Текст книги "Там, где синеют маки"

Глава 4
Пропавшая

«Если все они убивали, то почему я не могу сделать этого сейчас? В чём эта грань между убийством коровы и человека? Почему я имею права убивать там, но не имею права убить здесь – вне войны? Может взять этот молоток, да… Сколько же могу я терпеть это свинство. Это мерзкое отношение. Хотя она и доживает уже последние свои дни, чувствую, что не долго осталось терпеть эту гнусавую женщину в доме, но я и дня уже не могу слышать хотя бы одно её слово, этим мерзким голосом, впивающимся в уши. Как отец только мог на неё посмотреть. Хорошо, что брат не жил и не видел всего этого. Хотя и он виноват, может быть, она не была бы такой мегерой, будь он жив… а эти фотографии у отца в стене, ну будет ли нормальный человек любить кого-то там из прошлого…»

Андреас был прав в своих догадках о том, что психика парня не подлежит восстановлению (ни в этих условиях), и всё, чего оставалось ждать – это решения, которое он предпримет. Может быть, будь фрау Гальман сегодня такой же злыдней, как и всегда, её сын не разозлился бы ещё сильнее, не подумал о том, что она не имеет права улыбаться, испортив ему всю жизнь; может, он не взялся бы за этот кирпич. Всё это «может быть», всё это «если бы» было уже не актуальным через пару часов, когда около дома собрались соседи и Лукас с Андреасом кричали в истерике, не понимая, о ком их крик. Присцилла умерла ещё тогда, когда в лесу был закопан её сын – Вёлли. А сейчас умерла фрау Гальман – остаток воспоминания о вдохновении этих двух несчастных товарищей. Товарищей, которые так и не поймут, что их пропавшая в прошлом мечта об этой женщине, их стремление сделать её своею и привела их к этой старой машине, в которой они, после очередной бутылки, дискутировали, кто – Лукас или Андреас сделал бы её счастливой. Не рассуждая о том, насколько ей нужно было их видение счастья. Всё это сложные вопросы, которые оборвались так же мгновенно, как и жизни этих двоих на дне обрыва.

Мне же всё ещё интересно, где и в какой ситуации человек будет делать выбор, который ведёт его только к счастью, без страданий. Может быть, я делаю что-то не так? Может быть, меня слишком мало, или наоборот много на всех этих созданий?

Человек подобен цветку, который природа создала в двух-трёх вариациях цвета. Словно маки не могут быть синими в чистом поле, так и люди не могут быть изначально хорошими или плохими – они развиваются и приобретают определённые черты во внешнем мире. Словно мак становится синим лишь под воздействием химических элементов, внедрённых в него искусственно человеком, так и сам человек меняется до неузнаваемости, впитывая окружающий мир. Отличие человека от цветка в том, что первый имеет волю выжить и остаться собой. Схожесть в том, что некоторые даже не замечают, как из красных ярких цветов делают пропитанные химией синие гербарии. Но возможно ли не воспринять войну? Лукас, Присцилла, Граун, Цукерман, Григорий и прочие миллионы: могли ли они не принимать это воздействие? Могли ли они жить прежней жизнью, пока идёт война? Война – тоже продукт потребления и спроса. Если бы каждый знал, что война – не выход, ни один солдат бы ни вышел в бой, и никакой Гитлер при всём желании не захватил ни один сантиметр земли. Хотя могу ли я говорить за всех? Почему-то же они идут? Сколько помню, идут и режут, стреляют. Столько тысяч лет.

И всё-таки если бы все люди жили своей жизнью, не посягая на чужую, думаю, мне не приходилось бы взвешивать каждое свое решение годами; всё, о чём просили бы люди – несло бы только позитив. Все были бы счастливы и не хотели бы причинять друг другу боль: домашнее насилие это, оскорбление или война. И вот уже тысячелетиями, увидев сотни разных форм общежитий, государств, религий и идей, я не понял – как сделать счастливыми всех. Бог говорит одно, другой Бог другое, в какой-то религии вообще его нет. Они придумывают Богов, чтобы снять с себя ответственность за то, что они делают. Но могут ли они это прекратить? Я думаю – нет. Ибо все они – сплошной хаос, который мне приходится держать в своих руках. Это бесконечная книга с миллиардами персонажей и триллионами сюжетов. Каждый персонаж в отдельности – целая книга, стоящая прочтения, но она же не имеет значения в тысячах таких же… или имеет, но, что я потеряю, если не обращу на неё внимания? Как они не обращают внимания друг на друга. И до сих пор я не знаю – в чём смысл их существования.

Вот и смысл мальчика, не умеющего говорить собственное имя там, где синеют маки.

«Житель циферблата»

 
Неспешно шагая по дивной
Темнице, пропитанной болью,
Смеялся манерно-игриво
Король, упивавшийся ролью.
 
 
– Мне довелось разглядеть сотни лиц,
И тысячи изысканных масок;
Руки в богатствах, изгибы ключиц,
По своему каждый потаскан…
 
 
– Кто говорит?! – возмутился Король,
А голос шептал прямо в уши:
– Самоотверженных видел порой,
Горделивые… – прочего хуже!
Видел в крестах и с рогами во лбу,
В подвале с обточенным нимбом;
И видел бродяг, лежащих во рву,
Да предателей напевающих гимны.
 
 
Да гильотины на площадях,
– Да кто! Пущу тебя в топку!
– Как бегают крысы на простынях;
Красавиц, целующих робко,
 
 
Уста, изопьют что через минуту
Зелье со светом в пучине! —
И нет Короля! – Ты за Смуту?! —
Воскликнул властитель в бессилье.
 
 
И к стенке прижался бедный парик,
А ноги согнулись и вниз заскользили
Одежды и краски. – Ах! Глупый старик!
Вскричал заточённый в порыве.
 
 
– Я видел как замки скрипят под грозой,
Как лошадь гниёт под обрывом!
– И море видел, что неспешно грызёт
Берег, влачась пилигримом?
– Я видел и шторм, что съел небеса!
– А видел горящих в соломе?
– Конечно, за это сожгут и тебя
Когда-нибудь в адской погоне!
 
 
Король ужаснулся, сдёрнул парик,
И бросил его прямо в лужу
Сточных отходов. Головою поник:
– А в аду я кому-нибудь нужен?
 
 
Долго смотрела на вопрос тишина,
И только решила продолжить:
– Я видел, молился ты, было, вчера?
– Как думаешь, это поможет?
– Я видел безумцев, пустившихся в путь,
И их же паденья со склонов!
И разбивался о скалы их труд,
А дух предавался позору!
И видел качавшихся, так, на ветру
За шеи схваченных бедных,
Взгляд устремивших прямиком в пустоту!
– В душу мою, непременно…
 
 
И встал на колени жалкий Король,
Взмолил незнакомца ответить:
– Скажи, умоляю, кто ты такой?
Бог или Дьявол? Иль смертный?
 
 
– Я видел вчера, ты пытался забыть,
А сегодня хочется вспомнить…
Скажи мне, успеешь немного пожить,
Не закрываясь за мною?
Сегодня бы вспомнить, а завтра забыть,
Да видеть как жизнь невесома,
Глядеть на грехи, на счастия нить,
А в циферблате я – дома.
 
 
Неспешно шагая по гадкой
Темнице, пропитанной болью,
Выплакал всё без остатка,
Король, страдающий ролью.
 

12.02.19

Обычно книги кому-то посвящаются.

Я посвящаю эту книгу тебе.