Текст книги "Чужое лицо"

Алексеевок в России и, наверное, под Москвой – как грязи. Именно поэтому я попросил, чтоб Настя, услышав Белакова, затараторила:

– Простите, что звоню вам, я сама из Алексеевки, где Вика живет. Я и без причин позвонила бы, специально из блокнота Вики ваш телефон списала, но сейчас просто обстоятельства заставили. Мы в Москву с другом приехали, и у него кошелек вытащили. Не займете денег на электричку? У нас тут знакомых нет. Мы вам паспорта оставим, а через неделю долг привезем. Нам бы четыреста рублей…

Слова Белакова было не разобрать, я понял только, что он завалил Настю вопросами.

Готова ли она к ответам? Все ли мы предусмотрели?

– Вот я и хотела вам позвонить, чтоб рассказать, как она поживает. Плохо ей у нас. Говорит, если бы Белаков простил ее, дуру, то не мерзла бы, сажу бы с рук не смывала холодной водой. У бабки, где она живет, печка плохая.

Насчет печки – неплохо придумано. Простенько, но убедительно. Для меня, во всяком случае. А вот как для Белакова, не могу знать. Он опять что-то бубнит в трубку.

– Ой, – отвечает Настя. – Да нам все равно, куда скажете, туда и подъедем, пусть хоть ваш водитель деньги передаст и паспорта наши заберет.

Нехорошая, конечно, подсказочка. Но думаю, у Белакова сейчас на уме не деньги, а Вика. И если прав охранник, что он ее разыскивает, то Белаков лично захочет нас увидеть.

– Во сколько отправляется наша электричка? – переспрашивает Настя и закусывает губу. Но тут же выходит из трудного положения. – Да электрички к нам часто ходят… Мы у метро стоим. Какая ваша станция? А подъезд? Запоминаю, запоминаю…

Потом она вешает трубку и смотрит на меня:

– А нельзя сделать так, чтоб я к нему не ездила?

– Нельзя, – качаю я головой.

6

Белаков узнал меня сразу, он до того обалдел, что пришлось его, как скульптуру, сдвигать с порога, дабы войти в просторную прихожую. Слава богу, сопроводивший нас на нужную лестничную площадку охранник, остававшийся за спиной, у кабинки лифта, этого не заметил и уехал вниз.

Вполне допускаю, что в комнате Белакова есть потайная кнопочка, из тех, которые часто показывают в боевиках. Хозяин ее нажимает, тотчас врываются костоломы и скручивают тебе руки. Потому я легонько толкнул хозяина квартиры, усаживая его в ближайшее кресло.

– Очко держит? – спросил при этом весьма вежливо, как бы невзначай напомнив последствия нашей первой встречи.

Белаков выдавил жалкую улыбку.

Настя тоже чувствовала себя не блестяще, застыла у порога, покусывая губы. Я понял, что нечего тратить время на праздные разговоры. Остался Белаков засранцем или нет – проблема лично его. Сейчас надо говорить о главном – для меня.

– Что ты знаешь о Вике?

– Я и пальцем ее… – У него заблестели от слез мелковатые глазки. – И пальцем не трогал.

– Пусть будет так. Но не поверю, что ты не знаешь, кто изрешетил машину Бабашвили, с которым она ехала.

– Знаю. – Он дышал тяжело, видно, сдавливало сердце. И у тварей, выходит, сердца есть. – Убивали только врача, его кабинет прослушивался, и Бабашвили делал многое не так, как надо было.

О прослушках я узнал от Шарова-младшего, к сожалению, слишком поздно, предупредить Илью Сергеевича уже не мог.

– А как и кому надо было? – спросил я. – Тебе?

– Нет! – Его руки, лежавшие на подлокотниках кресла, вздрогнули. – Клянусь! Я к врачу не имел ни малейшего отношения, только Вику туда пристраивал, и то через Шарова.

– Вы с ним большие друзья?

Белакову вопрос пришелся не по душе, он опустил глаза, разглядывая свои мягкие, отделанные натуральным мехом тапочки:

– А что здесь плохого? Шаров крупный предприниматель, многое делает для России.

– Это ты в телекамеру как-нибудь скажешь. Меня сейчас интересует другое: как купивший тебя Шаров хочет распорядиться моей жизнью. Разговор на эту тему у вас был, не так ли?

– Его можно понять, он потерял сына. И настаивал, чтобы убийце дали вышку.

– Настаивал – это как?

