Текст книги "Рыцарский пояс. Тень Северного креста"

Глава 12
Печальный звон колоколов

Галичина, Городок,

май 1434 года

Год начался трудно. После морозной метельной зимы пришла холодная весна, и казалось, что тепло никогда уже не вернется на обагренную кровью землю. Не стихал пожар войны в Литве, охватив Волынь и Подолье. Все еще напирали с севера недобитые тевтонцы, которых всегда поддерживал коварный Сигизмунд Люксембургский, король Венгрии, Чехии и Германии, надевший на свою голову, хоть и под конец жизни, вожделенную корону императора Священной Римской империи. А силы короля Владислава таяли. Подумать только, тревожно размышлял он, еще три года назад он сам во главе войска стоял под стенами непокорного Луцка, а теперь садится на коня все реже, и воюют вместо него другие. Те, кто окреп под его рукой и кому он сам передал полномочия.

Правда, тогда, в Луцке, думал Владислав, ему было всего восемьдесят, и это не предел для потомка Гедимина. Тело все еще верно служило ему. Но за последние три года многое изменилось вокруг, изменился и он сам, стал терять силы.

Все началось со смерти Витовта. Они все-таки всю жизнь прошли с кузеном бок о бок, знали друг друга как никто и, несмотря на возникающие время от времени трения, могли полагаться на данное другим слово. Вспоминать о последних часах жизни брата было больно. Тогда, помнится, в глазах его он впервые прочел тревогу и неуверенность и понял: брат очень переживал, поскольку не успел сделать того, что задумал, и болел душой за Литву, не зная наверняка, в чьи руки она попадет. Он, Владислав, хорошо понял тогда кузена и успокоил его, пообещав, что не допустит никаких беспорядков и сохранит Литву. И вскоре после этого с огромной тяжестью на сердце закрыл невидящие уже глаза Витовта, всегда такие яркие и живые.

И что из всего этого получилось? Жигимонд, младший брат Витовта, и мизинца его не стоит, хотя пришлось поддерживать именно его, этого требовала политическая целесообразность. Ну а Свидригайло, его собственный брат, тот и вовсе ума лишился. В голове не укладывается, как мог он пойти на такое в неуемном своем желании удержать на голове великокняжескую корону, захваченную неправым путем. Никогда бы не поверил, если бы не видел собственными глазами. Ни минуты не колеблясь, этот недоумок разжег войну в Литве, снюхался с Сигизмундом Люксембургским и тевтонцами. И вот вам, имеете охваченное огнем междоусобицы огромное Литовское княжество и уже три года воюющее с недобитым Железным Драконом Королевство Польское. И один только Господь знает, когда погаснет этот пожар и перестанет литься людская кровь, уже пропитавшая землю.

Все эти мысли одолевали короля Владислава, когда он не спеша продвигался с небольшим сопровождением на Галичину, в свой любимый Городок, как делал не раз. Хотел послушать соловьев, остудить голову и хорошо подумать, как в сложившихся обстоятельствах с минимальными потерями вывести страну из пекла войны. За те долгие сорок восемь лет, что он правит королевством, люди привыкли доверять ему и именно от него, короля, ждали избавления от тягот войны. И подвести их он не может, не имеет права.

Но своевольная судьба не привыкла считаться с желаниями людей, хоть простых смертных, хоть королей. Она все решила по-своему. Прибыв в Городок, Владислав после обеда отправился прогуляться в парк, где всегда светлел душой. Несмотря на запоздавшую весну, все вокруг уже зеленело, и в густом сплетении ветвей самозабвенно заливались волшебными трелями соловьи. «Славно-то как!» – подумал Владислав и стал прохаживаться давно знакомыми дорожками. Здесь ему всегда думалось хорошо, и не раз мудрые решения приходили именно в этом месте.

Время шло, вечер постепенно переходил в ночь, а король все ходил и ходил, то углубляясь в свои мысли, то заслушиваясь соловьиными трелями. «И как такое возможно, – возмущенно подумал он, – что в просвещенной Европе, все еще по старой памяти называющей их иногда варварами, большим лакомством считается блюдо из соловьиных языков! Вот уж это настоящее варварство, иначе и не скажешь». И он продолжил прогулку.

Верный Антанас, все время крутившийся неподалеку, уже несколько раз пытался увести господина из парка, где было холодно и сыро, но Владислав все отмахивался от него, как от надоедливой мухи. Но в конце концов старый слуга не выдержал:

– Все, ваша милость, хватит гулять, в замок пора. Ишь до чего довели себя, уж и нос покраснел от холода.

