Текст книги "Рыцарский пояс. Тень Северного креста"

Дома он нашел уже немного утешившихся родителей, подросшую Дарину и заневестившуюся Аудру. И совсем не узнал красивую девушку с русыми косами и большими зеленовато-серыми глазами, которая смотрела на него знакомым преданным взглядом.

– Брацлава! – ахнул он и ничего больше сказать не сумел.

– Да, воевода, это я, – девушка зарумянилась и опустила глаза.

А Иванкас отвел взгляд. Что-то стронулось в его душе, большое и тревожное.

Через полгода играли свадьбу Аудры. Эта непоседа сумела покорить сердце молодого Яна, сына знатного боярина луцкого Войцеха Бугомила, и была чрезвычайно довольна своей судьбой.

В Городненском замке рядом с родителями оставался лишь Иванкас с дочерью. Да еще расцветала на глазах Брацлава, та девчушка, которую их сын спас из огня войны, а они приютили как родную. И не думали тогда, что эта девушка сможет снова сделать счастливым молодого воеводу, вернуть ему радость и полноту жизни. Дарина охотно приняла мачеху, с которой успела подружиться, а через время в семье Иванкаса уже подрастали два сына-погодка, наполняя замок детскими голосами и радуя деда с бабкой, осчастливленных наконец внуками.

Глава 6
Дела семейные

Малая Польша,

весна 1422 года

По возвращении в Краков королю пришлось столкнуться с глухим недовольством знати – многим не нравился его выбор невесты, наконец-то им сделанный. Кому-то была по душе заморская княжна, которую отыскали где-то среди множества германских княжеств. Другие говорили о богатом выборе среди своих шляхетских родов. А многие и вовсе размечтались о новой королеве из династии Пястов. Да, Ядвига на троне устроила бы большинство. Ею можно будет вертеть, как пешкой. То, что девочка, мягко говоря, не блистала талантами, как-то не принималось в расчет – ведь будут же возле нее мудрые государственные мужи, они все сделают как надо. О том, что рядом с Ядвигой встанет у власти и Фридрих Бранденбургский, почему-то и вовсе не думалось. А мальчик, судя по всему, умен и с характером, и рука у него, похоже, крепкая, из такой хватки не вывернешься.

Нет, думал Владислав, нужно сделать еще одну попытку, последнюю. Если Господь будет милостив к нему, сына он наконец получит. Что-то внутри него, какое-то непонятное и даже таинственное чувство говорило ему, что эта совсем молоденькая девочка способна дать ему то, что необходимо больше всего, – наследника. И это было главным. Все остальное – мелочи. А то ведь и до развала всего, что создано за много лет, дело дойти может.

Вон у кузена наследника нет, и что? Все, чего он достиг благодаря неустанным трудам, что создал и крепко держит в своих руках, может рухнуть в одночасье, если попадет не в те руки.

Нет, нет и еще раз нет. В этом он своим подданным не уступит. Пусть говорят, что хотят, пусть ропщут и возмущаются, он решение принял. И у него хватит гедиминовского упрямства и настойчивости, чтобы сделать по-своему. И потом, он – король, и всем недовольным придется смириться.

Будучи человеком умным и опытным, король Владислав предвидел все связанные со своим бракосочетанием сложности и потому не собирался устраивать свадьбу в Кракове. Он знал, что его выбор не одобряют не только многие магнаты и представители шляхты, но и близкие по государственным делам люди, его окружение в Вавеле – ни епископ Краковский и канцлер великий коронный Войцех Ястжембец, ни подканцлер коронный Ян Шафранец, ни архиепископ Гнезненский и примас Польши Николай Тромба. Этот последний отказался когда-то венчать его с Эльжбетой Грановской, пришлось обращаться к архиепископу Львовскому Яну Жешовскому, он и провел обряд.

Значит, венчаться надо в Литве, другого варианта нет. И король остановил свой выбор на Новогрудке. Это один из крупнейших городов Литовского княжества, его бывшая столица. Здесь почти два века назад состоялась коронация Миндовга как короля Литвы. Тут был мощный замок, способный вместить большое количество людей, и подходящий костел. Фарный[10]10
  Приходской.


