Текст книги "Центральное дело. Хроника сталинских репрессий в Якутии"

Подполковник Ахчагныров, заместитель председателя КГБ ЯАССР, сначала все отрицал, потом частично признался. При этом он утверждал, что Потапов – закоренелый контрреволюционер, был под следствием еще в 1930 г.

Мы проверили все обстоятельства того дела. Потапов тогда проживал в I Атамайском наслеге Горного района. Переехал в Намский район, временно оставив имущество дома. А когда вернулся, оказалось, что М.Н. Прокопьев, председатель наслежного Совета, все присвоил. Потапов, естественно, возмутился. После чего последовало заявление Прокопьева в ГПУ, что Потапов угрожал ему убийством. Следствие вел Ефимов, который, недолго думая, подвел дело под статью 58-8 УК РСФСР (терроризм). В суде выяснилось, что сам Прокопьев со своим дружком Д.К. Павловым, ярым картежником (у того и были спрятаны вещи Потапова), замыслили убийство Потапова. Однако того успел предупредить друг детства Н.И. Егоров. Суд полностью оправдал Потапова. По требованию прокуратуры, все имущество Потапова было ему возвращено, а Прокопьева сняли с работы…

В деле Потапова 1938–1939 гг. ярко отразился стиль работы НКВД в годы репрессий – как создавались по клеветническим доносам дутые дела, как фальсифицировались показания свидетелей, какими методами старались выбить показания-самооговоры у подследственных, как присваивали вещи, изъятые при обыске, как покрывали своих коллег в случае провала.

Теперь приведем рассказ самого Л.П. Потапова: «Меня сначала посадили в камеру, где находились герои гражданской войны якут Субурусский и латыш Байкалов. Был и еврей Гауша, заместитель начальника «Алданзолото». Они сначала меня сторонились. А потом Субурусский объяснил, что они боялись провокаторов, которыми кишели тюрьмы НКВД. Он был измучен, избит, то и дело терял сознание от длительного стояния на ногах и падал. Я не знал, что в этой темной, холодной подземной камере, провонявшей плесенью, мне предстоит пробыть так долго. Как меня допрашивал Ахчагныров – больно говорить. Я стоял сутками на ногах или коленями на дровах. При малейшем движении били, пинали. Помню: стоял одиннадцать суток подряд, без сна и еды. Давали только кружку грязной воды. И раз в день водили в уборную. Ноги опухли, превратились в какое-то вздувшееся водянисто-кровавое месиво.

«Стойка» – это руки держишь крест-накрест за спиной и стоишь лицом к стене, все время смотришь на серую штукатурку, местами отколовшуюся от ударов. И думаешь, думаешь. А потом и мысли испаряются, остается какое-то опустошенное оцепенение, а затем – тьма, провал в сознании. Приходишь в себя лежащим на полу, тебя пинками снова поднимают на ноги, поворачивают лицом к стене… И так сутки за сутками. Когда окончательно терял силы, бросали в карцер. А потом снова в кабинет № 24. Неделя за неделей, месяц за месяцем… Как я выдержал – не знаю. Но понимал, что, если сломаюсь и «признаюсь», ничто меня не спасет, умру в лагере.

Ахчагныров любил тыкать в затылок дулом нагана. Мой нос упирался в стену, становилось трудно дышать. Я пробовал опереться лбом и дышать ртом, но он был всегда начеку, орал: «Закрой хайло, бандитская морда!» Еще любил при мне, истощенном от голода, неторопливо есть. Он поворачивал меня лицом к столу, на котором было обилие всякой снеди, и на моих глазах уничтожал ее, с издевкой говорил: «Подпишешь, это твое!..»

Дело № 1598 свидетельствует, что сотрудники УГБ НКВД ЯАССР быстро приобрели опыт физического и психологического воздействия на подследственных, фальсификации уголовных дел. С такими кадрами, как И.Ф. Ахчагныров, ничем ему не уступавший по своей жестокости Р.Н. Ощепков, герой подавления «ксенофонтовщины» Н.Н. Доброклонский, усердные П.Н. Черемицын, К.И. Карелин и многие другие, И.А. Дорофеев и 3.Н. Беляев могли решиться на широкую облаву. К тому же Алданский оперативный сектор НКВД ЯАССР уже в основном очистил Алданский округ от врагов народа. И подручные А.Я. Вилинова стали ударной силой по расследованию «Центрального дела».

