Текст книги "Рыцарский пояс. Тень Северного креста"

Но Луцк преподнес им неожиданный сюрприз. В доме боярина Войцеха Бугомила их встретили неприветливо. Здесь Иванкас узнал, что молодой Ян, муж Аудры, совсем недавно, месяца три назад, погиб на охоте, а сестра его в тягости осталась.

– Плохо чувствует себя невестка моя и с вами повидаться никак не может, уж не обессудьте, – заявил боярин, но взгляд у него был жесткий, такой свое из рук не выпустит.

– Но уж с сестрой своей она поговорить в состоянии в собственных-то покоях, и я на этом настаиваю, – твердо произнес воевода. – Мы неблизкий путь проделали, чтобы ее повидать.

Сказать на это боярину было нечего, и Гинтаре провели в женские покои, однако наедине сестер не оставили – старая прислужница с маленькими колючими глазками все время была рядом. Но девочки с детства хорошо понимали друг друга, а тут помогали еще взгляды, намеки. И Гинтаре увидела обстоятельства жизни сестры в этом доме во всей их неприглядности.

Бедная Аудра после гибели мужа всей душой стремилась вырваться на волю из дома, где ее буквально заточили, как в темнице. Боярин Бугомил, потерявший единственного сына, желал получить наследника, внука, и отпускать невестку не собирался. А она хотела домой, к матери. Ей очень плохо было здесь одной.

Все это находчивая Аудра намеками и недомолвками сумела сообщить Гинтаре, а та передала брату.

Уехали они ни с чем, но наместник Ремунас горой встал на защиту дочери, дошел до самого князя и добился того, чтобы Аудра вернулась домой хоть на время, до родов. Правда, ее сопровождала все та же въедливая старуха, которая не спускала с нее глаз в доме Бугомила, а наместник был вынужден дать обещание вернуть невестку и внука в дом боярина. Но пока Аудра оставалась дома, рядом с любящей и заботливой матерью. И это тоже было радостью.

Прошло время, и в начале осени Аудра разродилась хорошенькой крепенькой девочкой. Внучка боярину была ни к чему, и он оставил невестку в покое.

А наместник Ремунас, сам не знавший, почему так начал беспокоиться за дочерей, был чрезвычайно доволен, собрав их под своей крышей.

Глава 10
Первые раскаты грома

Волынь,

январь 1429 года

Зима в Европе вновь выдалась морозной и очень снежной. Говорили, в Швейцарии прошли такие сильные снегопады, что крыши многих домов не выдержали тяжести навалившегося на них снега и обрушились. Балтийское море замерзло настолько, что по льду вдоль берега ездили из Мекленбурга в Данию и из Пруссии в Гольштинию. Жестокие морозы сковали и польскую землю, хотя снега здесь было не так много. Но после Берестья замело, запуржило, и большой кортеж, следовавший из Кракова в Луцк, замедлил движение. Это король Владислав в сопровождении солидного эскорта направлялся на встречу европейских монархов, которую организовал князь Витовт, преследующий свои честолюбивые цели.

О стремлении кузена к полной самостоятельности король знал давно и особенно этому не противился. Хорошо понимал он и то, что польское дворянство станет всячески препятствовать этому. Малопольская и особенно великопольская шляхта грудью встанет, чтобы не допустить такого поворота событий. Но Витовт мечтал о короне, и брат понимал его. Однако ему категорически не нравился тот факт, что в ситуацию активно вмешивался вездесущий Сигизмунд Люксембургский, по-прежнему рвущийся к короне Священной Римской империи. Ничего хорошего от альянса кузена с Сигизмундом ожидать не приходится. Каковы планы германского короля, он доподлинно не знал, но догадаться было несложно – разделить Литву и Польшу, а потом придавить Польское королевство. Ситуация требовала глубокого осмысления и разумных действий. И Владислав всю дорогу провел в размышлениях.

В следующей за королевской карете спасались от лютого мороза два духовных лица, сопровождавших короля, – Збигнев Олесницкий, епископ Краковский, и архиепископ Гнезненский и примас Польши Войцех Ястжембец. Они размышляли о том же и изредка обменивались своими соображениями.

– Не нравится мне эта затея князя Витовта, очень не нравится, – мрачно произнес епископ.

Старший по возрасту и умудренный опытом архиепископ пожевал сухими губами и согласно кивнул.