[Закрыть] костел Преображения Господня только четверть века назад заложил князь Витовт на месте старого языческого капища, но сейчас это было внушительное многонефное сооружение. И, конечно, нашелся священник, готовый провести церемонию венчания короля Польши, – епископ Жемайтский Матей, уже через три месяца после этого события ставший епископом Виленским.

Королю много нужно было успеть до своей свадьбы. Порадовало то, что, не сумев отговорить Владислава от женитьбы на литовской княжне, уже более десяти лет пребывающий при нем Збигнев Олесницкий, достигший ныне высокого ранга в духовной карьере и имеющий большое влияние на польскую знать, смирился в конце концов с его выбором. И успокоенный этим – Збигневу он мог доверять – король отправился на охоту отвести душу. Здесь, среди простых воинов и мужиков, обслуживающих королевские охотничьи выезды, Владислав мог чувствовать себя свободно. А впереди ждали торжества, требующие соблюдения многих правил и выполнения не меньшего количества обязанностей, что он откровенно недолюбливал. Зима была в разгаре, но это никогда не останавливало короля.

В новогрудском замке шла бурная подготовка к столь важному событию. Ожидалось огромное количество гостей из королевства и княжества, нужно было готовить покои в замке и в городе.

Новогрудский замок – сооружение мощное и неприступное, настоящая крепость. К этому времени главная башня замка, Щитовая, выдержавшая на своем веку множество осад и порядком от них пострадавшая, была уже отстроена из кирпича. Высокая, пятиэтажная, четырехугольной формы, с толстыми стенами, она была основой всего комплекса сооружений на Замковой горе. К ней были добавлены мощные прясла стен с башнями между ними – Костельной, Малыми воротами и Посадской. Еще и у подножия горы, где били родники, питающие замок водой, стояли мощная Колодезная башня и дополнительная стена. В самом замке располагался каменный храм Святого Михаила, а к северу от него – двухэтажный, тоже каменный княжеский дворец. Было где разместить гостей.

Между охотничьим домиком короля и его столицей, а также местом предстоящего торжества сновало множество гонцов – нужно было утрясти немало текущих вопросов, и этим занималась свита. Король же всем сердцем отдался любимой с молодости забаве.

Наконец начали съезжаться гости. Невеста прибыла немного раньше, поскольку до церемонии бракосочетания ей нужно было пройти повторное крещение – по католическому обряду, так как православная княжна не могла стать королевой католической страны. Софья волновалась, но держала себя в руках. Она понимала, насколько сложен путь, на который становилась. Однако после довольно скромной жизни в доме дяди ее немало радовали богатые наряды, украшения, дары будущего супруга, который показал себя щедрым человеком, и собирающийся вокруг нее собственный двор, состоящий в основном из польских шляхетных пани. Собственного окружения при Софье практически не было. Теперь обе стороны с любопытством рассматривали друг друга, искали и находили пути к сближению – жить-то предстояло вместе и надо было сделать эту совместную жизнь по возможности приятной.

Король появился в Новогрудке незадолго до дня венчания. Город был переполнен польской знатью, каждый представитель которой прибыл с богатым эскортом, чтобы приветствовать своего короля и торжественно сопроводить его в Краков. Вместе с князем Витовтом прибыло много литовских бояр и высшей знати княжества. Весь Новогрудок сиял и полыхал яркими красками.

В непогожий и слякотный февральский день, седьмого числа, в фарном костеле Новогрудка король Владислав обвенчался с литовской княжной Софьей Гольшанской, ставшей его четвертой женой. За обрядом бракосочетания последовал роскошный пир. Но долго задерживаться в Литве не стали. Во главе огромного кортежа король Польши Владислав Ягелло и его молодая жена отправились в Краков, где Софье предстояло начать совсем другую жизнь.

Польша принимала свою новую королеву очень сдержанно. Люди радостно приветствовали короля, но к его молодой жене только присматривались. Так было на всем пути следования кортежа, и Софья очень боялась въезжать в столицу без супруга, поскольку он опять отлучился на ловы – не мог преодолеть притяжения зимнего леса. Однако Владислав был человеком слова и догнал кортеж на подъездах к Кракову.