К кампании они готовились основательно. Даже начальником внутренней следственной тюрьмы НКВД ЯАССР поставили опытного профессионала, «алданца» Захарова, ибо эта тюрьма должна была сыграть большую роль в психологической ломке подследственных.

Собирались и компроматы, доносы на руководителей республики.

ДОНОСЧИКИ

А кто были доносчиками? Работавший в те годы с секретной агентурой органов госбезопасности, полковник в отставке Н.Н. Кривошапкин подробно раскрыл механизм вербовки сексотов. Были агенты, искупавшие своими доносами свое бандитское прошлое, кулацкое, купеческое и иное происхождение. Были и те, кто арестовывался по тому или иному делу, но освобождался только под письменное обязательство сотрудничать с органами. Были и добровольные «стукачи» – карьеристы и просто непорядочные люди.

Дочь К.О. Гаврилова М.К. Гаврилова вспоминает: «Бросается в глаза, что были репрессированы самые лучшие люди республики, самые уважаемые, честные, активные, убежденные большевики. Это всех удивляло, все считали это ошибкой. Поэтому, может быть, в народе не было большого осуждения. Наоборот, мы даже встречали сочувствие, это поддерживало нас. Характерно, что гонениям подвергались, в основном, выходцы из бедных семей. А вот байские сыны и дочери, которые по классовому признаку первые должны были попасть в опалу, жили – кум королю. Это было всем подозрительно. Байский сын Михаил Слепцов под старость лет хвастался, что он все годы был осведомителем, поэтому не пострадал ни при раскулачивании, ни при репрессиях 30-х гг.».

Мы уже рассказали о сыне кулака, сексоте чекистов Г.Г. Аргунове. А теперь – о другом доносчике, который в свое время сам работал в органах. В 1905 г. за присвоение товаров на сумму 11009 руб. под следствием был Н.К. Булкин. Ему помогло то, что он оказался секретным агентом полицейского управления. В 1907 г. тоже был под следствием за растрату казенных денег. В годы колчаковщины работал комиссаром Чурапчинского земуправления. Советскую власть встретил враждебно, но, когда она твердо встала на ноги, мгновенно «перекрасился», и в июне 1920 г. стал сотрудником органов. Вскоре он арестовал Н.Д. Субурусского, Л.М. Дексиляхова и А.Ф. Боярова как контрреволюционеров. Они были освобождены в результате вмешательства П.А. Ойунского, самому Н.К. Булкину крепко досталось. Но он отомстил им всем в 1937–1938 гг., послав во все высшие инстанции клеветнические доносы, обвиняя их в буржуазном национализме…

Вот на каких людей опирались органы госбезопасности, уничтожая истинных коммунистов, настоящих революционеров, честных советских граждан.

НАЧАЛО КАМПАНИИ

Завершив подготовку, наркомвнудельцы решились пойти на массовые аресты. Нужна была предваряющая эти аресты пропагандистская кампания разоблачений врагов народа. Чекисты надеялись, что в ходе кампании многие начнут громогласно искать и разоблачать врагов, облегчая работу органам госбезопасности, придавая их арестам видимость справедливой кары, поддерживаемой всенародным возмущением. А между тем в Якутии еще царила настороженная тишина. Люди даже не знали, что П.А. Ойунский арестован.

Поколебавшись, обком пошел на рецидив памятной разоблачительной кампании 1928–1929 гг. 1 июня на общегородском митинге на стадионе выступили I секретарь Якутского обкома ВКП(б) П.М. Певзняк и нарком внутренних дел ЯАССР И.А. Дорофеев. Первый заявил народу: «Долгие годы скрывали свое подлое лицо разоблаченные органами НКВД Аммосов, Барахов, их подлые выродки Шараборин, Ойунский, их приспешники Пенчуков и Добрушкин, зиновьевцы и троцкисты Лисс, Аверин, Парышев и другие. Остатки этих подлых бандитов и двурушников будут выкорчеваны до конца»…

Дорофеев был сдержаннее: «Заклятые враги народа… жестоко просчитались и поплатились за это своими головами. И так будет со всеми, кто посмеет выступить против социалистической страны, против народа».

