Текст книги "Мертвая земля"

Глава 22

Той ночью я долго лежал без сна. В комнате было слишком жарко и душно. Наконец я задремал, но вскоре проснулся весь в поту: мне приснился мертвый бродяга. Отчаявшись уснуть, я стал размышлять о предстоящей встрече с братьями. Надо было поговорить с ними достаточно жестко, но при этом обойтись без прямых угроз. В конце концов меня сморил сон, оказавшийся совсем недолгим, ибо в шесть часов утра слуга разбудил меня стуком в дверь.

Он принес на серебряном подносе два письма, которые были доставлены гонцом, прибывшим в город вместе с судьями. Оба конверта были скреплены печатью леди Елизаветы. Первое письмо, от Пэрри, оказалось совсем коротким.

Благодарю Вас за письмо и надеюсь, что Вам удалось продвинуться в проводимом Вами расследовании. Уверен, Вы держите в тайне обстоятельства, не подлежащие разглашению. Прошу Вас, сообщите мне о нынешнем положении дел. Леди Елизавета пребывает в тревоге, несмотря на все мои заверения в том, что новые факты вряд ли будут обнаружены и решение суда в любом случае окажется справедливым.

Ваш преданный друг,

Томас Пэрри

Второе письмо, от леди Елизаветы, было выдержано в более резком тоне.

Я получила Ваше письмо, из которого не узнала почти ничего нового. Настоятельно прошу Вас ответить мне без промедления и сообщить, каких именно результатов Вам удалось достичь, расследуя дело моего родственника. Время на исходе, и день суда близок. Вряд ли стоит напоминать, что я снабдила Вас просьбой о помиловании, которой следует дать ход в случае, если этот человек будет признан виновным, вне зависимости от того, каково Ваше собственное мнение на сей счет.

Внизу красовалась крупная, замысловато выведенная подпись: Елизавета.

У меня перехватило дыхание. Леди Елизавета не только выражала неудовольствие тем, что расследование не принесло быстрых результатов. Она настаивала, что в случае обвинительного приговора я должен непременно подать просьбу о помиловании, даже если мне самому судебный вердикт и представляется вполне справедливым. Следует ли мне сообщить об этом Пэрри? Но если леди Елизавета приняла решение, он не в состоянии отменить ее приказ. Возможно, Пэрри и миссис Бланш пытались переубедить свою госпожу, но безуспешно. Мне не хотелось отвечать на письма до тех пор, пока мы не допросим слесаря и не подкараулим близнецов. Завтра, возможно, я смог бы сообщить, что расследование наконец-то сдвинулось с мертвой точки. Однако леди Елизавета требовала ответить «без промедления». Поразмыслив, я написал два совершенно одинаковых письма, адресованные ей и Пэрри; в них я перечислил все наши скромные достижения и заверил, что завтра непременно напишу вновь. Запечатав письма, я отнес их вниз и вручил хозяину постоялого двора, присовокупив к ним несколько монет – плату за то, что послания мои будут отправлены самой быстрой почтой, которая, согласно заверениям трактирщика, доставит их в Хатфилд уже завтра.

Тем не менее к завтраку я вышел в самом тревожном расположении духа. К моему удивлению, Тоби Локвуда еще не было. Николас сидел за столом в одиночестве и, слегка нахмурившись, читал какое-то письмо.

– От кого это? – спросил я. – Бьюсь об заклад, от Беатрис Кензи.

Николас молча кивнул.

– Я тоже получил сегодня письмо, от леди Елизаветы. Она сердится, что расследование продвигается слишком медленно.

– Послушал бы я, как она заговорила бы, приехав сюда и пошатавшись по улицам этого мерзкого городишки, – пробурчал Николас.

Я с изумлением взглянул на него; подобные непочтительные замечания были отнюдь не в характере моего помощника.

– Плохие новости от Беатрис? – осторожно осведомился я.

Он бросил письмо на стол.

– Она пишет о чем угодно – о погоде в Лондоне, о новых мерах безопасности, принятых столичными властями, о том, как пьяный нищий на улице обратился к ней с дерзкими словами, которых леди отнюдь не подобает слышать. Что же касается меня… – Ник криво усмехнулся, – то Беатрис выражает надежду, что, выполняя поручение леди Елизаветы, я сумею обрести важные связи в высшем обществе Норфолка.