Вавель встретил Софью настороженно. Навстречу новобрачным вышла принцесса Ядвига, которую одели самым роскошным образом и на которую навесили столько украшений, что девочка едва держалась на ногах. Она явно была напугана и казалась расстроенной. Софья первая шагнула к падчерице и тепло ее обняла. В ответ Ядвига не выдержала и расплакалась.

В королевском замке началась новая эра жизни при участии молодой жены короля, пока еще не королевы, но готовящейся ею стать. К ней присматривались, ее оценивали с позиций политического союза или противостояния. Но Софья пока что никак себя не проявляла, была со всеми приветлива, и только. Ей нужно было разобраться в этом сложном клубке человеческих интересов и отношений, и потом, она еще не была коронована, и Владислав не спешил с этим. Да и подле жены он оставался крайне редко – слишком много было дел, требующих его внимания и участия.

Какой бы морозной и снежной ни была зима, но и ей пришел конец. Она задержалась чуть не до середины марта, но к концу месяца наконец потеплело, и снег сошел быстро и как-то незаметно.

А во владении рыцаря Янека из Збыховца, как и в поместье рыцаря Ласло, все жили мирно. Правда, Ернц, выросший рядом со Збыховцем, значительно разросся и окреп. Дела у рыцаря Ласло шли хорошо. Его кони приобретали все большую известность, и полученные от их продажи средства позволили укрепить и расширить владение. Ласло нанял понимающих в коневодстве людей, в основном это были венгры, и дело его значительно разрослось. Его голубоглазая Данелька давно уже превратилась в солидную мать семейства, и ее уважительно называли теперь пани Данутой. Две младшие дочери ходили за ней, как цыплята за квочкой, обе светловолосые – в мать. А вот старшая, любимица отца Магдошка – до Магдолены ей еще надо было дорасти – уродилась с густой гривой черных волос и глазами цвета темного янтаря. Характером же она пошла, скорей всего, в свою венгерскую бабушку, которую сам Ласло помнил очень смутно. В памяти осталось только, что была она очень красивой, за это и сжила ее со света законная жена его отца, владетеля больших земель и огромных табунов прекрасных лошадей. Как это вышло, Ласло не заметил и сам, но только он дал слишком много воли своей любимице, и девочка больше времени проводила с братьями на выпасе, чем с матерью дома.

Дочери в семье Ласло вообще не были похожи друг на друга. Семилетняя Катаржина, голубоглазая и светловолосая, как мать, была девочкой очень спокойной, задумчивой и закрытой. Она от рождения заметно прихрамывала на левую ножку, и родители часто задумывались о том, как сложится ее судьба. Самая младшая в семье, Янина, Янка, была любимицей матери. Всегда веселенькая, со светлыми кудряшками и лукавыми темными глазками, она была озорницей и непоседой, но от матери не отходила.

Сыновья отца радовали, оба. Они обожали лошадей и, несмотря на юный возраст – одному одиннадцать, а другому и вовсе девять, – уже прекрасно держались в седле и владели многими навыками верховой езды, которые помогают мужчине в опасных ситуациях сохранить себе жизнь. Они крепко сдружились, но были такие разные внешне, будто и не от одних родителей на свет появились. Старший, Жигмонд, весь в отца, ну прямо портрет. А младший вообще ни на кого не похож – ни на мать, ни на отца. Волосы светло-каштановые, золотистые, а глаза карие. В сердце отца они занимали равнозначные места, но уступали Магдошке, которая была для Ласло дороже всех его детей. Как такое могло случиться, он и сам не понимал, но вынужден был это признать, хотя никому и ни при каких обстоятельствах этого не открыл бы.

Вернувшись после Грюнвальдской битвы рыцарем, Ласло навсегда остался верен своему прежнему хозяину – Янеку из Збыховца, хотя отношения между ними теперь стали другими. Он нашел в своих землях мальчонку по имени Юзек и сделал из него настоящего оруженосца, обучил ратному делу и искусству наездника.

