Текст книги "Дневники Сигюн"

– Зачем ты пришла, Сигюн? Чего ты дожидаешься?

Глаза Сиф были наполнены слезами, готовыми вот-вот хлынуть неудержимым потоком.

Я очнулась от грёз, быстро достала из кармана и протянула ей платок:

– Вот, возьми…

Бальдр пришёл на исходе четвёртой ночи, перед рассветом, когда небо на востоке становится жемчужным, предвещая безветренный тёплый день. Полуоткрыв дверь, остановился на пороге. Локи поднялся ему навстречу, жестом пригласил войти.

Лицо Бальдра казалось бледнее обычного, то ли из-за предрассветных сумерек, а может, из-за бессонной ночи. Он не сел, а упал в предложенное ему кресло, откинулся на спинку, в изнеможении вытянул ноги. Красивые сильные руки с выступившими венами бессильно легли на подлокотники.

– Я надеялся, не заполучив меня, Скади вернётся в свой замок на границе Нифльхейма, у кромки ледяного моря. Я ошибся.

– Сам Один Всеотец пообещал ей в мужья любого аса, которого она выберет. Конечно же ты ошибся. Она хочет заполучить мужа из асов.

Локи покачал головой:

– Она хочет не любого. Только меня. Но меня она не получит.

– Как и меня, Локи. Как и меня.

Они смотрели друг на друга, и взгляды их были непереносимо тяжелы. Пока они молчат, ещё можно дышать. Но если проронят хоть слово…

Не оборачиваясь, Локи нашарил под одеялом мою ладонь.

– Нанна никогда не согласится ни уйти, ни делить тебя с кем бы то ни было.

– Нанна здесь ни при чём.

– Ты словно хочешь сказать мне что-то, Бальдр. И не можешь найти нужных слов.

– Не сказать, Локи, просить. Молить о величайшем одолжении. Убей меня.

Гигантский волк завыл в глубинах преисподней. Великий змей свернулся в кольцо, обнимающее весь мир. И младшая из норн, юная Скульд, вздрогнув, оборвала нить, которую держала в руках.

– Моя мать заговорила меня сразу после моего рождения. Никто и ничто не может убить меня. Но я верю, ты найдёшь способ. Уж если кто и сумеет сделать это, то только ты.

Море, вздыбившись, нахлынуло на Вальяскьялв, и чайки кричали над ним так резко, так пронзительно… Я бы прыгнула с самой высокой скалы, лишь бы не слышать того, что было произнесено в следующий миг.

– Нельзя играть с пророчествами, настоящими, теми, что видит Фригг в зале Грёз Фенсалира, Бальдр! Мне плевать на то, что бормотала Вёльва этой зимой, но в видения Фригг я верю свято! То, о чём ты просишь, запустит отсчёт дней до наступления Рагнарёка…

– Что мне гибель богов! – вскричал Бальдр, воздевая руки к небу. – Слышишь ли ты, Локи, я сам молю о смерти! Я пришёл сюда лишь по одной причине: только ты здесь, в Асгарде, научился любви. Конечно, здесь любили многие, и многие по-настоящему искренне и преданно. Но тебе открылась сакральная сила и суть любви, той, которая переворачивает всю жизнь, раскрывает глаза на этот мир и придаёт смысл бессмысленной вечности существования. Ради этой любви отстраиваются и рушатся города, развязываются и завершаются войны, а в минуты тишины слова сами складываются в строки, живущие много дольше тех, в ком они рождаются.

– Что ж, сказано красиво и даже чересчур. – Локи с подчёркнутым почтением поклонился, изобразив аплодисменты. – Однако мы возвращаемся туда, откуда пришли, к госпоже Нанне.

– К твоей дочери, Локи. Я люблю её сильнее жизни и хочу воссоединиться с ней навсегда.

– Хель?

– Да, и Сигюн об этом знает. Хель доверилась ей. Поэтому я и хочу умереть для Асгарда, чтобы вновь возродиться в Хельхейме.

Локи повернулся ко мне, такого выражения на его лице я не видела ещё никогда.

– Я узнала об этом, когда вместе с сыновьями навещала наш домик на берегу, – быстро заговорила я, умоляюще глядя ему в глаза. – Я помню нашу клятву, и для меня она по-прежнему свята: между мной и тобой никогда не будет ни секретов, ни недомолвок, Локи, но эта тайна не принадлежала мне. Я сохранила её даже от тебя, надеясь, что когда-нибудь Хель сама обо всём тебе расскажет. Прости.

