Текст книги "Язва на полставки"

Со мной сложнее. Я оказываюсь под форменным психологическим давлением. Не привыкшая к тому, что тебе говорят: "выбирай всё, что нравится" вместо того, чтобы радоваться, впадаю в ступор. Не могу я так. Не привыкла, что за меня платит мужчина. Потому что мужчин раньше и не было. Папа не в счёт. С родителями там другая песня.

Так что первый магазин, где кроме продавщицы и манекенов нет ни намёка на пребывание человека, прохожу вскользь и как можно скорее. Ценники реально заоблачные. И за что столько нулей? За вот эту тряпку, которой только полы мыть?

Переходим в следующий. Там уже расценки лояльней, и парочка вещей реально ложится на глаз, но стеснение не позволяет сознаться.

В третьем павильоне Демьян начинает психовать.

– Мы пробудем здесь до закрытия, если продолжишь ломаться. И завтра приедем повторно, – предупреждает он. Или угрожает. Я не поняла, если честно, но аргумент звучит убедительно. Столько здесь я не выдержу, трёхнусь. Лучше завтра в Царское село его вывезу, раз такая пьянка пошла.

Короче, запихиваю скромность поглубже, затыкаю пробкой внутреннего еврея и реально начинаю выбирать. Но, конечно, стараюсь держать меру. Не всё подряд, а то что действительно буду носить.

– Мы за платьем приехали, а ты набрала штаны и свитер, – замечают минут через двадцать.

– Это не свитер. Это худи.

– Да мне без разницы. Платья где?

– Мне здесь ничего не приглянулось.

– Принял. Дальше ищем.

– Это положить обратно? – киваю на вешалки в руках.

– Куда положишь? Мерить иди.

Иду мерить. В итоге почти всё покупаем.

Следующий магазин.

– Нравится?

– Нравится, – верчу в руках красную шляпу из замши.

– Значит пошли на кассу. Чего жмёшься?

С платьишками очередной голяк. Реально ничего не нравится, хоть ты тресни. Я ищу что-то практичное. Чтоб не жало, не передавливало, не натирало подмышки, но и как мешок не висело. К пятому магазину Демьян понимает, что каши со мной не сваришь и берет всё в свои руки. Я набираю одну охапку, он другую. Причём поболее моего и со всем этим потенциальным рассадником моли загоняет в очередную примерочную.

– Нет. Не годится, – откопав где-то табуретку и подобно царю развалившись на ней, отрицательно качает головой он, пока я устраиваю мини-дефиле.

– Тоже нет, – через несколько минут снова категоричный отказ.

– Нет. Цвет не твой.

– Нет. Мне не нравится длина. Слишком короткое.

– Здесь декольте наружу. Нет.

– Так… Я, кажется понял, что тебе надо. Стой тут и жди.

– Стою тут и старею, – покорно киваю своему отражению, когда он уходит обратно в зал. И чего ему не нравится? Нормально всё с декольте. А… когда наклоняешься всё реально вываливается. Понятно.

– Вам так повезло, – с завистью вздыхает топчущаяся рядом девушка-продавец, развешивая не подошедшие наряды обратно на вешалки. – Я тут полгода работаю, но чтобы парни вот так терпеливо выбирали своей девушке вещи… Вы же его девушка?

Ха. Слышу я твой голос, лапуля. Зондируешь почву. Уже думаешь, как бы подкатить свои кривые ножки.

– Невеста, – отбриваю её. Накусь и выкусь.

Девушка понимает, что спалилась и сконфуженно ретируется. Все раздевалки пустые, поэтому дальше топчусь в гордом одиночестве, пока не возвращается Игнатенко с новой партией.

– Издеваешься? Это не мой стиль. Я такое не ношу, – капризно морщу нос при виде классического приталенного платья с юбкой-карандаш. Под цвет новой шляпки.

– Ты прежде чем фыркать надень сначала.

– Ну уж нет. Я буду фыркать и одеваться одновременно, – обещаю я, но обещание не сдерживаю. Ладно. Признаю поражение. Это реально ничего. Да, не в моём стиле, больше выходное, чем каждодневное, но сидит идеально. И с плеч лямки кокетливо спадают, и вырез на спине весь такой: я, типа, леди, где мои лабутены?

Главному оценщику тоже нравится.

– Берём. Дальше.

