Текст книги "Дипломат императора Александра I Дмитрий Николаевич Блудов: союз государственной службы и поэтической музы"

Державин нелицеприятно описывает отца и дядю Дмитрия Николаевича, особенно их холостяцкую жизнь. Державин рассказал, как братья покупали по поручению матери у дворян Таптыковых в 1767 г. «деревушку душ 30» на Вятке, «…и, как за чем-то совершение остановилось, то отправил (Державин – И. С.) в Петербург меньшого брата…просил… себе на два месяца отсрочку, которую и получил…И как стоял он (Державин – И. С.) тогда у двоюродного своего брата господина Блудова[143]143
  Подробнее см.: главу 3, § 2.


[Закрыть], который и его двоюродный брат господин подпоручик Максимов, живши в одном с ним доме, завели его сперва в маленькую, а потом и в большую карточную игру, так что он проигрывал данные ему от матери на покупку деревни деньги. Тогда забыл о сроке, хотел проигранные деньги возвратить; но как не мог, то, заняв у него, Блудова, купил деревню на свое имя и ему оную с присовокуплением материнского имения, хотя и не имел на то и права, заложил», – так описал ситуацию Державин[144]144
  Державин Г. Р. Сочинения. С. 295.


[Закрыть].

Я. К. Грот считает, что в 1767 г. в Москве Державин жил у И. Я. Блудова, в собственном его доме за Арбатскими воротами на Поварской. И. Я. Блудов завлек Державина в карточную игру и стал причиной его знакомства с игроками. Позднее сам поэт характеризовал их как «прикрытых благопристойными поступками и одеждою разбойниками»[145]145
  Там же.


[Закрыть]. Державин винил в своей карточной «болезни», которую называл «несчастьем», не столько Блудова, сколько его родственника (двоюродного брата) поручика Сергея Тимофеевича Максимова: «…пробыв несколько еще месяцев в Москве, вел жизнь не лучше, как и прежде, а поелику жил он в упомянутом доме Блудова с сказанным же его родственником Максимовым, то и случилось с ним несколько замечательных происшествий»[146]146
  *Там же. С. 296.


[Закрыть], в основном малоприятных для Державина[147]147
  «…однажды, – писал Я. К. Грот, – когда он (Державин, – И. С.) в карете четверкой возвращался из Вотчинной коллегии, куда ездил по своим делам, его окружили при звуках трещоток будочники и, взяв лошадей под узцы, повели через всю Москву в полицию. Сутки просидел он с другими арестантами в карауле. На следующее утро повели его в судейскую и хотели заставить жениться на дочери приходского священника, которая хаживала к Блудову и Максимову. Дело об этом, начатое ее родителями, тянулось с неделю, но так как ничем нельзя было доказать его связи с этой девушкой, то, наконец, и должны были его выпустить». См.: Грот Я. К. Жизнь Державина. М., 1997. С. 56.


[Закрыть].

Негативная оценка братьев Блудовых основывалась на возможности их сравнения с людьми положительными, которые оказали молодому Державину бескорыстную помощь. Поэт с признательностью вспоминал своего «покровителя» «полкового секретаря Неклюдова». Он извлек опыт из проявленной людьми справедливости в конфликтных ситуациях, когда незнакомый до той поры человек становился другом. Таковым стал Державину «господин землемер…приехавший из Саратова, поручик Петр Алексеевич Гасвицкий»[148]148
  Державин Г. Р. Сочинения. С. 298.


[Закрыть]. Его детям Державин впоследствии помогал. Полученный Державиным в молодости нравственный опыт отвечал душевному складу поэта.

На склоне лет, в 1812 г. Державин подвел итог в своих «Записках». О своем духе он писал: «склонен был всегда к морали», «правдою своею часто наскучивал», «по доброму…сердцу помогал ближним, сколько, где можно»[149]149
  Там же. С. 373, 380, 444.


[Закрыть]. Все эти обстоятельства объясняют участие бездетного Державина в судьбе своего двоюродного племянника – Д. Н. Блудова.