Даже молния не могла бы сверкнуть быстрее. Локи метнулся к Бальдру, и вот глава Высокого Асгардского суда висит, прижатый за горло к стене, и его ноги едва касаются пола.

– На что ты пытаешься меня спровоцировать?! – Гнев клокотал в голосе Локи.

– Локи, успокойся, прошу! – Я повисла на его руке, тщетно стараясь разжать пальцы, сделавшиеся крепче железа.

– Локи, несколько слов, – прошептал Бальдр. – Отпусти.

Локи резко отдёрнул руку и отвернулся. Бальдр не успел среагировать и тяжело рухнул на колени, но даже не сделал попытки подняться.

– У тебя две минуты, чтобы объясниться.

– Три дня счастья весной, от которых теряешь голову, а потом долгие тоскливые недели и месяцы ожидания лета, и вновь три безумных дня, а потом и они кончаются, а вместе с ними гаснут все летние краски, мир становится чёрно-белым, и всё, ради чего ты живёшь, ожидание осени… Скажи откровенно: ты бы счёл это достаточным для себя и Сигюн? Меня женили на Нанне, когда мы оба были ещё совсем юными, и этот брак был династическим с самого начала. «Почему бы и нет?» – подумал я. Мне было всё равно. – Бальдр массировал рукой горло, и голос его, поначалу сдавленный и хриплый, медленно восстанавливался. – Но вот Нанна, похоже, имела на всё это совершенно особый взгляд…

Я налила и подала Бальдру стакан воды, который тот с благодарностью принял. Локи подошёл, протянул Бальдру руку и помог подняться.

– Нанна любила меня с самого начала, – продолжал Бальдр, немного отдышавшийся. – Но со временем эта любовь стала удушающей. Нанна следила за каждым моим шагом, хотя я ни разу не давал ей повода… Теперь мне кажется, что и её необъяснимая болезнь – это лишь уловка, чтобы постоянно держать меня возле себя. Когда появилась Хель… Я думал, что справлюсь. Я не знал, что значит любить.

– Последствия того, о чём ты просишь, могут оказаться ужасающими. Они затронут не только нас, но и весь наш мир, многие из девяти миров!

– Когда ты заключил союз с читаури, чтобы овладеть тесарактом и завоевать Мидгард, имея под дальним прицелом асгардский трон, много ли ты думал о последствиях для девяти миров? Что-то ты стал чересчур осмотрительным, Локи, для того, кого называют Богом коварства и насмешек!

Несколько секунд длилась тишина. Внезапно Локи расхохотался, запрокинув голову и зажмурив глаза. Я вздрогнула, Бальдр остался невозмутим.

– Что ж, эта новая игра обещает быть забавной! – сказал Локи, отсмеявшись и вытирая глаза. – Я помогу тебе, Бальдр, потому что люблю мою Сигюн и обожаю Хель. Ты не доживёшь до дня свадьбы со Скади. А теперь иди, мне надо подумать.

Когда за Бальдром закрылась дверь, Локи лёг обратно в постель и уложил меня рядом.

– Терпение – это оружие, которое зачастую недооценивают, – сказал он, крепко целуя меня. – Я не питаю особого расположения к Бальдру, хотя он, пожалуй, лучший из многих здесь, в Асгарде. Но позволить кому бы то ни было, даже женщине, так помыкать собой… Однако его смерть восстановит справедливость по отношению к моей девочке, с которой Один поступил так жестоко из-за страха перед её силами.

Первый луч солнца окрасил нежнейшими розовыми тонами лёгкие облачка у горизонта. На чистом небе не осталось и следа вчерашней бури, отгремевшей над столицей.

– Нет ничего слаще, чем заниматься любовью на рассвете, когда в мире всё меняется ежесекундно, словно в калейдоскопе, – мечтательно сказал Локи, жмурясь, как котёнок, которому почёсывают за ушком. – Ты не находишь, душа моя?