Дыхание у Белакова наконец выровнялось, он успокоился, но настороженно наблюдал за каждым моим жестом. Думаю, боялся, что я подойду и съезжу по его упитанной физиономии, по мешкам, висящим под глазами. Видно, в жизни его били очень мало.

У меня действительно зачесались кулаки, но я сдержал себя и повторил свой вопрос:

– Так что такое – настаивал?

– Шаров знал, что у меня есть некоторые связи с полицией, вот и просил посодействовать…

– У меня нет отца, – сказал я.

Белаков уставился в меня белесыми глазами, наверняка не поняв, к чему я клоню. А чего мне клонить? За меня никто не похлопочет, ни прижизненно, ни посмертно. Мне самому надо драться за себя.

– Анатолий Шаров вез меня со своей бандой за город, чтоб утопить в карьерах, – пояснил я. – По-твоему, мне надо было самому привязать камень к шее и прыгнуть в воду?

– Я не судья, я не выясняю, кто прав, а кто виновен. – Белаков обретал все большую уверенность и даже забросил ногу за ногу. – Но то, что ты очень многим перешел дорогу, – факт.

– И тебе?

Он не ответил, только поджал губы.

– Вернемся к вопросу о Вике. Ты знаешь хотя бы примерно, где она?

– Знаю, что не в Москве. Тут проверены все варианты. Она никому правду не сказала. Даже соседям. Цветы им отдала, чтоб поливали, а объяснила, будто в Сочи собирается, отдохнуть недели на две. А мне при последней встрече намекнула, что, наверное, съездит к морю в Ялту. Мы когда-то были там, лазили по горам, пили вина. Но нигде ее следы пока не найдены. Самолетом она не улетала…

– Зачем ты ее ищешь?

Он до того удивился вопросу, что даже открыл рот, глядя на меня. Уже не с испугом, а с интересом посмотрела на него и Настя.

– А ты зачем? – наконец ответил он вопросом на вопрос.

– Я – другое дело, я ничем не обременен: ни семьей, ни детьми, ни должностью.

Белаков кивнул:

– Так и думал. А я – наоборот, обременен всем, чем только можно. Но жена уже съехала с этой квартиры, с дочерью никаких контактов, да и потом, она далеко отсюда, в Испании живет, замужем там. А должность для меня не бремя.

– Не бремя, – улыбнулся я. – Способ существования. На хлеб хватает?

Он, кажется, не понял юмора.

– Я бы показал Вике мир. Я часто езжу за границу, и есть такая возможность… Я порой вел себя с ней не так, как надо бы, но после того, как она исчезла, многое понял. Такой женщиной надо дорожить. Она умеет быть благодарной. А я дал ей много и еще больше дам. Я ведь знаю ее еще с тех лет, когда она…

– Я в курсе, – сказал я. – Но воспоминаниям будешь предаваться в другой раз. Значит, где ее искать, ты не знаешь?

– Если бы знал, уже нашел. Мы… – Он подумал, потом махнул рукой. – Ладно, чего там: скажу. Мы с ней говорили, когда она уже вышла из больницы, а ты сидел на нарах… Так вот, я предлагал ей оформить наши отношения. С женой я уже, можно сказать, развелся, осталось уладить лишь формальности. Разговор прошел в очень хорошем тоне.

Мне тоже захотелось упасть в кресло: предательски дрогнули колени. Белаков продолжал:

– Правда, Вика ответила, что пока не увидит тебя живым или мертвым…

Он запнулся, явно испугавшись своих же слов, растерянно взглянул на меня.

– В хорошем тоне, – повторил я. – И сразу после такого хорошего разговора она, никому ничего не сказав, уехала?

Политик поднял на меня испуганные глаза:

– Не веришь? Все было именно так! И раньше иногда она сама уезжала отдыхать, но звонила, и я ее провожал в аэропорт или на вокзал. А в этот раз лишь упомянула о Ялте, но число не назвала… Да и нет ее в Ялте!

– Кто в нее стрелял?

– Стреляли не в нее, я уже тебе говорил об этом. Бабашвили с ума сошел: послал всех к черту и решил бросить работу, уйти оттуда. Но он ведь столько знал, у него же лечились не люди с улицы… А Вика оказалась в его машине случайно: упросила врача подбросить ее в город.

– Бежала, другими словами? Бежала оттуда, куда ты ее упек?

– Там ведь обслуживание – люкс! Разве я мог предположить, что все так закончится?