Началось решительное «выкорчевывание» этих «подлых бандитов-двурушников». Но теперь они не исчезали внезапно, как прежде, а сначала должны были каяться в своих грехах. Первыми эту горькую чашу пришлось испить С.М.Аржакову, председателю Совнаркома ЯАССР, его заместителю П.П. Кочневу и секретарю обкома партии Н.Н. Окоемову на XV Якутской городской партконференции, которая шла целых 10 дней – с 3 по 13 июня.

После этой конференции по всей республике прокатилась волна арестов. Начали брать даже без серьезных поводов – были бы «сигналы». Тормоза были убраны, истерика разоблачений «врагов народа» и азарт охоты на них захлестнули республику. Особенно наглядно проявилось это во время XII областной партконференции, проходившей с 15 по 25 июля. На этой конференции, кстати, И.А. Дорофеев попытался оправдать былую «бездеятельность» НКВД Якутии по уничтожению «врагов народа», свалив все на П.М. Певзняка: «Бюро обкома и товарищ Певзняк допустили ряд ошибок при разборе дел отдельных людей, впоследствии оказавшихся «врагами народа». Сигналы об этих людях были. Но в результате политической беспечности, либеральничания бюро обкома и Певзняка «враги» длительное время оставались неразоблаченными, продолжая вести подрывную работу».

Прямой огонь по П.М. Певзняку открыл А.Я. Вилинов. При тех обстоятельствах обвинений Вилинова и Дорофеева было бы вполне достаточно для снятия с работы и ареста Певзняка. Но он был заключен в тюрьму только после отзыва Дорофеева в Москву. Что-то крепко связывало этих людей, и лишь крах одного из них привел к аресту второго.

Сразу после конференции 26–29 июля 1938 г. проходили заседания первой сессии Верховного Совета ЯАССР первого созыва. Та же атмосфера разоблачительства, та же истерика о «презренных шпионах». Первым выступающим был старейший депутат, 65-летний охотник-стахановец В.П. Андреев: «Кровные враги якутского народа, шпионы, презренные бандиты и агенты фашистских разведок Аммосов, Барахов, Ойунский и другие пожелали нас предать в жертву японскому империализму, восстановить в нашей стране капиталистические порядки и кровью залить якутскую республику. Трудящиеся Якутской АССР встретили это с неописуемым возмущением и гневом. Благодаря доблестной советской разведке – органам НКВД и его железному руководителю Н.И. Ежову, при помощи трудящихся эти враги народа разоблачены и будут уничтожены. Мы, трудящиеся Якутской АССР, выражаем за эту работу нашим первым разведчикам-наркомвнудельцам искреннюю благодарность».

По предложению И.Я. Куварина была послана телеграмма Сталину: «Подлые изменники Родины, троцкистско-бухаринские и буржуазно-националистические агенты фашизма пытались отнять у нас завоевания и превратить Якутию в колонию японского империализма. Но они просчитались. Славные наркомвнудельцы при помощи партийных и Непартийных большевиков разоблачили и выкорчевали основные гнезда подлых наймитов фашизма. Смерть изменникам нашей родины!»

На втором заседании было принято решение переименовать название Мегежекского района в Нюрбинский. В.М. Ксенофонтов (Мегежекский) умер до репрессий, но и его объявили «врагом народа». Тогда же была зачитана приветственная телеграмма от коллектива работников треста «Якутзолото», где уже были арестованы сотни человек: «В этот исторический день мы даем обещание перестроить работу треста для окончательной ликвидации последствий вредительства. На основе этого получить резкий перелом в деле выполнения плана золотодобычи».