Я не успела ответить: он уже целовал меня, а сильные руки, легко приподняв, усадили меня верхом на его горячие, налитые нетерпением бёдра. Сердце замерло и бешено заколотилось. Солнце ударило прямо в глаза, на миг заставив зажмуриться. Сквозь закрытые веки просвечивали кровеносные сосуды, как извилистые ручьи, красные на красном. И на эти несколько секунд, пока, ослеплённая ликующим золотым потоком, я не могла видеть ничего вокруг, я очутилась во власти необыкновенно ярких ощущений. Прикосновения, приходящие со всех сторон одновременно, словно меня ласкали тысячи пальцев. Поцелуи нескольких губ одновременно, проникновения, нежные и неистовые, и я сама, парящая в пространстве, в котором тело Локи было и над и подо мной, спереди и сзади, но я не чувствовала под собой постели… Лишённые земного притяжения, забывшие о том, что мы не птицы, презревшие законы телесного мира, мы любили друг друга так, как ещё не любил никто, никогда и нигде. «Только не открывать, ни за что не открывать глаз, иначе… Чары растают, исчезнет волшебство, таинственная магия, чудо…» Солнце перевалило далеко за полдень, когда мы оба замерли, сжимая друг друга в объятиях, будто очнулись от своего самого невероятного сна, вершащегося наяву по воле влюблённого мага.

День накануне свадьбы выдался погожим и безветренным. Лето близилось к концу, и ночи становились всё прохладнее, но в дневное время солнце палило вовсю, щедро даря свои прощальные лучи собравшимся на открытом поле асам. Скади, сменившая доспехи на светлое длинное платье с широкими рукавами и расшитым сверкающими драгоценными камнями поясом, приветливо улыбалась всем, кто к ней подходил. Она сидела на одном из раскладных стульчиков, которые принесли для дам, чтобы они не утомились, наблюдая за турниром лучников. Нанна, ещё с вечера сказавшаяся больной, не явилась на праздник – собственно, праздновать ей было нечего. Снедаемая ревностью, она несколько ночей проплакала в покоях Фригг, которая утешала её, как могла, говоря, что такой видный мужчина, как Бальдр, конечно, вправе иметь вторую жену, однако такой аргумент утешал Нанну весьма и весьма мало. Она возражала, что такой обычай в столице практически ушёл в прошлое, и, по сути, была права, но, как говорят мидгардцы, уговор дороже денег. Здесь Один был неумолим. Он твердил одно: интересы государства превыше личных передряг, а война с Гримтурсенами Асгарду нужна сейчас меньше всего. Нанне, не сумевшей тронуть Владыку Асгарда ни слезами, ни мольбами, как это легко удалось ей сделать с мягкосердечной Фригг, не оставалось ничего иного, как удалиться в свои покои, закрыв наглухо двери и окна, чтобы внутрь не мог донестись ни единый звук, ни хоть слабый возглас ликующей толпы, громко приветствовавшей каждый удачный выстрел по мишени.

Я сидела между Фригг и Фрейей, специально приехавшей на праздник вместе с нашим отцом. Невольно провожая Ньёрда глазами, я поймала себя на мысли, что он гораздо чаще подходит к Скади и перекидывается с ней несколькими словами, нежели сам её жених; впрочем, я лучше, чем кто-либо другой, понимала причину происходящего и не придала этому особого значения. Мелькнула в голове мимолётная мысль: замечает ли это кто-нибудь ещё, кроме меня? – но склонившаяся к моему уху Фрейя тут же отвлекла меня от всего происходящего вокруг, стиснув моё запястье:

– Дорогая сестра, если бы ты знала, как я счастлива, что Тор наконец-то женился и визиты его в Ноатун прекратились! Совсем! Отец конечно же ходит мрачнее тучи и не разговаривает со мной, но это для меня теперь совсем ничего не значит, и, думаю, ты знаешь почему…

– Ёрмунганд?

Фрейя кивнула, и глаза её сияли.

– Он приходит каждую ночь и остаётся до рассвета. Покидать Ноатун опасно – отец может заметить, да и Скади что-то зачастила, того и гляди столкнёшься с ней где-нибудь в парке или на берегу… Но Ёрмунганд умеет скользить так бесшумно в облике змея, что даже я порой не слышу, как он вошёл, а он уже стоит за спиной и улыбается… И улыбка его так тиха и странна и чем-то похожа на улыбку Локи. Ёрмунганд не любит подолгу оставаться в человеческом обличье, говорит, что чувствует себя в нём уязвимым, и иногда, просыпаясь утром, я вижу, что на соседней половине кровати лежит, свернувшись кольцами, гигантский золотой змей. Вначале я боялась, но потом он объяснил мне, что это самое невинное из его обличий и он принимает его специально для меня. На самом же деле он уже так велик, что может, находясь в океане, обнять весь Мидгард. Знаешь, он очень любит этот странный мир и говорит, что является его Хранителем.