Воспитательное воздействие Державина на Д. Н. Блудова было положительным. Поэт располагал к себе: «вообще это было доброе русское, приветливое лицо, с первого же взгляда внушавшее сочувствие и доверие». Говорил он скороговоркой, но, по словам И. И. Дмитриева, «отрывочно и не красно»; он несколько шепелявил, «зато речь его отличалась искренностью, простотою и живостью. Особенным жаром воспламенялась она, и глаза его загорались ярким блеском, когда он высказывал одну из любимых идей своих, или рассуждал о величие и славе России, или рассказывал о деле, в котором ему приходилось горячо отстаивать правду»[150]150
  Грот Я. К. Жизнь Державина. М., 1997. С. 16.


[Закрыть].

В течение жизни у Державина сложились определенные связи, появились возможности. В период военной службы и позднее Державину помогали П. В. Неклюдов, А. В. Толстой и А. П. Протасов. Протасов «был ему приятелем» и одновременно «дядькою у великого князя Александра Павловича»[151]151
  Державин Г. Р. Сочинения. С. 286.


[Закрыть]. Приятелем Державина был историк и археолог, позднее директор императорской Публичной библиотеки Алексей Николаевич Оленин. Позднее Д. Н. Блудов и С. С. Уваров посещали дом Оленина и стали членами его кружка[152]152
  Гиллельсон М. И. Молодой Пушкин и арзамасское братство. Л., 1974. С. 43.


[Закрыть]. В дальнейшем позиция «третьей силы» в дискуссии шишковистов и карамзинистов, которую занял триумвират И. А. Крылова, Н. И. Гнедича и А. Н. Оленина перестала устраивать Д. Н. Блудова и С. С. Уварова. Они нашли союзников в лице В. А. Жуковского и Д. В. Дашкова, переехавших из Москвы в Петербург.

Д. Н. Блудов не мог помнить отца, но мать формировала у сына положительный образ родителя. Она взяла на себя все заботы по воспитанию единственного сына и создала определенный тип семейной модели с присущими ему отношениями.

Овдовев, Катерина Ермолаевна должна была вести хозяйство. К сожалению, данные о земельной собственности Блудовых отрывочны. В духовном завещании, датированном мартом 1864 г., то есть составленном незадолго до смерти, Д. Н. Блудов писал: «Почти все мое недвижимое имение есть родовое»[153]153
  РГАЛИ, ф. 72, оп. 2, ед. хр. 4. Л. 1.


[Закрыть]. Согласно формулярному списку Д. Н. Блудова от 1812 г. в разных губерниях он имел 1350 душ мужского пола «людей и крестьян»[154]154
  РГАЛИ, ф. 72, оп. 2, ед. хр. 1. Л. 2.


[Закрыть]. Более подробно описана его земельная собственность в формулярном списке 1848 г. На вопрос, содержащийся в формуляре: «Есть ли за ним, за родителями его, или когда женат за женою недвижимое имение?» – Блудов ответил следующим образом. «У родителей и у самого него: родовое. Доставшиеся по наследству Казанской губернии в Чистопольском и Спасском уезде 805 (душ мужского пола – И. С.), Смоленской губернии в Вяземском уезде 314, Симбирской губ, в Ставропольском уезде 55 и Вологодской губ в Кадниковском уезде 45, всего 1219 ревизорских душ мужского пола»[155]155
  РГАЛИ, ф. 72, on. 1, ед. хр. 9. Л. 1 об.


[Закрыть].

В качестве «благоприобретенных» имений Блудов указал имение в Вяземском уезде Смоленской губернии, имевшее 16 «ревизских душ мужского пола»[156]156
  РГАЛИ, ф. 72, on. 1, ед. хр. 9. Л. 1 об.


[Закрыть].

И, наконец, «у жены, буде женат: благоприобретенные: нет; родовое – Нижегородской губернии в Ардатовском и Балахнинском уездах 931, и Казанской губернии в Спасском уезде 19, всего 950 ревизорских душ мужского пола»[157]157
  Там же.


[Закрыть].

После получения наследства Д. Н. Блудовым, его женитьбы на княжне А. А. Щербатовой в 1812 г., и кончины его тещи – княгини А. В. Щербатовой в том же году, чета Блудовых владела имениями в нескольких губерниях: Смоленской, Вологодской, Самарской и Казанской.

По данным на 1820 г., приводимым Д. Н. Шиловым, у Д. Н. Блудова было 200 душ в Танкееве Спасского уезда Казанской губернии; 30 душ в Севской округе Вологодской губернии; а также 300 душ в селе Никольском Оренбургской губернии; 100 душ в Вятской и Симбирской губернии и 250 душ в Смоленской губернии. В собственности Блудова всего числилось не менее 830 крепостных душ[158]158
  Шилов Д. Н. Государственные деятели Российской империи. 1802–1917. С. 89.