У рыцаря Янека теперь был новый оруженосец – молодой безземельный шляхтич Ежи из Болеславца. В поместье его все было в полном порядке. Дядя Войцех совсем состарился и теперь большую часть времени проводил у теплой печки или на завалинке, когда пригревало летнее солнышко. В семье к нему относились с уважением и всегда готовы были услужить. Внуки частенько крутились возле него. А Ольгица так дедовой ласки хотела! Все не хватало ей этого, хотя и отец, и мачеха ни добрых слов, ни улыбок для нее не жалели. Но девочка была как кошечка домашняя, ей хотелось, чтобы ее еще и погладили, приласкали, а любящий ее больше всех дед Войцех на ласку не скупился. Его высохшая старческая рука часто ложилась на голову девочки, гладила ее, а та чуть ли не мурлыкала при этом. Она и внешне напоминала кошечку – небольшое, заостренное книзу личико и огромные зеленые глаза.

Матек, тот больше деда про старые времена расспрашивал. Про битвы, в которых довелось участвовать ему в молодые годы и которые выпали на долю и приемного отца. И слушал он рассказы дедовы затаив дыхание. Мальчик был не по возрасту серьезным. И когда в его бархатных карих глазах загорался огонек гордости за тех, кто был рядом, старый Войцех довольно жмурился. Пусть и не родной по крови наследник есть у Збыховца, но надежный. Уже сейчас, в свои пятнадцать лет, мальчик не только добрый воин, но и имеет твердое понятие о чести.

А отец семейства, взваливший после похождений молодости на свои плечи всю тяжесть забот о поместье, справлялся с этим весьма успешно. Ингуш Утренняя Зорька, которая все еще оставалась таковой за закрытой дверью опочивальни, превратилась в заботливую и хозяйственную пани Ингулю.

В один из первых солнечных и теплых дней апреля в Збыховец прибыл всегда желанный гость – пан Раймонд из Ягелонца. Да приехал не один, а со своими сыновьями. Его мальчишки-погодки стали уже совсем большими. Старший, Збышко, пошел, видно, в деда – не слишком высок ростом, но уже сейчас крепок, как молодой дубок. Глаза голубые, как у матери, и волосы светлые. Филипп же, названный в честь герцога Бургундии, как бы представлял бургундскую родню и был портретом отца – высок, изящен, гибок, темноволос и темноглаз. Правда, глаза у мальчика были не карие, как у Раймонда, а скорее цвета набухшей дождем грозовой тучи, которая вот-вот разразится раскатами грома и молниями. Такие разные внешне, братья были очень близки и дружны между собой, и оба обожали свою младшую сестру Ядвигу. Больше всего им, конечно, обрадовался Матек. Он тут же кинулся навстречу гостям. Вежливо поклонился пану Раймонду, потом сверкнул глазами в сторону братьев.

– О! Филек, как я рад! – воскликнул он и, слегка смутившись, добавил: – И тебе тоже, Збышко. Слушайте, там у пана Ласло такие двухлетки замечательные, не налюбуешься. Я себе уже присмотрел одного, гнедого с белыми носочками. И даже имя ему дал – Илит. Пан Ласло смеется, говорит, что мы идеально подходим друг другу. И я скоро начну его объезжать. Сам.

Лицо Матека, обычно серьезное, так и сияло. Непонятно, от кого он унаследовал это, но любил он коней очень. Как и Филипп из Ягелонца. И это, видимо, больше всего сближало мальчиков.

– Вот и хорошо, что вам надо на коней полюбоваться, – рассмеялся отец. – Можете хоть на целый день туда отправиться. Только пришлите нам пана Ласло, скажите, что у нас гость, которому он будет очень рад.

Мальчишек как ветром сдуло. А друзья, усевшись на солнышке, принялись ждать. Раймонд, по всему было видно, привез новости, и обсудить их следовало, как всегда, втроем. Много воды утекло с тех пор, как Ласло был простым оруженосцем. Теперь он был их другом. Ведь столько пережито вместе, и столько раз они помогали друг другу.

Ласло появился очень скоро.

– Приветствую вас, панове, – радостно посмеиваясь, сказал он. – Нюхом чую, что у тебя интересные новости, пан Раймонд.