Я сделал шаг к креслу, в котором сидел Белаков, сжал кулаки:

– Ты так и не ответил, кто конкретно стрелял по машине Ильи Сергеевича.

Лицо политика опять стало серым, Настя сморщила носик, учуяв нехороший запах.

– Кто? – повторил я.

– Фамилии не знаю. Могу лишь сказать, что это были люди Шарова. Лечебницу как раз он содержал, на паях с друзьями.

– Не знаю, как Вика, а ты, кажется, хотел бы меня видеть только мертвым. И тут мечты твои и Шарова совпадают, – сделал я вывод.

– Нет. – Белаков снова тяжело задышал. – Если бы Вика узнала, что я хоть пальцем пошевелил, чтоб тебя… это… убрать… – слова давались Белакову тяжело, – она бы не осталась со мной ни на минуту. Тогда бы я ее точно потерял. Даже если бы тебя… это… без моего участия, она не поверила бы. Мне было бы невыгодно, если бы тебя… Нам надо обязательно встретиться втроем и поговорить.

– Что за запах? – протянула Настя, и я понял, глядя на вжавшегося в кресло Белакова, что пора уходить. Ничего нового я больше не узнаю.

– Насчет Вики буду тебе звонить, – сказал я напоследок. – Номер сотового продиктуй.

Он протянул мне визитку.

– И очень прошу не дергаться. В том плане, чтоб не вздумал нам помешать выйти отсюда.

На первом этаже из уже знакомой мне будочки выглянул парень, без всякого подозрения, скорее с любопытством осмотрел нас. Это был другой охранник, но такой же молодой и широкоплечий, как тот, которого я угощал пивом.

– Алло! – сказал женский голос. – Это вы?

– Это я, но не думаю, что именно я вам нужен.

Я уже собрался положить трубку на место и выпить-таки налитый в тонкостенный стакан коньяк, решив, что звонок в номере раздался по ошибке, но услышал:

– Вы нужны, вы. Теперь я хочу нанести вам визит. Теперь у меня испортился телефон, а надо срочно позвонить.

Я понял, что это напоминала о себе та дама, соседка по этажу, к которой я заходил накануне. Не думал, что вынужденное знакомство будет иметь продолжение.

– Но откуда же вы звоните, если у вас… – начал было я, но женщина перебила меня:

– Какой вы недогадливый! Ладно, если хотите, я сейчас свой телефон нечаянно уроню на пол. Разобью! К чертям собачьим! После этого откроете мне дверь?

Я понял, что моя собеседница вновь в крепком подпитии. Видеться с ней не очень хотелось, но и слов для отказа от встречи не нашлось.

– Дверь уже открыта.

– И коньяк разлит в хрусталь?

Я невольно покосился на стакан, зажатый в руке. Проницательнейшая женщина!

– Тогда речь шла о кофе.

Она рассмеялась:

– Даже если бы раньше речь шла о простой воде, вы должны были мне сейчас и немедленно предложить чего-нибудь покрепче. Посмотрите за окно: там снег и ветер, там так противно, а тут подворачивается шанс посидеть в уютном номере с совсем неглупой женщиной. И не совсем старой, между прочим. – Последние слова были произнесены вроде как с горечью. – Поручик Ржевский этим бы непременно воспользовался.

– Можете не верить, но коньяк уже стоит на столе.

– Тогда я слишком много говорю…

Я едва успел нарезать солоноватый сыр, как соседка вошла, без стука, с огромной коробкой конфет. Она показалась мне моложе, чем при первой встрече, хотя была одета по-домашнему: в длинный халат, перехваченный пояском, и мягкие шлепки. Водрузила в центр стола коробку, открыла ее.

– Это так сейчас мужики внимание к дамам проявляют. Я в командировку сюда приехала, ждала, что пригласят в ресторан, на дачу отвезут, баньку организуют… Нет! Пришлось одной в номере пару стопок выпить, чтоб тонус поддержать. Эти столичные извращенцы научились только руку слюнявить: «Всего доброго, хорошего вам отдыха!..» А мне, живой и дебелой, какой отдых нужен, а? Оторваться на полную катушку, потому что в лучшем случае только раз в год дом и покидаю. Неужели им трудно до этого додуматься?

Наверное, вопрос этот в большей степени адресовался не абстрактным «им», а хозяину номера. Женщина с уверенным веселым прищуром смотрела на меня, от нее пахло медовой антоновкой.