– Будем уповать на то, что Господь этого не допустит. – В его маленьких колючих голубых глазах полыхнул огонь глубокой веры и еще надежда на заступничество Божие, поскольку на людей он уже полагался мало.

Великий канцлер коронный Ян Шафранец, недавно избранный при поддержке короля епископом Куявско-Поморским, ехал в отдельной карете со своим сопровождением и молчал. Но размышлял о том же. «Нелегкие, ох, нелегкие времена ожидают нас всех в скором будущем, – думал он, – чует мое сердце, нелегкие».

А на морозном воздухе, под ветром и снегом, разговоры велись совсем другие. Сопровождающая кортеж молодежь из лучших семейств королевства жаждала новых впечатлений и ярких эмоций.

– Интересно, а хороши ли девицы в этом Луцке? – задался вопросом молодой Анджей Остророг, широкоплечий и красивый молодец из графского рода герба «Налинч».

– Точно это неизвестно, – весело рассмеялся ехавший рядом Ян Михайловский, задира и гуляка, – но я слышал, что девицы с волынских земель яснооки и радуют глаз своими формами. Посмотрим.

– Надеюсь, нас разместят в замке, с моим дядей, там будет куда удобней, – снова подал голос Анджей. – Но в город-то мы выйдем, и не раз.

Приятель ответил ему понимающим смешком, и они оба плотнее укутались в шубы – мело не переставая.

Даже воевода краковский Ян Тарновский сдался непогоде и забрался в теплую карету, лишь изредка ее покидая, чтобы немного размять косточки. Он размышлял о том, насколько реально в нынешних обстоятельствах, что их недруги – Сигизмунд и орден – развяжут новую войну. По всему выходило, что сейчас обстановка более благоприятна для королевства.

А в Луцке, куда держал путь и этот кортеж, и еще несколько других, из иных земель, кипела работа. Нужно было разместить огромное число людей да еще накормить их досыта и напоить допьяна. Жилье готовилось где только можно в самом городе и его окрестностях. А бочки с вином и пивом, как и туши домашних и диких животных, не поддавались счету. Князь велел подготовить все наилучшим образом, и представители городской власти лезли из шкуры вон, чтобы угодить строгому владыке. Сам староста луцкий, Станко Юрша, сбился с ног, стараясь не упустить ни одной мелочи, – с него князь спросит в первую очередь.

Князь Витовт появился в Луцке немного раньше назначенного срока – он ведь хозяин этой встречи, ему и предстоит приветствовать высоких гостей. Его окружали представители лучших семейств княжества – Гольшанские, Сангушки, Острожские, Друцкие – и множество лиц духовного звания, как католических, так и православных служителей Божьих. Все они расположились в огромном, мощном замке Любарта, только недавно отстроенном из камня. Замок надежно оберегали высокие толстые стены, мощные ворота с внушительной трехъярусной надвратной башней и подъемный мост. Внизу он был обнесен еще одной стеной с восемью башнями. А внутри всех этих стен и башен – княжеский дворец, как жемчужина в раковине.

Сам Луцк, один из крупнейших городов княжества, хорошо поднялся за последние годы на торговле, затенив собой славящийся раньше Владимир. Сюда нынче стекались купцы со всего света, некоторые даже поселились тут. Витовту было в удовольствие показать такой город иноземным монархам – есть чем гордиться!

Встреча иноземных делегаций проходила на высоте. Гостеприимный хозяин приветливо улыбался, сверкая глазами, – он многого ожидал от этого высокого собрания.

Официальные переговоры, однако, начались не сразу – припаздывал Сигизмунд Люксембургский. Король Владислав, чтобы не терять зря времени, отправился на охоту в богатые лесные угодья между Луцком и Житомиром и был ею весьма доволен. Остальные гости развлекались и пировали вовсю. Князь организовал для них множество забав, рыцарские турниры, охоту. Время летело незаметно.

Прибывшего Сигизмунда встречали пышно, с обширной свитой, звоном колоколов и барабанным боем. Снова пир, снова праздник.

Высокое собрание прошло на должном уровне, были урегулированы многие спорные вопросы. Однако князь Витовт ожидаемого результата не получил – его коронация снова откладывалась. Польская делегация резко выступила против этого, и согласия достичь не удалось.