– Что-то ты больно раскомандовался нынче, Антанас, – добродушно буркнул король, но повернул к замку.

– А как же мне не настаивать, коли вы сами об осторожности забыли? – отбивался тот. – Не мальчик ведь уже, девятый десяток разменяли.

– Ты-то сам больно молодой у нас, – усмехнулся Владислав.

– Помню, ваша милость, хорошо помню, что мы с вами одногодки, – отозвался Антанас, – но мне ваш батюшка, когда к вам приставил, велел беречь вас как зеницу ока. Я и берег всю жизнь. Только вы уж больно своевольны стали с годами.

– Знаю, дружище, знаю, что вернее и преданнее тебя нет человека рядом, – согласился Владислав. – Не сердись. Что-то такое нашло на меня сегодня, сам себя не пойму.

И два старых человека, шедших рядом почти всю жизнь, – господин и слуга – вошли не спеша в тепло замка, оставив за спиной холодную ночь и все еще не смолкавших пташек.

А утром у короля Владислава начался жар. Он весь горел как в огне, во рту было сухо, хотелось пить.

– Ну вот! – сокрушался верный Антанас. – Говорил же я…

Но, бросив взгляд на беспомощного хозяина, взял себя в руки.

– Ничего-ничего, – приговаривал он, бережно поднося к губам короля кубок с водой, – сейчас лекаря позовем, он вас быстро на ноги поставит.

Но лекарь, внимательно осмотрев монарха, только покачал головой:

– Думаю, полежать придется несколько дней, милостивый король, и отвары пить, какие скажу.

Король скривился, этого он не любил, однако послушно кивнул. Не то время, чтобы разлеживаться долго, дела королевства не ждут.

Но болезнь не отпускала. Жар то охватывал ослабевшее тело, то отступал, оставляя его совсем мокрым и еще более слабым. Пропал аппетит, начался кашель. Лекарь забил тревогу. Но и сам король понимал уже, что дело плохо и надо поспешить, чтобы успеть сделать главное. Он велел секретарю вызвать епископа и нескольких наиболее влиятельных придворных. Королева с сыновьями пусть в Кракове остаются, сказал король. Так надежнее, подумал он.

Вызванные вельможи прибыли быстро. А королю к тому времени совсем худо стало.

– Хочу я, чтобы вы все услышали мою последнюю волю, – тихо, но твердо произнес Владислав, когда нужные люди собрались вокруг. – Не успел я поднять наследника своего, всего девять ему пока. Но он должен стать после меня королем. Слышите? Я часто шел вам на уступки, много сделал для шляхты польской, много прав дал. И если вы не выполните моей последней воли, Господь накажет вас, помните. Воля умирающего священна, воля короля – вдвойне.

Он замолчал, собираясь с силами. Стоявшие вокруг вельможи прятали глаза. Кто-то не желал мириться с таким решением, а кто-то просто не мог видеть предсмертную немощь всегда такого сильного короля.

Владислав обвел взглядом окружающих его вельмож и, казалось, прочел на их лицах все тайные мысли.

– И еще, – добавил он. – С телом моим делайте потом все, что положено, но сердце выньте и оставьте здесь. Я так хочу. Это тоже моя воля.

Он закашлялся. Немного придя в себя, дал понять, что сказал все. Вельможи потянулись к двери. Но король взглядом остановил епископа, и тот остался, когда другие вышли.

Какое-то время в комнате царила тишина, потом Владислав опять заговорил.

– Збигнев, – сказал он, отбросив официальность, – мы с тобой знаем друг друга много лет, тебе я верю. Поклянись мне, что не оставишь моих сыновей. Лишь ты, я знаю, можешь сделать Владислава королем. Никому больше я не доверяю. Только тебе. Поклянись мне.

Епископ, глубоко взволнованный, замер на мгновенье. Потом произнес:

– Обещаю, ваша милость. Клянусь, сделаю все, что только в человеческих силах, чтобы посадить на трон Владислава, а со временем сделать великим князем литовским Казимира. Это мой долг перед вами и перед Богом.

Глаза короля потеплели, тревога отпустила его. Их накрепко связали долгие годы после Грюнвальда. Пусть и не всегда они были едины в политических взглядах, но Збигнев – человек слова. На него он может оставить своих сыновей.

– Я верю тебе, – сказал. – И вот еще, возьми это…

Король попытался снять с пальца кольцо с большим камнем, но сил уже не было. В глазах его мелькнула растерянность, но верный Антанас, ни на минуту не отходивший от господина, перехватил его взгляд и кинулся на помощь. Снял с пальца большое тяжелое кольцо и положил на ладонь Владислава. Тот слабо улыбнулся уголками губ.