На третьем заседании от имени наркомвнудельцев выступил краском Пуховой, он был немногословен. Заявил, что «подлые изменники родины, троцкистско-бухаринские агенты фашизма, буржуазные националисты и все основные гнезда контрреволюционной нечисти органами НКВД разоблачены и вскрыты, а советским правосудием – карающим мечом пролетарской диктатуры – уничтожены». Депутаты устроили бурную овацию сотрудникам НКВД, скандировали: «Ура славным парткомвнудельцам!»

Сразу после взяли слово Г.А. Тахватулин и К.Н. Слепцов, которые разоблачили «врагов народа» в системе Народного комиссариата земледелия ЯАССР. Трудно понять, чем руководствовался известный революционер Г.А. Тахватулин, разоблачая «троцкистско-бухаринских бандитов». Выполнял чью-то установку? Заблуждался? А вот К.Н. Слепцов, видимо, не заблуждался. Он знал, что С.М. Аржаков, Н.С. Варфоломеев и другие – не вредители, но крикливыми разоблачениями делал себе карьеру, зарабатывал репутацию непримиримого борца с врагами народа.

После К.Н. Слепцова выступил тот самый А.И. Новгородов, клеветник 1927–1929 гг., который принялся громить Народный комиссариат просвещения ЯАССР: «Долгое время в Народном комиссариате сидел буржуазный националист, вредитель, шпион японского империализма И.Н. Жирков… Он и вся его шпионская банда выполняли задания японских самураев, капиталистов».

Давайте разберемся, в чем конкретно выразились «вредительские» деяния «шпионской банды» И.Н. Жиркова? Вот, например: «Ф.С. Андросов, бывший заместитель наркома просвещения ЯАССР, говорил, что отставание якутских детей по русскому языку – явление закономерное». Что тут сказать? Шел двадцать первый год, Октября, а в Якутии социалистическая культурная революция началась только за несколько лет до 1938 г. Поэтому понятно отставание учащихся якутской национальности, ведь даже учителя того времени были весьма слабо подготовлены, русский язык хорошо знали лишь считанные единицы из них. Или вот еще «образец» вредительской деятельности: «В 1936–1937 учебном году из 690 учителей имели высшее образование только 35 человек, тогда как они все должны иметь законченное образование по курсу Учительского или Педагогического институтов». Якутский пединститут был открыт в 1934 г., а Учительский институт – в 1936 г. Мыслимое ли дело, чтобы эти институты до 1936 г. успели подготовить 690 учителей с высшим образованием? Понимал ли А.И. Новгородов, какую чушь он несет?

На четвертом заседании разоблачающие выступления продолжались. И.Т. Пономарев поведал о «подрывной работе» И.М. Романова, начальника управления по делам искусств при СНК ЯАССР, который «засорял репертуар наших театров, в особенности национального и колхозных, пьесами врагов народа, буржуазных националистов». Эти авторы – П.А. Ойунский, А.И. Софронов, Н.Д. Неустроев, В.В. Никифоров.

Председателем СНК ЯАССР был избран Н.Г. Фаткулов, первый секретарь Алданского райкома ВКП(б), усердно помогавший людям Вилинова выявлять «врагов народа».

Отшумели эти громкие собрания, а наркомвнудельцы трудились в поте лица. Именно в те дни в Якутии оформилось «Центральное дело», в котором пока главным подследственным был П.А. Ойунский.

«ДЕЛО НАРКОМЗЕМА»

Параллельно с разгоравшейся кампанией разоблачений «подлых двурушников» шли волны арестов, возникали самые разные дела – «Дело врачей» (по которому были арестованы нарком здравоохранения ЯАССР Е.И. Кузьмин, его заместитель И.М. Сизых, управляющий Аптечного управления М.П. Воцехович, многие врачи), «Дело наркомпроса» (были арестованы работники народного образования во главе с наркомом просвещения И.Н. Жирковым), «Дело банды И.М. Романова» (работников культуры, науки и литературы) и т. д. (названия условные, в официальных документах НКВД не встречаются, но в народе и среди наркомвнудельцев, а также в печати они так назывались). Чекисты работали слаженно с клеветниками, которые нередко выступали со своими разоблачениями по их тайным ориентировкам.