Дальше тоже неплохо. Ещё одно приталенное, с юбкой ниже колена, но с открытыми вставками на животе. Ткань мягкая, удобная. Хоть бегай. У кого-то явно вкус лучше, чем у меня. Даже обидно. Кто из нас девочка?

– Берём. Снимай.

– Что, вот прям снимай?

– Вот прям снимай.

– Как скажешь, – преспокойно стягиваю с себя шмотку, оставаясь в нижнем белье. Всё равно никого нет, только камеры. – Так лучше? У меня, конечно, формы поскромнее, чем у твоих девочек из клуба, но…

Шторка примерочной рывком задёргивается за нами, а я оказываюсь в ловушке выставленных вперёд рук.

– Никогда не сравнивай себя с ними. Они – это они. Ты – это ты.

– Здорово. Очень интересно, но, как всегда, нифига непонятно, – отвечаю бездумно, полностью сконцентрированная на его губах, которые так маняще близко.

– Ты. Самая. Красивая. Запомнила?

Ого. Мне, по ходу, сейчас голову открутят, если я откажусь соглашаться.

– Ладно-ладно. Красивая я, – его губы не оставляют мои мысли в покое. Так-то не только губы, но сейчас я хочу хотя бы их. – Ты целовать красивую-то будешь?

С мягкой улыбкой меня целуют… в нос. И всё-ё-ё?

– У тебя ещё четыре примерки осталось. И пойдём за нижним бельём.

– Нижним… – кхм… – Я чего-то не знаю? Ты меня в каких целях так старательно заворачиваешь? Типа что, в подарке самое приятное процесс распаковки?

– Мне важно, чтобы моя женщина ни в чём не нуждалась.  У тебя какие-то претензии? Давай сразу их обсудим.

Претензии? Это что за фрукт заморский? Не знаем такого. После "моя женщина" мозги автоматом делают ручкой "гудбай". Дальше можно говорить что угодно, всё равно не услышу. На повторе только: "моя женщина", "моя женщина", "моя женщина"…

Неловкость зашкаливающая, но я не сопротивляюсь, когда меня ведут в отдел женского белья. Более того, сразу прошу не тянуть резину и самому выбрать то, что нравится. Всё равно ж фигни он не выберет. И не выбирает. Всё предельно уместно для моих нравственных убеждений: лаконично, красиво, с минимумом кружавчиков и рюшек.

На этом шопинг я официально заканчиваю. У меня и так челюсть отвисает, когда понимаю, сколько мы угробили на всё это времени. А уж в какую сумму обошлись мои обновки вообще молчу…

Созваниваюсь с Кристиной, и мы поднимаемся на последний этаж, где рядом с кинотеатром и игровыми автоматами расположилась кафешка. Такая, солидная на вид. Не просто "Мак" или "Теремок" с самообслуживанием. Тут даже официант есть.

– Надеюсь, ты не потребуешь наращивать волосы, ресницы и прочую ерундистику? – стараюсь не путаться в пакетах, с учётом того, что большую часть несёт Демьян. Мои в основном из книжного. Забежали мимоходом… где я в итоге задержалась дольше всего. – Иначе мы с тобой прямо здесь распрощаемся и лифчики тебе носить придётся самому.

– Не вздумай. Мне не нужна искусственная кукла.

– Это радостно слышать. А то…

– Тормози, – Дёма удерживает меня, кивая на один из столиков, за которым сидят Даня с Кристиной.

Сидят очень мило, друг напротив друга, тихонько разговаривают, заказав по чашечке…  чего-то, неважно чего, но самое главное – держатся за руку. Ладонь брата бережно накрывает девичью кисть и у меня возникает непреодолимое желание нарисовать этот момент, что в данных обстоятельствах, по меньшей мере, несподручно. Ограничиваюсь тем, что исподтишка фоткаю их. Потом сделаю набросок.

Замираем в отдалении, не решаясь нарушать царящую идиллию и минуты две, не меньше, просто наблюдаем.

– Что ты с ним сделал? – спрашиваю я. – Даня никогда не был так робок с девушками.

– Я сделал?! А ты уверена, что дело во мне? Может дело в тех, кто был у него до неё? – резонно замечает Игнатенко. Это он Лесю имеет в виду? Капец. Как же сильно одна сучёнышная выдра должна была пройтись по мужскому сердцу, что следы её пребывания до сих пор не стираются? Увидела бы эту дрянь, лично оттаскала бы за патлы.