– Будем знакомиться? – спросил я.

Она медленно покачала головой:

– Не сразу. Надо, как положено, на брудершафт налить, стать рядышком, ну, и все прочие условности выполнить… – Губы ее раскрылись, обнажив затрепетавшее жало язычка.

Я вспомнил почему-то, как стоял обнаженный под душем с Викой, и как мне тогда не хватало воздуха, и как кружилась голова, и неуклюжим, чужим ощущалось свое же тело. Теперь все было иначе. Просто приятная дрожь прошла по мышцам, оставив в них силу.

По полстакана коньяка мы выпили, как выпивают воду люди, испытывающие жажду в раскаленной пустыне. Потом поцеловались, и поцелуй был так глубок, что встретились наши зубы. Пальцы ее начали искать пуговицы на моей рубахе. Мне было легче: я просто потянул за поясок, и узел распался, халат ее распахнулся, обнажив удивительно белые на загоревшем теле груди.

– Еще ничего, да? – спросила она, чуть отстранившись. – Такое тело – и без толку увядает. А ему не хочется увядать. Ты мне ладонью рот прикрывай, ладно? А то я быстро завожусь и ору, как стерва последняя, весь этаж перепугаю.

– Выпьем еще немного или сразу любовью займемся? – деловито спросил я.

Женщина невесело улыбнулась:

– Какая там любовь! Нет уже любви. Есть сброс энергии. Столько накопилось всего… Тебе еще, наверное, меня не понять, ты вот какой, не циник еще, не Ржевский…

Ее звали Аллой. Она преподавала историю в одном из южных университетов.

Столкнись я с этим человеком даже лицом к лицу на улице, я бы его не узнал. Мы виделись всего лишь раз, и то в темном салоне машины.

Тогда я разглядел лишь пятнышко краски на правом плече его куртки.

Теперь эта куртка висит на вешалке, а мы с ним сидим за столом в моем номере, пьем чай с конфетами, которые оставила у меня вчера Алла. С утра я пошел к знакомому уже газетному киоску и там получил известие, что в двенадцать дня ко мне заявится гость. И он заявился ровно в двенадцать.

– С Таранченковым, значит, встречался?

– Да, как и планировалось.

– Чего он хочет от тебя?

– Еще не сказал, но скоро, думаю, скажет.

– Скажет. Он будет просить убрать Шарова.

Я кивнул.

– Всю черную подготовительную работу, естественно, возьмет на себя его гвардия, тебе выдадут полный банк информации об этом типе. Где любит ходить, у кого бывать, что у него за охрана.

– Таранченков жаловался, что у него кадры туповатые. Если это на самом деле так, то мне кажется, мало чего они узнают.

– Дело не в кадрах, а в деньгах. – Мой гость вновь наполнил стакан кипятком, бросил туда два пакетика заварки. – Таранченков просто купит всю нужную ему информацию. Это делается просто, тем более что Шаров жмот и своим людям платит немного. Подчиненные с удовольствием продадут его. К тому же младший Шаров был компаньоном Таранченкова, и от него старик тоже узнавал немало.

– Мне останется лишь самая малость – спустить курок? – спросил я.

– Нет, Кук. Ты передашь нам все сведения, которые узнаешь о Шарове, и по этому вопросу свою миссию будешь считать законченной.

Я невольно рассмеялся:

– Из-за этого надо было человека сначала сажать, а потом вытаскивать из тюрьмы?

– Я же сказал – «по этому вопросу». А вот по другому… По другому нам с тобой придется еще встречаться, потому давай знакомиться.

– Мне можно не представляться?

– Можно. А меня зови Алексеем. – Он вытащил из кармашка рубашки железнодорожный билет, положил его перед собой, разгладил. – Ровно через десять дней ты уедешь в Ростов-на-Дону, хороший теплый город. Станешь жить, как тебе заблагорассудится. Будут у тебя новые надежные документы, деньги на первое время.

– Надеюсь, за этот билет и деньги убивать никого не придется?

– Знаешь, Кук… – Алексей взял конфету, надкусил ее, отложил в сторону. – Никогда не покупай импортный шоколад. Упаковка красивая, а содержимое – дрянь.

– Это не покупка, а подарок, – сказал я, желая определить, какую реакцию мои слова вызовут у собеседника.

– Тем более не жалко выбросить.

– Подарок от женщины.

Алексей поморщился:

– Вообще-то, тебе советовали ненужных знакомств не заводить.

