Текст книги "Влюблённые в театр"

Лопахин видит, как мучительно горько плачет Раневская, как долго они с братом прощаются со своим родовым гнездом, как они, сразу постаревшие, медленно бредут от дома в полумраке, поддерживая друг друга, словно уходя в небытие… Лопахин начинает остро осознавать, что он, хотя и не стремился к этому (обстоятельства так неумолимо сложились), всё же прямо причастен к обездоленности очень дорогого ему человека…

И тут вступает в силу закон драмы о ружье в последнем акте.

Такова авторская концепция Валерия Бильченко в спектакле «Выстрел в осеннем саду». К сожалению, талантливому режиссёру не нашлось места в киевских театрах. Он уехал искать работу в Германии.

* * *

Театр «Современник» приехал в Америку второй раз. Осенью 1996 года труппа показала на Бродвее чеховских «Трёх сестёр» и «Крутой маршрут» Е. Гинзбург, а также спектакль «Пигмалион» Б. Шоу в Атлантик-Сити. Если вдуматься в культурно-социологический аспект этих гастролей, он огромен.

Конечно, чтобы гастроли состоялись, потребовалась неуёмная энергия нью-йоркских продюсеров, но не только. Нужно было, чтобы судьбы театров перестали решать идеологические отделы КПСС, чтобы репертуар гастролирующих театров не подлежал жёсткому диктату Министерства культуры, чтобы КГБ перестало делить актёров на «выездных» и «невыездных», чтобы эстетические критерии наконец-то возобладали над политическими. Сами же российские актёры теперь могут подписывать контракты с зарубежными театрами и свободно гастролировать, как это было всегда свойственно их ремеслу.

Панченко И., Гамарник К. «Вишнёвый сад» на осеннем Бродвее.

Берег – 1998 – 29 января – 4 февраля.

Ксения Гамарник, Ирина Панченко. Сценические метаморфозы притчи Важи Пшавелы

Как воплотить поэтические строки на сцене? Как найти сценический эквивалент чеканному ритму стихотворных строф? Превращение поэмы в театральный спектакль является сложнейшей задачей. Режиссёр, хореограф, сценограф и актеры театра «Синетик» (Synetic Theater, название которого составлено из соединения трех слов – «synergy», «cinema» и «kinetic») блестяще справляются с этой задачей.

Сезон 2003-2004 гг. в театре «Синетик» открылся притчей о бунтаре, восставшем против законов своего рода – спектаклем «Гость и хозяин» по мотивам поэмы великого грузинского поэта Важи Пшавелы.

…Двое воинов из враждующих племен целятся друг в друга из ружей. Оба они устали и измучены. Кажется, сейчас прогремят их выстрелы и оба воина падут. Но вот они медленно, не сводя друг с друга настороженного взгляда, опускают ружья и припадают к ручью, чтобы утолить жажду. Это простое действие словно разряжает атмосферу напряжённости. Каждый из них уже более не желает смерти своего врага, они забыли об оружии и поглядывают друг на друга почти с сочувствием и пониманием. Но закон кровной вражды неумолим, он не допускает дружбы между врагами. С разных сторон звучат два выстрела, и оба воина падают замертво. Только пугливый олень (эту роль грациозно исполняет Кэтрин Гаста) бродит в горах, окутанных густым туманом…

Так в сцене пролога режиссёр Паата Цикуришвили задает камертон спектакля – в величественных кавказск их горах, с их природным миром удивительной красоты, из века в век продолжается кровавая распря между христианами и мусульманами, и несть ей конца и края.

Контраст между одухотворённой красотой природы и живущими в горах людьми, не внемлющими её молчаливой таинственной мудрости, составляет содержание творчества певца гор Пшавелы.

Важа Пшавела – литературный псевдоним грузинского поэта Луки Павловича Разикашвили (1861-1915). Перу Важи Пшавелы принадлежат прекрасные стихи и колоритные поэмы о жизни горцев Кавказа («Гость и хозяин», 1893; «Змееед», 1901; а также рассказы и драма «Отверженный», 1894). В своих произведениях автор философски переосмыслял образы грузинской мифологии и фольклора. Пшавеле принадлежит также ряд этнографических статей, рассказывающих о жизни древних кавказских народов: пшавов и хевсуров.

