Текст книги "Пенитенциарная политика России в XVIII–XX вв."

В Уставе о ссыльных отсутствуют нормы о целях наказания в виде ссылки, основных принципах его исполнения и других общих положениях, как того можно было ожидать, имея в виду, например, опубликованный много раньше «Наказ» 1767 г. В этом мы усматриваем недостаток Устава. По содержанию данный документ объединяет регулирование самых различных вопросов, связанных с осуществлением ссылки (режима в острогах, имущества ссыльных, некоторых аспектов их семейных отношений и др.). Эта особенность в значительной мере объясняется желанием властей упорядочить и разъяснить порядок исполнения ссылки, во многом запутанный из-за обилия предшествовавших указов и правительственных решений (с середины XVII в. действовало более 200 актов), сделать его единообразным во всех районах империи. В последующем в Устав о ссыльных вносились многочисленные изменения, однако основа оставалась прежней, и действовал этот документ почти сто лет, что свидетельствует об его фундаментальности. Нижеследующий анализ Устава о ссыльных мы проводим по публикации его в т. XXXVIII Полного собрания законов Российской империи издания 1830 г.[441]441
  ПСЗ. Собрание первое. № 29128.


[Закрыть]

В литературе отмечается, что на практике с начала XIX в. число ссыльных стало быстро возрастать. Если в 1803 г. их численность составляла 2291 человек, то в период с 1807 по 1822 гг. она ежегодно возрастала на 11–12 тыс. человек[442]442
  Шабанов М. П. Ссылка и каторга в Западной Сибири в конце XVI – конце XIX веков. Дис… канд. ист. наук. Кемерово, 1998. С. 67; Кодан С. В. Реформа сибирской ссылки в первой половине XIX в. // Историко-правовые исследования: проблемы и перспективы. М., 1982. С. 111.


[Закрыть]. По другим данным, в период 1800–1812 гг. в Сибирь было сослано 25 тыс. осужденных к ссылке[443]443
  Колесников А. Д. Ссылка и каторга в Сибири (XVIII – начало XIX вв.). Новосибирск, 1975. С. 56.


[Закрыть]. Такое возрастание масштабов применения ссылки стимулировало российское правительство к ускорению процесса единообразного регулирования этого вида наказания, поскольку «положение тысяч колодников полностью зависело от местной власти»[444]444
  Кодан С. В. Реформа сибирской ссылки в первой половине XIX в. С. 111–112.


[Закрыть], и такой «разнобой» не мог не ослаблять государственный механизм управления в данной сфере.

Наказание в виде ссылки в каторгу сопровождалось телесным наказанием – ударами плетьми и клеймением (были отменены только в 1863 г.). Ссыльно-каторжные состояли в непосредственном ведении тюремного начальства. Ссыльно-поселенцы находились в непосредственном ведении губернских и областных управлений[445]445
  ПСЗ. Собрание первое. Т. XXXVIII. № 29128.


[Закрыть] (такое положение существовало до 1917 г., после чего, как известно, исправительно-трудовая система нашей страны была жестко зацентрализована и практически не зависела от местных властей; в последние годы вновь наблюдается тенденция передачи части полномочий субъектам Федерации, что предусмотрено, в частности, Концепцией реорганизации уголовно-исполнительной системы России на период до 2005 г.). Такая система управления содержала в себе предпосылки для произвола местного начальства, несмотря на возможность для ссыльных подавать жалобы в губернское правление[446]446
  Лисин А. Г., Петренко Н. И., Яковлева Е. И. Тюремная система в Российском государстве в XVIII – начале XIX вв. М., 1996. С. 48.


[Закрыть]. Вместе с тем следует обратить внимание на то обстоятельство, что вопросы назначения ссылки в рассматриваемый период решаются не иначе, как «по приговорам судебных мест»[447]447
  ПСЗ. Собрание первое. № 29128. С. 433.


[Закрыть]. Это свидетельствует об определенном укреплении законности при осуществлении государством пенитенциарной политики.