– А я подумал было, что она из вашей конторы.

– Она? Ты говоришь о женщине? – Алексей неподдельно удивился. – По тебе, Кук, информация закрыта, лишь два-три человека в курсе дела, и женщин среди них, естественно, нет.

– Ладно, бог с ней. Ты не ответил на вопрос, какова цена за мою вольную жизнь в Ростове.

– Дорогая. – Он остановил пристальный взгляд на стакане, будто хотел увидеть там нечто необычное. – А ты думал, что долги легко списывать?

– В возвращении долгов я уже дока. Скажи, что я должен сделать.

– Мы вдвоем должны сделать. – Он подчеркнул это еще раз: – Мы. – Но опять ушел от прямого ответа и задал свой вопрос: – Почему без нашего ведома ты ездил к Белакову?

Значит, меня все-таки ведут, и ведут плотно, сделал я вывод. Хотя, вполне возможно, очередной раз меня сдала Настя. Лучше было бы именно так. Ее знаю. Мне почему-то не хотелось, чтоб кто-нибудь знал о моих встречах с Джагой.

Если сдала Настя, то чего же таить…

– Я через него хотел хоть что-нибудь узнать об одной женщине.

– Таранченков тут не помог? Вы ведь обговаривали с Семеном Семеновичем, что с такой просьбой к этому бандиту можно обратиться.

– Обговаривали. Таранченков посылал своего человека к ней на квартиру, но там ничего интересного найти не удалось. Вика не оставила никаких следов, по которым ее можно найти.

Алексей кивнул. Я так понял, что он знал и об этом.

– Найдем твою Вику, не сомневайся. И повезешь ты ее в Ростов, если только Белаков не помешает.

Ясненько: информация ими получена от Насти. Суть нашего разговора с политиком-засранцем она изложила полностью.

– Белаков, Белаков, – продолжил гость. – Многим он как кость в горле. Негодяй и трус. И в принципе хорошо, что ты нашел к нему подход. Можешь позвонить и договориться о встрече в любое время, да?

– И о нем вам тоже нужны сведения?

Алексей опять потянулся к конфете, брезгливо поморщился, но отправил ее в рот:

– Ничего не могу с собой поделать, с детства люблю сладости.

Он явно не спешил с ответом, и мне пришлось слово в слово повторить вопрос. Мой гость как бы нехотя и лениво сказал:

– Сведений о нем полно. Во всяком случае, уже имеющихся достаточно для того, чтобы понять: дерьмо дерьмом. Такие напрасно живут на земле. И особого греха на нас не будет, если мы… В общем, ты понял, да?

Я шоколад не ем вообще и сейчас с ненавистью смотрел, как Алексей жевал конфету.

– Короче, Кук: как это ни парадоксально звучит, но я в твоем распоряжении. Вынашивай идею, как убрать Белакова, я в этом твой первый помощник. Сделаешь дело – получишь свою женщину, билет на юг, деньги. Не спрашиваю, согласен или нет. У тебя нет выбора. Встретимся послезавтра в районе обеда, тут же.

– Во сколько точно? – спросил я, лишь бы не молчать.

– Не волнуйся: даже если выскочишь куда на полчаса, я тебя подожду в номере. Ключи у меня есть.

– Послезавтра четверг, – сказал я. – Везучий для меня день.

Алексей не стал спрашивать почему, поднялся и ушел, чуть кивнув на прощание.

7

На другой день, ближе к вечеру, я позвонил Таранченкову. Прежде всего мне надо было узнать, не нашли ли они каких-либо следов Вики. Хотя, конечно же, было понятно, что женщина эта им до лампочки, а обещание прозвучало лишь потому, что им нужен я. Нужен, чтоб расправиться со стариком Шаровым и не замарать своих рук.

– Кук? – Голос Таранченкова показался мне удивленным. – Представь себе, только что о тебе говорили! Не собираешься подъехать?

– А что, стоит? – спросил я. – Есть новости?

– Стоит.

– Тогда мчусь.

– Нет, – ответил он сразу же. – Погоди чуток, тут у меня некоторые проблемы. Через час выезжай, ладно?

– Как тебе удобно.

– Через час. И лучше не на такси, а общественным транспортом. Троллейбусом, а потом немного ножками прогуляешься.

Настала очередь удивляться мне.

– Может, еще посоветуешь, какого цвета носки и шарф надеть?

