Текст книги "Краски. Бетонный дворец. Часть 2"

06

Девчонка, к рождественским праздникам перешедшая на третий курс университета, негласно подтолкнула его к размышлениям об обучении. Неполученный диплом давил на молодого человека, словно долг, невыплаченный вовремя, заставлял елозить, чесаться и периодически отказываться от карьерных задач, так смело подкидываемых ему начальником, из-за отсутствия уверенности в своей компетентности.

В его родном Миррормонте неимение за плечами университетских лет каралось пожизненным заключением на заводе по производству строительных материалов за весьма скромную заработную плату. С молоком матери жители городка впитывали законопослушную цель о высшем образовании: не все могли себе это позволить, но все об этом мечтали. Особенно родители учеников старших классов, желающие своим детям лучшей судьбы, хотя это автоматически означало, что им придется покинуть родной дом.

Внезапно Дениэл понял, что это и было причиной его желания. Учиться равнялось отъезду, а отъезд предполагал учебу, и никак иначе. Семь лет он мотался по городам Штатов и даже не попробовал поступить ни в одно из учебных заведений, бесцельно профукивая годы жизни, принадлежавшие социальным требованиям. В Миррормонте такое расхитительное бездействие казалось бы равнозначным, как если ехать через Буффало и не заглянуть посмотреть на Ниагарский Водопад, – то есть, чистой воды безумием.

Впрочем, собственная бестолковость смущала, очевидно, лишь самого Дениэла. Потому что все, кому не лень, предписывали ему счастливое будущее в управляющей должности в корпорации, а сам мистер Траст начал подкидывать работенку не из его весовой категории, и если по первой следил за работником, то теперь и вовсе слепо доверил решения разных ситуаций на произвол водителя. Частенько Дениэл узнавал об истинных условиях сделок лишь после их завершения.

– Ты верно поступил, не волнуйся! – Смеялся при этом шеф. – Я заведомо не стал тебя настраивать на предвзятое отношение, мне было интересно, как выглядит вопрос на свежую голову.

И ничего, что «свежая голова» при этом горела смущением и стыдом, это не мешало начальнику веселиться от души. К счастью, в декабре подобное поведение шефа сошло на «нет». Внешняя жизнь «Траст Инкорпорейтед» замерла, а вот внутренняя стала бить ключом. Гаечным. По голове.

Аврал начался резко, неожиданно, будто кто-то поднял рубильник с водопадом забот. Распорядок дня офиса теперь не предполагал обеда или иного праздно растраченного времени, зато длился до девяти вечера. Эту потрясающую новость о вечерних дежурствах шеф вынес на аукцион, объявив желающим сверхурочных тройную ставку, и, как ни странно, вызвал этим поток страждущих подзаработать перед праздниками. Сам же мистер Траст присутствовал в офисе с раннего утра до позднего вечера, пока последний сотрудник не покидал стены конторы. Он всецело был поглощен заботами коллектива и помогал, как мог. Если бы не этот позитивный фактор, то многие работники так и не узнали об огромной премии в конце года, уволившись раньше от истощения внутренних ресурсов, потому что напряжение в офисе от обилия задач можно было резать ножом.

Завершением этого безумства стали какая-то баснословная премия в три оклада и громкий корпоративный праздник перед выходными, на котором мистер Траст прочитал благодарственную речь коллективу и сообщил о том, насколько ему повезло быть руководителем таких грамотных и одаренных сотрудников. Дениэл проработал достаточно времени в «Траст Инкорпорейтед», чтобы понимать, чьей заслугой являлся такой сплоченный коллектив. Он вспоминал, как грамотно шеф складывал людей, вещи и обстоятельства воедино даже в самые кризисные моменты, отходил в сторону, когда это было необходимо, брал на себя контроль даже незначительных вопросов, когда вопросы не в состоянии были решиться без лишней крови, и в очередной раз поражался его мудрости и стойкости. Оливер Траст был воистину на своем месте в этой жизни, он родился, чтобы править корпорацией.

А еще Дениэл с интересом наблюдал за людьми, которые подстраивались под смену приоритетов, как могли. Сотрудники теперь вместо кофе и комплиментов обменивались звонками и папками. Между тем, коллектив был настолько разносторонним и многогранным, что казалось удивительным, как люди вообще находят общий язык. Менеджеры общались друг с другом очень свободно, просили спасти или подменить, приносили друг другу круассаны с шоколадной начинкой из кафетерия на углу, обменивались улыбками или даже поцелуями.