Зима все еще ярилась снегопадами и метелями, когда заполонившие Луцк монархи, а с ними и многочисленное сопровождение, разъехались по своим землям. В городе сразу стало тихо и как-то пусто. А когда его покинул и князь со своим почетным эскортом, Луцк, казалось, и вовсе уснул. На Волынскую землю снизошел мир и покой.

Но жизнь такая непредсказуемая! Прошло немногим больше двух лет после этого памятного события, а под стенами Луцка стояла осаждающая его по всем правилам военного искусства… польская армия во главе с самим королем Владиславом.

Все началось с неожиданной смерти Витовта через полтора года после той встречи на высшем уровне. Князь так и не успел получить свою долгожданную корону.

В середине октября король Владислав приехал к кузену в Троки и, как всегда, отправился на охоту. Витовт, по сложившейся у них привычке, проводил брата до пущи, а на обратном пути вдруг упал с коня и подняться уже не смог. До замка его довезли в повозке. За королем послали гонца, и Владислав поспешно вернулся в Троки, забыв о зубрах.

Витовт был очень плох. У него отнялась половина тела, и он бездвижно лежал в своей постели, не в состоянии даже повернуться без посторонней помощи. Говорил он с трудом, а речь его была неразборчивой. А вот глаза говорили. Владислав, увидев брата таким, едва сдержал слезы. Он крепко сжал его руку и сел рядом.

– Послушай меня, кузен, – невнятно, превозмогая себя, заговорил Витовт, – я хочу, чтобы ты знал. Я не успел сделать того, что задумал, и мне не на кого оставить Литву. Надежного преемника я не вижу. А наши с тобой братья слабы для великокняжеской короны. Вопрос придется решать тебе.

– Не переживай, брат, – постарался утешить его Владислав. – Может, даст Бог, еще поднимешься.

Оба знали, что положение безнадежное, но так хотелось верить в чудо! Витовт усмехнулся через силу. Его рациональная натура чудес не принимала.

– Мне уже не встать, кузен, и ты это понимаешь. – Голос его был слаб, но глаза еще горели. – Поэтому сделай, как я прошу. Позаботься о Литве. Ее я оставляю тебе.

Он замолчал, собирая силы.

– И еще одно, – продолжил он тихо. – Я завещал похоронить себя в Вильне, возле Анны. Я хочу лежать рядом с ней. Проследи за этим, кузен. Ближе тебя у меня нет никого. Так сложилось.

Владислав еще раз крепко сжал руку Витовта. Голос, похоже, отказал ему. Но он заставил себя говорить, понимая, что его долг – поддержать кузена, дать ему уйти из жизни со спокойной душой.

– Я все сделаю, как ты хочешь, брат. И Литву удержу, обещаю.

Больше им поговорить не довелось. Витовту становилось все хуже, и Владислав почти не отходил от него. Прошло еще несколько дней, и великий князь Литовский Витовт скончался практически на руках у кузена. Владислав был в большом горе. Все-таки они с Витовтом почти ровесники, шли рядом через всю жизнь. Бывало, враждовали, случалось, расходились во взглядах, но все равно были рядом. Теперь он остался один.

Тело князя перевезли в Вильну и, согласно его воле, погребли в склепе часовни при Кафедральном соборе, рядом с Анной. А потом события завертелись, как будто ураган налетел, и совершенно вышли из-под контроля.

Младший брат короля, материнский последыш Свидригайло, так и оставшийся до седых волос глупым самоуверенным мальчишкой, воспользовавшись моментом, захватил великокняжеский трон. Его поддержала часть литовского боярства, и он совсем обнаглел, что чрезвычайно возмущало Владислава. Подумать только, до чего дошел этот мальчишка! Он посмел силой удерживать в Виленском замке его, короля, требуя признать себя великим князем. Польша вся поднялась, желая вернуть своего монарха в Вавель. Польские магнаты выразили свой протест тем, что захватили несколько приграничных литовских крепостей на Подолье, в том числе Каменец, Червоноград и Скалу. В ответ Свидригайло со своим войском взял приступом Збараж и Олеско и разорил окрестности Львова и Теребовля.

Польский королевский двор кипел негодованием. Дипломатические переговоры шли из рук вот плохо. Свидригайло вел себя нагло. Он позволил себе нарушить все законы, принятые в межгосударственных отношениях, и подверг аресту польского посла Яна Лютека из Бжезе. Молодой шляхтич был в свое время секретарем у князя Витовта, потом стал королевским секретарем. Он хорошо знал Вильну и мог ориентироваться в обстановке лучше кого-либо другого, однако угодил в подземелье Виленского замка.

