Текст книги "Рыцарский пояс. Тень Северного креста"

Глава 8
Беды и радости мирной жизни

Малая Польша,

лето 1424 года

Беда пришла в Збыховец, как всегда, неожиданно. Среди теплого лета, попав под сильный дождь и промокнув до нитки, слегла пани Ингуля, которую муж по-прежнему называл Ингуш Утренняя Зорька. Ее безжалостно трепала жестокая лихорадка. Бедная женщина то дрожала в ознобе, то металась в горячечном бреду, скидывая с себя промокшие от обильного пота простыни и одеяла. Призванная на помощь бабка Теплица, которая выхаживала госпожу после того давнего случая, когда ее ранил кинжалом жестокосердный венгерский рыцарь, только качала головой. Применяемые ею травы, даже самые сильные, на этот раз не помогали.

– Господь твердо решил призвать нашу добрую пани Ингулю к себе, – скорбно проговорила старушка, когда и на пятый день лечения никаких признаков улучшения не появилось. – Не мне противиться воле Божьей.

По поместью разнеслись плач и жалобные причитания. Госпожу любили все. Ее легкий нрав и исходящий от нее свет привлекали к ней людей, как горящий костер в холодной ночи. Но тяжелее всех приходилось Янеку. Он сидел у постели жены днем и ночью, спал урывками, наспех проглатывал то, что ему приносили слуги, не разбирая вкуса, и ждал. Ждал, когда его Утренняя Зорька откроет свои бездонные черные глаза и улыбнется ему.

– Не оставляй меня одного, сердце мое, – шептал он ей, сжимая безответную слабую руку, – без тебя в этом мире мне будет холодно и пусто.

Но жена не слышала его. Она металась между жаром и ледяным холодом, но в сознание не приходила.

Ночью того дня, когда бабка Теплица вынесла свой беспощадный приговор, что-то изменилось. Безжизненная рука, которую Янек не выпускал из своих ладоней, вдруг дрогнула и едва ощутимо сжала его пальцы. Мужчина вскинулся и всмотрелся в бледное лицо жены. При слабом свете горящей свечи он увидел наконец бездонные черные глаза, полные неземного покоя. Она уходила от него.

– Не горюй по мне, Янек мой, – тихо прошелестел слабый голос, – я не дала тебе главного, детей не смогла родить.

Каждое слово давалось ей тяжело, сил уже не было, и женщина с трудом перевела дыхание.

– Женись снова, – голос был едва слышен, но различим отчетливо, – женись на молодой и крепкой. Она даст тебе детей.

Снова тишина. Янек не мог пошевелиться, горло сдавило, по щекам его текли слезы.

– А меня не забывай совсем, – голос вдруг окреп, – вспоминай иногда, Янек мой, радость моего сердца. Я любила тебя всегда.

Утренняя Зорька замолчала и закрыла глаза. И вскоре, в самый глухой час ночи перед рассветом, тихо испустила дух. Рука, которую все еще сжимал Янек, становилась все холодней, пока не стала похожа на нетающую льдинку.

Збыховец накрыло черное покрывало горя. Все хлопоты по погребению усопшей взял на себя управитель поместья пан Стефан, худородный и безземельный шляхтич, но отличный работник. Он пригласил ксендза из ближайшего костела и оповестил тех, с кем, как он хорошо знал, его пан был связан неразрывными узами дружбы. Рыцарь Ласло из Ернца явился очень быстро, но ничего не мог добиться от друга. Янек как будто ослеп и оглох от горя и никак не отзывался на слова утешения. Да и есть ли на свете слова, способные ослабить боль от утраты любимого человека? Но примчавшемуся на взмыленном коне из своего Ягелонца пану Раймонду удалось немного облегчить боль друга. Он говорил Янеку какие-то успокаивающие слова, обнимал его за плечи, гладил каменную напряженную спину. И плотину горя прорвало. Янек припал к плечу Раймонда и разрыдался – горько, отчаянно. Рыдания сотрясали его мощное тело, а друг поддерживал его и как будто делился своей силой, такой сейчас необходимой.