Даже тошнотворный Джим Палермо, который, похоже, клеился теперь к симпатичной Пенелопе Фрост, перестал вызывать у него стойкое желание дать ему в нос. Сама же Пенни не отшивала кудрявого толстяка лишь в силу своей загруженности: она оставалась сверхурочно по три дня в неделю, как самая незанятая в офисе. Роскошная темнокожая Грейс занялась проблемными вопросами офиса, словно разнимать расшалившихся детей было ее привычным делом, а премилая рыженькая Тамара взяла на себя поддержку выдохшихся. Вот и сейчас она сидела и утешала худощавую темноволосую женщину, которая работала здесь второй месяц, и застала на испытательном сроке непосильную для себя нагрузку.

Люди восхищали его. У Дениэла даже таких друзей не было, чтобы сердце открыть нараспашку и наслаждаться встречным ветром в лицо, не говоря уже о знакомых или сотрудниках. Он даже начал было сожалеть о том, что многое терял, будучи всего лишь водителем, ограниченным пространством служебного автомобиля, ровно до того мгновения, пока не столкнулся взглядом с медовыми глазами личного помощника директора.

Однако если наблюдать непредвзято за стойкой ресепшна, что порой давалось ему с видимым трудом, то можно было заметить любовь и гармонию, царившие и в этой части офиса. Девушки были очень дружны и приветливы, прикрывали тылы и живо общались на разные темы. Полненькая светловолосая Элис очень сблизилась с медузой, которая теперь с удвоенной силой била Дениэла по причинным местам. Летние денечки спокойствия теперь вспоминались молодым человеком как санаторная путевка в рай. Но осенью грымза снова принялась клевать его печень, цепляясь к нему вульгарно, буквально навязывая себя. И где только сил находилось?! Не иначе как выдра подпитывалась энергией из некого ядовитого источника, доселе не открытого наукой.

– Эй, красавчик, отчего твоя сладкая мордашка так нахмурилась и напоминает теперь твой сладкий зад? – Пропела она на весь офис, улыбаясь алой помадой. – Неужто грустишь о вечерах, когда меня нет рядом с тобой?

Сжав челюсть плотнее, водитель проигнорировал замечание, хоть это и стоило ему лишнего стакана нервов. Малиновые пятна на щеках выдавали его истинную реакцию, хоть он и пытался анестезировать ум, залив его бесчувственным бетоном.

Собственно, неугомонная Лиз Харви и стала основной причиной, почему молодой человек стал заниматься развозом документов, хоть это и не касалось его работы. Все равно встреч не было – шеф всецело был душой и сердцем офиса, а сидеть без дела в машине казалось не очень веселой затеей.

Но сегодня водитель пока что оставался невостребованным. А поэтому уселся на свое излюбленное место – синий диван в зоне ожидания, чтобы наблюдать за офисом, прикрывшись журналом.

– Кентмор! – Раздался вдруг кислый выпад рядом, едва он расслабился.

Дениэл поднял взгляд от журнала, служившего прекрасной ширмой, и встретился с темным надменным взглядом главного менеджера. Толстый мерзкий Джим за три месяца стал еще толще и еще противней. Выиграв пару битв по очарованию начальства, он возомнил о себе гораздо большее, чем представлял на самом деле, и теперь играл в офисе роль большого мальчика.

– Собирайся, тебе тут работенка, – бросил кудрявый беспардонно.

– Нет, – отрезал Дениэл и вернулся к глянцевому «Менс Хелс», не удосуживаясь даже оценить реакцию на выпад.

– Ты не понял, водитель, я тебя не о личном одолжении прошу! – Взвился Джимми. – Собирайся в дорогу, родина ждет от тебя подвига!

– Уймись, Палермо, ты мне не начальник, – рыкнул громила и, выдержав разъяренный взгляд толстяка, откинулся на спинку дивана.

Плохо сидящий костюм с мешковатыми карманами, несший в себе главного менеджера, проскочил в три гневных шага путь до кабинета начальника и, ворвавшись в прозрачную дверь, оставил в оупен-спейс, полном работников, звенящую тишину. Дениэл оценил двадцать пар глаз, уставившихся на него, и, подлив в эмоциональный контейнер еще бетона, вернулся к чтению.

Вскоре толстяк вышел от шефа и молча сел за свой стол, очевидно, потерпев поражение. Его шакалоподобные дружки хотели было спросить, в чем дело, но тот лишь огрызнулся в ответ. Палермо зыркал налитыми кровью глазами на синий диванчик, где мирно восседал Дениэл, едва сдерживая ненависть к верзиле.