Перед отправкой в ссылку осужденные к этому виду наказания подвергались телесным наказаниям (до 1863 г.), и фактически они наказывались дважды. Обратим еще внимание на то, что ссылка в каторжные работы без срока означала гражданскую смерть осужденного, которой расторгались все его прежние связи с обществом и семейством (в случае отказа членов семьи следовать за каторжанином). Исполнение экзекуции поручалось городской или земской полиции. Указанная процедура, как представляется, имела значительный устрашающе-предупредительный эффект. В дальнейшем она была отменена в силу смягчения телесных наказаний, а также ввиду того, что чрезвычайно сильно унижала достоинство личности осужденного, и в более поздней редакции Устава о ссыльных этих норм уже нет[448]448
  Свод учреждений и уставов о содержащихся под стражею // Свод законов Российской империи. СПб., 1914.


[Закрыть]. Что же касается участия священнослужителя при экзекуции (он призывал осужденного к покаянию и смиренному отношению к наказанию), то, по нашему мнению, оно является развитием ранее отмеченной особенности исполнения лишения свободы середины XVII в., где идет речь о необходимости покаяния преступника перед водворением его в тюрьму.

Осужденные препровождались к местам заключения на пароходах и баржах и – по «пеше-этапным трактам»; неспособные идти пешком перевозились на подводах. Маршрут препровождения ссыльных в Сибирь пролегал через Казань, Пермь, Тобольск, где располагались Тобольский приказ о ссыльных и центральный сборный пункт ссыльных в Сибирь, Томск, Енисейск, Иркутск – в этом городе была учреждена особая Экспедиция о ссыльных. Общая протяженность пешего этапного пути до Иркутска составляла 6,4 тыс. верст[449]449
  Кодан С. В. Реформа сибирской ссылки в первой половине XIX в. С. 115.


[Закрыть] (впоследствии стали использовать этапирование по железным дорогам).

Следует отметить, что ко времени принятия Устава о ссыльных сформировался достаточно четкий порядок препровождения осужденных к ссылке до места отбывания наказания. Мы полагаем, что это лишний раз свидетельствует о том значении, которое придавалось ссылке, явно выходившей за пределы собственно карательной функции. Для примера можно указать на то, что с поразительными подробностями расписывалось движение ссыльных до места отбывания ссылки во всех сибирских губерниях (Тобольской, Томской, Енисейской, Иркутской) с указанием не только населенных пунктов, где должны были в этапных тюрьмах размещаться ссыльные во время остановок, но и дней недели, когда должны были прибывать и убывать очередные этапы, и это при том, что в губерниях численность этапов колебалась от 8 до 21[450]450
  ПСЗ. Собрание первое. № 29128.


[Закрыть]. Так, в Томской губернии их число было наибольшим – 21, в Тобольской губернии – 19, в Иркутской губернии – 13, в Енисейской губернии – 8 этапов[451]451
  ПСЗ. Собрание первое. № 29128.


[Закрыть].

Преступники обоего пола снабжались одинаковой одеждой. Для предупреждения побегов и «удобнейшего распознования ссыльных» как на летней, так и на зимней одежде вшивались по одному (для поселенцев) и по два (для каторжников) четырехугольных лоскутка на спине отличного от самой одежды цвета. При отправлении с места партий в списках обозначались, кто должен был следовать в оковах, а кто «под присмотром». Если среди ссыльных находились женщины, то те из них, которые следовали без мужей, отделялись и отправлялись особо, спустя два дня по отправлении мужчин. При отправлении ссыльных у них отбирались их собственные деньги, а взамен выдавались квитанции. На главных путях ссыльных состояли специальные пешие и конные команды из Корпуса внутренней стражи; места постоянного их пребывания предписывалось именовать «этапами», а сами команды – «этапными». Большинство ссыльных заковывали в кандалы или в легкие ручные металлические прутья; из этого правила исключались только те ссыльные, которые до осуждения были изъяты от телесных наказаний; вместо ручных прутьев могли применяться наручники, если это было удобно; оковы оставались на ссыльных только на время пути, по приводе в острог они снимались, однако осужденные за убийства и другие тяжкие преступления, а также совершившие преступления во время пути, содержались в них постоянно.

В литературе отмечалось, что в то время государство еще допускает фактическое ограничение свободы лиц, непричастных к преступлению, это касалось, в частности, жен каторжников, которые, в случае их согласия следовать за мужьями в Сибирь, фактически обретали статус лишенных свободы, хотя и по своей воле[452]452
  Бернер А. Ф. Учебник уголовного права. Части Общая и Особенная. СПб., 1865. С. 687–689.


[Закрыть]. Великолепной иллюстрацией этого может служить поэма Н. А. Некрасова «Русские женщины»[453]453
  Некрасов Н. А. Русские женщины // Полное собрание сочинений и писем. Т. 3. М., 1949.