Наконец рыдания утихли, и Янек смог говорить.

– Пять дней, Раймонд, она была без сознания, между жизнью и смертью, – он поднял голову, – и только один раз пришла в себя. Только один!

Янек содрогнулся.

– Она открыла глаза и сказала, чтобы я не горевал по ней, а взял себе новую жену, молодую и крепкую, – голос мужчины пресекся. – Ты можешь себе такое представить, Раймонд?

Глаза друга наполнились сочувствием и печалью, но голос прозвучал твердо:

– Она была права, Янек. Господь посылает нам испытания, подчас очень тяжелые, но никогда не превыше наших сил. И мы должны справляться, должны преодолевать себя.

И тут в глазах Раймонда вспыхнула боль такая сильная, такая сбивающая с ног, что даже Янек вздрогнул.

– Когда там, под Голлубом, погиб мой Збышек, я думал, что не переживу этого удара. Мой первенец был для меня всегда дороже других детей, хотя я любил их всех. Это, наверное, неправильно, даже грех, но я ничего не мог поделать с собой. В нем я видел продолжение себя, хотя похож он был скорее на деда.

Раймонд умолк ненадолго, потом продолжил:

– Однако я справился. Трудно было, но справился. И ты сможешь, Янек. Ты сильный. И ты совсем еще не старый мужчина, можно сказать, в самом соку. Ты не должен жить один как сыч и лишить себя навсегда женской ласки. Нельзя, Янек, хотя сейчас и не время говорить об этом.

А потом друзья долго сидели за накрытым столом и говорили, говорили, говорили. К ним присоединился Ласло, и пошли воспоминания. Мужчины так давно знали друг друга, что понимали с полуслова. Воспоминания увели их далеко – в венгерскую землю, куда они кинулись, чтобы вызволить Ингуш из лап жестокого и злобного владетеля замка на высокой скале.

– И все-таки ты должен быть благодарен судьбе, Янек, за те пятнадцать лет счастливого брака, что она подарила тебе, – задумчиво произнес Ласло. – Немногие в нашем мире могут сказать о себе то же самое. Это щедрый подарок, и его надо ценить.

В это тяжелое для друга время Ласло, бывший пленник, а потом оруженосец, впервые назвал пана из Збыховца просто по имени, и это было так естественно, так правильно.

Пани Ингулю похоронили рядом с Марылей, первой женой владетеля поместья, и дядей Войцехом. И для Янека началась другая жизнь. Рядом оставался только Матек, черноволосый и черноглазый, как Ингуш. И он казался Янеку даром, который она оставила после себя. Ведь это она своим добрым сердцем почуяла, как плохо одинокому ребенку в княжеском замке, где он совсем никому не нужен. Она пригрела малыша и сделала его своим в их семье. И теперь Янек ловил себя на том, что любит совершенно чужого мальчика больше, чем собственную дочь, произведенную на свет тихой и покорной Марылей.

– Вот что, сынок, – сказал он как-то Матеку, когда прошли сорок дней самого строгого траура, – собирайся-ка, да поедем проведаем твою сестру.

– Во Львовскую землю, отец? – сверкнул юноша черными глазами.

За последние пару лет Матек вытянулся и окреп. Он догнал в росте отца, хотя выглядел не таким крепким. Однако сила в нем была. И он уже отлично управлялся и с мечом, и с копьем, и с иным оружием, как и с лошадью.

– А почему бы и нет? – отозвался Янек. – Поедем в свите короля, я уже договорился.

Воевода краковский Ян Тарновский был человеком, знающим все о людях, с которыми прошел через сражения. Прослышав о горе, постигшем пана Янека из Збыховца, и зная, что дочь его теперь замужем за воеводой из Львовской земли, он позаботился о том, чтобы рыцаря включили в свиту короля при очередном выезде в Городок.