– Мне кажется, мы там не нужны, – наконец, решаю я, понимая, что топтаться возле перил просто глупо. Про нас не вспоминают. По сторонам не смотрят. – Если что, скажем: кроссовки пошли тебе выбирать. Можем, кстати, реально глянуть.

– Зачем мне кроссовки?

– Чтоб на смену берцам что-то было.

– Так у меня есть кроссовки.

Ого. Признание застаёт меня врасплох. Вот так нежданчик.

– Чё, правда?

– Правда. Я тебе больше скажу: у меня ещё и зимняя обувь есть. У тебя, кстати, есть?

– Есть. В Москве… Но до холодов пока далеко, – добавляю поспешно я, пока меня не потащили в обувной. – Ну раз не надо, тогда давай скинем пакеты в машину. А потом в кино можно сгонять. Дать им ещё пару часов.

– И перекурим.

– И перекурим.

Скинули, перекурили, но в кино идти не торопимся. Специально посмотрели репертуар, но ничего мало-мальски стоящего не нашли. Честно говоря, и охоты особой нет тратить два половиной часа ни на что. Мне куда приятней просто вот так посидеть в Гелике. Ещё и на водительском месте.

Демьян вкратце объясняет: где, что и какие педальки жать, но я не вникаю. Никогда не было желания получать права. Я обычную тележку в супермаркете вожу как камикадзе, умудряясь играть в боулинг с народом, поэтому не думаю, что с моим везением стоит рисковать чужими жизнями на дороге.

Так что вместо того, чтобы запоминать, как переключать рычаг передач, смотрю на Демьяна. Тщательно сохраняю в памяти каждую его чёрточку и каждую родинку, будто не помню всё это с прошлых разов. Будто не его портрет, пусть и корявый, покоится у меня в скетчбуке. Но я хочу ещё один. Качественней.

Дёма мой взгляд, естественно, замечает.

– Ты меня не слушаешь, да? – отрицательно качаю головой. – И кому я объясняю?

– Не знаю, – отвечаю я и… перебираюсь на него. Несмотря на просторный салон на пассажирском месте тесновато вдвоём, но мне всё равно. Усаживаюсь сверху, возвращая тот же минимум расстояния между нами, что был в примерочной, и мягко пробегаюсь подушечками пальцев от его скул до упрямого подбородка. Запоминаю не только визуально, но и тактильно. – Где мой поцелуй? Ты мне должен?

– Ты бы не заигрывалась, – мои пальцы ловят губами и уже от одного этого притихшие гормоны заинтересованно вскидывают голову, готовые к бою. – Одним поцелуем не ограничится.

– Я надеюсь.

Мы на малолюдной подземной парковке, очень удачно стоим за бетонными колоннами. Всё остальное меня мало волнует. Если тут есть камеры – пускай смотрят. Все стекла, кроме лобового затонированы. Много не подглядят.

– Тома, не заводи, – поздно. Уже. И кайфую от одного только факта, что способна возбудить его ничего при этом толком не делая. Та голая стрипуха была ему по боку, а на меня у него встаёт за секунду… Звучит пошло, зато по факту. Подцепляю зубами его серёжку в ухе, игриво оттягивая. Закрепляю результат поцелуем в пульсирующую венку на шее. – Тома… – Демьян начинает подхрипывает. Вроде пытается меня вразумить, но его руки уже успевают забраться ко мне под одежду. – Здесь не место и не время…

Он прав. Второй раз подставиться не хочется. Поэтому отрываюсь от увлекательного занятия и, дотянувшись до телефона, набираю Кристине быстрое сообщение: "ЕСЛИ СОБЕРЁТЕСЬ НА ПАРКОВКУ, ПОЗВОНИТЕ". Жду, пока галочки доставки посинеют. Следом приходит короткое: «ок» и смайлик с подмигиванием. Ишь, хитрюга.

– Проблема решена. Теперь и место, и время, – удовлетворённо откладываю смартфон с заговорщицким видом. Я, наверное, похожа на нимфоманку, но вроде никто не против, так что по барабану. Дёма точно не против. С моего лица смахивают волосы, вглядываясь во что-то, что видно только ему одному. – Что?

– Я тебя люблю.