Я невольно прыснул со смеху:

– Что ж, в ответном письме расскажи ей о своих новых блистательных знакомствах – о братьях Болейн, Грязнуле Скамблере и тех парнях, что огрели тебя по затылку в таверне.

– Боюсь, подобные шутки отнюдь не покажутся Беатрис забавными, – покачал головой Николас. – Но больше всего меня опечалило другое. Она сообщает, что познакомилась в церкви с каким-то молодым барристером и он стал за ней настойчиво ухаживать. Так что у меня появился соперник: Беатрис говорит об этом без обиняков.

– А имя своего нового ухажера она упоминает?

– Нет. Но можно не сомневаться: этот пройдоха обладает деньгами и нужными связями, – вздохнул Овертон.

– Она просто играет с тобой, Ник, – заметил я. – При первом же знакомстве Беатрис произвела на меня впечатление особы, весьма искушенной в женских хитростях и уловках. К тому же у нее есть опытная наставница – ее матушка.

– Вы совсем не знаете Беатрис, – нахмурившись, возразил Николас. – Она совершенно не похожа на свою мамашу. Если бы вы не были так циничны, когда речь идет о женщинах, то…

– …то уже давным-давно женился бы, – перебил я. – Только не на такой легкомысленной кокетке, каковой мне представляется твоя Беатрис.

Произнеся эти слова, я моментально пожалел о них. Увы, в то утро я был слишком раздражен, чтобы проявлять деликатность.

– Вы совсем не знаете Беатрис, – упрямо повторил Николас. – Мать плохо влияет на нее, это верно. Но сама Беатрис добрая и искренняя девушка.

К моему великому облегчению, этот неловкий разговор был прерван появлением Тоби. Он выглядел усталым, сквозь загар пробивалась бледность. Нынешним утром гребень явно не коснулся его бороды и волос.

– Простите, что опоздал, – извинился Локвуд. – Матери вновь стало хуже.

– Мне очень жаль, – кивнул я. – Полагаю, сегодняшним вечером вы можете вернуться домой. С братьями Болейн мы вполне справимся и без вас – с нами, надеюсь, будет Барак.

– Матушке я все равно ничем помочь не могу, – вздохнул Тоби. – Да и на ферме у меня нет сейчас других дел, кроме как косить чертополох да наблюдать, как сохнут на жаре посевы. День у нас сегодня ожидается тяжелый. Давайте захватим слесаря в его логове, прежде чем солнце поднимется слишком высоко.

Мы направились в заведение Снокстоуба, расположенное неподалеку от нашего постоялого двора. Я надеялся, что при виде официального вызова в суд у слесаря развяжется язык. Мастерская была открыта, но за прилавком стоял только юный Уолтер, встретивший нас испуганным взглядом.

Я протянул ему повестку и строго вопросил:

– Где мастер Снокстоуб?

– Его нет, – развел руками парнишка. – Ума не приложу, куда он подевался. В девять часов заказчик должен прийти за готовыми ключами, а я не знаю, где они. – Он бросил отчаянный взгляд на ряды висевших на стене ключей, каждый из которых был снабжен биркой. – Мастер не записал их в книгу.

– И часто твой хозяин позволяет себе опаздывать? – процедил я.

Подросток, поколебавшись несколько мгновений, пробормотал:

– Только прошу, не говорите ему, что я разболтал вам об этом. Но с тех пор как в прошлом году от мастера Снокстоуба ушла жена, он вечерами таскается по тавернам и напивается в стельку. А утром никак не может проспаться и вечно опаздывает. Правда, если у него назначена встреча, он всегда приходит вовремя.

– Мы вернемся примерно через час, – пообещал я. – Скажи своему хозяину, что у нас есть официальная бумага, повелевающая ему явиться в суд. И если он что-либо знает о ключах от конюшни Болейна, пусть лучше оставит любые запирательства.

– Да, сэр, – уныло промямлил Уолтер.

Мы двинулись к дверям.

– Господи Исусе, и почему на нашем пути вечно возникают какие-то препоны и помехи? – посетовал я, оказавшись на улице.

– Значит, мы не заслуживаем благосклонности судьбы, – ледяным тоном изрек Николас; он все еще дулся на меня за нелестный отзыв о Беатрис.

– В нашем распоряжении целый час. Может, пойдем посмотрим, как откроется первое заседание выездного суда? Оно начнется совсем скоро.

По улицам, залитым яркими лучами утреннего солнца, мы направились в сторону замка.