Самым значительным было «Дело наркомзема» – работников системы Народного комиссариата земледелия ЯАССР во главе с наркомом Н.С. Варфоломеевым. Была раскрыта целая сеть «вредительской организации», окопавшейся в земотделах Таттинского, Мегино-Кангаласского, Вилюйского, Орджоникидзевского, Амгинского, Чурапчинского и других районов, в Покровском опытном хозяйстве, в Сельхозпарке, в многочисленных МТС, в аппарате наркомата. Однако все-таки большого размаха это дело не получило, ибо не существовало в природе такого «сельскохозяйственного заговора», а подследственные по этому делу редко оказывались провокаторами, готовыми выдать кого угодно в стремлении выжить. А сотрудники УГБ НКВД ЯАССР мало знали окружение арестованных в районах людей. А ведь именно они, следователи, сами составляли «признательные показания» с перечислением имен врагов народа;

Приведем рассказ Н.И. Иванова, бывшего красного партизана и чекиста, в 1938 г. работавшего начальником управления Наркомзема ЯАССР по коневодству:

«12 июня 1938 г. мне позвонил начальник отдела НКВД Беляев и вызвал к себе. Когда я прибыл в наркомат, меня тут же в его кабинете арестовали, затем ввели в какой-то кабинет в здании наркомата. Там стояли лицом к стене три человека. Меня поставили четвертым. Краем глаза я разглядел их и узнал коллег – заведующих Чурапчинского и Орджоникидзевского райземотделов Василия Собакина и Василия Борисова, третьего – Петрова из Татты я не очень знал. Я тихо спросил у Борисова: «Зачем нас так поставили?» Тот прошептал: «Наркомвнудельцы совсем осатанели. Посадили уйму народа. А мы так стоим неподвижно уже вторые сутки». Тут караульный заорал: «Ма-ал-ча-ать! Не разговаривать! Не шевелиться!» Потом я понял, что это они так нас готовили к допросу, ломали нашу волю… Так я простоял с четырех часов дня до десяти утра следующего дня, не пошевельнувшись. Потом повели в кабинет Беляева. Тот с порога заявил: «Признавайся – когда стал членом контрреволюционной националистической организации?!» Я был ошеломлен и все отрицал. Беляев приказал меня вывести. Конвоиры меня поставили в узком простенке между каменной стеной и «голландкой» – хотя и было лето, печка топилась вовсю. В простенке было так тесно, что ни повернуться, ни присесть. Жара была невыносимая. Так я простоял две недели с короткими перерывами. Кожа с меня слезла, было нестерпимо больно. Как я выдержал – не знаю… А на третью неделю, за упорное непризнание своей вины, бросили уже в ледяной подвал – карцер. Там я увидел Карла Байкалова, с ним был знаком. Тот пожаловался, что уже четвертый день не дают еды. В конце пятого дня, наконец, перевели в общую тюрьму, когда я согласился подписать протоколы допросов…»

Наркомвнудельцы такими приемами ломали подследственных и заставляли давать показания даже на малознакомых людей – копили компроматы на руководство республики, собирали материалы для «Центрального дела».

К примеру, обвиняемые по следственному делу № 1738 (в суде фигурировало под номером № 5427) восемь колхозников колхоза «Красный путь» Якутского района (тогда был такой район) дали показания на 48 других лиц, преимущественно из руководства республики. Среди этих сорока восьми – П.А. Ойунский, наркомы И.Н. Жирков, А.Е. Кралин, Е.И. Кузьмин, А.А. Пономарев, И.М. Романов, секретарь ОК ВКП(б) Н.Н. Окоемов, I секретарь обкома комсомола С.Е. Ефремов, писатели С.С. Васильев, Н.М. Заболоцкий, Н.Е. Мординов, С.А. Саввин (был редактором республиканской партийной газеты «Кыым») и многие.

Провокаторы органов госбезопасности еще и подбивали заключенных давать показания на руководство республики. Тогда следователи будут вынуждены допрашивать и их, а они, большие начальники, сумеют доказать абсурдность обвинений, разрушат миф о существовании в Якутии контрреволюционной буржуазно-националистической организации. Немало людей, не искушенных в хитросплетениях следовательской тактики, попались на эту ловушку, будучи уверенными, что это их последний шанс спастись и доказать свою невиновность.