Лето шло к концу. Королева Софья была уже на последних месяцах беременности, огрузнела, ходила тяжело, стала раздражительной и предпочитала общество женщин. И Владислав решил в очередной раз отправиться в Городок, чтобы дать себе небольшую передышку: надевать на себя тяжелые дорогие одежды и королевские регалии, проводить время в застольях, выслушивать льстивые речи, в которых не было и толики искренности, – все это ему порядком надоело. И с годами жизнь при дворе, постоянная суета вокруг стала его утомлять, все чаще хотелось на свободу, в лес или хотя бы сюда, в Городок, где было намного спокойнее, а рядом постоянно находился только старый верный Антанас, без которого Владислав уже и не мыслил своей жизни. Сколько он себя помнил, Антанас, сам еще мальчишка, был возле него и заботился о нем не хуже любой няньки.

И еще одна задумка была у короля Владислава. Замыслил он заранее поговорить во Львове с людьми, от которых во многом зависело, признают ли горожане за его будущим наследником право на трон. В том, что будет сын, Владислав уже не сомневался – и лекарь, и две самые опытные повитухи в Кракове в один голос утверждали, что в королевской семье родится мальчик. Но ему нужно было пробить сыну дорогу к трону, и думать об этом следовало заранее. На польских магнатов и шляхту особой надежды нет. Кое-кто из великопольской знати слишком часто вспоминает, что принцесса Ядвига еще на сейме в Едлине была признана наследницей престола. Еще бы, для них она – представительница славного рода Пястов. И им нет дела до того, что девочка уродилась слабохарактерной и болезненной, для них важна только ее принадлежность к старинному королевскому роду. А в Галицкой земле он скорее найдет понимание и поддержку. Владислав планировал встретиться с архиепископом Львовским Яном Одровонжем и его братом Петром, старостой львовским.

Тревожные мысли не оставляли короля. Сын еще не родился, и он пока каждый день истово молился о его благополучном появлении на свет, а дочь подрастала. Ядвиге уже шестнадцать. Ее обручение с Фридрихом Бранденбургским остается в силе, и союз Польши с курфюршеством сохранен. Подрастает и сам принц. Он уже привык к новым условиям и вполне здесь освоился. Мальчик много времени отдает верховой езде и уже начал обучаться воинскому мастерству. Хороший растет наследник у курфюрста, ничего не скажешь. Серьезный мальчик, иногда кажется, что даже слишком серьезный для своего возраста. Но не ему хочется оставить королевство, не ему и не Ядвиге. Удержать страну сможет только очень сильная рука, и хочется верить, что это будет рука его сына.

Львов, как всегда, встретил короля с почестями, и весь эскорт торжественно препроводили в Высокий замок. Король и его свита часто бывали здесь и уже ничему не удивлялись. Но рыцарь Янек из Збыховца был явно поражен – он порядком поездил по королевству и повидал множество крепостей, но такое сооружение видел впервые. А Матек, которому довелось видеть еще не так много, тот и вообще широко открыл глаза и притих.

Крепость, которая стояла на довольно высокой горе, производила неизгладимое впечатление. Мощная высокая стена с двумя круглыми башнями по бокам сурово смотрела на путников узкими бойницами, и широкие въездные ворота казались на ее фоне совсем маленькими. За стеной громадились еще две башни с высокими куполообразными крышами – круглая ближе и четырехгранная вдали. А между ними виднелись кровли многоэтажных зданий. Сама территория замка, со всех сторон обнесенная такой же мощной высокой стеной с множеством круглых башен, оказалась огромной.

Стремясь удовлетворить разгоревшийся интерес любознательного Матека, в котором уже просыпался не только рыцарь, но и стратегически мыслящий военачальник, Янек нашел управителя замка пана Тадеуша и попросил уделить им немного внимания – рассказать о замке, который поразил их с сыном воображение своей непохожестью на другие крепостные сооружения королевства.