Ощущение, будто внутри закоротило. От энергетиков сердце так не заходится, как сейчас долбит у меня. Ничего не отвечаю, всё равно бы не получилось – просто дорываюсь до долгожданного поцелуя. Такого глубокого и распаляющего, что в Гелике быстро становится нечем дышать. Или это мне нечем дышать от накатившей эйфории.

Не прерывая поцелуя, от которого всё сжимается в приятной истоме, Демьян откатывает сидение назад и чуть опускает спинку. Стучит крыша поднимающего подлокотника и перед моим носом всплывает зажатый между пальцев квадратный серебряный пакетик. Это приглашение? Хорошо. В конце концов, сама нарвалась.

У меня прежде не случалось секса в машине, зато теперь могу сказать с уверенностью: это неудобно, несподручно и травмоопасно. Дважды стучусь макушкой об потолок: когда приподнимаюсь, чтобы пристянуть его джинсы и когда пытаюсь в истерическом смехе справиться с презервативом. Так-то это для меня тоже первый опыт и в итоге приходится прибегнуть к помощи профессионала.

Зато только теперь оцениваю плюс платьев – не нужно раздеваться. Сдвигаешься в сторонку единственную помеху и… затонированные стёкла намертво запотевают. Теперь хоть в упор подглядывай, ничего не увидишь. Чувствую себя Кейт Уинслет в Титанике. Ну там, в сцене с каретой.

Когда заканчиваем, салон напоминает парилку. Чистая баня. Врубаем кондиционер и распахиваем дверцы настежь. Я возвращаюсь на водительское место и с трудом пытаюсь подавить счастливую улыбку, растирая покрасневшие коленки. Дёма сидит, высунув одну ногу наружу и курит. В какой-то момент нашаривает мою руку и молча сжимает её. Один жест вместо тысячи слов.

Снова пишу Кристине, сообщая, что таможня даёт добро и заодно интересуюсь, какие у них планы дальше. На этот раз ответ приходит не сразу, зато с разрешением уезжать без них. О, как. Что ж, так даже лучше. Немаленькие, как-нибудь доберутся. А мы… а мы поедем к Коту… Приготовим что-нибудь, а после ужина прогуляемся вдоль Невы… Наверное. А может не станем тратить время и повторим маленькие шалости. Сегодня. Завтра. Послезавтра… в любое время. У нас ведь отношения.

Отношения. Для меня это необычно. Я ведь только-только из родительского гнезда выпорхнула. По сути зелёная и, несмотря на собственный максимализм, мало готовая к самостоятельности. Но вроде справляюсь, ведь следующие пару недель практически живу в квартире Дёмы. Ну, как живу…

Готовлю, методом проб и ошибок, ваяя по рецептам что-нибудь максимально простое, но непривычное для моих скудных кулинарных способностей. Прибираю, имея официальное разрешение на доступ ко всем полкам и шкафам. Планирую досуг. Командую, когда пора поехать за продуктами. Получаю на руки дубликат ключей.

Ну да… Живу с парнем, по-другому не назовёшь. Однако свои вещи не тороплюсь перетаскивать, хоть наши шмотки частенько оказываются в одной стиральной машинке. Мои труселя с носками на одной сушилке с его… Если не это признак некого уровня близости, тогда что?

Само собой, мне не доставляет особой радости его частое отсутствие по ночам, не говоря о том, что проклятый бордель на минималках против воли играет с ревнивым подсознанием злые шутки, но… мне ли жаловаться? Да, Демьян Игнатенко не придерживает двери на входах и выходах. Да, редко когда на людях берёт за руку. Ещё чаще молчит, но…

Но всё это с лихвой перекрывается тем, что он умеет делать и делает: всё своё свободное время он посвящает мне. Отвозит на вступительные экзамены, ждёт, чтобы потом забрать, пусть с несчастным видом, но покорно соглашается на прогулки до того же Екатерининского дворца и может часами сидеть и смотреть как я рисую.

Проводя столько времени вместе окончательно удостоверяюсь в том, что у него, кроме Дани, нет друзей. Таких, чтоб именно друзья, а не "мутные связи с дозвонами после полуночи". Фиг с ним друзья, даже просто знакомых нет. Ну разве что Тимур с Кирой, но те настолько погрязли в подготовке к свадьбе на даче, что в центр за последний месяц приезжали лишь однажды. На стройрынок.