[Закрыть]. В этом произведении в диалоге губернатора и княгини Трубецкой речь идет и об этапах: «ГУБЕРНАТОР: Я отпустить не вправе вам, княгиня, лошадей! Вас по этапу поведут с конвоем. КНЯГИНЯ: Боже мой! Но так ведь месяцы пройдут в дороге? ГУБЕРНАТОР: Да, весной в Нерчинск придете, если вас дорога не убьет. Навряд версты четыре в час закованный идет. Посредине дня – привал, с закатом дня – ночлег, а ураган в степи застал – закапывайся в снег! Да-с, промедленьям несть числа, иной упал, ослаб… КНЯГИНЯ: Не хорошо я поняла – что значит ваш этап? ГУБЕРНАТОР: Под караулом казаков с оружием в руках, этапом водим мы воров и каторжных в цепях. Они дорогою шалят, того гляди сбегут, так их канатом прикрутят друг к другу – и ведут. Трудненек путь! Да вот-с каков: отправится пятьсот, а до нерчинских рудников и трети не дойдет! Они, как мухи, мрут в пути, особенно зимой. И вам, княгиня, так идти? Вернитесь-ка домой!»[454]454
  Некрасов Н. А. Русские женщины // Полное собрание сочинений и писем. Т. 3. М., 1949. С. 36–37.


[Закрыть]

Вот таким образом обстояло дело с этапированием осужденных к ссылке в каторжные работы и на поселение. Мы подробно останавливаемся на этом потому, что период организованного, с соответствующим правовым регулированием направления осужденных к месту отбывания наказания пешим порядком на огромные расстояния является уникальнейшим в истории наказания. Ни в одной стране, кроме России, не было указанных особенностей исполнения ссылки как разновидности лишения свободы. Пешее этапирование занимало много времени, порою до года – полутора[455]455
  Кодан С. В. Реформа сибирской ссылки в первой половине XIX в. С. 114.


[Закрыть]. Ссыльные, таким образом, изрядную часть назначенного судом срока лишения свободы проводили в дороге. При этом, как мы отмечали, маршрут прорабатывался со всей тщательностью. Например, в Тобольской губернии этап № 1 предполагал прохождение осужденных к каторге в с. Успенское, а затем в д. Переваловку, этап № 2 завершался прибытием в г. Тюмень и т. д.[456]456
  ПСЗ. Собрание первое. № 29128.


[Закрыть]

Между тем условия содержания в пути следования (в пересыльных тюрьмах) мало чем отличались от условий в каторжных тюрьмах, а зачастую были намного хуже. Об этом можно судить по известным произведениям Ф. М. Достоевского («Записки из мертвого дома»)[457]457
  Достоевский Ф. М. Записки из мертвого дома. М., 1984.


[Закрыть], П. Б. Якубовского («В мире отверженных. Записки бывшего каторжника»)[458]458
  Якубовский П. Б. В мире отверженных. Записки бывшего каторжника. СПб., 1907.


[Закрыть], Н. М. Ядринцева («Русская община в тюрьме и ссылке»)[459]459
  Ядринцев Н. М. Русская община в тюрьме и ссылке. СПб., 1872.


[Закрыть], Н. Г. Фельдштейна («Ссылка»)[460]460
  Фельдштейн Н. Г. Ссылка. М., 1893.


[Закрыть], В. М. Дорошевича («Как я попал на Сахалин»)[461]461
  Дорошевич В. М. Как я попал на Сахалин. М., 1905.


[Закрыть], Д. А. Дриля («Ссылка во Франции и России»)[462]462
  Дриль Д. А. Ссылка во Франции и России. СПб., 1899.


[Закрыть], В. П. Колесникова («Записки несчастного, содержащие путешествие в Сибирь по канату»)[463]463
  Колесников В. П. Записки несчастного, содержащие путешествие в Сибирь по канату. СПб., 1914.


[Закрыть] и других писателей и исследователей (упомянутое слово «канат» означало, что ссыльные передвигались, с целью исключения побегов, соединенные «канатом», или «прутом», как называли это приспособление другие авторы, например, А. Ф. Кони[464]464
  Кони А. Ф. Федор Петрович Гааз. М., 1969. Т. 5. С. 299.


[Закрыть], при этом канат проходил через ушко на запястье каждого арестанта, которых могло быть до 10 человек).