– Еще какие интересные! – ухмыльнулся пан из Ягелонца. – Янек вон изнывает прямо, так ему хочется их узнать. Однако мы честно ждали тебя.

Но потом глаза Раймонда стали серьезными.

– Главных новостей у меня две, друзья мои, – начал он. – Первая кажется мне очень интересной, а вторую еще нужно проверить, и я так думаю, мы сможем это сделать.

Друзья, посерьезнев, смотрели на него, готовые внимательно слушать. И Раймонд начал свой рассказ:

– Как вы знаете, дочь нашего короля подрастает, ей как раз сегодня исполняется четырнадцать. Что и говорить, девушка на выданье. Как я слышал, ничего особенного она из себя внешне не представляет, да и характер у нее далеко не ангельский. Но она принцесса, причем наследная, а это много значит. Правда, теперь, после того как наш король Владислав в свои семьдесят один женился на семнадцатилетней княжне Софье, все может измениться. Говорят же, что брак старого мужчины с юной девушкой чреват богатым потомством, и люди верят в это. На этот раз он долго искал, и будем надеяться, что не ошибся. Но я отвлекся.

Пан Раймонд перевел дух, посмотрел на своих друзей многозначительно и продолжил:

– Женихи у нашей принцессы Ядвиги уже есть, насколько мне известно. Но князь Богуслав Слупский что-то не очень торопится, а вот курфюрст Бранденбургский Фридрих проявил активность. Еще в прошлом году они с нашим королем заключили союз, чтобы вместе противостоять ордену, и закрепили его договоренностью о браке между своими наследниками. Мальчик, конечно, на шесть лет младше Ядвиги, но какое это имеет значение, раз брак нужен для блага королевства, верно?

Он усмехнулся, весело сверкнув глазами.

– А вот теперь мы подходим к самому интересному, – продолжил. – Не далее как через четыре-пять дней к нам в Краков прибывает молодой Фридрих, будущий курфюрст Бранденбурга. Торжественно, со свитой, все как положено. И он будет теперь жить при королевском дворе, знакомиться с нашими нравами и обычаями, язык изучать. Не кажется ли вам, друзья мои, что мы просто обязаны присутствовать при таком важном событии и, возможно, извлечь из этого пользу для себя, если получится? Для тебя, пан Ласло, так вообще прекрасные перспективы вырисовываются. Твой Янош как раз ровесник Фридриха, а Жигмонд только двумя годами старше. И у тебя есть такой прекрасный довод, как твои кони. Наши с паном Янеком сыновья постарше, но и им полезно побывать при дворе и завести нужные знакомства. Пора уже им в свет выходить, как говорится. Тем более что мальчишки у нас хороши, разве нет?

И он расхохотался от души, очень довольный собой. Друзья только широко открыли глаза, чем очень его порадовали.

– Да уж, – первым откликнулся пан Янек, – я и не припомню, сколько раз говорил, что ты, Раймонд, самый умный из нас. А теперь оказывается, что ты еще и самый хитрый. Но откуда такие сведения, скажи?

– А я не сижу, как пес на привязи, дома и не ленюсь наведываться в княжий замок, в Варшаву или Цеханов, – назидательно поднял палец гость, – а при дворе князя Януша всегда есть что послушать.

Двое друзей переглянулись, и Ласло почесал затылок.

– Озадачил ты меня, пан Раймонд, сильно озадачил, – признался он, – подумать мне надо хорошо. Теперь другую новость говори, и я пойду твое предложение в голове прокручивать.

Пан Раймонд потемнел лицом.

– Вторая новость помрачнее будет, – признался он. – По всему выходит, что наш король не собирается прощать ордену выходок рыцарей, особенно в приграничье, а Сигизмунду – его предательства. Ведь германский король, когда нужно, сладко ему улыбается, а за его спиной, как стало известно, тевтонцев к войне с нами подбивает. И король, говорят, уже начал к ней готовиться всерьез. Вот это мы как раз можем прояснить в Вавельском замке, причем все узнать из самого достоверного источника. Ведь пан Ян Тарновский все еще воевода краковский и, даст Господь, останется им на многие годы. Думаю, он не забыл тех, с кем сражался бок о бок в Грюнвальде.