Сам Важа Пшавела так сформулировал своё писательское кредо: «Главную душу сынов земли, на мой взгляд, составляет сама жизнь, добро и зло в ней. А писатель, поскольку он отражает жизнь, обязательно должен вращаться в её гуще. Все его чувства и мысли, из самой жизни проистекающие, самой жизнью рождённые, должны кружиться вокруг этой жизни. Без этого литература – пустой, бесцельный, никому непонятный звук».

Важа Пшавела похоронен в Пантеоне грузинских писателей и общественных деятелей, который находится на полпути к священной горе Мтацминда, нависающей с запада над Тбилиси. Над его могилой установлена необработанная каменная глыба, привезённая из его родного селения. Имя поэта было присвоено одному из тбилисских проспектов.

Рождению мировой славы Важи Пшавелы содействовал знаменитый грузинский кинорежиссёр Тенгиз Абуладзе. В 1967 году он снял фильм «Мольба» по мотивам поэм Пшавелы. Этот фильм открыл эпическую трилогию режиссёра (вслед за «Мольбой» появились фильмы-притчи «Древо желания» и «Покаяние»). В фильме «Мольба» Абуладзе, используя сугубо национальные сюжеты поэм Пшавелы, вслед за поэтом перевёл разговор в русло общечеловеческих ценностей.

Русскоязычные читатели знают Пшавелу по прекрасным переводам лучших российских поэтов. Арсений Тарковский перевёл сотни стихотворений грузинского поэта, Николай Заболоцкий осуществил перевод его поэм, в том числе, поэмы «Гость и хозяин».

В театре «Синетик» спектакль «Гость и хозяин» поставлен по инсценировке докт ора искусствоведения, профессора театральной кафедры Католического университета Роланда Рида.

…Два охотника встретились холодной ночью в горах. Время неспокойное, вражда между соседними племенами в разгаре, и все же мусульманин Джогола (Дэн Истрейт), следуя святому обычаю кавказского гостеприимства, даже не спрашивая имени второго охотника, приглашает его к себе в дом, обогреться у огня и разделить с ним трапезу. Пока охотники пробираются к жилищу Джоголы, гибкие тела безмолвной группы актеров и простые деревянные шесты у них в руках превращаются то в тревожно качающиеся под ветром стволы деревьев, то в ограды кистинского селения, то в крыши домов, и, наконец, становятся воротами дома, где охотников приветливо встречает Агхаза, жена Джоголы…

Зрителя ожидает не привычная психологическая драма, рождённая в недрах реалистической школы, а поэтическая притча. Творческая манера Пааты Цикуришвили своеобразна. Молодой 36-летний режиссёр руководствуется идеями синтетического театра, в котором образы создаются с помощью органичного сплава слова и музыки, пластики и движения, ритма и темпа. Мирное и грозное, лирическое и трагическое противостоят и схлёстываются друг с другом в соединении музыки и пантомимы.

Паата Цикуришвили закончил актёрское отделение Грузинского государственного Института театра и кино (бакалавр актёрского мастерства), получил звание магистра Тбилисского университета. Был ведущим актёром Грузинского государственного театра пантомимы. В 1986 году получил звание «Лучшего молодого мима страны». Играл на сценах театров России и Европы. Был одним из основателей театра «Мимодрама» в Саарбрюккене, Германия.

Цикуришвили приехал в США в 1996 году и стал со-основателем и сорежиссёром вашингтонского Театра-студии Станиславского. В качестве главного режиссера театра «Синетик» Цикуришвили осуществил постановку спектакля-пантомимы «Гамлет: дальнейшее – молчание…», награжденного тремя театральными премиями Хэлен Хайнс, и спектакля «Саломея» по Оскару Уайльду. Паата – требовательный режиссёр. Добиваясь идеальной слаженности актерского ансамбля, от себя и от актёров он требует полной отдачи сил.

Цикуришвили работает в творческом содружестве с женой Ириной, которая является хореографом и актрисой театра «Синетик». Ирина Цикуришвили окончила хореографическое училище им. В. Чабукиани, была ведущей актрисой Грузинского государственного театра пантомимы, в качестве хореографа работала в театре «Мимодрама» в Саарбрюккене и в Театре-студии Станиславского. Именно Ирина создала сложную хореографию спектакля «Гость и хозяин».