– Не нравится мне всё это… – пробормотала я, увлёкшись своими мыслями.

– Ты не одобряешь наши отношения? – Мечтательная улыбка тут же исчезла с лица Фрейи.

– Нет, нет, что ты! Я очень рада за вас обоих. Просто я думала о Ньёрде и Скади. Что между ними может быть общего?

– Не знаю… – Фрейя растерянно пожала плечами. – Но ты права, это странно. Я бы понаблюдала за ними, у меня есть все возможности для этого. Но, Сигюн, ты же понимаешь, сейчас все мысли у меня заняты Ёрмунгандом. Он такой тёплый, даже в обличье змея. И совсем не скользкий, как я раньше думала. Какая же я была глупая! У него такие удивительные глаза, Сигюн! Жёлтые и немигающие, и в то же время в них столько ласки и любви… Я не думала, что такое возможно хоть с кем-нибудь из мужчин.

Похоже, Фрейя могла щебетать о своём Ёрмунганде дни и ночи напролёт, но нет, Фрейя не была бы Фрейей, если бы не помнила обо всех, кто хоть когда-либо хоть каким-либо образом коснулся её судьбы, и в первую очередь это был, конечно, Тор.

– Как он? – спросила она уже гораздо громче. – Счастлив, конечно, ведь Сиф столько лет была рядом с ним, разделяла все его увлечения, в буквальном смысле была боевой подругой. Я видела, как она смотрела на него, когда он стоял рядом. Она любовалась им, и в её взгляде было столько гордости за него, но одновременно и нежности, заботы и тепла. И вот теперь – законная супруга. Она наконец получила всё, чего хотела. А скоро у неё будет малышка, да, Сигюн? Фригг сказала, Сиф ждёт дочь.

«А Тор – сыновей от Ярнсаксы», – подумала я, но вслух ничего не стала говорить, только улыбнулась и кивнула Фрейе.

– Кажется, Бальдр не слишком любит холод, – продолжала Фрейя, оживлённая сегодня больше, чем когда бы то ни было. – А Скади – она же лыжница – и дня не может прожить без снегов и сугробов. Странная пара… Как-то Бальдру покажется замок Тьяцци? Говорят, там огромные, вечно холодные залы и маленькие окна, чтобы хоть как-то сохранить тепло, и поэтому в комнатах царит постоянный полумрак.

– Мне тоже кое-что кажется странным, – вмешалась Фригг, сидящая рядом. – Впервые слышу, чтобы жених и невеста перед свадьбой едва ли перекинулись парой слов. Я вижу, Бальдр избегает Скади. Напрасно Один дал ей такое обещание. Кажется, он повелел построить специально для неё замок возле самых высоких гор, раз уж ей так нужны снежные вершины. Так делали всегда, с незапамятных времён, когда асы брали в жёны ётунских женщин, потому что они никогда не уживаются под одной крышей с асиньями.

– Напрасные хлопоты, – услышали мы прямо над собой и, как по команде, подняли головы. Над нами стояла Нанна, держа под руку своего слепого брата Хёда, и в голосе её, обычно тихом и плаксивом, звучало сейчас подлинное торжество. – Не будет никакой свадьбы. Бальдр только что сказал мне об этом. Он найдёт способ избежать этого позора, посмешища для всего Асгарда!

– Он ослушается отца? – Фригг побледнела.

– И что в этом такого? Времена, когда асы брали в жёны ётунских великанш, уже будучи женатыми на асинях, канули в прошлое. Скажи, Фригг, разве ты была равнодушна к тому, что Один, став уже твоим мужем и поклявшись в вечной любви, тем не менее брал себе конкубин? Их имена известны всем в Асгарде. Ходят слухи, что Ринд, дочь короля Русов, была взята им силой, оттого её сын, Боус, и явился на свет уже слегка помешанным. Никто, даже сам Один, не может сдержать приступов его ярости. А Бальдр любит меня. Он не хочет быть мужем Скади даже во исполнение прихотей своего отца.