– Вот, – проговорил король, подняв глаза на епископа. – Возьми. Я никогда его не снимал, ни разу за все сорок восемь лет. Его надела мне на палец Ядвига. Отдай это кольцо, символ королевской власти, моему сыну, когда придет время.

Епископ бережно взял кольцо с ладони Владислава. В глазах его стояли слезы.

– Клянусь вам, ваша милость, все будет сделано согласно вашей воле, – тихо произнес еще раз. – Перед Богом клянусь.

И он покинул комнату, оставив вконец обессиленного короля на попечении преданного слуги. «Дай-то Господь, – подумал, – чтобы в мой смертный час возле меня тоже был верный человек, который закроет мне глаза».

В самый темный час ночи, перед рассветом, когда ослабевает ниточка, привязывающая человека к жизни, король Владислав тихо скончался. Неотступно следующий долгу Антанас поймал последний вздох своего господина и закрыл ему глаза.

А наутро глухо и тоскливо зазвонили по всей Польше колокола, извещая подданных, что их короля больше нет. Был самый первый день лета тысяча четыреста тридцать четвертого года, первое июня.

Закончилась эпоха Владислава II Ягелло, который сделал для Польши так много. Кто будет следующим королем? Это волновало всех.

Епископ Збигнев Олесницкий сдержал данное королю слово. Правдами и неправдами, изворачиваясь и хитря, он посадил-таки на трон малолетнего Владислава и многие годы оставался при нем регентом. А потом, после трагической гибели двадцатилетнего Владислава III в войне с турками, три года держал страну в своих руках, пока не смог передать власть новому королю – младшему сыну Владислава Ягелло Казимиру.

Но все это будет потом.

А сейчас бездыханное тело короля лежит на смертном одре, окруженное плачущими домочадцами и растерянными государственными лицами, принявшими последнюю волю монарха. Тело короля перевезут в Краков, чтобы заключить его в роскошный саркофаг в Вавельском соборе, рядом с его любимой королевой Ядвигой. Но сердце свое он велел оставить здесь, похоронить в Городке, в маленьком галицком местечке, где ему всегда хорошо отдыхалось и вольно дышалось и где в огромном парке над рекой так сладко поют весной соловьи.

Эпилог

Польский король Владислав II Ягелло, как и некоторые другие монархи Средневековья, оставил после себя потомкам загадочный клубок противоречий своей сложной натуры. Он, наполовину литвин, наполовину русский, посвятил большую часть своей долгой жизни верному служению Польше, ставшей для него второй родиной. Будучи человеком воинственным, а временами и жестоким, он, заядлый охотник, умел тонко чувствовать красоту природы и обожал пение соловьев, которых готов был слушать часами. Грубоватый внешне и не отличающийся красотой, он, однако, был способен любить нежно и верно. Радостью его сердца стала юная Ядвига, подарившая ему польскую корону и шедшая рядом с ним первые десять лет его правления. Все последующие жены были для него просто женщинами, а она, Ядвига, навсегда осталась для короля его маленькой птичкой, светом его души. Оставаясь на протяжении всей жизни неграмотным, он всегда высоко ценил науку и искусство, глубоко понимал архитектуру. В душе польского короля жила любовь к Галицкой земле, и сердце свое он оставил, в прямом и переносном смысле, в маленьком Городке, что находится недалеко от Львова. И наиболее искренно и долго горевали по почившему королю, пожалуй, именно львовяне – в течение года носили они по нему траур.

За долгую жизнь Владислав сделал для своей земли больше, чем сумел бы в его обстоятельствах другой, более слабый король. Главное же в том, что он смог защитить огромное Польско-Литовское королевство от притязаний Тевтонского ордена, готового поглотить земли соседей. Величайшая битва XV столетия – битва под Грюнвальдом – на несколько веков остановила германскую экспансию на земли славян и нанесла пресловутому Тевтонскому ордену первое в его истории поражение, от которого он так и не оправился полностью.

Владислав был мудрым королем. Его жизнь прошла в постоянном лавировании между трудностями и опасностями, угрожающими его королевству, и поисками возможностей сохранения мира. Он сумел объединить и сберечь на просторах Европы огромное государство, равного которому не было в то время. А уйдя из жизни, оставил своему королевству династию Ягеллонов, правивших страной в общей сложности сто восемьдесят шесть лет. Всего четыре поколения Ягеллонов, но время их правления было периодом расцвета Польши, ее «золотым веком».