидываясь назад.

– Завтракать так завтракать.

Едем в какой-то мудрёный ресторан, где подают цыплёнка с манго. Для завтрака нехило. Но вкусно. Рецепторы однозначно удовлетворены. Ценники тут кусаются, так что сильно не возбухаю когда доходит дело до расчёта. Пускай платит, сам сюда затащил.

Сытная и кряхтящая уютно сворачиваюсь почти клубочком на переднем сидении.

– Ноги выпрями, – требуют у меня.

– Не хочу, – они так удобно подвернуты под себя, что шевелиться не хочется.

– Выпрями, сказал. Если с кем поцелуемся, будешь долго ходить на костылях.

– Что, в гипсе я тебе уже не буду так нравится? – под колючий взгляд без особой охоты принимаю нормальную позу. Ой, да больно надо. Уже и пошутить нельзя. Чувство юмора у человека ниже ватерлинии. – Доволен?

– Доволен, – закуривается сигарета и в открытое окно закрученной струйкой вылетает облако дыма.

– Куда теперь? Можно домой? Я так наелась, что хочу спать.

– Спи. Час у тебя есть. На выезде пробка.

Так и хочется съехидничать, что пробки обычно в ушах и у бутылок, но мне лень. Я конкретно переела. Поросёнка покормили на убой. Теперь повезут на живодёрню, сдавать на сало. И пускай везут, главное, чтоб не трогали. Мне надо просто передохнуть. Закрываю глаза, позволяя себе расслабиться.