Фригг дрожала всем телом, и кто знает, каких эмоций было в этот момент больше в её душе: страха перед гневом Одина или собственной едва сдерживаемой ярости. Мы с сестрой переглянулись.

– Как смеешь ты разговаривать в таком тоне с царицей?! – воскликнула возмущённая до глубины души Фрейя.

– Смею, – язвительно усмехнулась Нанна. – Все трепещут перед Одином, даже если его приказания несправедливы или просто недальновидны! Возможно, Бальдр будет первым, кто положит этому конец!

И, высоко подняв голову, не дожидаясь нашего ответа, она прошествовала дальше.

– Я такая счастливая сегодня, Хёд, словно в день нашей с Бальдром свадьбы, – услышали мы её удаляющийся голос.

– Не нравится мне всё это, – пробормотала я, ища глазами Локи, но, как на грех, его нигде не было видно.

– Один не из тех, кто меняет свои решения, – отозвалась уязвлённая до глубины души Фригг. – Да и Скади упряма и горда. Если всё сказанное Нанной правда, нам всем не избежать скандала!

– Бальдр не нравился мне уже тогда, когда ты влюбилась в него как кошка, – угрюмо проворчал Хёд. Они с сестрой отошли на незначительное расстояние и остановились. Мы по-прежнему могли слышать их разговор довольно отчётливо. Было ли это сделано намеренно? – Не нравится он мне и теперь, когда решил взять вторую жену, великаншу. Он такой же, как и его отец. Сколько у Владыки Асгарда сыновей от ётунских красавиц? Лучше бы тебе всегда оставаться дома, со мной, Нанна. Разве же я недостаточно тебя любил?

– Замолчи, Хёд, нас могут услышать. – Нанна беспокойно оглянулась по сторонам.

– Так, как я, тебя никто не будет любить, – ничуть не сбавляя тона, продолжал Хёд, не обращая ни малейшего внимания на увещевания сестры.

– А не хотел бы ты пострелять по мишеням, Хёд? – нарочито громко воскликнула Нанна, отчаявшись угомонить брата иным способом. – Помнишь, как прежде: ты натягиваешь лук, я направляю твои стрелы! У нас неплохо получалось!

Хёд перестал ворчать и заметно оживился.

– Я сейчас. – Нанна быстро поцеловала его в щёку.

Я тем временем вертела головой во все стороны, привстав со своей раскладной скамеечки, но Локи нигде не было. Мне вдруг подумалось, что такого никогда не случалось: стоило мне оглянуться, стоило протянуть руку – он всегда оказывался рядом, и я привыкла к этому и перестала замечать, а вот теперь…

– Кого ты ищешь, Сигюн? – Фрейя недоумённо взяла меня за руку.

– Локи… Я ищу Локи. Ты не видела его?

– Странно… Он всё время был здесь, стоял неподалёку.

И тут я поняла, что пошло не так. На моих глазах в плотной ткани нашего такого прочного, такого незыблемого мира образовалась прореха, пока ещё не заметная никому, кроме меня, но очень скоро она изменит всё, изменит этот мир, само его существование. Я стояла с расширенными от ужаса глазами, обречённая быть бессильным и беспомощным свидетелем начала этих перемен, которые грезились Фригг в кошмарах и которые она пыталась предотвратить, но, увы, далеко не всё в будущем подвластно нам, застрявшим на перепутье.

Нанна вложила в руки Хёду лук, и он, как все слепые, быстро перебирая пальцами, нащупал рукоятку и обхватил её ладонью. Нанна бережным движением вынула из колчана стрелу и помогла брату поместить её на полочку.

– Дальше я сам…сам! – бормотал он, отталкивая руки Нанны, поднимая лук, но второпях задирая его выше, чем нужно, так, что наконечник стрелы оказался направлен прямо в безоблачное, безмятежно синее небо. – Отчего такая дурацкая гнутая стрела? Из чего, ётун её разбери, она сделана?

– Веточка омелы, мой друг. – Нанна пыталась успокоить брата. – Как и всегда… Чтобы ты никого не поранил ненароком.