Ширхолл, грандиозное здание, увенчанное готическими башнями, располагалось к северо-востоку от замка; оно тоже было сложено из белого камня. У дверей, оживленно беседуя, стояло несколько человек, судя по виду джентльменов. Я заметил сэра Ричарда Саутвелла, обсуждавшего что-то с двумя собеседниками. На лице его, по обыкновению, застыло выражение презрительной надменности. Увидев меня, он слегка кивнул, не сопроводив свой кивок даже подобием улыбки. Значит, он помнил нашу короткую встречу у собора Святого Павла; впрочем, судя по всему, он относился к числу людей, которые никогда ничего не забывают. На память мне пришли слова Тоби о том, что близнецы и подобные им молодые шалопаи время от времени выполняют для Саутвелла всякого рода грязную работу.

Войдя внутрь, мы миновали просторный вестибюль и оказались в зале суда, громадном, с невероятно высокими сводчатыми потолками. На помосте стоял покрытый тяжелой зеленой скатертью стол, за которым предстояло восседать судьям. Взгляд мой упал на скамью подсудимых, находившуюся слева; к ней вело несколько деревянных ступенек. Чиновники, облаченные в черные мантии, уже заняли свои места на скамьях перед судейским столом; они сосредоточенно просматривали какие-то документы. Солдаты в королевских мундирах застыли в карауле у дверей и вдоль стен. Множество зрителей, судя по дорогой одежде – представителей местного дворянства, занимали свои места; некоторые еще стояли поодаль, продолжая беседовать. От одной из групп отделилась долговязая фигура и направилась к нам.

– Приветствую вас, сержант Шардлейк. Пришли посмотреть на открытие выездной сессии?

– Мое почтение, сержант Фловердью, да ниспошлет вам Господь доброго утра. Да, мы решили, что взглянуть на это будет любопытно.

Сегодня Фловердью, похоже, пребывал в лучшем расположении духа, чем накануне.

– Думаю, в начале церемонии олдермены и городские чиновники получат хороший нагоняй за то, что скверно выполняют новые законы и постановления. Кстати, как продвигается расследование дела Болейна?

– Открылись некоторые любопытные обстоятельства, – осторожно ответил я.

Прищурившись, Фловердью вперил в меня пристальный взгляд:

– Вы хотите сказать, что располагаете новыми фактами, свидетельствующими в пользу Болейна?

– Я всего лишь хочу сказать, что всякий человек вправе уповать на справедливость закона, – отрезал я.

– С этим трудно поспорить.

Пристав, войдя в зал, призвал собравшихся к тишине. Зрители поспешно заняли места на скамьях. Судьи Рейнберд и Катчет прошествовали к своему столу. Толстощекое лицо Рейнберда сияло от сознания собственной важности; Катчет, по обыкновению, выглядел угрюмым и мрачным. Они опустились в кресла. Рейнберд, главный судья, кивнул Катчету, и тот, громко хлопнув костлявыми ладонями, провозгласил:

– Именем нашего повелителя, короля Эдуарда Шестого, объявляю Нориджскую выездную судебную сессию открытой. Нам предстоит рассмотреть множество дел. Однако прежде всего я вынужден заявить, от имени короля и лорда-протектора, что последние законы и постановления не выполняются в Норидже надлежащим образом и это повергает нас в гнев и скорбь. Введение налога на овец происходит слишком медленно и не в полной мере. Самозванцы, объявляющие себя пророками, продолжают беспрепятственно проповедовать в людных местах; безбожные памфлеты, призывающие к бунту, разбрасываются на улицах и вывешиваются на дверях домов. – Катчет звучно ударил кулаком по столу. – Судьи и констебли отнюдь не предпринимают должных усилий, дабы отыскать виновных и подвергнуть их наказанию. Хочу напомнить вам, джентльмены, слова мастера Кальвина, коего столь высоко ценит наш король, о том, что простолюдинов следует держать в узде. Предметом особой тревоги нашего монарха и лорда-протектора являются попытки противодействовать закону и порядку, каковые наблюдаются в последнее время в южных и западных частях нашей страны. Распространение подобной смуты необходимо прекратить. Малейшие зачатки мятежных настроений следует вырывать с корнем и безжалостно уничтожать. Ныне лорд-протектор озабочен созданием особой комиссии, целью которой является предотвращение незаконного огораживания пастбищ. В самом скором времени комиссия эта отправится в путешествие по стране и положит конец всем творимым ныне злоупотреблениям. Довольно потакать бунтовщикам и нарушителям закона! Джентльмены, призываю вас неукоснительно исполнять свои обязанности. Заверяю вас, что в ходе данной сессии мы будем радеть о торжестве справедливости, сколь бы сурова она ни была. Сегодня мы приступаем к рассмотрению дел, в том числе и уголовных. Преступники, признанные виновными, будут подвергнуты публичной казни через повешение на рыночной площади в ближайшую субботу. Палач получил распоряжение не затягивать петли слишком туго, дабы зрелище предсмертных судорог казненных послужило хорошим уроком жителям города. Никому не будет позволено приблизиться к преступникам и прекратить их мучения, повиснув у них на ногах и сломав им шею.