Так, В. П. Колесников писал: «На нарах теснятся так, что едва могут ворочаться; некоторые помещаются в ногах у других, на краю нар, остальные на полу и под нарами… какая тут духота, особливо в ненастную погоду… здесь полное отсутствие идеи человеколюбия…, одним словом, тут истинное подобие ада»[465]465
  Колесников В. П. Указ. соч. С. 96–97.


[Закрыть] (речь идет о 1828 г.). А инспектировавший в 1832 г. войска сибирского округа адъютант военного министра отмечал, что «хотя этапные и полуэтапные здания выстроены с наружнего вида и хорошо, но во внутренности оных жить… невозможно – в зимнее время по чрезвычайному холоду, а в летнее от проникающей через кровлю течи и других неудобств»[466]466
  Кодан С. В. Реформа сибирской ссылки в первой половине XIX в. С. 115–116.


[Закрыть]. К этому можно добавить, что, по сведениям А. Лохвицкого, на сопровождение ссыльных в каторгу государство должно было содержать почти восемь тысяч постоянной этапной стражи[467]467
  Лохвицкий А. Курс русского уголовного права. СПб., 1876. С. 69.


[Закрыть]. Приведем еще оценку российского публициста XIX в. Н. П. Огарева, который писал о «стонах мучеников… изнемогающих под железами по сибирской дороге»[468]468
  Огарев И. П. Избранные социально-политические и философские произведения. М., 1952. Т. 1. С. 535.


[Закрыть]. Вместе с тем нельзя забывать о том, что в России был ярко выражен сословный принцип, который сказывался, и сильно, и в данной области. В литературе отмечается, что «знатных же каторжан, продвигавшихся по тракту на конных тройках, простой народ величал князьями и генералами, фельдъегери рассыпались перед ними в любезностях, администрация оказывала им всяческое внимание – вплоть до роскошных обедов»[469]469
  Соболев А. В. Вельможная каторга и ее артельное хозяйство // Вопросы истории. 2000. № 2. С. 127.


[Закрыть].

Возникает вопрос: не дешевле ли государству было исполнять лишение свободы не в отдаленных сибирских краях, а в европейской части России, где не требовалось большей части указанных выше затрат? Очевидно, дешевле. Однако правительство продолжало нести бремя затрат на организацию тяжелого и долгого сначала пешего этапирования, а затем с использованием железной дороги и других транспортных средств. Мы полагаем, что это объясняется прежним стремлением государства использовать труд осужденных преступников для продолжения колонизации, заселяя и укрепляя отдаленные окраины, а также в качестве дешевой рабочей силы на строительстве крупных стратегических объектов (мостов, плотин, железной дороги), где привлечь вольнонаемных в достаточном количестве не представлялось возможным ввиду, во-первых, малонаселенности сибирского края, во-вторых, невозможности государства стимулировать их высокой оплатой труда, в-третьих, наличием крепостничества. Таким образом, продолжалась традиция, установленная в XVII в., когда ссылка только начиналась.

Кроме того, видимо, повлияло, и существенно, то обстоятельство, что в России к 20-м гг. XIX в. в высших эшелонах власти не сложилось однозначное понимание целей и задач наказания вообще и лишения свободы (и прежде всего ссылки) в частности. Имевшиеся же научные концепции (прежде всего «Наказ» 1767 г.) еще не имели такой силы, чтобы быть ориентиром для государственных органов, ведавших исполнением ссылки.

На основании приговоров судов каторжные разделялись на три разряда. К I разряду относились присужденные к каторге без срока или на срок свыше 20 лет; ко II разряду – присужденные на срок от 8 до 20 лет; к III разряду – на срок от 4 до 8 лет. Разные разряды каторжных различались знаками на платье; бессрочные имели «знак от всех прочих отличный»[470]470
  ПСЗ. Собрание первое. № 29128.


[Закрыть]. Каторжные всех разрядов с поступлением на работы причислялись к отряду испытуемых и содержались в острогах, при этом предписывалось строго соблюдать «все постановленные о тюремном содержании правила». Каторжные, подавшие в течение времени, назначенного для испытания, надежду на исправление, перечислялись в отряд исправляющихся.