Похоже, главный менеджер только что выбрал себе цель на уничтожение.

07

– Фейерверк! – Изумилась Алекса, просунув лицо между сверкающих струй бусин на окне.

Где-то там, недалеко от границы поместья, взлетали к небу и рассыпались тысячами мерцающих частиц химические реагенты. Девочка выскочила из комнаты и понеслась по ступеням в «ледяную башню», чтобы поделиться удивлением с самым родным человеком. Дверь оказалась приоткрыта, а тот, кого она искала, уже сидел на привычном месте в голубоватом тумане задумчивости.

– Папа, фейерверк! – Выпалила дочь и, едва окинув родителя взглядом, бросилась к панорамному окну кабинета.

– Красиво, – согласился отец, встав рядом. – Странно, да?

– Это восхитительно! Сочельник ведь! – Сияла гостья помещения.

– Да, видимо, кто-то заказал себе у Санта-Клауса День Независимости в декабре, – усмехнулся он, притягивая в объятия свою любимицу. – А ты что попросишь у него?

– Пап, Санта-Клауса не существует, – абсолютно серьезно проговорила Алекса и смерила его взглядом, каким оценивают доктора легкую степень сумасшествия у пациента. – Его выдумали родители маленьких детей, чтобы шантажировать их целый год хорошим поведением ради одного подарка.

Хохот отца громом отразился от голубых стен «башни», а сам мужчина прижал к себе покрепче свою не по возрасту скептическую дочь. Виновник их встречи при этом, словно обидевшись на замечания Алексы, стих, угаснув последними звездочками на темном небе.

– Видимо, ты никогда не просила у Санты чудес, а? – Отсмеявшись, поинтересовался глава семьи.

– А как просить? – Не поняла девочка.

– Ему нужно написать письмо с желанием, и все исполнится, уверяю!

С этими словами хозяин кабинета вернулся за стол и открыл лэптоп. Алекса наблюдала за папой, ставшим на минуту наивным мальчишкой, с мягкой снисходительностью, будто тот чудил на старости лет. Однако ему в сентябре исполнилось всего тридцать восемь лет, а ранняя седина заполнила лишь виски, оставив темные волосы на макушке и затылке, так что о старости речи не шло, скорее, среднем возрасте зрелого мужчины, коим отец и являлся. Он долго щелкал мышью, набирал что-то на клавиатуре, и, наконец, победоносно вскрикнул. После этого взял ручку и размашисто начеркал что-то на отрывном листке для заметок. Вскоре Алекса приняла из его рук этот листок, на котором оказался электронный адрес заветного деда.

– Ты серьезно? – Приподняла бровь дочь.

– Абсолютно! – Кивнул глава семьи. – Иди, пиши. И поставь мой адрес в копию.

Теперь пришел черед Алексе хохотать. Тысячи звонких колокольчиков рассыпались по комнате девичьим смехом. Но девочка приняла условия игры и побежала на этаж ниже, чтобы последующие несколько часов ломать голову у компьютера, не представляя, что писать исполнителю мечтаний.

«Дорогой Санта! – Мелькали по клавиатуре ее тонкие пальчики с коротко остриженными ноготками. – Много лет наши отношения не складывались, потому что я в тебя не верила, но…»

Алекса замерла, глядя задумчиво в монитор.

– Получается ерунда, – посетовала она и стерла все, кроме приветствия.

Она даже толком не знала, что собирается просить у седовласого исполнителя желаний, потому что все, чего ей не доставало в жизни, оказалось необъяснимым и неосязаемым. Материальный мир, спешивший удовлетворить любой каприз за ее деньги, не интересовал девочку своими предложениями, потому что обилие вещей и услуг могло быть нужным, выходи ты из поместья хотя бы раз в неделю. Но к ней это не относилось, а посему и желания были такие странные.

Вероятно, Санта будет крайне удивлен, получив письмо от пятнадцатилетней красавицы с тем, чтобы ее полюбила мама и впустила, наконец, в свою жизнь, чтобы мир стал более дружелюбным, и она смогла выйти из дома хотя бы на Весенний Бал, как Золушка. Или с тем, чтобы ее заметил мужчина, приковывавший все ее мысли и внимание в последнее время. Хотения крайне удивительные, но иного у нее не было. Точнее, наоборот, все другое – было, а вот эти нетипичные для подростка потребности вынудили ее поверить в чудо.