Таранченков сменил тон:

– Прости, не хотел тебя обидеть. Просто с просьбой решил обратиться. Но раз ты так воспринимаешь…

Он сделал паузу, скорее всего, специально для того, чтоб я спросил:

– Что за просьба?

– Там, рядом с троллейбусной остановкой, магазин «Магнит». Взял бы пяток банок шпрот. Я, конечно, могу к кому-нибудь из своих сейчас дозвониться, послать, но тебе же почти по пути…

Я вспомнил, как жадно глотал он эти шпротины из банки в нашу первую с ним встречу. Мечтал человек о них всю жизнь, теперь наконец дорвался: желания совпали с возможностями.

– Если так, то куплю, конечно.

Едва положил трубку, позвонила Алла:

– На улице опять мокрый снег, а так хочется тепла и ласки…

Пришлось объяснять ей, что спешу на деловое свидание и приду, вероятно, очень поздно.

– А у меня завтра поезд в шестнадцать, – сказала она огорченно. – Рассчитывала попрощаться как следует с вольным периодом жизни. Но завтра-то забежать сможешь? В районе обеда?

В районе обеда у меня тоже будет деловое свидание – с Алексеем, но коль тот не установил точное время для встречи…

– Буду в двенадцать тридцать.

– Приготовлюсь, – сказала она, хихикнув. На улице действительно валил мокрый снег. Даже сейчас, к вечеру, не подмораживало, и водянистое месиво покрыло тротуар. Людей на улице почти не было. Я пошел в сторону троллейбусной остановки, на которой маячили три-четыре человека.

К удивлению, один из них оказался моим знакомым. Он вынырнул из-под навеса плексигласового козырька и сделал несколько шагов мне навстречу.

– Джага? Каким ветром тебя сюда занесло?

– Я знал, что ты на троллейбусе поедешь. Нам поговорить надо.

– Может, по дороге и поговорим?

– Нет. – Джага затянулся, бросил спаленную до фильтра сигарету под ноги. – Тебе нельзя ехать к Таранченкову. Там от магазина к его дому темный переулок, где Шакал и еще двое на карауле. Они будут стрелять.

– В меня? Уж кто-кто, а Таранченков, зазывавший меня в гости, угощавший коньяком, обещавший помочь мне найти Вику и исчезнуть из Москвы, вроде бы не должен был отдавать такой приказ Шакалу. Я нужен Таранченкову, чтоб разобраться с Шаровым: по крайней мере, он вроде на это надеется. Что же изменилось?

– Я шефа в ресторан один сегодня сопровождал, он там встречался с Шаровым, ты знаешь такого?

Вот тебе и на! Непримиримые враги уселись за один стол! С чего бы это?

– Не знаю, о чем конкретно они там болтали, но довольно долго сидели. Потом, когда Таран уже домой вернулся, он дал мне задание узнать, в каком точно номере гостиницы ты поселился. Я к нему как раз зашел, когда ты позвонил.

Джага полез за новой сигаретой, а я только сейчас заметил, что стою в луже и левый ботинок стал пропускать воду. Сухих островков поблизости не наблюдалось, чернел лишь безводный асфальт на троллейбусной остановке. Но остановка была ярко освещена, и там уже стал скапливаться народ.

– И ты пришел выполнять задание шефа, узнать, в каком номере я живу?

Он замотал головой:

– Я сам по себе пришел. После твоего звонка он сразу Шакала вызвал. Приказал ему, чтобы тебя немедленно убрать, и сказал, где лучше это сделать. Как только ты выйдешь из магазина и завернешь за угол… Там пятачок освещенный есть, а дальше аллея, где шиповник с двух сторон. Кустарник густой, лоза на лозе, спрятаться в нем – нечего делать… Ну, Шакал выслушал, на меня пальцем показал: дайте, говорит, на подмогу. А Таран – нет, ты, мол, пойдешь с человеком Шарова, чтоб тот уж ни в чем не сомневался. И стал звонить кому-то. А меня отпустил.

Я ступил на белую узкую полоску бордюрного камня, окаймляющего дорожку, и потихоньку пошел в сторону гостиницы. Джага зашлепал рядом прямо по лужам.

– Таран меня отпустил, но сказал, чтоб я сидел дома у телефона. Я комнату недалеко от него снимаю.

Я остановился.

– Зачем ты приехал сюда? Тебе это надо?