Пан Тадеуш, на счастье, оказался человеком разговорчивым и к тому же страстно влюбленным в замок, отданный под его управление много лет назад. Выделив время, несмотря на каждодневную плотную загруженность, он поздно вечером встретился с заинтересовавшимися его любимцем гостями и, с блеском в глазах, буквально заливался соловьем. Гости же слушали его как завороженные – перед ними открывался совсем другой, незнакомый им мир.

Оказалось, что замок был поставлен на этой высокой горе примерно полтора столетия назад князем Львом, сыном короля Руси Данилы Галицкого. Земля эта тогда была под властью русинов, и король Данила сам заложил город в честь своего сына и наследника.

– Строительство замка велось по всем правилам фортификационного искусства того времени, принятым на востоке, – вещал управитель, – и некоторые его черты присущи сооружениям, которые возводили крестоносцы.

Он довольно улыбнулся, увидев, что опять поразил воображение слушателей.

– Если вы поездите по земле Галицкой, то увидите еще несколько башен, совершенно несвойственных нашей западной замковой архитектуре. Это, например, каменные оборонные башни в Столпье и Белявине, а также в Каменце, это уже на Берестейщине.

Управитель замолчал, довольный произведенным впечатлением, а слушатели, замерев, ждали продолжения.

– Эти могучие сооружения, – продолжил пан Тадеуш, – устояли и в то страшное время, когда орды Батыя черной волной нахлынули на наши земли, все сметая на своем пути. Да, оборонять свою землю хорошо умели и те, кто жил на ней до нас.

Управитель вздохнул и снова улыбнулся.

– Час поздний, – проговорил он устало, – пора и на покой. Но вы обязательно постарайтесь осмотреть замок со всех сторон, и тогда вас еще больше поразит его мощь.

Днем позднее путники смогли полюбоваться панорамой замка со всех сторон и еще раз восхитились этим зрелищем. То, что они увидели здесь, произвело на них очень сильное впечатление. Но их знакомство с Галичиной продолжалось.

Когда кортеж короля, покидая Львов, двинулся обратно на запад, прямой дорогой на Городок, рыцарь Янек из Збыховца с сыном и своим небольшим отрядом взял курс на юг. Он вежливо поблагодарил капитана личной охраны короля за возможность ехать с ними до самого Львова и испросил дозволения дальше продолжить путь самостоятельно. Капитан, предупрежденный заранее воеводой, возражать не стал и напоследок сказал пану Янеку, что его сын подает большие надежды и кому как не ему служить во дворце.

– Возможно, когда-нибудь он и мое место займет, – улыбнулся он, махнув рукой на прощанье.

И небольшой отряд пана Янека двинулся на Любень. Это село было им хорошо известно. После Великой войны с орденом король Владислав пожаловал эти земли старосте галицкому и рогатинскому Николаю Параве. А он создал здесь большое поселение для солдат, отслуживших в королевской армии, которым зачастую не было куда возвращаться после многих лет воинской службы. Здесь были старые опытные вояки из Галичины, с Волыни и даже несколько человек из Мазовии. Были и те, кто сам пришел в это новое поселение, но они должны были исполнять воинскую повинность, поскольку здесь староста воздвиг еще и довольно мощную крепость и по всем правилам оборонного искусства насыпал вокруг земляной вал и вырыл глубокий ров. А там, где есть крепость, должен быть гарнизон.

Но до Любеня пан Янек со своим отрядом не доехал, и замка старосты Паравы они не увидели. Их дорога заворачивала немного на восток, и вскоре они были уже в Романово.

Природа здесь радовала глаз. Неподалеку встали плотной рощей белые стройные красавицы березы. За ними виднелся обширный луг, расцветший нежными цветами лета, и по нему важно расхаживали длинноногие аисты. Сколько же их здесь было! А вдали виднелись возделанные поля, и на них уже колосилась пшеница.

Само поместье было внушительных размеров и хорошо ухоженным.