…Джогола и его гость проводят вечер за чаркой вина в дружеской беседе. То и дело они подносят воображаемые чаши к устам. Однако появление чужака не прошло в селении незамеченным. Дом Джоголы окружают тёмные тени, они заглядывают в окна. В маленьком замкнутом мире горного селения все живут на виду друг у друга. В госте узнают хевсура Звиадаури (Ираклий Кавсадзе), исповедующего христианство, который много раз принимал участие в битвах против кистинов…

Сценограф Георгий Алекси-Месхишвили оформил спектакль с предельным лаконизмом. В глубине сцены расположен условный силуэт жилища. Вход в дом Джоголы означен полупрозрачным пологом, то ласково впускающим гостя, то грубо отбрасываемым незваными соседями-воинами. Сценография обращена к зрительскому воображению, фантазии. Режиссёр и сценограф, используя грузинский материал, намеренно отказываются от этнографических деталей. Подобное решение диктуется задачами театра воплотить на сцене не бытовую историю, но притчу, актуальную и сегодня.

Начиная с 1975 года, Г. Алекси-Месхишвили является художником-постановщиком Грузинского академического театра им. Шота Руставели, а также сценографом Национального Оперного театра Грузии. На его счету – оформление более двухсот спектаклей в ведущих театрах разных стран мира.

Соседи Джоголы доносят о появлении Звиадаури старейшине кистинов Мусе. «Нет… Нет…», – звучит растерянный голос Мусы, приемного отца Джоголы. Глаза его горят, как угли, лицо страдальчески искажено и бледно от волнения. Муса не может поверить, что Джогола пригласил в свой дом врага, он всё ещё надеется, что это ошибка. (Роль Мусы исполняет замечательный грузинский актер Кахи Кавсадзе, исполнивший более 80 ролей на сцене Грузинского академического театра им. Шота Руставели и сыгравший около 100 ролей в кино). Однако мужчины селения жаждут крови, они потрясают оружием и кружатся в воинственном танце. Закон клана – «кровь за кровь» – превыше всего. Муса обрекает Звиадаури на гибель. Вооружённые воины врываются в дом к Джоголе и требуют, чтобы он убил своего гостя…

Смертельный конфликт раздирает душу Джоголы, он оказался перед необходимостью следовать святому обычаю гостеприимства и, в то же время, должен исполнять закон кровной мести. В эту страшную минуту Джогола делает благородный, но роковой выбор – он бросает вызов воинам своего клана, принимая сторону своего гостя. «Кровное», «родовое» сознание не оставляет отдельной личности права на поступок, противостоящий нормам, законам племени. Племенная правда, напоённая слепой местью, сталкивается с правдой высокой человечности. В этой драматической ситуации, когда происходит поединок между благородной волей индивидуальности и родовой общностью, между Жизнью и Смертью, побеждает насилие охранителей рода. Агхаза (Ирина Цикуришвили) предчувствует роковую развязку, но остается преданной мужу до конца.

…Ночью Агхаза, как Антигона из древнегреческой трагедии, тайком приходит на кладбище, где кистины лишили жизни Звиадаури, чтобы оплакать гостя. Недвижно застыли могильные надгробья, которые изображают круглые щиты в рук ах актеров. В этих круглых металлических щитах, напоминающих слепые глаза, чудится что-то враждебное. Женщина, тревожно оглядываясь, крадётся меж могил. Внезапно надгробья оживают, тени предков встают из могил, тянутся к Агхазе, чтобы помешать ей совершить задуманное. Они окружают Агхазу, не выпускают ее из круга, преследуют её. Охваченная смертельным ужасом, женщина бежит с кладбища…

Цепь Зла на этом не прерывается, ибо соплеменники Звиадаури тоже исповедуют закон кровной мести. Жены снаряжают их в поход. На прощанье они подносят мужьям воображаемые чаши с вином, оседлывают воображаемых коней. Хевсуры жаждут возмездия, они идут мстить кистинам за смерть Звиадаури. В этой битве гибнет бунтарь-одиночка Джогола, он один вышел сражаться с христианами, его соплеменники не приходят к нему на помощь. Смерть настигает и верную Агхазу. В интерпретации режиссёра храбры и отважны и хевсуры, и кистины. Напрасны лишь кровавые жестокие жертвы меж ними.

…Завершилась драма, в которую оказались вовлечены Джогола, Агхаза и Звиадаури. В эпилоге спектакля режиссер снова приводит зрителей в горы, в могучий лес, возникающий на сцене благодаря слаженным движениям актёров. Гармонична музыка мирозданья, тянутся вверх стройные стволы деревьев, качаются ветви, шелестит листва. Прекрасный олень бродит по горам, в которых на время установилось затишье. Но вот тишину снова разорвали выстрелы. Кровавая вражда продолжает пожинать все новые жертвы…

Идея поставить спектакль «Гость и хозяин» с его трагическими коллизиями пришла к Паата Цикуришвили после американской трагедии 11 сентября 2001 года. Таким образом режиссёр присоединил свой голос к тем, кто выступает за прекращение вражды между людьми разных национальностей, разного вероисповедания.