Интерес здесь вызывают критерии исправления, поскольку этот аспект во многом определяет уровень соответствия пенитенциарной политики государства передовым современным пенитенциарным идеям. Согласно ст. 96 Устава о ссыльных таковыми были: 1) доказательства покорности начальству; 2) воздержанность; 3) опрятность; 4) трудолюбие[471]471
  ПСЗ. Собрание первое. № 29128.


[Закрыть]. В рассматриваемом документе эти критерии больше никоим образом не затрагиваются и не упоминаются. Отметим то обстоятельство, что перечень и формулировки критериев исправления сохранили первоначальную редакцию и, таким образом, действовали почти сто лет. Это может свидетельствовать о том, что государство в XIX в. не было заинтересовано в их изменении, что, на наш взгляд, в определенной степени объясняется доминированием в обществе сословного признака.

По мнению И. Я. Фойницкого, фактически критерии исправления не действовали, а перевод из отряда испытуемых в отряд исправляющихся осуществлялся исключительно по формальному признаку, т. е. с учетом лишь установленных сроков пребывания в качестве испытуемых[472]472
  Фойницкий И. Я. Исторический очерк и современное состояние ссылки и тюремного заключения. С. 211.


[Закрыть]. На взгляд С. В. Познышева, «отряды испытуемых и исправляющихся в глазах тюремной администрации получали значение каких-то формально представленных категорий, через которые механически единообразно должны проходить арестанты, почти вне всякой зависимости от характера перемен в их нравственном мире»[473]473
  Познышев С. В. Как преобразовать нашу каторгу. М., 1907. С. 17.


[Закрыть]. О чисто «формальном делении» каторжан на испытуемых и исправляющихся писал Д. А. Дриль[474]474
  Дриль Д. А. Ссылка во Франции и России. С. 86.


[Закрыть].

Действительно, критерии исправления носили слишком общий характер, и их трактовка всецело исходила от субъективного усмотрения администрации места отбывания каторжных работ. Так, первый критерий («покорность начальству») хотя и подразумевал прежде всего надлежащее исполнение каторжными установленных правил поведения, все же стимулировал больше показное «исправление», чем искреннее стремление вести законопослушный образ жизни. «Воздержанность» как критерий без соответствующего разъяснения также был малоприменим практически; здесь имелось в виду, очевидно, воздержание от совершения «дурных» (терминология того времени) поступков, но в этом случае данный критерий мало отличался от первого по своему содержанию. «Опрятность» вряд ли можно считать существенным критерием исправления осужденного преступника, поскольку это качество мало влияет на криминогенные свойства личности человека. Вместе с тем нельзя не отметить, что последний критерий исправления – «трудолюбие» вполне соответствовал ведущим направлениям пенитенциарной деятельности европейских государств и являлся весомым критерием исправления. Этот критерий прошел проверку временем. Он был и остается одним из основных показателей, по которому осужденные к лишению свободы получают различные льготы. Изменялось лишь его название («честное отношение к труду», «честный труд», «выполнение норм выработки» и т. д.).

При всем этом в Уставе о ссыльных ничего не говорилось о возможности или невозможности перевода каторжных из отряда испытуемых в отряд исправляющихся, если по отбытии установленного срока они не подавали «надежду на исправление», т. е. не отличались ни покорностью начальству, ни воздержанностью, ни опрятностью, ни трудолюбием. В результате такой неопределенности главенствующими нормами, которыми и руководствовались на практике, были статьи о сроках пребывания в качестве испытуемых, и в этом смысле И. Я. Фойницкий, конечно же, совершенно прав, говоря о практическом отсутствии критериев исправления каторжников[475]475
  Фойницкий И. Я. Исторический очерк и современное состояние ссылки и тюремного заключения. СПб., 1878. С. 211.


[Закрыть].

При таких обстоятельствах значительно принижался эффект от реализации самой по себе интересной, нужной и педагогически обоснованной нормы, согласно которой объявление о причислении в отряд исправляющихся должно было производиться в присутствии высшего местного начальства и приглашенного к тому духовного лица, которое «при сем случае объясняет важность даруемого облегчения и обязанность употребить всевозможное старание, чтобы сделаться вполне достойными сей милости правительства». Облегчение состояло в том, что «исправляющиеся» каторжане содержались без оков, и при возможности отделялись от испытуемых, а местному начальству дозволялось «при отсутствии опасности побега» отдавать их в работы под надзор мастеровых или заводской стражи». «Отличнейшим по поведению» исправляющимся каторжанам местное начальство могло «с надлежащей осторожностью» поручать до некоторой степени надзор за другими[476]476
  ПСЗ. Собрание первое. № 29128.