– А когда приедет эта ваша комиссия? – раздался недовольный голос из задних рядов. – Пока что о ней ни слуху ни духу.

Катчет побагровел. С исказившимся от ярости лицом указал на кричавшего, молодого человека в поношенном дублете:

– Арестовать его немедленно! Он оскорбил суд!

Солдаты бросились к нарушителю спокойствия, схватили его и вывели прочь.

– За оскорбление суда тебе придется поплатиться! – орал ему вслед Катчет. – Верь моему слову, тебе отрубят уши!

Столь незначительное нарушение порядка никак не могло повлечь за собой столь тяжкое наказание; тем не менее зрители беспокойно заерзали на своих местах.

Катчет опустился в кресло, слово взял Рейнберд:

– Надеюсь, джентльмены, призыв моего коллеги, ученого-судьи, дошел до ваших сердец. – Пухлые его пальцы перебирали лежавшие на столе бумаги. – А теперь мы приступаем к рассмотрению первого гражданского дела. Итак, слушается дело о завещании покойного Джеральда Карберри…

– Дела о спорных завещаниях меня ничуть не интересуют, – повернулся я к Николасу. – Думаю, нам пора.

И, поклонившись суду, мы вышли вон.

– Надо же, палач получил распоряжение не затягивать петли слишком туго, – бормотал Николас на обратном пути в мастерскую Снокстоуба. – Бедолагам придется долго дрыгать ногами в воздухе, и никто не посмеет положить их мучениям конец.

– Считается, что всем прочим жителям города это послужит назидательным примером, – вздохнул я.

– Не случайно судьи носят мантии красного цвета, – негромко проронил Тоби. – Красный – цвет крови.

Мы дошли до середины рыночной площади. Неподалеку от ратуши уже соорудили виселицу, поблизости плотники возводили еще одну. Они рыли в земле углубления, рядом лежали свежевыструганные столбы разной длины. Приготовления к публичной казни нескольких осужденных шли полным ходом. Поодаль стояла небольшая горстка бедно одетых людей, наблюдавших за работой плотников. Проходя мимо, мы уловили обрывки их разговора:

– Он плавал лицом вниз прямо под Епископским мостом. Лодочник, который его выловил, говорит, что бедняга запутался в водорослях…

– Наверное, свалился с моста, горемыка. Господи Исусе, до чего же паршивая смерть…

– Каждый вечер он был пьян как сапожник. Не представляю, как он только управлялся в своей мастерской…

– Ну, слесарем-то, положим, он был отличным…

Услышав это, я замер точно громом пораженный.

– Какой-то слесарь утонул? – спросил я, вновь обретя дар речи.

Говорившие удивленно посмотрели на меня.

– Да, мастер. А вам какое до этого дело?

– Как его звали?

– Маркус Снокстоуб. Этим утром его мертвое тело выловили из реки Уэнсум.

– Идем туда, – повернулся я к своему помощнику. – Немедленно!

На мгновение у меня закружилась голова, так что я вынужден был опереться на руку Николаса. Столь важный для нас свидетель, единственный человек, способный внести ясность в вопрос о ключах, был найден мертвым; официальный вызов в суд, который нам удалось раздобыть с таким трудом, оказался совершенно бесполезным.

– Епископский мост довольно далеко отсюда, – сообщил Тоби, с сомнением глядя на меня.

– Идем туда немедленно, – повторил я и, выпустив руку Николаса, зашагал вперед.