Долго так продолжаться не могло, и Владислав вынужден был уступить. А обретя свободу, освободил своего секретаря и спешно уехал в Краков, окруженный надежными людьми, как стеной.

Дальше – хуже. Свидригайло совсем зарвался. Он вознамерился отделить Литву от Польши и для этого заручился поддержкой короля Сигизмунда, а потом заключил союзы с Тевтонским и Ливонским орденами, Молдавским княжеством и Золотой Ордой. Как видно, для достижения своей цели он готов был на все. И теперь тевтонцы, вдохновившись таким поворотом событий, начали активно готовиться к войне со своим извечным врагом – Польским королевством.

В самой Литве общество раскололось надвое. Одна часть боярства и духовенства поддерживала захватившего власть Свидригайла, другая – законного претендента на великокняжескую корону, младшего брата Витовта Сигизмунда Кейстутовича. И разгорелась ярким пламенем во все времена самая страшная из всех войн – гражданская, когда брат встает на брата. Здесь Гедиминовичи встали против Гедиминовичей. И полилась кровь.

Король Владислав не считал младшего сына князя Кейстута лучшим из претендентов на княжескую корону, да и сам Витовт так не думал в свое время. Недостатки его были хорошо известны обоим кузенам. Однако выбор был невелик, и Владислав решил поддержать брата Витовта, а не своего. Считал, что так лучше для Литвы. А ведь он обещал кузену позаботиться о ней!

Собственного младшего брата Владислав всегда считал не слишком умным, при этом в любой момент готовым ввязаться в какую-нибудь авантюру, чтобы добиться своего. Полководческих талантов Бог ему тоже не дал, поэтому воевал Свидригайло без особого успеха, но яростно.

Так и получилось, что в начале зимы королевские войска осадили Луцк и сам король руководил этой операцией.

Военные действия начались, когда королевская армия двинулась из Перемышля через литовскую границу. Были захвачены главные города и замки Волыни, которые после смерти Витовта отошли к польской короне. Из Городли король разослал грамоты с объявлением войны своему брату Свидригайло, великому магистру Тевтонского ордена и королю Сигизмунду.

Свидригайло получил послание короля в Вильне и первым делом связался с крестоносцами, призывая их нанести удар по Польскому королевству с севера. А сам двинулся на Волынь. При приближении королевской армии литовские гарнизоны покинули Збараж и Владимир, но прежде разорили эти города и предали их огню.

А вскоре недавние союзники в войне против ордена, стремящегося поглотить их земли, схлестнулись в первой битве. Это случилось под небольшим городком Устилугом, видевшим на своем веку немало сражений. Здесь польским рыцарям удалось разбить превосходящие силы литовско-татарской армии, и они двинулись на Луцк, столицу волынской земли. Литовская армия отступала в глубь своей территории, разоряя и сжигая собственные фортификации и поселения. Война шла полным ходом.

Подошедшая под стены Луцка королевская армия была внушительной. Ее еще усилило влившееся недавно великопольское ополчение. Свидригайло находился в городе, однако при приближении польской армии сжег его, а сам отступил. В замке Любарта он оставил гарнизон в четыре тысячи человек под командованием одного из лучших своих военачальников Станко Юрши.

Взять крепость с ходу королю не удалось, осада затягивалась. Замок был построен на совесть, в чем Владислав не так давно сам мог убедиться, и оборонные сооружения имел мощные. Да и находящийся в расцвете сил Станко из известного боярского рода Юршов был, как видно, полководцем одаренным. Впереди у него было еще немало сражений, а закончит он тем, что будет верно служить Казимиру Ягеллончику, младшему сыну короля Владислава, великому князю Литовскому и королю польскому. Но это будет потом, спустя годы. А сейчас доблестный воин умело отбивал атаки и оборонял вверенный ему замок от самого Владислава.

Между тем положение короля усложнялось. На севере тевтонские рыцари напали на Куявскую и Добжинскую земли (истину вещало сердце епископа Куявского). На юге в земли королевства вторгалась молдавская армия и принялась разорять Подолье и Галицию. Пришлось часть армии бросить на защиту собственных земель. На юге братья Бучацкие, Теодорих и Михаил, с задачей справились отлично. Они разбили неприятеля в битве под замком Каменец и вынудили молдавского господаря Александра Доброго уносить ноги в свои владения. На севере война шла полным ходом. А литовские войска тем временем захватили Ратно и вторглись в Холмскую землю. Они атаковали Кременец, но воевода Петр Шафранец сумел удержать его.