Гамарник К., Панченко И. Сценические метаморфозы притчи грузинского поэта Важи Пшавелы.

Побережье – 2003 – № 12 – С. 258–260.

Ксения Гамарник. Смерть, где твоё жало?[3]3
  «Смерть! где твое жало?» – Ветхий Завет. 13-я глава книги пророка Осии.


[Закрыть]

Драматург Фридрих Дюрренматт и его пьеса «Метеор» в Киевском театре русской драмы

В 1994 году в Киевском театре русской драмы им. Леси Украинки режиссёр Владимир Петров поставил спектакль по пьесе Фридриха Дюрренматта «Метеор». Однако прежде чем писать о постановке этой чрезвычайно сложной пьесы, представляется необходимым предвосхитить её разговором о драматурге.

У швейцарского драматурга Фридриха Дюрренматта (1921-1990) не было ни малейших иллюзий относительно человеческой природы. Невероятные ситуации, в которые попадают его герои, гиперболизированы и заострены до предела, однако они высвечивают подоснову реальной жизни, по тому что касаются самых главных аспектов человеческого существования. Человек у Дюрренматта слаб, грешен и легко оказывается в плену искушений.

Всё на свете продаётся. Можно купить даже души жителей города («Визит старой дамы», 1955). Судья, один из персонажей пьесы «Авария», говорит: «Ты совершил убийство, Альфредо Трапс, хотя в твоих руках и не было оружия, но весь механизм мира, в котором ты живёшь, способствовал твоему преступлению».

Современный мир предстаёт у Дюрренматта преступным, в людях больше плохого, чем доброго. И в своих пьесах драматург разоблачает этот непривлекательный мир.

«Математики и физики, – писал Дюрренматт, – всё чаще выдвигают сегодня рабочие гипотезы, которые потом отвергаются или подтверждаются экспериментально… Подобно математикам и физикам я создаю для себя модели возможных человеческих отношений».

Универсализм моделей драматурга возник под влиянием брехтовского театра. Но в отличие от Бертольда Брехта, Дюрренматт не декларирует в своих драматических произведениях никаких политических взглядов. Его интересуют социально-психологические измерения современного общества: индивидуализм и парадоксы массового, стадного сознания; конкуренция корысти и человечности, эгоизм и стремление к гуманизму.

Основой дюрренматтового мира является трагическая история западной цивилизации ХХ столетия. Поэтому, в каких бы экзотических странах и наиотдалённейших эпохах не совершается действие его комедий – в древнем Вавилоне («Ангел приходит в Вавилон», 1953), в Греции («Геркулес и Авгиевы конюшни», 1954) или в Римской империи («Ромул Великий», 1950) – они всегда являются аллегорическим комментарием современности.

В циничном мире, в котором господствует расчёт, порой встречаются и довольно симпатичные персонажи… Мифологический герой Геркулес, как ем у и полагается, сражается со всякими фантастическими чудовищами – с немейским львом; с Лорнейской гидрой, co Стимфалийскими птицами и прочей нечистью.

Римский император Ромул ненавидит империю и жаждет её уничтожения. Он мудрец, лукавый балагур, фигура ори гинальная своей единственной страстью – к курам.

Физик Мёбиус («Физики», 1961) не хочет, чтобы человечество вследствие его научного открытия превратилось в сумасшедший дом, а потому сам делает парадоксальный выбор: решает обосноваться в сумасшедшем доме.

Но, к сожалению, констатирует Дюрренматт, добрые поступки не способны ничего изменить в этом мире. Жизнь Геркулеса в нашей современности, куда его переносит автор, жалка. Могучий атлет Геркулес беспомощен перед буржуа, он так и не получил разрешения от сов ременных бюрократов на очищение Авгиевых конюшен. Эта пьеса – откровенный гротеск, абсурд. Секретарь Геркулеса Полибий резюмирует: «Понимаю вас, господин. Вы не находите слов. Все ваши высокие представления о Древней Греции разрушены. И правда – зло пошутила с нами наша дорогая античность. В победители вышло дерьмо». И всё же Дюрренматт, вслед за Вольтером, призывает человека к стоицизму: «возделывай свой сад»; а также говорит: «… а ты, несмотря ни на что, делай своё дело». Здесь драматург близок к позиции Камю: жизнь абсурдна и бессмысленна, но ты живи достойно, не изменяя нравственным ценностям.