Мы вернулись на площадь Тумлэнд, вновь прошли по Холм-стрит, мимо Большого госпиталя, у ворот которого сидело множество нищих, и направились в сторону таверны «Голубой кабан». Миновав высокие ворота, мы вышли на каменный мост через реку Уэнсум. На противоположном берегу возвышался Маусхолдский холм. У парапета стояло несколько зевак, с любопытством наблюдавших за происходящим. Мы присоединились к ним. Двое дюжих констеблей с трудом тащили из воды труп, чьи ноги обвивали водоросли. Коронер, которого мы видели в ратуше, стоя на берегу, отдавал им распоряжения. Стоило мне бросить взгляд на утопленника, как я сразу узнал тощую фигуру Снокстоуба; лицо его, прежде багровое, теперь было синюшно-бледным.

– Как нам спуститься вниз? – повернулся я к Тоби.

Он указал на земляные ступеньки, ведущие к небольшому квадратному углублению на берегу.

– Что это? – спросил Николас.

– Лоллардова яма, – пояснил Тоби. – Прежде тут казнили еретиков. По приказу Мора здесь сожгли Томаса Билни.

Мы осторожно спустились по ступенькам и обогнули зловещую яму.

Тело лежало на берегу, коронер и констебли осматривали его.

– Слепому ясно: он напился до чертиков и свалился с моста, – изрек один из констеблей.

– Похоже на то, – кивнул коронер. – Никаких ран и повреждений на теле не видать.

Я с трудом опустился на колени и осмотрел голову утопленника. Эдит Болейн размозжили затылок. Одного из крестьян Вайтерингтона близнецы огрели по голове дубинкой. Откинув длинные волосы Снокстоуба, я внимательно осмотрел его череп. Нет, никаких следов удара.

– Эй, мастер законник! – недовольно окликнул меня коронер. – Чем это вы тут занимаетесь?

Я разогнул колени и поклонился:

– Простите мое самоуправство. Но я немного знал этого человека. Вчера разговаривал с ним – о ключах, которые он делал. Вы не будете столь любезны рассказать нам, что здесь случилось?

Вместо ответа коронер поманил пальцем какого-то мужчину в шерстяной куртке и белой шляпе, стоявшего поодаль; вид у того был до крайности испуганный.

– Это Седжлей, лодочник, который нашел труп. Седжлей, расскажи-ка этим джентльменам, как все произошло.

– Рано утром я плыл на своей лодке вниз по течению, – судорожно сглотнув, пробормотал лодочник. – Неподалеку от моста заметил, что в воде что-то болтается. Подплыл поближе и увидел, что это он, бедняга. Наверняка свалился с моста и запутался ногами в водорослях. В этом году водоросли чертовски густые.

Коронер, немного поразмыслив, повернулся ко мне:

– Судя по всему, джентльмены, это несчастный случай. Утопленник был известен всему городу как горький пьяница.

Я оглянулся на мост, потом окинул взглядом Маусхолдский холм, склоны которого были усеяны точками пасущихся овец; вдали, на самой вершине, возвышалось величественное здание – дворец графа Суррея.

– Но почему Снокстоуб решил отправиться на холм посреди ночи? – произнес я, размышляя вслух. – Там ведь нет никакого жилья, за исключением дворца, разумеется.

Коронер пожал плечами:

– Когда человек пьян в стельку, ему может взбрести в голову все, что угодно.

– Судебный эксперт будет осматривать тело?

– Наверное, раз так положено, – вздохнул коронер. – Небось обнаружит, что легкие у покойника полны воды, и ничего больше. – Он повернулся к констеблю. – Ты пригнал повозку?

– Да, сэр.

– Отвези его в мертвецкую. А ты, лодочник, пойдешь со мной. Надо взять у тебя показания.

Констебли подняли утопленника, от которого исходил запах гниющих водорослей.

– Эй вы, бездельники, расходитесь по домам! – крикнул коронер зевакам на мосту. – Представление окончено!

Глава 23

Мы вернулись на площадь Тумлэнд. Смерть слесаря нанесла нашему расследованию ощутимый удар; ордер, лежавший в моем кармане, оказался бесполезным. Более того, меня терзала мысль, что косвенным образом именно я оказался причиной гибели этого человека. То, что утром я пригрозил вызвать Снокстоуба в суд, а вечером он свалился с моста, трудно было счесть простым совпадением.

– Похоже, это действительно несчастный случай, – заметил Николас. – По голове его никто не бил, крови на теле не видно.