Он встретился со мной взглядом, сказал, не опуская глаз:

– Так ты же Кук, ты такое прошел… Ты и сейчас выкрутишься, я знаю.

– Иди к телефону, Джага. Таранченков в любую минуту может позвонить.

– Да, еще вот что. У Таранченкова на столе лежало несколько твоих фотографий. Я так понимаю, что тебя фотографировали в его квартире. Обои такие же, занавеска… У него есть вмонтированная в стену камера, это мне его ребята сказали.

– Ребята?

– Ну, те, кто ему служит.

Он потоптался немного, потом повернулся и быстро пошел к дороге.

– Постой.

Джага замер, взглянул через плечо на меня.

– Я забыл сказать спасибо.

– Да чего там.

К остановке подъехал троллейбус, и Джага побежал, чтоб успеть на него.

Тихим зуммером пропели часы на руке. Ровно полночь. Только я подумал, что напрасно торчу здесь и хозяин может вообще не прийти сегодня ночевать, как темный «форд» тормознул на обочине дороги, и на аллею, где мне когда-то крутили руки, препроваживая к Таранченкову, вылез из чрева машины старый знакомый. Он так усердно и долго тряс руку невидимому мне мужчине, сидевшему на переднем сиденье, что я сделал предположение: Шакал выпил, причем основательно. Сюда доносились лишь обрывки фраз: «Непочатая… в холодильнике… На полчаса…»

Лично мне было ни к чему, чтоб кто-то в такой поздний час откликнулся на приглашение Шакала, и этот кто-то, наверное, услышал мои молитвы. Дверца захлопнулась, «форд» уехал.

Шакал еще немного постоял, провожая взглядом сигнальные огни, потом круто выругался и вполне твердой походкой направился к своему дому. Поддерживать его под локоток не надо было, но я все же это сделал, когда он был уже у двери.

Реакция Шакала меня удивила. Он не дернулся, не замахал кулаками, не сник, он, взглянув на меня, застыл, застыл так, что, казалось, стоит его толкнуть, он упадет и рассыплется, как гипсовая фигура. Толкать его я не стал.

– Вы небось уже и в гостинице у меня побывали? – спросил я.

Он лишь чуть кивнул, подтверждая мою догадку.

– Ну вот, значит, я правильно сделал, что решил пойти переночевать к старому корешу. К товарищу по нарам. Чего молчишь? Или не рад?

У Шакала, кажется, даже глаза остекленели.

– Упадешь – рассыплешься, – сказал я. – Потому не хочется тебя приводить в чувство битьем. Так что лучше сам по себе оживай потихоньку.

Шакал наконец захлопнул отвисшую челюсть и шумно выдохнул. Я продолжил:

– Водка, говоришь, в холодильнике стоит? Угощай, а то я продрог на ветру. Первым иди. Только не обделайся, знал я одного такого…

Он пошел, не сгибая ноги в коленях, неестественно выпрямив спину, как паралитик. Лишь в кабине лифта немного пришел в себя, выдавил первые слова:

– Кук, думаешь, я сам назвался, да? Меня Таран заставил.

– Что заставил?

– Да брось, ты все уже знаешь: тебя приговорили, и стрелять выпало мне. Кто-то меня заложил. Из тех, да? Из шаровиков?

– Из команды Шарова? – переспросил я.

Шакал посчитал это ответом.

– Я так и думал! А меня заставили. Лично мне чего ж в тебя стрелять? Ну, живешь и живи! Я даже помочь тебе хотел, Кук, ты же знаешь!

– Кто в квартире, кроме тебя?

Мы вышли на лестничную площадку восьмого этажа, он сунул было руку в карман, но я тотчас ударил его под грудную клетку. Шакал шумно глотнул воздух, упал на колени, прислонясь к моим ногам.

– Шутить не надо, Шакал.

– Ключи, – простонал он. – Ключи в кармане.

– А где пистолет?

– В наплечной кобуре.

Я рывком распахнул на нем пальто, увидел белую кобуру, вытащил из нее оружие. Потом проверил карманы: кроме связки ключей и кошелька, в них ничего не было. Кошелек перекочевал в мою куртку, ключи были возвращены хозяину.

– Есть еще кто дома, спрашиваю? – Приподняв рывком за лацканы пальто, я поставил его на ноги.

– Нет.

– Тогда приглашай.

Когда вошли в квартиру, первое, что я сделал, – стянул ремнем руки Шакала и накрепко привязал к батарее парового отопления. Шакал воспринял это как должное. А разговора у нас с ним не получилось.