И вот как так может быть, что у человека, прожившего в Питере всю жизнь, никого нет? Да, Дёма закрытый, сложный, но не до такой же степени… Не знаю. Во всяком случае его бывших подружек я не понимаю. Это какой идиоткой надо быть, чтобы отказаться от него? Вряд ли же это только мне так повезло. Больше чем уверена, любая девушка рядом с ним была бы окружена подобным “королевским” вниманием…

Ладно, поспешила с выводами. Причины были. Одну умудряюсь прочувствовать на собственной шкуре, когда в один из последних июльских дней, на пересечении Садовой и переулка Крылова, меня подрезает чёрный джип. Пока успеваю понять: что к чему, из него выходит высокий худой парень в строгом костюме. Выходит и, подобно швейцару, открывает заднюю дверцу.

– Доброго здравия, красавица, – выглядывает из глубин салона лицо мужчины восточной наружности: идеально подстриженная борода, фирменные тяжелые черты. Узнаю его моментально. Он сидел рядом с Демьяном в стрипклубе. – Буду безмерно благодарен, если вы прокатитесь со мной.

Сказать, что меня накрывает ледяной панцирь страха – не сказать ничего. На улице многолюдно, но ситуация происходит в точности как в тот день, когда меня так же подрезал Гелик Дёмы. Всем пофиг. Абсолютно.

– Зачем? – только и получается из себя выдавить.

– А вы садитесь и узнаете, – мужчина любезен, но его улыбка вызывает все существующие палитры существующих эмоций, кроме доверия. А тут ещё и парень, что вышел первым, как бы ненароком распахивает пиджачок, незатейливо светя припрятанным пистолетиком. – Не беспокойтесь, – продолжает любезничать мужик. – Даю слово, это совершенно безопасно, – он немного призадумывается, а потом добавляет. – На данный момент.

Ага. Класс. Вот чё-то ва-а-аще легче не стало.

Глава 17. Заложница

POV Демьян

Единственный овальный покерный стол в помещении, рассчитанный на шесть персон ещё пуст. Обычно карты начинаются сдаваться после полуночи. В остальное время это место рассчитано для интровертов-алкашей – располагающийся здесь же бар приятно удивит даже самых искушенных.

Чего тут точно нет, так это дешёвой разбавленной выпивки, которой пичкают посетителей наверху. Исключительно элитное пойло. Стоимость одной бутылки сопоставима с минимальной проходной ставкой. Впрочем, для местных игроков она всё равно ничего не значит. Кто попало сюда не попадает. За этим слежу лично я.

Сутками в комнате пашет вытяжка, но запах сигар так прочно въелся в кожаную обивку кресел, что его можно разве что выжечь. Алкоголь, кубинские сигары, девочки, понты, азарт – стандартный коктейль для тех, кому пресытила жизнь и хочется развлечься.

Я давно варюсь в этом котле, но за карты садился максимум пару раз, от скуки. Как сел, так и встал. Прикола, во всяком случае, не оценил. Покер не увлёк, сигары не курю, девочки на один раз не интересуют, спиртное пью редко. Страйк. Все удовольствия мимо. Хз, может я бракованный.

Недовольно кошусь на наручные часы. Двадцать минут шестого, а встреча была запланирована ровно на пять. Наплевательского отношения к пунктуальности прежде за Давидом не замечалось, так что это настораживает. Но куда деваться, велено ждать – ждём.

Делать всё равно нечего, а до рассвета я отсюда один хрен не уеду, так что выбираю из ряда бутылок ирландский виски. Уже откупоривая горлышко слышу, как за спиной открывается дверь. По одному едкому шлейфу одеколона угадываю, кто пришёл. Он у него неизменный.

– Ты опоздал, – не оборачиваясь, замечаю я. – Бурбон будешь?

– Буду, – отвечает Давид и добавляет явно не мне. – Проходите, дорогая.

Озадаченно оборачиваюсь и цепенею на месте при виде… Тамары. Обычное загорелое личико бледнее мела. На контрасте с тёмными волосами это особенно заметно. Напуганная, движения заторможенные, но ведёт себя спокойно. Даже слишком.