– Омела, всякий раз омела! – Хёд в сердцах отшвырнул гибкий нетвёрдый прут. – Я оттого и проигрываю всякий раз, что твои стрелы не в состоянии даже вонзиться в мишень! Я хочу наконец настоящую стрелу, дай мне её, всё равно ты не в состоянии прицелиться как следует!

– Хорошо, милый, только успокойся. – Нанна старательно выбирала из колчана стрелу из омелы поровнее. – На, возьми вот эту!

Хёд нетерпеливо выхватил из рук сестры стрелу, наложил на полочку лука, натянул тетиву…

И в этот момент я увидела наконец Локи, стоящего с Тором рядом и о чём-то с ним увлечённо беседующего. Но это было лишь отражение…

На самом деле он стоял передо мной, невидимый ни для кого, кроме меня.

– Сигюн… – раздался едва слышный шёпот, и тоска, смертная, невыразимая тоска, прозвучала в голосе.

Моё сердце сжалось.

– Локи, не надо, Локи, остановись!

Я хватала его за руки, пытаясь заглянуть в глаза, но он отворачивался, только без конца прижимал к ледяным губам мои пальцы. Тихо шевельнулись губы, произнося заклинания, едва различимые, на грани слышимости.

Стрела из омелы сделала плавный разворот и вонзилась в сердце Бальдра. Только я видела, что в последний момент её наконечник на секунду превратился в крохотную чёрную головку змеи, разинувшей свою хищную пасть…

Время остановилось. Кто-то из мидгардцев, умеющих возноситься к вершинам такого же величия, как и более старшие сыны всех девяти миров, произнёс однажды: «Распалась связь времён…» И это было как раз тогда. Локи поднялся с колен и прижал меня к себе. Он выглядел усталым, очень усталым, словно в его глазах отразилась скорбь всех вселенных, но эта скорбь была не по Бальдру.

– Бальдр! – жутко завыла Нанна, отталкивая от себя Хёда.

– Что? Что случилось? – вопрошал бедный слепец, поворачиваясь во все стороны и руками нащупывая и не находя опору.

Но Огун уже налетел на него и одним ударом размозжил череп.

А Бальдр уже уходил, и глаза его не смотрели больше в этот мир, они были устремлены в тот, другой, ради которого он принял смерть, и поэтому тихая улыбка не сходила с его губ до самого конца.

Со всех сторон к нему бежали асы, и впереди всех, спотыкаясь и падая, бедная Фригг.

На коленях перед сыном стояла она, а потом, когда в его глазах уже угас свет, бережно уложила голову Бальдра себе на руки и нежно баюкала, как, должно быть, баюкала его, когда ещё он был младенцем. Она не рыдала, не голосила, но слёзы безостановочно катились из её глаз, и никто из нас не смел подойти к ней, чтобы не помешать последним мгновениям её прощания с сыном.

Огромный погребальный корабль соорудили асы для Бальдра. Одетого в драгоценные уборы, возложили его на самую вершину корабля, и Фандрал уже готов был поднести факел к смолистым брёвнам… Но только даже могучий Тор не сумел столкнуть громадную ладью со стапелей в воду. И тогда он призвал на помощь Ярнсаксу. Великанша упёрлась одним плечом в корабль… Земля дрогнула, и сапоги Ярнсаксы, заскользив, ушли на пару дюймов вглубь, однако погребальная ладья сдвинулась с места и заскользила к воде. Фандрал бросил факел… Пламя вспыхнуло и вмиг охватило корабль целиком. Сиф развернулась и, стараясь не смотреть на Ярнсаксу, пошла прочь.

И в этот миг Нанна со страшным криком кинулась к кораблю. Всё произошло настолько быстро, что никто не успел даже толком среагировать, не то что удержать её. Пламя охватило Нанну мгновенно, и вопль безумия превратился в крик боли. Она еще пыталась спрыгнуть с ладьи в воду, но чёрные обугленные руки словно намертво прикипели к смоле, и так она плыла в глубь озера вместе с пылающим кораблём, пока крики её окончательно не стихли. Пламя поглотило её, воссоединив с мужем, как она того и желала.

Поздно ночью в наши покои постучалась Фригг.

– Нанна пришла сегодня к Одину неприкаянным призраком, – сказала она. – Хель отвергла её, против всех правил не приняв в своём царстве. Жутко было видеть Нанну здесь стенающей, мёртвой. Не пристало так поступать с асиней знатного рода.