[Закрыть], что свидетельствовало о несомненном достатке.

Забегая чуть вперед, скажем, что в дальнейшем география земельной собственности Блудовых изменилась, и увеличилось число крепостных. По данным на 1847 г., у Блудова помимо Танкеева (319 душ) были имения, расположенные в Вологодской губернии, в частности, родовое имение (45 душ) в Кадниковском уезде. Более крупные имения у него были в Чистопольском уезде Казанской губернии (486 душ). Кроме того, 55 душ у Блудова было в Ставропольском уезде Самарской губернии и 314 душ в Вяземском уезде Смоленской губернии[159]159
  Шилов Д. Н. Государственные деятели Российской империи. 1802–1917. С. 89.


[Закрыть]. Таким образом, Дмитрий Николаевич был крупным помещиком, имевшим 1321 душ. Сведения о земельной собственности Блудова позволяют судить о структуре его землевладений и их географии.

Для характеристики мировоззрения Блудова и его представлений о роли дворянства в судьбах России необходимо учитывать социальный статус Дмитрия Николаевича и его отношение к дворянству и православию.

Он позиционировал себя дворянином и православным. Так, «надворный советник Дмитрий Николаевич сын Блудов 27 лет» на вопрос: «Из какого звания происходит?», – согласно формулярному списку 1812 г., отвечал: «Из дворян, сын прапорщика»[160]160
  РГАЛИ, ф. 72, он. 2, ед. хр. 2. Л. 1.


[Закрыть]. В формулярном списке 1848 г. действительный тайный советник Д. Н. Блудов о себе указал: «вероисповедания православного»[161]161
  РГАЛИ, ф. 72, он. 1, ед. хр. 9. Л. 1 об.


[Закрыть].

Блудов был убежден, что «дворянство приобретает свое политическое существование только службой, без которой знатнейший по рождению несет постыдное название недоросля»[162]162
  РГАДА. ф. 1274. он. 1, ч. 1, ед. хр. 583. Л. 1 об.


[Закрыть]. По существу, это ядро представлений Блудова объясняет линию его жизни.

В «Записке принца Ольденбургского и Блудова Д. Н. о мерах борьбы с объединением и измельчением дворянских родов» говорилось: «Благородному сословию в первобытном значении его предоставлялось исключительное право владения землею и крепостными людьми, с пожизненным обязательством службою. Бедность сего сословия, возраставшая в соразмерности с умножением оного, доходит ныне до нищеты»[163]163
  РГАДА. ф.1274. оп.1. ч.1.ед. хр.583. л. 2об.


[Закрыть]. Эти мысли завершают размышления Блудова о причинах разорения многих дворянских имений в 1820-е-1830-е гг. Основное зло он видел в образе жизни дворян.

Тем не менее, Блудов считал необходимым поддерживать дворянское землевладение и позднее. В 1832 г. у него появилась такая практическая возможность. В переписке с Д. Бегичевым Блудов обсуждал размеры помощи или «пособия дворянству»: «Губернии разделить на классы и выдать дворянам – 1 класс – 600 руб. на ревизскую душу, 2 класс – 500 руб. и 3 класс – 400 руб.»[164]164
  РГАДА. ф.1274. оп.1. ч.1.ед.хр. 546. л.4об.


[Закрыть].

«Никакая Монархия без дворянства существовать не может, что с разрушением дворянства колеблется самый престол»[165]165
  РГАДА. ф.1274. оп.1. чЛ. ед. хр. 583. л. З.


[Закрыть], – для Блудова это являлось аксиомой с самой его юности.

Блудов вырос, повзрослел и стал самостоятельной фигурой в тесном кругу людей, избранных его матерью[166]166
  Вигель Ф. Ф. Записки. С. 129.


[Закрыть]. Эмоциональная связь с матерью была долго действующим фактором. Уже после ее смерти (в начале 1807 г.) он чувствовал ее влияние в течение многих лет, а в отдельных случаях – и всей своей жизни.