Давид галантно подвигает к ней кресло и, придерживая за руку, помогает присесть. Вроде бы сама учтивость, но сюрреализм происходящего выбивает из колеи. Как и его помощник с оттопыренным пиджаком, как бы ненароком ставший за Томой. Знаю я этого типа. И для чего он нужен…

Градус напряжения нарастает.

– Зачем она здесь? – стараюсь абстрагироваться, но получается херово.

– Для того, чтобы напомнить: я не повторяю дважды, – Давид обходит стол и занимает центральное место. Для удобства закатывает рукава белоснежной рубашки и с наслаждением закидывает ноги на обитую тканью столешницу.

Давид – мой босс. Официально по бумагам, конечно, значится, что я полноправный владелец клуба, но это только по бумагам. По факту я его цепная собачка, такая же, как и остальные. Просто занимаю одну из первостепенных ниш.

– Поясни, – слово выплёвывается через стиснутую челюсть, что не остаётся незамеченным.

– Расслабься. И налей мне выпить.

Послать бы эту гниду, но таких людей не посылают. После обычно бывают печальные последствия. Только поэтому выполняю требование, с раздражённым звоном стекла, ударившегося о поверхность, ставя перед ним стакан. Отхожу на несколько шагов и в пару глотков осушаю свою порцию. Догадываюсь, о чём пойдёт речь.

– Говори.

– Где твоя учтивость? Хоть бы даме что предложил. Дорогая, что-нибудь хотите? – от его вежливости сводит зубы. Всадить бы с разворота, чтоб летел дальше, чем видел.

– Ничего, – голос Томы, тихий-тихий, едва различим. Веду себя как трус, но не смотрю ей в глаза. Не могу.

– Ничего так ничего, – кивает Давид и вот теперь переключается на меня, переходя на сухой деловой тон. – Как обстоят дела с крысой, барышничающей в твоём клубе? – ударение поставлено красиво. Мол, ты можешь считать, что у тебя есть власть, но мы-то оба знаем, как обстоят дела на самом деле. Да. Знаем. – Ты сказал, что разберёшься. Прошёл месяц.

– Сказал разберусь, значит разберусь.

– Когда?

– Скоро. Я сообщу.

– Не утруждайся. Я сделал всё сам.

– Знаешь имя?

– И имя того, кто покрывает другое имя, – Давид мрачнеет и становится понятно, что это не блеф. – Думал, я не узнаю, что ты замешан? Неужели я неясно выразил свою позицию по поводу наркоты под моей крышей?

Су-у-у-ука…

– Предельно.

– Видимо недостаточно. Это пятно на репутации, которое теперь висит на мне по твоей милости. Искушения, плотские страсти, азартные игры – это человеческий фактор. Это простительно. Это можно понять. Но наркотики… То грязный бизнес, сулящий большие неприятности. И я не желаю, чтобы моё имя фигурировало вокруг этого дерьма.

Знаю. Данная информация была донесена до меня давно и предельно чётко, но обстоятельства сложились так, что меня мальца занесло… в своё время. И хоть я не толкаю эту дрянь лично, но неоднократно закрывал глаза на то, что обстоятельства имеют место быть. Закрывал глаза за приличное вознаграждение, разумеется.

Деньги. Всё в этом мире крутится вокруг денег.

– Что нужно делать? – разжёвывать детали нет смысла. Они никому не сдались. В таких вещах важны факты. Было. Виноват. Попался.

– Решить вопрос. Радикально. Так, чтоб не осталось и следа от проворачиваемых здесь делишек. Даю тебе два дня, – Давид едва отпивает свой виски, скорее просто мочит губы, довольно причмокивая, вальяжно встаёт и снова подходит к Тамаре. Представляю, каково ей сейчас, но она умница – страха не подаёт. – Не разочаруй, Демьян. Наше сотрудничество меня по-прежнему устраивает, и уж чего точно не хочется, так это опускаться до угроз и банального шантажа. Ты знаешь, как я это не люблю, – он склоняется, целуя Томе тыльную сторону ладони, а мне хочется оторвать его башку от туловища. – Всего хорошего, дорогая. Надеюсь, в следующий раз мы встретимся в более подходящей обстановке.

– Надеюсь, нет, – отзывается та, стреляя в него презрительным взором. Вся дрожит, но держит лицо. Если бы не ситуация, в которую она угодила исключительно по моей вине, сказал бы, что горжусь ей.