В комедии «Ромул Великий» империя распалась, и, хотя на смену Ромулу пришёл незлобивый германец Одоакр, которого тоже гнетёт тяжесть власти, однако за его спиной уже вырисовывается страшный Теодорих, будущий кровавый диктатор.

А благородное решение Мёбиуса остаться в психиатрической клинике, и осуществлённое им ради светлого будущего убийство возлюбленной, и сожжение рукописей – всё это оказывается напрасным. Формулы Мёбиуса уже давно тайно переписаны, над воплощением его научных открытий в жизнь работает огромный концерн… Булгаковская формула «рукописи не горят» наполняется у Дюрренматта зловещим смыслом.

Возможно, мир не может измениться к лучшему, однако человек неизбежно отвечает за свои поступки, полагает Дюрренматт.

Композиции драматических произведений Дюрренматта отточены и безупречны. Не случайно в молодости он готовился стать художником-графиком. Вместе с тем, мир его парадоксальной драматургии – совсем не схематичное чёрно-белое изображение, не абстрактный психологический эксперимент, а наоборот, яркое насыщенное действие, выдержанное в трагикомических тонах, которое вобрало в себя традиции старинных народных фарсов, приковывающее внимание зрителя соединением неординарных характеров и напряжённой, почти детективной интригой.

«Мои герои – люди, а не марионетки, на сцене они действуют, а не разыгрывают аллегории… Я пытаюсь воссоздать реальный мир, а не демонстрировать публике абстрактные моральные категории», – писал Дюрренматт.

Для того, чтобы разобраться в сложностях комедии «Метеор» (1966), необходимо напомнить, что она была издана автором после многочисленных переделок и исправлений. Сам Дюрренматт говорил о «Метеоре»: «Пьеса напоминает мне огромную неотёсанную глыбу, которая ждёт обработки».

В 1956 году Дюрренматт написал радиопьесу «Вечер поздней осенью». Сюжет её, как обычно у этого драматурга, трагикомичен и зловещ одновременно. Это остроумный философский детектив, щедро сдобренный афористическими парадоксами.

К лауреату Нобелевской премии, известному писателю Максимилиану Фридриху Корбесу (заметим попутно, что второе имя Корбеса такое же, как у Дюрренматта), явился посетитель, скромный бухгалтер на пенсии, и обвинил сочинителя в том, что все убийства, описанные в его знаменитых детективных романах, произошли в действительности и совершены самим автором. Под давлением неопровержимых доказательств писатель признался самодеятельному Шерлоку Холмсу в том, что так оно и было на самом деле. А сейчас… Ему нужно новое убийство – свежий материал для будущей радиопьесы. От ужаса посетитель выпрыгнул из окна и погиб.

Эта небольшая пьеса Дюрренматта трагико-пародийно обыгрывает тезис автора о том, что события реальной жизни служат материалом для его произведений, что искусство требует жертв и в прямом, и в переносном смысле. Здесь можно провести аналогию с текстом чеховской пьесы «Чайка». Писатель Тригорин жалуется Нине Заречной: «О, что за дикая жизнь! Вот я с вами, я волнуюсь, а между тем каждое мгновение помню, что меня ждёт неоконченная повесть. Вижу вот облако, похожее на рояль. Думаю: надо будет упомянуть где-нибудь в рассказе, что плыло облако, похожее на рояль. Пахнет гелиотропом. Скорее мотаю себе на ус: приторный запах, вдовий цвет, упомянуть при описании летнего вечера. Ловлю себя и вас на каждой фразе, каждом слове и спешу скорее запереть все эти фразы и слова в свою литературную кладовую: авось пригодится!».

Аналогия с Чеховым не случайна. Европейская драматургия ХХ века во многом впитала чеховские открытия. В пьесе Дюрренматта «Физики» (1961) психиатрическая клиника носит название «Вишнёвый сад». Дюрренматт, как всегда, парадоксирует. Его «вишнёвый сад» – это сад атомного века. В тихой, на первый взгляд, клинике рушатся, по замыслу драматурга, судьбы не только отдельных людей, но и всего мира. Впрочем, жанр своей пьесы Дюрренматт обозначил так же, как и Чехов, – комедия.