Среди тех избранных, которым доверила своего сына Е. Е. Блудова, были: не только Г. Р. Державин, но также В. А. Озеров и графы Каменские. А. С. Пушкин называл род Каменских в ряду других родов: Мусиных, Бобрищевых, Мятлевых, Поводовых, Бутурлиных, Кологривовых, Шерефетдиновых и Товарковых, которые пошли от «Прусского Выходца Радши или Рачи (мужа честна, говорит Летописец, т. е. знатного, благородного), выехавшего в Россию во время Княжества Св. Александра Ярославина Невского», и от которого сам Пушкин вел свой род[167]167
  Пушкин А. С. Дневники. Записки. СПб., 1995. С. 58.


[Закрыть].

Державин, Озеров и Каменские были значимыми в истории России и судьбе Д. Н. Блудова людьми. Они были близки Е. Е. Блудовой. В дальнейшем данное обстоятельство сыграло важную роль в карьерном росте Д. Н. Блудова и его общественном положении, которое, впрочем, ему давали помимо протекции, связей и знакомств, его личные качества, способности и трудолюбие.

Блудов проявил себя в разных сферах – увлекался литературой и театром, дружил с видными представителями «золотого века» русской культуры. Он не преувеличивал значения собственной литературной деятельности, но и обойтись без нее не мог, как и без друзей – литераторов.

Большое значение в литературной судьбе Д. Н. Блудова сыграл его двоюродный брат, драматург и поэт Владислав Александрович Озеров (1769–1816), который был старше Блудова на шестнадцать лет. Немногочисленные сохранившиеся письма Озерова к Блудову свидетельствуют о несомненном доверии, которым Озеров пользовался у матушки Блудова. В одном из таких писем от 7 июня 1803 г., написанном из Москвы (заметим, что согласно тексту письма Блудов был недоволен отъездом Озерова из Петербурга), Озеров передает своему кузену пожелания служебных успехов, высказанных его матерью[168]168
  РГАДА, ф. 1274, он. 1, ед. хр. 2221. Л. 1.


[Закрыть]. Озерова и Блудова объединяла их страсть к театру[169]169
  Подробнее см.: главу 3, § 1. С. 196–197.


[Закрыть].

У Блудова был счастливый характер. Так, Вигель по возвращении в 1807 г. после двухлетнего отсутствия в Петербург[170]170
  В 1805 г. Вигель в составе посольства графа Ю. А. Головкина отправился в Китай, но доехал только до Кяхты, откуда посол отправил его обратно в России. Подробнее см.: Вигель Ф. Ф. Записки. М., 2000.


[Закрыть] вспоминал: «…взъехал я прямо к Блудову, уверен будучи, что он не поскучает ни хандрой моей, ни лихорадкой, и в том не ошибся». Его нрав (несмотря на смерть матери и получение богатого наследства от дяди) «не переставал быть живым и веселым, а сердце сострадательным». К «другим похвальным и любезным качествам» у Блудова появилась возможность проявлять гостеприимство и помощь, в том числе, в случае необходимости и медицинскую, посылая «за врачом своим, англичанином Безерлеем»[171]171
  Вигель Ф. Ф. Указ. Соч. С. 209.


[Закрыть].

В воспоминаниях представителей отечественного дворянства, их размышлениях над собственным прошлым, ими традиционно ставился вопрос о том, насколько «семья, ее лицо и характер определяют судьбу своих сыновей и дочерей», а «семейные традиции и традиции рода, прошлое дедов и прадедов» оказывают влияние на судьбу потомков[172]172
  http: //lib.ru/MEMUARY/POLETIKA/wospominaiya.txt


[Закрыть]. Определить, «в какой степени это прошлое» оказало влияние на собственную жизнь изучаемой историком личности, – задача, которую исследователь решает в каждом случае индивидуально.

Социальной истории присуще стремление за социальными структурами видеть «исполненное внутреннего драматизма борение интенций живых людей»[173]173
  Цит. по: ВрандтМ. Ю. Семья: «маленькое зеркало большого общества». В кн.: Зидер Р. Социальная история семьи в Западной и Центральной Европе (конец XVIII–XX вв.). М., 1997. С. 4.


[Закрыть]. В отношении Блудова это стремление реализовалось в той настойчивости, которую он проявлял в решении основной проблемы своей личной жизни. Ему пришлось ждать согласия на брак с княжной Анной Андреевной Щербатовой почти одиннадцать лет. Препятствием стала твердая негативная позиция родителей, в первую очередь княгини Щербатовой, по отношению в Блудову – юному, небогатому, незнатному. В Дмитрии Николаевиче они видели «малочиновного дворянчика», выращенного матерью, чей отец имел сомнительную репутацию игрока и кутилы.