[Закрыть].

По нашему мнению, эти нормы подтверждают «остаточный принцип» внимания государства к организации исполнения наказания в виде лишения свободы, в данном случае ссылки, поскольку привлечение одних осужденных для осуществления надзора за другими означает, по сути, возложение на первых прямых обязанностей государственных органов. Включение данных норм заложило начало негативной, на наш взгляд, традиции для мест лишения свободы в России. Впоследствии, в середине ХХ в., в нашей стране существовала система самоохраны исправительно-трудовых лагерей и колоний, а затем появились и существуют до сих пор самодеятельные организации, которые «на общественных началах» также должны следить за поведением других осужденных и применять к ним соответствующие меры воздействия. Негатив здесь в том, что одним осужденным по существу вменяются внутренние полицейские функции, исполнение которых, естественно, крайне не одобряется основной массой осужденных и приводит к многочисленным конфликтам, нередко доходящим до преступлений, на что уже обращалось внимание в юридической литературе.

Весьма существенная льгота для каторжан, находившихся в отряде исправляющихся, заключалась в том, что спустя определенное время (для каторжных I разряда – через три года, для каторжных II разряда – через два года, для каторжных III разряда – через один год после поступления в отряд исправляющихся) они могли получать дозволение жить не в остроге, а в комнатах заводских мастерских или же построить для себя дом на земле, принадлежащей заводу, и вступить в брак. В этом случае ссыльно-каторжным возвращались принадлежащие им деньги и ценные вещи, отбираемые у них перед отправкой в ссылку в месте осуждения, а также отпускался лес для постройки дома. Еще одна важнейшая льгота предусматривала сокращение срока наказания в случае, если с момента поступления в отряд исправляющихся они «не подвергались никакому наказанию»[477]477
  ПСЗ. Собрание первое. № 29128.


[Закрыть].

При этом десять месяцев пребывания в качестве исправляющихся считались за год. Нам представляется, что такое решение незаслуженно было игнорировано в дальнейшем развитии пенитенциарной политики России. Однако наряду с этим положительным аспектом содержались и негативные, в числе которых можно отметить то обстоятельство, что в рассматриваемый период отсутствовали нормы о методах и средствах исправления осужденных. Привлечение каторжан к труду нельзя отнести к числу таковых средств, поскольку, как будет показано ниже, это делалось прежде всего в целях извлечения экономических выгод, и, во-вторых, в качестве усиления наказания, т. е. носило элемент возмездия (как средство исправления труд заключенных был признан лишь в первых пенитенциарных правовых актах Советской власти).

Сказанное не означает, что государство не предпринимало никаких усилий для реализации нравственного исправления ссыльно-каторжных. С этой целью, в частности, проводились ежедневные молитвы до и после обеда, в торжественные и праздничные дни предписывалось не менее часа читать «особое поучение или назидательные, по указанию духовного начальства, книги»[478]478
  Бернер А. Ф. Учебник уголовного права. Части Общая и Особенная. С. 689.


[Закрыть]. Таким образом, «воспитательная работа» в тот период носила ярко выраженный религиозный характер, что вполне соответствовало вообще роли церкви в формировании нравственности тогдашнего российского общества.

Ранее неоднократно отмечалось, что ссылка выполняла не только карательные функции, но и экономические. Соответственно государство уделяло достаточно много внимания вопросам привлечения осужденных к работам. Устанавливалось, в частности, что каторжные I разряда должны были «употребляться» на самые тяжкие работы. В отношении каторжных II и III разрядов в Уставе о ссыльных уточняется, что они не назначаются на работы, производимые под землей при добывании руд, из чего, по логике вещей, можно предположить, что этот вид работ входил в разряд «тяжких». Женщины в любом случае не привлекались к каторжным работам в рудниках. В случае, если каторжные II и III разрядов обращались на рудничные работы в пределах Приамурского генерал-губернаторства и Забайкальской области, срок назначенного им по суду наказания уменьшался по такому расчету, что каждый год засчитывался за полтора года каторжных работ, определенных судебным приговором[479]479
  ПСЗ. Собрание первое. № 29128. С. 469.


[Закрыть]. Это положение, по нашему мнению, не потеряло актуальности и для современной уголовно-исполнительной системы России, поскольку условия отбывания наказания в различных регионах страны имеют огромные различия (сравним, например, колонию, расположенную в областном центре в средней или южной России со швейным производством и лесную колонию в районах Крайнего Севера с тяжелыми работами по заготовке леса).