– Это зависит от твоего друга, – Давид по-мальчишески грозит мне пальцем. – Береги её. А то мало ли что…

Еле сдерживаюсь, чтобы не запустить стиснутый в руке стакан в закрывающуюся за ним дверь. Соблазн велик, но вместо этого в пару шагов оказываюсь возле Тамары, опускаясь перед ней на корточки. Только теперь понимаю, что меня слегка потряхивает.

– Ты как? Цела? Он что-то сделал? Угрожал?

Она поворачивает голову, и мы делаем то, чего я так боялся – встречаемся взглядом. Страшусь увидеть в них застывшие слёзы, разочарование или, что ещё хуже, брезгливость, но вместо этого… не вижу ничего. Вообще ничего.

– Только что. Не слышал? Или у вас это привычные любезности?

Хватает сил дерзить. Хорошо. Хороший знак. Наверное.

– До того, как вы пришли сюда, он хоть что-то сделал тебе? Хоть пальцем тебя коснулся?

– Сделал, – она протягивает мне зелёное яблоко со следами впившихся ногтей, которое держала всё это время.  – Угостил.

Угостил. Яблоком он её угостил. Блять. Отбираю его и швыряю не глядя.

– Прости. Я не хотел, чтобы так получилось, – беру её ладонь в руки, но от меня мягко отстраняются, разрывая контакт.

– Я тоже.

– Тамара… Я всё…

– Отвези меня домой. Пожалуйста.

Даже не даёт объясниться. Это её безапелляционное "пожалуйста" ясно означающее, что меня не хотят и не собираются слушать хуже, чем крики и истерика. Пощёчина предпочтительнее. Пощёчина – проявление эмоций. Есть эмоции – есть шанс. Здесь же мне вынесли приговор, не подлежащий обжалованию.

Не хочу её отпускать вот так, но и насильно удержать не могу. За неимением выбора делаю то, что она просит. Выходим на свежий воздух и загружаемся в тачку. За всю дорогу не пророняется ни звука. Я собираюсь с мыслями, Тома сидит, уставившись в окно, и бездумно теребит массивные браслеты на запястье. О чём думает боюсь представить.

Заехав под арку глушу двигатель и поворачиваюсь к ней, чтобы бы хоть как-то обелиться напоследок, пусть это ничего не изменит и вины за то, что ей пришлось пережить не загладит, но она лишь отрицательно качает головой.

– Не надо, – просят меня.

– Мне важно, чтобы ты поняла…

– Прошу же, не надо. Не сейчас.

– А когда?

– Позже. Мне нужно подумать.

Прикрываю глаза, пробуя на вкус это "подумать". Послевкусие дрянь, конечно.

– Сколько потребуется времени?

– Не знаю. День. Два. Может неделя. Я тебе позвоню.

– Тома, давай всё же поговорим…

– Дай. Мне. Время. Пожалуйста, – миниатюрная женская фигура выскакивает из салона, стремительным росчерком растворяясь в недрах подъезда.

Злобно долблю по рулю, распугивая курлыкающих возле водосточной трубы голубей. Долблю снова и снова. Какой-то бред. Маразм. Так вообще не должно быть. Разные случались ситуации в прошлом, порой не самые приятные, но сегодня… Сегодня всё перешло недопустимые границы…

Достаю из бардачка пачку и скуриваю несколько сигарет. Одну за одной, без перерыва. Накачиваюсь дымом так, что начинает кружиться голова. Тачка закупоривает проход, на что мне уже дважды сердито что-то кричат прохожие, но я упорно не уезжаю.

Не знаю, чего жду.

Что она вернётся?

Не вернётся. Там по глазам было видно.

Позвонит?

Надеюсь…

Слепое ожидание подобно ржавому капкану, пустившему заражение в кровь. Сутки. Вторые. Третьи. Странное состояние, когда дни смазываются и начинаешь терять нить: где заканчивается старый и начинается новый. Сплошная каша.

Дома стараюсь не появляться. За столь короткое время квартира успела пропитаться Тамарой. Брошенная в спальне одежда, ужин в холодильнике, забытый на столе скетчбук. Не знаю, как ей это удалось, но она умудрилась оставить после себя напоминание даже в чёртовом предбаннике, где теперь можно хоть ламбаду танцевать.