Друзья согласились с ним без всяких возражений. Дело говорил пан Раймонд из Ягелонца.

В разгар весны, двенадцатого апреля, в Краков прибыл наконец молодой жених принцессы Ядвиги восьмилетний Фридрих Бранденбургский. Ядвиге исполнилось уже четырнадцать, она была старше жениха и выше ростом, не блистала особой красотой и не отличалась веселым нравом, однако маленькому наследнику курфюршества Бранденбург пришлась по душе. Фридрих приветливо улыбнулся ей и стал с любопытством рассматривать новые для него места и незнакомых людей. Здесь ему предстояло жить на протяжении долгих лет, до совершеннолетия, и многому научиться, но мальчика, любознательного по натуре и с задатками сильного характера, это не пугало, наоборот, казалось интересным.

Встреча юного жениха была торжественной. Вавель сиял в роскошном убранстве. Пир удался на славу. А на следующий день было решено устроить в честь прибытия наследника Бранденбурга рыцарский турнир и конные выезды. Юный Фридрих, сидя на центральной трибуне в окружении своей свиты, блестящими от восторга глазами наблюдал за выходом рыцарей и их поединками. Это было так ярко, так интересно! Но когда на поле перед трибунами были устроены конные выезды, ему стало еще интересней – юный принц, как оказалось, обожал лошадей.

Фридрих замер, почти забывая дышать, когда на поле появился чудесный конь, равного которому мальчик еще не видел в своей жизни, – гнедой с белой отметиной на лбу, легкий, изящный, горячий. На спине его сидел совсем еще мальчишка, его ровесник, но он такое выделывал на своем красавце коне! Принц глаз не мог отвести от прекрасного коня и столь умелого наездника.

– Кто это? – спросил он у своего «сенешаля» Игнаца, как наследник называл представителей своего личного двора. – Узнай и скажи мне.

Герр Игнац вернулся довольно скоро и доложил своему принцу, что мальчика, поразившего его своими талантами наездника, зовут Янош и он сын рыцаря Ласло из Ернца, который разводит этих прекрасных лошадей. Этому мальчику всего девять лет, чуть больше, чем самому принцу, добавил он. Поместье рыцаря, владеющего таким сокровищем, не так и далеко от Кракова.

– Пригласи их сюда, ко мне, – велел юный наследник. – Я хочу с ними познакомиться.

Вельможа поклонился и отправился выполнять поручение.

После завершения всех выступлений на поле к юному наследнику Бранденбурга подвели темноволосого мужчину сурового вида. Это был рыцарь Ласло из Ернца. Мужчина поклонился принцу, поприветствовал его на польской земле и попросил разрешения вручить ему свой подарок. Фридрих засиял и кивнул. Тогда по знаку рыцаря к ним подошел тот самый мальчик, что поразил воображение принца, он вел в поводу прекрасного гнедого жеребца с белыми носочками на всех четырех ногах и изящной головой на гибкой шее.

– Это Коломан, двухлеток, который будет верно служить наследнику Бранденбургского курфюршества. И я прошу принять его в дар.

Фридрих выслушал своего толмача и широко заулыбался.

– Передай рыцарю Ласло, что я благодарен ему за такой дорогой подарок, – велел он, – и скажи, что я прошу его отпускать ко мне во дворец его сына. Пусть он научит меня ездить верхом так, как умеет сам.

Рыцарь поклонился и дал на это свое согласие. А мальчики переглянулись так, как будто с этой самой первой встречи научились понимать друг друга.

Заглянув вперед, следует сказать, что Янош из Ернца стал одним из ближайших друзей наследника Бранденбургского курфюршества, они были неразлучны в течение всех лет пребывания принца на польской земле.

По завершении этого двухдневного праздника рыцарю Раймонду из Ягелонца и его друзьям удалось встретиться с воеводой краковским Яном Тарновским и побеседовать с ним. И тут они узнали, что отношения между Тевтонским орденом и Польским королевством снова обострились до предела и король Владислав действительно готовится к войне.