Ситуация стала угрожающей.

Не оставалось ничего другого, кроме как сесть за стол переговоров со Свидригайло и заключить перемирие на два года. В результате этих событий Подолье было разорвано на две части. Западная половина с городами Каменец, Червоноград, Смотрич и Скала остались под властью Короны, восточная часть Подолья и Волынь отошли к Литовскому княжеству.

Луцкая война длилась недолго, немногим больше двух месяцев, но жизней забрала немало и обильно полила кровью земли как королевства, так и княжества.

А в Городненском замке наместник Ремунас не мог нарадоваться своей прозорливости. Ведь вещало же отцовское сердце, что неладное происходит с дочерьми, било тревогу, и не напрасно. Еще одной потери было бы не вынести ни ему самому, ни Любаве. Она щадила его, молчала о своих переживаниях, но в ее глазах он читал ту же тревогу, что снедала его самого. А когда обе дочери снова оказались дома, под родительской защитой, Любава разрыдалась и долго не могла успокоиться, а потом кинулась целовать ему руки.

– Что ты, что ты, сердце мое, – успокаивал Любаву муж, отнимая руки и обнимая ее, – не переживай так. Наши дочери уже с нами, дома.

Но женщина не успокаивалась, глубоко взволнованная.

– Ты лучший из отцов на всем свете, Ремунас, – шептала она сквозь слезы, – а для меня лучший из мужей. Я каждый день благодарю Бога за ту давнюю встречу в лесу.

– Это ты награда моей жизни, любовь моя. – В глазах мужчины стояли слезы. – Иногда я думаю даже, что не заслужил такого счастья, какое получил с тобой.

Они долго смотрели в глаза друг другу, оба глубоко тронутые и нынешней ситуацией, и далекими воспоминаниями, а потом слились в жарком объятии, таком горячем, как будто и не прошумели над ними годы, не было седины в волосах и морщин на лицах, как будто вернулись они в свою молодость. Вот ведь как бывает в жизни! Не попытайся тогда в лесу Бориска стащить остатки еды у отдыхающих воинов, и прошел бы воевода Ремунас мимо своего счастья, а Любава и ее маленький сынишка и вообще вряд ли выжили бы. Такова судьба. Она ткет свое полотно из разноцветных нитей, светлых и темных, а уж рисунок кому какой достается.

Нынешний воевода Иванкас, выросший под крылом этого сильного мужчины, любящего его как родного, тоже был доволен. Он порадовал родителей и сумел вытащить из беды обеих сестер. Надо же, какая судьба схожая сложилась у Гинтаре и Аудры! Они такие разные и по возрасту, и по характеру, а накрыло их обеих одинаково. Он сам и не подумал бы ничего плохого, занятый каждодневными воинскими делами и счастливый в своей новой семейной жизни, рядом с преданно любящей его красавицей Брацлавой и двумя подрастающими сынишками. А вот отец был неспокоен, как чувствовал беду, нависшую над дочерьми.

Но он и сейчас неспокоен. Почему бы это?

– Чует мое сердце, что нас ждут тяжелые времена, сын, – сказал он как-то вечером Иванкасу, когда они остались наедине. – Не будем тревожить покой женщин, но мы должны быть готовы ко всему.

– О чем ты, отец? – удивился воевода. – Разве что-нибудь еще не так?

– Многое не так, сынок, – покачал головой отец, – и сильно изменился наш князь Витовт в последнее время. Не дай Бог с ним что случится, тогда и нам, думаю, добра ждать не придется.

И как в воду глядел наместник Ремунас. Весть о внезапной болезни князя Витовта дошла до них очень быстро, и они всей семьей истово молились за его скорейшее выздоровление. Ведь князь был той надежной стеной, за которой все они могли жить спокойно. А потом, как обухом по голове, весть: князь Витовт умер, скончался на руках у брата-короля, который был при нем неотлучно, пока тот болел. Черная туча печали накрыла Городненский замок, по князю горевали все. Но только наместник понимал, какие последствия это может иметь для Городно и всего Литовского княжества.