«Дорогой Санта! – Начала она снова. – Я хочу начать взрослеть! Контроль и запреты близких людей мешают мне жить и развиваться».

И снова она замерла над клавиатурой, потому что сочла за дерзость пренебрежение родительской заботой. Похоже, она и вправду очень плохая дочь.

– Как же сложно! Получается, единственная моя проблема в том, что я – маленькая! – Расстроилась Алекса и встала из-за стола.

Это бесполезно, ускорить ее рост не смог бы даже Санта-Клаус. Казалось, стань девочка в одночасье совершеннолетней, она смогла бы вырваться из гнезда, начать новую жизнь и пригласить Дениэла на свидание.

– Нет, не смогла бы, – расстроилась мечтательница.

За окном уже окончательно стемнело, а значит, совсем скоро придется закончить «заниматься ерундой», как сказала бы мама, и идти в гостиную на праздничный ужин. Есть не хотелось. Особо угрюмые мысли вызывала традиционная капустная запеканка, которую мама делала каждый год в сочельник, но сказать о том, что блюдо не по ее вкусу, означало обидеть маму. Что ж, раз в год придется потерпеть.

«Дорогой Санта! – Решилась все же Алекса на последнюю попытку. – Спасибо тебе за все, что у меня есть. У меня самые лучшие в мире родители, друг и жизнь в целом. К сожалению, мне ничего не нужно из того, что ты можешь дать, а остальное у меня и так появится чуть позже».

Нажав клавишу «отправить», Алекса встала из-за стола и направилась в гардеробную, где выбрала для себя мамино любимое платье карминового цвета в зеленую клетку. Вполне себе рождественская расцветка.

Теперь подарки. Папа примет в дар очередной холст акрилом в кабинет, а мама – многослойную открытку, нарисованную акварелью, и табель успеваемости из университета с отличием. Тоскливо до оскомины, но родителям так нравилось. Сама бы она хотела на Рождество путевку в кругосветное путешествие, куртку из эко-кожи на косой молнии и прокол левого крыла носа. Но получит, Алекса была уверенна, безделушку из маминой коллекции или еще один набор красок.

Хотя, на день рождения девочка тоже ожидала очередную куклу, но вопреки этому стала обладательницей конструктора от Дениэла. И пусть официально считалось, что подарок от отца, но записка, нацарапанная неровным квадратным почерком, оказалась едва ли не более важной, чем факт того, кто в это вложил деньги.

Оглядев себя в зеркало, Алекса взяла в руки два свертка – один большой и увесистый за счет тяжелой рамы, а второй – конверт офисного формата, – и хотела уже выйти из комнаты, готовая к праздничной суете, но замерла. Она подошла к столу и из ящика с резюме вынула небольшой конверт со второй акварельной открыткой, предназначенной для друга. Самое время отнести ее в их место свиданий, потому что до ужина еще оставался целый час свободного времени. Через минуту комната опустела.

Гостиная утонула в вязкой синеватой тишине, замерев в пространстве и времени пустотой и холодом. Лишь мирно переливалась тысячами лампочек елка, украшенная мамой так, словно та готовилась к конкурсу по дизайнерскому искусству. Алекса оставила свертки для родителей под елкой, чтобы те напитались волшебством, а сама скользнула за зеркальные двери.

Декабрьская прохлада моментально настроила ее голову на нужный праздничный лад, вызвав приятные мурашки по всему телу. Порадовавшись, что додумалась выйти на улицу освежиться перед ужином, девочка поглубже вдохнула запахи сада и поспешила завершить начатое. Она обогнула крыло поместья и вошла в бетонный блок. Голые стены отражали гулким эхом каждый ее шаг, словно в склепе, а влажность, забиравшаяся наглыми лапами под платье к самому белью, в компании с запахом прения вызывали ассоциации с пещерной жизнью. Хоть гараж и не являлся очень уж романтичным и приветливым местом, но для Алексы лучше места не найти, чем привычный и родной бетон. Раньше, пока в отсеке не обосновался Дениэл и не наделил его душой, гараж для девочки был неким подземельем, пустым и безжизненным, но теперь каждый шорох здесь напоминал о нем, вызывая трепет души подростка. Алекса подошла к «БМВ» отца, так любовно обхаживаемой приятелем, что посетительница невольно иногда желала стать поломанной машиной, и положила под щетку на ветровое стекло маленький конверт со своими инициалами. После чего, раскрасневшись, спешно покинула здание и вернулась в теплую гостиную.