В обществе история сватовства Блудова получила известность. В числе «препятствий» к заключению брака, Вигель называл «гордость своей знатностью» родителей княжны, особенно ее матери. В характерной для него легкой и одновременно желчной манере изложения Вигель отметил факт самого знакомства семьи Щербатовых (князя Андрея Николаевича с супругой и дочерью) с Д. Н. Блудовым. В недоброжелательном перечислении поведенческих особенностей княжны Щербатовой Вигель, не являвшийся любителем женщин, справедливости ради, мимоходом отметил и те черты ее характера, которые в дальнейшем обеспечили долгий и счастливый брак Блудовым – «ангельскую кротость» княжны, ее верность и преданность Дмитрию Николаевичу.

Знакомство Блудова с княжной Щербатовой состоялось в сентябре 1801 г. во время коронации Александра Павловича в Москве. Щербатовы приехали в Москву и остановились в доме своих родственников – графов Каменских, «в соседстве и тесной дружбе» с которыми, особенно со статс-дамою, графиней Каменской, состояла Катерина Ермолаевна Блудова.

Мать Блудова жила в собственном доме. По описанию Ковалевского, он находился «в ружейной улице», «у Благовещения на бережках», около Смоленского рынка на Арбатской[174]174
  Ковалевский Е. 17. Граф Блудов и его время. СПб., 1871. С. 16.


[Закрыть].

Дома Блудовых и Каменских находились рядом. Сады двух усадеб соединяла калитка, которая позволяла подругам, не нарушая этикета, видеться ежедневно. Эта калитка играла важную роль. Жена фельдмаршала не могла показаться пешком на улице. Поэтому другие дома она могла посещать, только совершая выезд[175]175
  Ковалевский Е. П. Граф Блудов и его время. СПб., 1871. С. 16.


[Закрыть].

Живописное описание будущей супруги Д. Н. Блудова составил Вигель: «Молодая княжна Анна Андреевна Щербатова примечательна была нежными чертами лица, и при дворе, где она находилась фрейлиной, многие находили в ней сходство с императрицей Елисаветой Алексеевной <…>. Присутствие петербургской девицы оживило однообразие графини Каменской <..>. Она пленила его, хотя никак о том не думала и несколькими годами была его старее. Эта страсть в следующем году привлекла его в Петербург. За нее должен благодарить он небо: она истребила в нем все порочные побуждения, жар души его направила к добру и чести»[176]176
  Вигель Ф. Ф. Указ. соч. С. 234.


[Закрыть].

Вигель бросил упрек князьям Щербатовым в том, что они не учитывали родословной Блудова «длиною восемь столетий, наполненной именами бояр и воевод»[177]177
  Там же. С. 235.


[Закрыть], «…но что это значит для России? Под словом знатность разумеется в ней совсем новая или, по крайней мере, подновленная знаменитость», – в этих словах проявилась еще и неизжитая глубокая юношеская обида самого Вигеля, приживальщика в домах вельмож Салтыковых и Голицыных. Болезненно-недоброжелательное отношение к знати Вигеля в 1920-е гг. было замечено С. Я. Штрайхом[178]178
  Штрайх С. Я. Филипп Филиппович Вигель (историко-литературный очерк). В кн.: Вигель Ф. Ф. Записки. М., 2000. С. 570.


[Закрыть].

Обида, безусловно, повлияла на отношение Вигеля к вельможной знати. Но тот факт, что в глазах неродовитого Вигеля родословная Блудова выглядела представительно, в отличие от имевших совершенно иное мнение князей Щербатовых, свидетельствует о неоднородности окружавшего Блудова дворянства и непростых внутри сословных отношениях. Внутренние конфликты не всегда позволяли разглядеть общее между титулованной знатью и нетитулованными дворянами. Среди перечисленных Вигелем в неприязненном контексте черт княгини Щербатовой, следует обратить внимание на то, что она была женщина, «известная своею набожностью, строгими правилами»[179]179
  Вигель Ф. Ф. Указ. Соч. С. 235.


[Закрыть]. Именно это качество объединяло ее с женщинами, растившими и воспитывавшими Блудова.