Весть о прибытии гостей понеслась впереди них, и на крыльце дома их встретила сияющая зелеными глазами Ольгица, стоящая рядом с мужем. Воевода выглядел внушительно. А на руках Ольгица держала мальчонку, светловолосого и сероглазого. Он внимательно рассматривал чужих людей, сунув пальчик в рот. Господь всемогущий! Да это же мой внук, подумалось Янеку, родная кровиночка!

Приветствия были теплыми, гостям явно были рады. Такой счастливой и всем довольной пан Янек никогда прежде не видел свою дочь. Видно, муж сумел дать ей то, в чем она нуждалась больше всего. Хорошо, что согласился, когда воевода из Галичины попросил у него руки дочери. Помнится, и король Владислав был тогда не против.

– А это кто ж такой важный на руках у тебя, дочь? – спросил, не выдержав, пан Янек.

Ответил ему, однако, воевода Микола. А Ольгица только сверкнула счастливыми глазами.

– А это внук ваш, отец, будущий воевода Янко Сушик, – сказал зять и широко улыбнулся.

Сердце рыцаря Янека обдало горячей волной. Вот оно, счастье! Значит, после него останется на земле потомство. Нежданно-негаданно дочь подарила ему такую радость, какой он и не чаял получить, не надеялся уже. Почему, и сам не понимал. Ведь это вполне естественно. Видно, собственные семейные неудачи свет ему закрыли. Но теперь на душе прояснилось. Нет, не обидела его судьба, вовсе нет. Своих сыновей родить не довелось, так она ему приемного подарила, что получше многих родных будет. А теперь вот и еще одного сына – зятя. Как радовался бы дядя Войцех, если бы довелось ему увидеть счастливую в замужестве Ольгицу, которую он очень любил, и еще маленького Янека, правнука своего. Жаль, не дождался. Тут еще одна боль в сердце всплыла, но рыцарь постарался погасить ее, снова загнать вглубь. Сейчас не то время, радоваться надо. Нельзя Господа гневить недовольством своим, нельзя.

Гостей принимали радушно. Праздник закатили знатный. Матек не мог на все это насмотреться. Ему очень хотелось познакомиться поближе с племянником, и спустя два дня он решился.

Как-то днем, когда мальчишечка и его няня расположились в саду на большом одеяле в тени деревьев, дядюшка подошел к ним и присел на корточки рядом с малышом. Тот смотрел на него внимательно, но страха не проявлял. Матек широко ему улыбнулся.

– А не хочешь ли, племянничек, пойти ко мне на руки? – спросил. – Я тебе лошадку покажу.

Ребенок подумал немного, потом засверкал глазенками и протянул к нему ручки. Няня чуть сознания не лишилась, так была поражена. А Матек, подхватив маленькое легкое тельце, поднялся на ноги и принялся расхаживать с ним, что-то тихонько рассказывая малышу. Тот слушал внимательно и, кажется, все понимал. А дядюшка полюбил племянника сразу и на всю жизнь.

Ольгица, увидевшая из окна эту милую картину, подозвала отца и показала ему неожиданную идиллию. Пан Янек застыл, удивленный. Да, этого он не ожидал.

– Ты видишь, отец, наш Матек уже совсем вырос, взрослый стал. Скоро и о женитьбе надо будет думать. Он, похоже, хорошим отцом будет.

– Да-а, – протянул задумчиво рыцарь. – А я и не заметил, как вы оба выросли, дети мои.

А ведь и правда пора уже Матеку невесту приглядывать. Главное, чтобы ему по душе была. Ему же с ней жить.

Здесь, в Романово, было так спокойно, так хорошо! И погода располагала к тому, чтобы погостить подольше в этих местах. Пан Янек объехал с зятем все его владение, немаленькое и очень ухоженное.

– Не жалеешь, зятек, что от земли тогда отказался, когда король тебе предлагал? – полюбопытствовал пан Янек. – Было бы у тебя поместье еще больше.