– Ты где была? – Встретила ее мама, суетившаяся возле кухонного уголка.

– Гуляла, – осторожно выдала Алекса, но тут же продолжила более дружелюбно: – Чем тебе помочь?

– На-ка, расставь посуду по столу.

Наблюдая за родительницей, которая в этот вечер оказалась особенно красивой в приталенном платье винных тонов и с праздничным макияжем, девочка взяла посуду и принялась неспешно раскладывать тарелки из белоснежного французского фарфора по темной тверди столешницы.

Мелани очень дорожила этим сервизом, подаренным ей матерью из закромов семейных сбережений еще в те времена, когда общение между ними имелось. Тончайшее стекло покрывало ореховое дерево так, словно бурую землю – белейший первый снег, которого Алекса никогда не видела вживую. Красота контраста настолько заворожила девочку, что она забыла о матери, вдруг отложившей все дела и следившей за плавной задумчивой дочерью излишне внимательно, буквально впитывая каждый ее жест. Когда же мечтательница вспомнила, что в комнате не одна, то вздрогнула и подалась назад, едва не утянув с собой часть антикварного фарфора.

– Осторожно! – Рявкнула Мелани, очнувшись.

Внезапно мир дрогнул и расслоился множеством контуров, а вокруг лампочек заплясали тысячи разноцветных искр. Очень плавно, едва осознавая свое тело, девочка наклонила голову и принялась разглядывать новую реальность. Золотистый шиммер обволакивал теперь искрящейся пудрой каждый источник света. Алекса обернулась на елку и замерла от благоговения, настолько великолепной оказалась та. Девочка вернула взгляд затуманенных карих глаз на мать, ставшую невыносимо несчастной и грустной в этот момент. Губы женщины стали узкими и опустились уголками вниз, как у голодной собаки, а между бровей залегла глубокая складка, прибавив обладательнице лишних пару десятков лет. А еще заболела голова. Алекса принялась растирать лоб между бровей, ощущая в этом месте неподъемную тяжесть.

– Не-ет, только не сейчас… – Отчаянно протянула мать и закричала в лестничный проем: – Оливер, ты нужен!

Тон супруги не оставлял времени для раздумий, и глава семьи, бросив недовязанный галстук на кровать, пулей вылетел из спальни. Слетев по лестнице в гостиную, он замер от увиденной картины. Безвольно опустив руки, Алекса зависла пустым взглядом в елке.

– Кто на этот раз? – Спросил он, стараясь двигаться теперь медленно.

– Никто, – растерялась супруга. – Я? О, боже, я! Но я же… Она вернулась с улицы, может там?

Крупные слезы сорвались из уголков ее глаз, и женщина, обессилев, тяжело уселась на стул, испугавшись собственных мыслей.

– Не важно, – отбросил рассуждения глава семьи и повернулся к дочери. – Алекса, милая, идем, я провожу тебя в комнату.

Свободно отдавшись во власть отца, девочка побрела по лестнице на второй этаж, на ходу рассматривая странные контуры привычных предметов. Наконец, вокруг все заполнилось мягким песчаным сиянием, и Алекса очнулась в своей комнате. Она сидела на кровати, внимательно рассматриваемая отцом, застрявшим в дверях.

– Пора, да? – Догадалась дочь, тепло улыбнувшись. – Запеканка ждать не будет.

Под хохот главы семьи они спустились назад в гостиную, откуда вышли буквально несколько минут назад, но теперь готовые к душевному празднику.

– Мам, ты просто невероятно красивая! – Просияла Алекса, восхитившись высокой прической родительницы, но тут же заметила легкую припухлость век родных глаз. – Что случилось? Ты плакала?

– Нет, милая, это злобный лук! Весь макияж испортил, – отозвалась мать приветливо и, хлюпнув носом, отошла к зеркалу оценить масштабы катастрофы.

Елка продолжала мерно мигать огнями, подсвечивая цветными искрами многочисленные свертки под ней. Отец развалился на диване в ожидании угощения, оценивая восхищенным взглядом двух своих самых прекрасных девушек в мире, и Алекса почувствовала, наконец, праздничное настроение сочельника, обещавшее подарки и семейный ужин. Бесконечное счастье и благодарность поселились в ее сердце в момент, когда мама открыла духовой шкаф. Тугой специфичный запах капустной запеканки, знакомый с раннего детства, окутал ее обоняние, напомнив о самом главном в ее жизни: Алекса была дома, в любящей семье.