Представляется, что в глазах Щербатовых, отнюдь не «смягчающими» были родственные связи матушки Блудова (урожденной Тишиной) с Г. Р. Державиным и драматургом В. А. Озеровым. Как Тишины и Державины, так и Блудовы принадлежали нетитулованным дворянским родам.

Г. Р. Державин был моложе А. Н. Щербатова на 15 лет и принадлежал другому поколению. Он по многим причинам не мог нравиться князю Андрею, хотя каждый по-своему реализовал себя при Екатерине II. Но у Державина было преимущество. Вместе с Преображенским полком Державин участвовал в перевороте, в результате которого была возведена на престол Екатерина II.

Отличие Державина от кн. Щербатова заключалось в том, что поэт вышел из социального слоя бедного служилого дворянства. В эпоху дворцовых переворотов, пугачевщины, временщиков он энергично выдвинулся в первые ряды дворянства, оттеснив родовитую титулованную знать и стал опорой екатерининского трона. Сын мелкого помещика Казанской губернии, Державин любил подчеркивать, что он происходит от татарского мурзы Багрима. «Я в день шепчу по одному. / Державин род с потопа влекся; /…Мой дед мурза…», – сообщал о себе уже «отставной поэт» в стихотворении «Привратнику» (1808). Одновременно поэт выражал гордость своим гербом[180]180
  Державин Г. Р. Сочинения. С. 269–270. Я. К. Грот обратил внимание на то, что происхождение Державина, «которое льстило его воображению и доставляло ему любимую поэтическую прикрасу, подтверждается семейными документами. Они содержат сведения, что этот мурза, в княжение Василия Васильевича Темного в XV столетии выехал из большой Орды служить на Русь, был крещен самим великим князем в православную веру и при этом получил имя Ильи. Ему жалованы были вотчины в нынешних Владимирской, Новгородской, Нижегородской губерниях». От сыновей Ильи произошли Нарбековы, Акинфовы, Кеглевы.


[Закрыть].

Щербатов, в свою очередь, гордился происхождением Рюриковича. Оно было закреплено в «Гербовнике» и родословной. За ярко выраженным социальным тщеславием и амбициями князя Щербатова все же были социально-психологические основания. Он защищался психологически, презирая вышедшего из «низкой доли», но достигшего министерского кресла и «стула» сенатора Российской империи Державина, причем достигшего его в то время, когда сам кн. Щербатов был в отставке, и оказался не востребованным новым императором Александром I. При императоре Павле I и Державин, и Щербатов были удалены. Князь Щербатов был уволен со службы. Державин ушел в силу собственной правдивости и нетерпеливости, а также интриг придворных. Он не счел возможным быть «докладчиком», т. е. делать доклады императору.

Князю Щербатову не могла импонировать хорошо известная еще с екатерининских времен служебная деятельность и поэзия Державина, направленная против родовитой знати.

Социальную природу неприятия Державина старшим поколением титулованной семьи Щербатовых отражает содержание державинской поэзии. В 1794 г. при дворе наделала шума ода Державина «Вельможа»[181]181
  Ода «Вельможа» вызвала негодование императрицы Екатерины II, поскольку образ идеального государственного деятеля был дан на фоне «поврежденных» нравов придворных, а также раздражение придворных и титулованной знати. При дворе поощрялись прославляющие царствование Фелицы державинские оды. Чтобы убрать со страниц «С.-Петербургского вестника» оду «Вельможа», по свидетельству М. А. Дмитриева было перепечатано несколько страниц «Вестника». Но М. А. Дмитриеву попался экземпляр, в который был вставлен новый лист, а старый, с одой, «переплетен тут же, только надодранный в типографии». См.: Дмитриев М. А. Указ. Соч. С. 168.


[Закрыть]. Едва ли о ней не слышал князь Щербатов. И хотя непосредственно ода была обращена к П. А. Румянцеву, многие вельможи приняли «сатирическое изображение придворных Екатерины II»[182]182
  Державин Г. Р. Сочинения. А., 1987. С. 455.


[Закрыть] на свой счет.

«Ни знатный род, ни сан» не могли в глазах Державина состязаться с «доблестью», которой только и можно снискать «себе почтенье от граждан». «Я князь – коль мой сияет дух; / Владелец – коль страстьми владею; / Болярин – коль за всех болею, / Царю, закону, церкви друг»[183]183
  Державин Г. Р. Сочинения. А., 1987. С. 455.


[Закрыть].