Горы нагромождений бесследно исчезли. Остался один стеллаж с коробками, но он никому и не мешает в своём углу. При этом никто не качает права, не пыхтит и не плюётся ядом. Более того, соседи вообще с других этажей, с которыми мы мирно существовали все эти годы на уровне "а я и понятия не имел, что мы живём в одном доме" при встрече начали вдруг со мной здороваться, попутно передавая ЕЙ "приветы".

Немыслимо. Просто немыслимо. От этого и невыносимо находиться здесь. В клубе легче. Там эта девчонка ещё не успела так наследить. Да и забот по первой предостаточно. Дрова наломаны, пришло время их разгрести. В этом тупом сумбуре и проходит злополучная неделя, однако ничего не меняется.

Телефон упрямо молчит, что выводит до бешенства. Хрен с ним, мы люди не гордые. Сами попробуем дозвониться. Попробуем, но за результат не ручаемся. Гудки идут, но звонок не принимают. Сообщения читаются, но ни на одно не отвечают. А в какой-то момент номер и вовсе оказывается вне зоны доступа. Блять.

На следующее утро без изменений, механический голос сообщает, что абонент временно недоступен и просит попробовать перезвонить позднее. Пробую позднее, однако результат тот же. Вот теперь не выдерживаю. Пускай не хочет общаться и видеться, но мне необходимо знать, что с ней всё в порядке. Поэтому делаю на всякий случай ещё один прозвон и, не получив новых сведений, выезжаю со двора стриптиз-клуба.

Игнорирую все светофоры, так что уже минут через десять вжимаю до упора кнопку дверного звонка. На то, что ещё ранее утро мне глубоко похрен. Перебужу весь этаж, если потребуется. Выломаю замки.

Обходится без мародёрства. Мне открывает заспанный Даня. Зевает, потягивается и удручающе лицезреет мою персону. Думает. Правильно, мы ведь с ним тоже не общались последние дни. Что странно. Я в тот же вечер ожидал, что ко мне заявятся и впишут с разворота. Но, видимо, Тома убедила его этого не делать. Другого объяснения нет.

– Пришёл огребать? – интересуется он.

– Не стесняйся. Всеки, – разрешаю я.

– Зачем? Ты сам себя уже наказал, – друг, если я могу до сих пор назвать его так, слишком уж мирный. – А я ведь говорил, что эта твоя затея с леваком добром не кончится.

– Проблема решена. Все хвосты обрублены.

– Поздравляю. Лучше поздно, чем никогда.

– Мне необходимо с ней поговорить.

– Не выйдет.

– Дань, позарез надо.

– Она уехала.

Секундный ступор.

– Куда?

– В Москву. Вчера посадил её на поезд.

На поезд. Уехала. Поэтому и телефон не отвечает. Зачем ей там Питерская сим-карта.

– Какой адрес?

– Нет, Дёмыч. Не стоит.

– Я должен с ней поговорить!

– Если она захочет, сама с тобой свяжется. Как видишь, не хочет. Вот и оставь её.

– Я не могу… я должен…

– Ты себя слышишь? – раздражённо осаживают меня. – Только "я", "я", "я". А ты засунь своё яканье куда подальше и подумай, разнообразия ради, о ней. Но ты не переживай, я передам, что ты её спрашивал, – дверь перед моим носом захлопывается и всё, что я могу – пнуть её в бессильном рыке. Желание сорваться и мчаться без тормозов в столицу горит ярко, но мозг понимает, что затея бессмысленна. Я понятия не имею в каком направлении её искать. Даже района где живёт не знаю. А на Радова старшего рассчитывать не приходится.

Блять. Ничего. Конечная точка. Остаюсь ни с чем. В компаньонах лишь ярость на самого себя и пустота, выжигающая всё до пепелища. Что дальше? Включать обратную перемотку? Забыть, закрыть и жить дальше? Обычно так и происходило, но прежде я так не вляпывался в кого-то. Лишь однажды, после чего долго ловил отходняк. И вот теперь снова те же грабли. Сука любовь, чтоб она треснула. Одни неприятности.

Возвращение в привычную реальность, ту какой она была до знакомства с Тамарой, даётся непросто. Эта смешная баламутка перевернула всё с ног на голову, задев те струны, что задевать не стоило. Перевернула и исчезла, оставляя меня наедине с долбанной шизофренией, потому что я везде и всюду выискиваю её лицо.