Как только пришли эти черные вести, наместник Ремунас сразу же отправился в Троки, а потом и в Вильну – отдать последние почести князю, которому служил верой и правдой всю сознательную жизнь. Иванкасу же велел оставаться в замке со всей дружиной и быть в полной боевой готовности.

– Пойми, сынок, – внушал он воеводе, – наш князь умер, не оставив себе замену, законного наследника. И неизвестно теперь, что будет с великокняжеской короной, чьи руки за ней потянутся.

Наместник уехал, и хотя в Городненском замке все было спокойно, Иванкас, выполняя волю отца, усилил охрану замка и держал гарнизон наготове. Известия, которые принес примчавшийся на взмыленном коне Ремунас, оглушили как гром. Корону захватил князь Свидригайло, младший брат короля, и он готов на все, чтобы удержать ее. Даже короля Владислава взял в заложники и запер в Виленском замке, требуя от него признания своей власти. И нашлись вельможи, которые готовы были поддержать самозванца силой оружия.

– Только не мы, сынок, нет, – сказал Ремунас твердо. – Мы слишком близко к самозваному князю, которого не желает признавать король, и воевать за него не пойдем. Мы свою приграничную службу знаем, другого нам не надо. Да и почивший князь Витовт не одобрил бы того, что делает его кузен Свидригайло, это уж точно.

Но они и представить себе не могли глубины пропасти, которую разверз перед Литвой желающий одной лишь короны новый князь. Принести ему присягу пришлось – Свидригайло захватил и Троки, а трокский воевода его признал, деваться некуда. Но разгоревшееся пламя войны охватило Волынь и приграничные земли Польского королевства, потом задрожало от ударов и Подолье. А на севере пока было относительно спокойно.

Как же радовался наместник Ремунас, что чутье не подвело его, заставило тревожиться за дочерей. Страшно подумать, что было бы сейчас с Аудрой, останься она в Луцке. Свидригайдо собственной рукой спалил город, а крепость осаждает нынче королевская армия. Ну а по Подолью гуляют вовсю воины молдавского володаря Александра Доброго, давнего союзника Польского королевства, которого Свидригайло сумел сманить на свою сторону. Что пообещал, интересно?

Но когда новый князь заключил союз с Тевтонским орденом, чтобы вместе с крестоносцами пойти против родного брата, у наместника слов не хватало, чтобы выразить свое возмущение.

– Посмотри только, что делается, сын! – не мог успокоиться Ремунас, безостановочно вышагивая по залу. – Сколько лет мы воевали против ордена, сколько бед от него претерпели, выстояли вместе с поляками Грюнвальдскую битву. А теперь? Теперь этот недоумок заводит с ними дружбу и собирается совместно с орденом выступить против Польского королевства. Да еще и науськивает их на поляков!

Наместник резко остановился, крепко взявшись двумя руками за спинку стула, как будто искал точку опоры в бушующем мире.

– Мало того что сам себе корону надел, так еще и самостоятельности ему захотелось, – продолжил наместник, сурово сдвинув брови. – И что он, интересно, возомнил о себе? Да он и мизинца на левой ноге князя Витовта не стоит, а туда же. Князь наш сильный был, умный и хитрый. А этот что? Его вмиг проглотит либо Сигизмунд Люксембургский, либо Тевтонский орден, либо Московское княжество. Одним словом, недоумок.

Наместник устало опустился на стул. Он выплеснул обуревающие его чувства, и ему стало немного легче. А Иванкас впитывал слова отца, учась у него житейской мудрости, которая пригодится ему в будущем, – никто ведь не может сказать заранее, будет ли завтра жизнь спокойней и легче, чем сегодня.

– Благодарю тебя, отец, – только и смог произнести взволнованно он, – от всей души благодарю.

– За что, сынок? – удивился наместник.

– За все, отец, – продолжил воевода. – За глубокую мудрость, за науку и за то, что сохраняешь мир в замке и окрестностях, когда все вокруг горит.

– Это нам просто повезло, Иванкас, сынок, – усмехнулся наместник, – повезло, что мы сейчас оказались вдали от мест яростных сражений. А ведь сколько людей уже полегло в этой никому не нужной войне и сколько еще расстанутся с жизнью, того никто не считает. Ведь это, по сути, Свидригайло и Жигимонд дерутся между собой, а люди за это платят своей кровью, хотя ни один из них не достоен короны князя Витовта.