Отмеченное дает основание констатировать, что государство в законодательном порядке закрепило тенденцию (начало которой было положено в конце XVII в., когда ссылка только начиналась) использовать труд заключенных преступников для решения государственных экономических задач и, в частности, на тех объектах и в тех местностях, где испытывались затруднения с привлечением вольнонаемных работников, т. е. преимущественно в Сибирском крае (а со второй половины XIX в. и на Сахалине). Мы пока не будем оценивать эту позицию государства (об этом речь ниже). Заметим лишь, что такое положение несколько изменилось к концу XIX в., когда в результате социально-экономического (капиталистического) развития стали испытываться затруднения для подыскания работ ссыльным каторжникам (впоследствии, в советский период, государство вновь в полную силу будет использовать заключенных для решения народнохозяйственных задач).

Несмотря на то, что ссыльно-каторжные привлекались для решения государственных задач (в сфере экономики), само государство не спешило обеспечивать их надлежащими бытовыми условиями. Последние в каторжных тюрьмах были ненамного лучшими, чем в этапных тюрьмах, о которых говорилось выше. Об этом можно судить по ряду публикаций. Вот как, например, описывает типичную острожную камеру Н. М. Ядринцев: «Камера обыкновенно представляет грязную и мрачную комнату, освещенную сальными окнами, затемняемыми вдобавок железными решетками. Здесь все пропитано промозглым, кислым воздухом; в разных местах развешаны онучи, тряпки, грязные походные мешки бродяг и т. п. Кругом разбросан разный хлам и истертые полушубки; по углам убогая утварь, состоящая из грязных казенных шаек, плошек и горшков. На нарах валяются истертые кошмы и армяки вместо постелей. Мириады тараканов блуждают по стенам и бесконечное множество других менее заметных насекомых пасутся по арестантскому имуществу»[480]480
  Ядринцев Н. М. Русская община в тюрьме и ссылке. С. 61.


[Закрыть].

С окончанием сроков, наложенных по судебным приговорам, каторжане не освобождались от иной «повинности», теперь уже не трудовой на работах в рудниках и заводах, а по освоению российских окраин – по окончании срока каторги они переходили в разряд поселенцев и направлялись не иначе, как в «отдаленнейшие» места Сибири. Освобожденные от каторжных работ имели ряд ограничений (помимо запрета покидать район проживания), в частности, им запрещалось иметь любое огнестрельное оружие – по этому поводу было принято специальное решение Сибирского комитета[481]481
  ПСЗ. Собрание второе. № 7780.


[Закрыть]. Они могли оставаться и в местах, «недальних» от рудников и заводов, на которых были употребляемы в работы, «если только все то время, пока были в оной, вели себя хорошо; во всяком случае, однако ж не иначе как с разрешения местного губернатора»[482]482
  ПСЗ. Собрание первое. № 29128.


[Закрыть]. Данное обстоятельство достаточно ясно показывает стремление государства «выжать» из осужденного преступника максимальную пользу для себя – эта тенденция станет характерной для российской пенитенциарной политики на весьма длительное время.

При такой концепции пенитенциарной политики по отношению к ссыльно-каторжным нельзя было ожидать от них высокопроизводительного труда и соответствующего нравственного исправления. Напротив, положение складывалось диаметрально противоположным. Иллюстрируя ее, Д. А. Дриль, в частности, отмечал, что «нравственные условия каторги поистине были ужасными… На приисках и заводах, после тяжелых дневных работ, предоставленные самим себе арестанты в казармах жили пьяно, распутно, часто затевали кровавые драки и страшно воровали. Окружавшие заводы слободки представляли собой в полном смысле слова вертепы и притоны пьянства, разгула, разврата и преступления. В них сходилось самое испорченное отребье общества, формировались преступные сообщества и шайки, задумывались и подготавливались преступления и люди утрачивали последние остатки совести»[483]483
  Дриль Д. А. Ссылка во Франции и России. С. 13.


[Закрыть]. В некоторых работах места каторги получают крайне и однозначно негативную оценку. Так, А. И. Гессен указывает, что «нерчинские рудники считались в царской России самым страшным и губительным местом каторги. Редко кто возвращался оттуда живым»[484]484
  Гессен А. И. Во глубине сибирских руд… М., 1963. С. 100.