Воевода улыбнулся:

– Ни разу не пожалел, отец. Земли мне и этой хватает. А счастье, какое я нашел с дочерью вашей, не каждому дано испытать. Это редкостный дар, и мне он дороже всего.

Помолчав, он добавил:

– У меня растет замечательный мальчишечка, сами видели, а Ольгица мне призналась недавно, что снова в тягости. И я почувствовал себя еще счастливее. Очень мне девочку теперь хочется, доченьку маленькую, на нее, голубушку мою, похожую.

Воевода сам смутился своей откровенности, но пан Янек дружески похлопал его по плечу.

– Я очень рад это слышать, сынок, – сказал он, – и мне отрадно, что дочь моя нашла свою судьбу. Ведь сразу видно, что она с тобой счастлива, как и ты с ней.

Как ни хорошо было гостить в Галицкой земле, нужно было возвращаться домой, к привычным делам и обязанностям. Эта поездка помогла пану Янеку немного развеяться. Но главным было другое. Он понял, что, всю жизнь занятый рыцарскими сражениями и настоящими битвами, а потом и хозяйственными заботами, упустил что-то важное. Он мало общался со своими детьми. Любил их всегда, но внимания уделял недостаточно. Вот с Ольгицей по-настоящему сблизился и наговорился только сейчас, когда она уже от него далеко и видеться можно лишь изредка. Не упустить бы так же и Матека.

И он на обратном пути, когда они неспешно покрывали милю за милей знакомой уже дороги, заговорил с сыном о будущем.

– Скажи мне, сынок, а чего бы ты хотел для себя в жизни? – спросил пан Янек, почему-то с тревогой ожидая ответа.

Матеуш ответил ему чуть удивленным взглядом: мол, неужели непонятно?

– Я хочу стать сильным и смелым, как ты, отец, – сказал он, не задумываясь. – Хочу стать рыцарем и воевать за свою землю, как вы с паном Раймондом и паном Ласло. Хочу иметь таких же надежных друзей, как у тебя. И еще хочу показать себя достойным в битве.

Сердце пана Янека обдало горячей волной. Оказывается, он для своего сына – образец для подражания. Как же это было отрадно! Но вот рваться в бой ему совершенно ни к чему.

– Нет, к этому стремиться не надо, сын, – с печальной улыбкой заметил он. – Битва полна коварства. Не забыл еще, как глупо погиб Збышек? Тоже хотел удаль свою показать. Уж лучше на ристалище силу свою проявляй.

– Нет, отец, я хочу настоящей битвы, хочу бить врага. Ведь орден еще не разбит полностью. А в прошлой войне мы и повоевать толком не успели.

Пан Янек только покачал головой. То, что вбил себе в голову его приемный сын, выколотить из нее, скорей всего, невозможно. Это все дядя Войцех виноват, очень уж любил ему отцовы геройства расписывать.

– Тебе бы лучше о невесте подумать, Матек, – заметил он, – ты ведь уже почти взрослый.

И тут, к огромному удивлению отца, Матеуш залился краской, ну прямо как девица.

– Так-так-так, – улыбнулся пан Янек. – И кто она?

Сын помялся немного, но все же, опустив глаза, признался:

– Ядвига из Ягелонца. Только это тайна, отец.

– Понимаю, – согласился пан Янек. – Никому ни звука, слово рыцаря.

– Но ведь король Владислав собирается ее просватать за какого-нибудь знатного шляхтича, – вскинулся вдруг Матеуш, – и я должен доказать, что достоин ее.

Пан Янек взглянул на сына с сочувствием. «Молодость, – подумал он, – молодость и любовь. Как далеко могут завести они моего мальчика?»

– Тебе никому ничего доказывать не надо, сынок, – сказал он, положив руку ему на плечо. – Ты тоже шляхтич хорошего рода. И если ты мил Ядвиге, то никаких препятствий в будущем не возникнет.

Матеуш просветлел лицом. Он знал, что мил. И на душе стало легче от сознания, что доказывать ничего не надо.