Но наместник Ремунас, конечно, скромничал. Не только в везении было дело, хотя и без этого не обошлось. Это его мудрость и осмотрительность помогли сохранить мир в замке и прилегающих землях, уберечь семью и подвластных ему людей от гибели и дождаться восстановления мира на родной земле. Потому и пережил он все – и переход власти из рук в руки, и страшную гражданскую войну в стране – и дождался того дня, когда великокняжеская корона увенчала голову Казимира, младшего сына короля Владислава. Он, правда, был совсем еще мальчик, хотя и очень серьезный. Но рядом с ним встал прошедший через все эти ужасы междоусобицы боярин Ян Гаштольд и помог повести княжество по мирному пути.

А впереди у короля Владислава было еще много тяжких событий. Гроза, первые раскаты которой отгремели, готовилась разразиться в полную мощь. Гражданская война в Литве растянулась на долгих шесть лет, очередная война Польского королевства с Тевтонским орденом – на пять. Закончить эти войны король Владислав уже не успел. Но сейчас он умело манипулировал событиями, стараясь вывести королевство из-под удара с наименьшими потерями. И не увидел всю жизнь не знающий покоя король своей победы над орденом, еще одной славной победы. Спустя четыре года в битве под Вилькомиром королевская армия разобьет силы Свидригайло и его союзников, орден поспешит выйти из войны, подписав с Польшей Брест-Куявский мир. А через тридцать пять лет король Казимир Ягеллончик, продолжая дело отца, поставит наконец точку в этом изнурительном противостоянии Польского королевства и Тевтонского ордена. Еще тринадцать лет войны, но победа уже будет полной. Орден признает себя вассалом Польши. Замок Мариенбург покинет великий магистр ордена, и над ним взовьется польский стяг. Как радовался бы король Владислав, будь он свидетелем этих событий! Но, значит, не дано ему было дожить до этого. Люди выполняют на земле свою задачу и уходят.

Но пока сыновья были еще малы.

Наследник подрастал и показывал свой характер. Спокойный розовощекий Казимир мирно сидел на руках у няньки, а почти что пятилетний Владислав уже рвался в бой. Отец улыбался про себя, но внешне никогда не проявлял неуважительного отношения к воинственным настроениям сына – он принц, ему быть королем. А слабый король в этом грозном мире – легкая добыча для любого хищника с короной на голове, вмиг проглотит вместе с королевством. Нет уж, пусть сильным растет и воинственным. Потомок Гедимина все же.

– Хорошо, сынок, согласен, будет тебе и меч, и конь, – сказал король, когда наследник запросил рыцарское снаряжение, – и оруженосец будет, а как же.

И отправил верного человека в Збыховец. Там, рядом с поместьем пана Янека, венгр, его бывший оруженосец, разводит отличных коней в своем поместье, название которого никак не удерживалось в голове короля. Пусть там подберут хорошего жеребенка для королевича. Нет, двух надо. Потому что не так давно пан Гжегож из Гжелицы прислал ко двору своего внука, Герхарда-Станислава, того самого, привезенного его дочерью домой из тевтонского плена. Мальчишка постарше Владислава лет на шесть, но такой же воинственный и горит желанием служить принцу. Вот и пусть будет при нем первым оруженосцем.

А предложение краковского воеводы сделать наследнику хороший деревянный меч отмел сразу.

– Смеешься, Ян? – сказал король. – Королевичу не к лицу деревянным мечом размахивать. Пусть настоящий сделают, только маленький. И тупой, конечно. Рука должна привыкать к тяжести меча. Да и для Станека вели изготовить, только побольше немного. Пусть мальчики учатся. И еще давай опытных разумных учителей к ним приставим.

Владислав ненадолго задумался.

– Что до верховой езды, то хорошо бы сына того самого венгра в учителя взять. Он такие кульбиты выделывал, когда Фридрих к нашему двору прибыл, помнишь?

– Как не помнить, милостивый король! – отозвался пан Тарновский. – Конечно помню. Ласло из Ернца зовется венгр тот, и вы сами, свое рукой опоясали его в Грюнвальде. А сын его – Янош. Хороший мальчик.

– Вот и решили, – удовлетворенно кивнул король. – А воина опытного сам подбери, тебе виднее, кто больше подойдет.

Знать бы королю Владиславу, на какой путь направляет он своего старшего сына и наследника и куда приведут его воинственность и преданность рыцарскому духу! Но жизнь, что лежит впереди, непроницаема для человеческого взгляда.