«ТЫ – ВРАГ, ПОНЯЛ?»

Наркомвнудельцы через «Дело врачей», «Дело Наркомзема», «Дело Наркомпроса», «Дело Главсуда», «Дело писателей» и подобные дутые, сфальсифицированные дела упорно продвигались к главному – «Центральному делу». Будучи сам под следствием, 3.Н. Беляев признал, что «в практике работы наркомата внутренних дел имели место незаконные методы ведения следствия, как то, случаи избиения, стойка, конвейерный допрос». Этими методами он лично в сентябре-ноябре 1938 г. добился сначала от Г.И. Иванова, потом от В.И. Трофимова, А.К. Андреева и А.Ф. Боярова показаний о существовании в Якутии правотроцкистской организации. Это был первый успех наркомвнудельцев по «Центральному делу». И, расширяя дело, к концу 1938– началу 1939 гг. они арестовали фактически все партийное, советское, хозяйственное руководство Якутской республики. Но потом они столкнулись с большими трудностями.

Когда проходившие по «Центральному делу» подписывали требуемые от них показания, они переводились из внутренней тюрьмы в общую, где режим был мягче и кормили чуть лучше. Набравшись там сил, они на следующих уточняющих допросах отказывались от прежних показаний и все начиналось сызнова. Наиболее сильные духом проходили такие круги ада по нескольку раз.

Расскажем, как наркомвнудельцы ломали А.М. Дексиляхова. Почему выбран именно он? Алексей Михайлович по своим волевым качествам был «средним» – не тверже и не слабее других, кто проходил по «Центральному делу». К тому же уцелело его письмо наркому Л.П. Берии, отправленное 12 февраля 1941 г. и полученное 1-м спецотделом НКВД СССР 19 марта. Это большое письмо – своеобразный подробный комментарий к следственному делу № 2313, заведенному на Дексиляхова, арестованному 7 октября 1938 г. Дексиляхов восемь раз допрашивался И.Ф. Ахчагныровым и был вынужден признаться, что был членом контрреволюционной организации, по заданию которой вел вредительскую работу в Якутской МТС. При допросах Ахчагнырову помогал его практикант В.А. Овсянников, а руководство следствием вели начальник отделения К.И. Карелин и начальник отдела 3.Н. Беляев. Процитируем его письмо Берии (сохранив стиль и орфографию подлинника):

«Вынудил меня ложно признаться… вследствие применения ко мне физических мер воздействия; нанесением несколько раз избиения тупыми орудиями; стоянки без движения три раза в течении 18 суток в октябре м-це 1938 г. (первый раз стоял на одном месте в течении 7 суток, второй раз стоял 6 суток и последний раз 5 суток). При стоянке всегда наносили оскорбления действием (ударом, ляганием) и словами, а также наносили всевозможные угрозы, заключением в горячем и холодном карцерах в течение 24 суток, что подтвердить ныне освобожденный быв. тогда в заключении гр. Меркулов Виктор Васильевич. Угрозы со стороны моего следователя Ахчагнырова, нач. с-отд. Беляева выражались, что они могут превратить в калеку-инвалида, если не буду признаваться. На самом деле избивали меня до потери сил и сознания. Все меры следователя были направлены для обессиления, потому обычно вызывали на допрос почти на каждую ночь и задерживали с 10–11 часов вечера до 3–5 часов утра в течение двух месяцев, отсюда в тюрьме-камере не приходилось пользоваться необходимым сном и отдыхом, все эти меры имели свои воздействия и заставили меня стать на путь ложного самооговора и клеветы на других лиц, и ложного признания в принадлежности к неизвестной мне «к/р» организации и несодеянном вредительстве».