Локи молчал, отвернувшись к окну. Фригг застыла посреди комнаты, окаменев как скала, ни поворота головы, ни даже движения глаз. Тишина с каждой минутой становилась всё более давящей, я отступила в тень и затаилась у изголовья кровати.

Локи сидел на подоконнике, подтянув колени к подбородку. Мы уже погасили светильники, готовясь ко сну, поэтому в комнате царила почти полная темнота, лишь узкая золотая полоска лежала на полу, протянувшись из детской.

– Нанна не заслужила… – начала Фригг, подходя к Локи и протягивая к нему руку, но так и не решившись коснуться его.

– Что ты хочешь от меня, мама? – мягко произнёс Локи. И этот тон оказался столь неожиданным, что Фригг осеклась на полуслове.

– Хель твоя дочь… – пробормотала она.

– …а Бальдр твой сын, – закончил за неё Локи. – Нанна не сказала тебе, что он тоже был там, у потока Гьёль? Они не пустили Нанну в Хельхейм вместе. Сказать тебе – почему? Вряд ли в этом есть необходимость. В иных ситуациях третий лишний.

У Фригг подкосились колени. Соскользнув с подоконника, Локи подхватил её и усадил на скамью. Её лицо скривилось, но она не плакала, только спросила срывающимся голосом, полуобернувшись ко мне:

– Ты знала, Сигюн?

– Да.

– О Небо! – Фригг закрыла лицо руками.

– Бальдр сделал свой выбор. – Локи присел перед матерью, положил ладони ей на колени. – Он ушёл в Хельхейм, потому что этого хотел. Он осознавал свою вину перед Нанной, но иначе поступить он не мог.

– Он мог хотя бы поговорить с ней, перед тем как принимать такое решение! Он мог поговорить со мной!

– А Один мог бы не обещать Скади любого мужчину в Асгарде взамен Тьяцци! Что толку перебирать несбывшиеся возможности, мама…

– Нанна любила его больше собственной жизни, она добровольно последовала за Бальдром в Хельхейм…

– Нанна любила только саму себя! Она не давала Бальдру и шагу ступить от себя. Знаешь, мама, есть любовь, которая удушает.

– Нанна была больна, она лишь хотела, чтобы Бальдр не уходил надолго от её постели!

– Ты хоть иногда задумывалась, что за болезнь могла столь надолго уложить асиню в расцвете лет в постель столь надолго? Мы же не в Мидгарде, мама. Ну что ж, теперь она вылечилась окончательно. Один уже отправил её в Валгаллу?

Фригг поднялась со скамьи, гордо выпрямила плечи:

– От тебя ничего не скроешь, Локи.

– Не надо быть провидцем, чтобы сложить два и два. – Локи пожал плечами. – Из Нанны получится великолепная валькирия. Намного лучше других.

– Как ты жесток с ней!

– А как она была жестока с Бальдром! – Глаза Локи сузились. – Не оставила его в покое даже после смерти, да еще таким демонстративным способом. На виду у всего Асгарда… Это смахивает на ритуальное самоубийство!

Такая открытая издёвка прозвучала в его последних словах, что Фригг не выдержала, быстрыми шагами вышла за дверь, даже не притворив её за собой.

Вздохнув, Локи подошёл к двери, запер её на засов, а потом, шлёпая босыми ногами по полу, скользнул ко мне и вытащил меня из моего убежища в углу между стеной и изголовьем.

– Чего ты испугалась, моя маленькая? – проговорил он, беспрерывно целуя меня. – Это ведь всего лишь Фригг, а не вестница Рагнарёка. И у нас с тобой ещё есть время… достаточно времени, чтобы любить друг друга до изнеможения.

– Ты в последнее время постоянно говоришь о Рагнарёке. – Я осмелилась заглянуть Локи в глаза.

Он улыбнулся, но глаз не отвёл, и лёгкая грусть мимолётной тенью мелькнула в его зрачках.

– Всем известно древнее пророчество, настоящее, не лже-кликушество Вёльвы.

– Оно виделось Фригг в зале Грёз Фенсалира… Путь к Рагнарёку начинается со смерти Бальдра. После его гибели Рагнарёка не избежать.