[Закрыть]. Правда, здесь необходимо учесть явную идеологическую направленность на критику имперского периода истории нашей страны, а также пропагандистский характер отмеченной работы. Образное обобщение, довольно точно совпадающее с действительностью, сделал Ф. М. Достоевский в своих знаменитых «Записках из мертвого дома», где, в частности, говорится о том, что «тут был свой особый мир, ни на что более не похожий; тут были свои особые законы, свои костюмы, свои нравы и обычаи и заживо мертвый дом»[485]485
  Достоевский Ф. М. Записки из мертвого дома. С. 243.


[Закрыть].

В некоторых случаях тяжелые условия содержания каторжан создавали условия для массовых выступлений. Одно из них готовилось на Зерентуйском руднике, при этом поводом должны были послужить именно тяжелые условия отбывания наказания и жестокое обращение с каторжными; подоплека же заключалась в политическом аспекте – подготовкой к восстанию руководил отбывавший там каторгу декабрист И. И. Сухинов, по замыслу которого должны были взбунтоваться все остроги и в итоге освободить декабристов. Восстание не состоялось из-за предательства одного из каторжан, в результате шестеро были приговорены к смертной казни, остальным был добавлен срок и назначены жестокие телесные наказания (битье кнутом и клеймение)[486]486
  Гессен А. И. Во глубине сибирских руд… С. 104.


[Закрыть]. Сам И. И. Сухинов окончил жизнь самоубийством.

Очевидно, именно в рассматриваемый период, когда ссылка в каторгу сложилась как самостоятельный вид наказания, стал появляться тюремный фольклор. Как правило, авторы текста песен, переходивших от одного поколения арестантов к другим, неизвестны. Их названия достаточно ясно определяют тематику: «Российский тюремный», «Ссыльный сибирский», «Песня саратовского арестанта», «Эпитафия арестантам» и др. Приведем текст одной из таких наиболее характерных песен – «Российский тюремный»:

 
Ах, в той стране, стране родной,
В каторге я рожден,
Терпеть мученья без вины
На веки осужден.
 
 
Последний день красы моей
Украсит Божий свет.
Увижу море, небеса,
А родины уж нет.
 
 
Отцовский дом покинул я,
Травою зарастет,
Собачка верная моя
Завоет у ворот.
 
 
На кровле филин прокричит,
Раздастся по лесам.
Заноет сердце, загрустит —
Меня не будет там[487]487
  Цит по: Ядринцев Н. М. Русская община в тюрьме и ссылке. С. 110.


[Закрыть].
 

Пытаясь хоть как-то сгладить заведомо нелегкое положение каторжан, государство способствует им определенным образом сохранять семейные отношения. В этом смысле вызывает интерес положение о том, что если «супругами изъявлена готовность следовать за осужденными, то, отправляя их по желанию, губернские правления снабжают от казны таких лиц, равно как и находящихся при ссыльных детей, недостающею им одеждою и обувью, нужную по времени года, на общем положении об арестантах, а также кормовыми деньгами в одинаковом с ними количестве». Подчеркивается, что «издержки на определенные законом пособия добровольно следующим с ссыльными их семействам относятся за счет казны». На государственное казначейство относились также расходы на возвращение, по собственному желанию, тех из добровольно последовавших за ссыльными лиц, которые в месте ссылки потеряли отца или мужа, не обзавелись еще хозяйством и не имеют притом собственных средств на обратный путь. Кроме того, ежегодно из государственного бюджета отпускались суммы на расходы по выдаче пособий на содержание приютов и школ для детей ссыльных, а также семействам ссыльно-каторжных Забайкальской области[488]488
  ПСЗ. Собрание первое. № 29128.


[Закрыть].

Здесь мы хотели бы подчеркнуть то обстоятельство, что в случае осуждения преступника к ссылке в каторжные работы из поля зрения государства не выпадала забота о его семье (вместе с тем нельзя не признать, что важная цель этой нормы заключалась и в том, чтобы создать условия для закрепления каторжника для жизни в Сибири после перевода его в разряд поселенцев). Такой подход, по нашему мнению, заслуживает внимания и современного законодателя, который в настоящее время (УИК РФ 1997 г.) даже не упоминает о судьбе, например, тех членов семьи осужденных к лишению свободы, которые в лице последних теряют кормильца и средства к существованию.