– За что Таранченков хотел меня убрать?

– Кук, ты думаешь, мы когда-нибудь задаем шефу подобные вопросы?

– С кем на пару ты сидел в шиповнике и ждал меня?

– Его зовут Стас, это все, что я знаю.

– Вы доложили о том, что не дождались меня?

– А как же. Таран сказал, что примерно на такой результат он и рассчитывал. Ты умеешь обходить все ловушки.

Я открыл дипломат и вытащил оттуда пять банок шпрот, поставил их стопкой на стол.

– Завтра ты поедешь к шефу…

– Да, он сказал, чтоб утром я был у него.

– …И отдашь ему консервы. Я обещал и слово держу. И еще передай, что надеюсь на встречу.

– А зачем вам встречаться? – обалдело спросил Шакал.

– Мне тоже подобные вопросы не задавай.

Хотя в принципе, подумал я, укладываясь на широкий диван, свидание с Таранченковым лично мне ни к чему. Но чем черт не шутит? Пусть ждет. Пусть хотя бы предполагает, что когда-нибудь ему придется расплатиться за пять баночек шпрот.

А сейчас надо немного поспать. Кто знает, удастся ли это сделать в ближайшие дни. Если на меня объявлена охота, теперь уже со всех сторон…

– Я сплю чутко, – предупредил я Шакала. – Так что лучше не ворухайся.

– Это уже понятно, Кук!

В гостинице теперь не стоит светиться, решаю я. Заявиться туда лучше к обеду, чтобы встретиться с Алексеем, рассказать ему о последних событиях и послушать, что он посоветует.

В принципе то, что произошло, можно понять. Шаров пошел на временное перемирие с Тараном, узнав, что я гуляю по Москве. А узнать об этом он мог разными путями. Через Белакова, к примеру. Или Шакал начал болтать среди своих, и слух разнесся. Или…

Я пью утренний крепкий чай, поглощаю бутерброды с икрой, причем не жалею их. А чего жалеть? Икры в холодильнике Шакала навалом. Я даже ему позволил пить и есть. Для этого освободил руки, но спеленал ноги, на совесть спеленал, чтоб он минут пять хотя бы возился с веревками и ремнями после того, как я покину эту квартиру.

– К которому часу Таранченков велел тебе к нему подъехать?

– К десяти, – бурчит Шакал.

– Поскольку ты недалеко от него живешь, то не опоздаешь, даже если совершишь пешую прогулку. – Я смотрю на часы, встаю, иду в прихожую одеваться. – Засиделся я у тебя тут, а гостеприимством нельзя злоупотреблять, верно?

Шакал начал было дергать за узел, но поймал мой неласковый взгляд и тотчас опустил руки.

– Не терпится быстрее выпутаться? Я же предупредил: займешься этим только после того, как закрою за собой дверь и отбуду, чтоб сесть на ближайшую электричку ближайшего отсюда вокзала.

– Кук. – Шакал просительно посмотрел на меня. – Гадом буду, но дорогу тебе никогда не переступлю. Слово даю.

– С чего это добрым таким решил стать?

– Кук, если Таран узнает, что ты ночевал у меня, что ты к батарее меня привязывал… Мне же конец, Кук!

– Не думаю, – сказал я, уже держась за ручку двери. – Скорее всего, он просто даст тебе под зад.

– И что я после этого буду делать? В переходах милостыню просить? Да меня тогда любой мент возьмет – и никто не отмажет!

– Мне б твои заботы, – вздохнул я, но, вспомнив о Джаге, решил, что лучше наживать все-таки друзей, а не врагов. – Не заложу, не бойся.

День начинался с ясного неба и морозного северного ветра. Мокрый снег к утру покрылся толстой ледяной коркой и аппетитно хрустел под ногами. Почему-то захотелось яблок. И еще захотелось немедленно действительно улететь в Грецию, сидеть там на берегу моря и хрустеть сочным яблоком. Улететь… Я еще ни разу в жизни не летал на самолете, и не так давно это было одним из самых больших моих желаний. Так, наверное, Таранченков хотел шпрот. Теперь есть для полетов деньги, есть повод смыться из этого страшного города. Вот там-то, в Греции, есть точно возможность начать все с нуля. Нет, я не буду грабить таксистов, как писали в газете, устроюсь там в автомастерскую, пусть даже простым мойщиком, покажу, на что способен, а потом, потом…