13 октября 1938 г. Дексиляхов обратился к особоуполномоченному НКВД СССР Винницкому с жалобой на беззаконные действия Беляева и Ахчагнырова. И «тот прямо заявил повелительным тоном, обращаясь к моему следователю Ахчагнырову, буквально следующее: «Если этот враг будет дальше продолжать свое сопротивление и не будет признавать, то арестуйте его жену и детей немедленно», а дальше, повернувшись ко мне, сказал: «Если не будешь признаваться, то имей в виду, что твоя жена и дети завтра же будут арестованы, понял? Тогда, когда все угрозы на деле осуществлялись и боясь за семью, детей и тогда вынужден был «признаться» в столь тяжелом обвинении, как указывал выше».

Но Дексиляхов не сразу сдался. Он продолжал сопротивляться. И только 26 ноября 1938 г. подписал 8 подробных протоколов допросов, написанных рукой самого Ахчагнырова. Очень даже вероятно, что все эти протоколы были потом датированы задним числом: ибо Дексиляхов писал на имя Берии: «Я «признавался» в конце ноября м-ца, а в протоколах зафиксирован первыми числами октября 1938 г.».

Дексиляхова долго не вызывали на допросы. А он, восстановив силы в общей тюрьме № 1, стал требовать передопроса. И вот, 14 февраля 1939 г., когда И.Ф. Ахчагныров вызвал его на допрос, он сразу заявил: «Все свои ранее данные показания следствию не подтверждаю. Дал показания из-за боязни перед следствием».

Можно представить ярость наркомвнудельцев, люто набросившихся на Дексиляхова… Снова, началась его жестокая «обработка». Следователям решил помочь сам новый нарком М.П. Некрасов, зашедший в кабинет Беляева в ночь с 25 на 26 февраля 1939 г. Он заявил Дексиляхову: «Ты враг, с врагом мы поступаем по-вражески, будем бить и бить, понял? Если сейчас не откажешься от своего отказа, то выведут тебя наверх, там мои люди будут бить тебя так, что не помрешь, но будешь калекой, имей это в виду».

Дексиляхов не отказался. За него лично взялся Ю.П. Мавленко. Тот не сразу перешел к избиениям, а сначала приказал в течение двадцати семи суток заставить Дексиляхова сидеть без движения по семнадцать часов в день, лишить прогулок, уменьшить вдвое порцию питания. Только после такой обработки стал бить Дексиляхова и 20 апреля добился, чтобы тот взял обратно свой отказ, однако Дексиляхов настоял, чтобы протокол допроса от 14 февраля остался в деле. Только 26 июля 1939 г. Мавленко смог выбить у Дексиляхова показания на П.П. Кочнева и С.М. Аржакова…

Таково свидетельство документов. Дело Дексиляхова отличается от других дел «центральной группы» лишь наличием большого письма наркому Берии (оно дошло до Москвы исключительно из-за находчивости Дексиляхова – тот приписал «совершенно секретно» и сотрудники НКВД ЯАССР не решились вскрыть конверт, адресованный лично Лаврентию Павловичу). Кроме того, в отдельном пакете при следственном деле на Дексиляхова находятся заявление следователю НКВД ЯАССР Дергунову, датированное 6 января 1941 г., и кассационная жалоба от 4 июня 1940 г., в которых кратко излагается то, что подробно развернуто в письме на имя Берии.

К концу 1938 г. окончательно сложился узкий круг следователей по «Центральному делу». Это, кроме уже упоминавшихся Разина, Винницкого, Вилинова, Мавленко, Петрова, еще и «алданец» Д.М. Иванов, сотрудники 4-го отдела УГБ НКВД ЯАССР 3.Н. Беляев, К.И. Карелин, Р.Н. Ощепков, И.Ф. Ахчагныров и другие. У каждого из них было по два-три помощника. Методы ведения следствия у этих «специалистов» несколько различались: одни прямолинейнее – костоломные, другие работали изобретательнее. Но общим у всех было одно – насилие. Настоящая профессиональная техника допроса, умение вести расследование и скрупулезно собирать улики годились лишь для выявления действительных врагов. У них не было иного выхода, кроме как длительной «выстойкой», побоями вынудить невиновного человека признаться, что он шпион, диверсант, националист, кто угодно. Сама система толкала их к неизбежному насилию.