– Фригг сама не раз говорила, что будущее неоднозначно, что мы сами влияем на него своими деяниями, даже помыслами…

Локи откинулся на подушки, разбросал руки в стороны, запрокинул голову так, чтобы видеть окно.

– Почему только в Мидгарде меня назвали Богом Обмана? – шутливо обратился он ко мне. – Я ведь говорю одну лишь правду… О, я знаю, Сигюн, и люди и асы склонны обольщаться, и истина порой для них непереносима. Вот они и утешают самих себя, называя вестника правды обманщиком.

…За окном – непроглядная ночь, ночь перед бурей, когда облака сгущаются, смыкают свои шеренги, громоздятся друг на друга, как грозные штурмовые башни сдвигаются перед осадой.

В комнате тепло, и мы закроем ставни, зажжём один единственный крохотный светильник, который будет ласковым живым огоньком освещать эту ночь, нашу ночь… Мы укроемся от всего мира и до утра не сомкнём глаз, лаская друг друга…

А наутро зов военной трубы разбудил спящий Асгард. Сигнальные огни на сторожевых башнях вспыхнули и разнесли повсюду весть, что войско Гримтурсенов, возглавляемое Скади, движется к золотому городу.

– Вы обманули меня, асы, – закричала она, задрав голову высоко к зубцам стены, беспрерывно гарцуя на своей белоснежной лошади. – Вы обманули меня дважды: вначале хитростью заманили в смертельную ловушку отца, а потом пообещали мужа как выкуп за его смерть и тут же убили моего жениха, не дожидаясь дня свадьбы! Что же, если вы не желаете поступать по справедливости, я добьюсь этой справедливости силой!

Скади высоко вскинула руку, потрясая копьём, и лес копий в то же мгновение вырос за ее спиной: это ётуны салютовали своей предводительнице, поддерживая её речь воинственными криками.

Блистая доспехами, Один выступил вперёд, и Тор стоял по его правую руку, поигрывая Мьёлниром, а чуть поодаль от них стоял Локи, положив ладонь на ещё холодный от ночной росы камень стены.

– Ещё можно всё решить миром, дочь Тьяцци! – крикнул Один, и далеко по холмам эхо разнесло его голос.

– Нет! – Скади завертелась как волчок, с губ её лошади летели клочья пены. – Ты ничего не можешь мне предложить, Всеотец. Похоже, Бог Обмана теперь правит в Асгарде, не знаю уж, как ему это удалось, хитростью или лестью. Готовьтесь к бою, асы, и да будет он беспощадней, чем все войны, которые когда-либо велись между нашими мирами!

Она взмахнула рукой, и, бряцая оружием, йотуны бросились к стенам Асгарда, таща за собой приставные лестницы и окованные железом тараны.

– Видит Небо, я этого не хотел! – крикнул Один во всю силу лёгких, перекрывая грохот движущейся армии. – Воины Асгарда, к бою! Не посрамим нашу честь перед лицом древнего врага, который испокон веков только и ждёт повода, чтобы напасть! Тор, Локи! Ведите наши войска в славную битву!

– Постой, Всеотец. – Локи подошёл к самому краю стены, вглядываясь куда-то вдаль.

– Не подвергай себя напрасному риску, брат! – Тор отдёрнул его за плечо прочь от зубца, лишённого бойницы, поверх которого смотрел Локи. – Гляди, лучники вот-вот пустят стрелы!

Но Локи вовсе не интересовала армия ётунов, окружившая город плотным кольцом. Его взгляд был устремлён куда-то в сторону моря, где почти на горизонте маячила быстро приближающаяся бурая точка. Еще несколько мгновений – и острое зрение асов уже могло различить всадника на гнедой лошади с чёрной развевающейся гривой, несущегося во весь опор.

– Разыграно как по нотам, – пробормотал Локи себе под нос, но никто, кроме меня, этого не расслышал.

Собственно, слова эти не предназначались и мне, но при первых признаках опасности я подошла к мужу так близко, что случайно уловила даже их, хотя они и напоминали больше лёгкие колебания воздуха.

– Что это, Локи? – встревоженно прижалась я к нему, кладя ладонь сзади на его плечо.

– Я не знаю. – Муж обернулся ко мне, и впервые за все те годы, которые мы прожили вместе, я увидела тревогу у него в глазах. – Знаю только, что нападать Гримтурсены не собирались.