Для достижения желанной жизненной цели – женитьбы на избраннице сердца – княжне Щербатовой Блудову потребовалось содействие графа Каменского в его продвижении по службе.

Вигель рассказал, что после смерти матери Блудова, все ее обязанности по отношению к Дмитрию Николаевичу приняла на себя ее подруга, родственница Щербатовых графиня Каменская, которая сразу приступила к улаживанию дела о браке своего подопечного и княжны Щербатовой. Взялись за дело с повышения статуса Дмитрия Николаевича. «Для доставления скорейшего повышения будущему родственнику Каменский назначил его правителем своей заграничной канцелярии, что было очень важно для надворного советника, которому не было двадцати пяти лет от роду», – записал в воспоминаниях Вигель[184]184
  Вигель Ф. Ф. Записки. М., 2000. С. 235.


[Закрыть].

Свадьба Блудова на фрейлине княжне Анне Андреевне Щербатовой состоялась 28 апреля 1812 г., два года спустя после смерти князя А. Н. Щербатова и незадолго до кончины от рака его вдовы – княгини А. В. Щербатовой. Шаферами жениха были поэт Василий Андреевич Жуковский (1783–1852) и Александр Иванович Тургенев (1784–1845)[185]185
  А. И. Тургенев был одним из четырех сыновей директора Московского университета Ивана Петровича Тургенева. Вместе с его сыновьями воспитывался и Жуковский.


[Закрыть]. Посаженными отцом и матерью стали граф А. Н. Салтыков и его супруга[186]186
  Ковалевский Е. П. Граф Блудов и его время. СПб., 1871. С. 81.


[Закрыть].

Скромное бракосочетание прошло в домовой церкви протоиерея Андрея Афанасьевича Самборского (1733–1815), духовника Александра I. По словам Е. П. Ковалевского, Самборгский очень любил Блудова, и сам его венчал. В свое время установлению доверительных отношений между Блудовым и Самборгским поспособствовал Алексей Федорович Малиновский (1762–1840). Он был родственником Самборского[187]187
  Вторая дочь Самборского София была замужем за братом А. Ф. Малиновского – Василием, русским дипломатом, а затем первым директором Царскосельского лицея, где обучался А. С. Пушкин.


[Закрыть] и сослуживцем Блудова по Московскому архиву Коллегии иностранных дел. Позднее А. Ф. Малиновский стал главным управляющим архива.

Семьи, составлявшие дворянскую элиту Российской империи, были сильны крепостью родственных и дружеских связей. Бракосочетание укрепило родственные связи Блудова с титулованным дворянством и его контакты при дворе.

Другое важное для Блудова московское знакомство состоялось также благодаря сотрудникам архива коллегии иностранных дел А. И. Тургенева и Д. В. Дашкова. Они познакомили Блудова с поэтом В. А. Жуковским. Вскоре между ними сложились дружеские отношения и совместное участие в литературном процессе, которое прерывала только дипломатическая служба Блудова за рубежом.

Вскоре после женитьбы Блудова назначили поверенным в делах русского посольства в Швеции, и в сентябре 1812 г. он уехал в Стокгольм. Осенью 1812 г. умирает княгиня А. В. Щербатова. В 1813 г. в Стокгольме у Блудова родилась его старшая дочь, названная в честь тещи – «гордой княгини» – Антониной. Ей предстояло стать известной мемуаристкой и писательницей, выразительницей панславистских настроений. Спустя еще два года родилась вторая дочь Блудова – Лидия. В 1817 г. на свет появился сын Андрей. Он продолжил отцовские принципы служения России на дипломатическом поприще. Младший сын Вадим (родился в 1819 г.) позднее служил при Азиатском департаменте МИДа.

Известной долей истины обладает утверждение С. Я. Штрайха о том, что к 1820-м гг. Блудов выдвинулся, «благодаря своим связям в аристократических придворных кругах». К сожалению, Штрайх оставил вне поля зрения личностно-характерологический фактор и его содержательную характеристику, и не учел, что Блудов мог принять покровительство только со стороны близких ему людей. «Совершенная разность в характере и воспитании» становилась для него непреодолимым препятствием в общении. Но в этом отношении судьба благоволила Блудову. Покровители Дмитрия Николаевич любили и оберегали его, симпатизировали ему. Они благоприятно влияли не только на служебный рост Блудова, но и его профессиональное развитие.