– Возможно, ему нанесли удар кинжалом и кровь просто смыло водой. Но тогда рану непременно обнаружат во время осмотра трупа.

– Не забывайте, у нас еще остался подмастерье, – напомнил Тоби. – Пока он не знает о смерти своего хозяина. Надо попытаться вытянуть из парня все, что ему известно.

Стоило Уолтеру, стоявшему за прилавком, увидеть нас, как лицо его вытянулось.

– Хозяин еще не вернулся, – буркнул он.

– Боюсь, мы принесли тебе дурную весть, Уолтер, – мягко произнес я. – Сегодня утром твой хозяин был найден мертвым. Он утонул в реке Уэнсум. Судя по всему, прошлой ночью свалился с моста в пьяном виде.

У парнишки аж челюсть отвисла. На лице его не отразилось ни малейшей печали (учитывая скверный нрав его хозяина, это меня ничуть не удивило), зато ясно проступил испуг. На память мне пришло, что вчера, пока мы допрашивали Снокстоуба, Уолтер тоже пребывал в величайшем беспокойстве; помню, я заметил, как пальцы мальчишки судорожно цеплялись за прилавок.

– Уолтер, а куда твой хозяин пошел вчера, после нашего с ним разговора?

Парень судорожно сглотнул.

– Не знаю, Богом клянусь. Как только вы ушли, мастер Снокстоуб начал метаться туда-сюда как бешеный. Видно было, что на душе у него кошки скребут. Потом собрался уходить, сказал, вернется через час. Пришел обратно мрачнее тучи, целый день рычал на меня да сидел как истукан, сложа руки. В пять часов мы, как водится, закрылись. Я отправился в свою комнату наверху, а он к себе домой. Дураку ясно, мастер Снокстоуб был испуган до чертиков. Упокой Господи его душу, – завершил Уолтер свой рассказ.

– Помнишь, вчера мы спрашивали, доводилось ли братьям Болейн, Джеральду и Барнабасу, заходить в вашу мастерскую этой весной. Ты сказал, что никогда их здесь не видел. И твой хозяин утверждал в точности то же самое.

– Помню, сэр. Я не солгал вам, честное слово.

– Солгать не солгал, но кое-что скрыл, верно? – спросил я, буравя подмастерье взглядом.

Уолтер понурил голову и испустил вздох столь тяжкий, что все его тощее тело содрогнулось. Несколько мгновений он молчал – как мне показалось, мысленно читая молитву. Наконец парнишка вскинул голову.

– Сюда приходил… один человек, – выдавил он из себя. – Это было в мае. Он принес ключ и попросил сделать дубликат. Сказал, что его послал мастер Болейн. Хозяин, ясное дело, сразу узнал ключ. На нем ведь стояло его клеймо. Если бы этот человек обратился к другому слесарю, по законам гильдии тот отослал бы его к Снокстоубу.

– И кто же это был? Ты узнал заказчика?

– Никогда прежде я его не видел, – покачал головой Уолтер.

– Скажи хотя бы, как он выглядел! – вступил в разговор Тоби.

– Ну, такой… широкоплечий. Еще не старый. С бородой.

– Прекрасное описание, – усмехнулся я; подойдет доброй половине мужчин в Норидже. – Может, вспомнишь, какой масти у него была борода – светлая, темная, рыжая?

– Темная, мне кажется. А может, и рыжая. Не помню. – Щеки мальчишки залила краска. – Понимаете, сэр, зрение у меня скверное. Вблизи еще ничего, иначе я не смог бы работать. А чуть подальше все расплывается. Богом клянусь, того человека я видел только мельком. Мастер Снокстоуб сразу увел его в заднюю комнату. Но когда они проходили мимо, я слышал, как они говорят о мастере Болейне и о том, что он потерял ключ от конюшни своего любимого жеребца по имени Полдень.

Я утомленно прикрыл глаза. Удача явно не желала поворачиваться к нам лицом. В довершение всех бед еще и свидетель оказался близоруким. Но по крайней мере, он мог подтвердить, что Снокстоуба посетил некто, заказавший ключи от конюшни. И не исключено, именно это свидетельство окажется на суде решающим. Пристально взглянув на дрожавшего мелкой дрожью Уолтера, я спросил:

– Почему ты так боишься этого человека?

– Не его, сэр, нет. Я боюсь сыновей мастера Болейна. Сэр, вчера мастер Снокстоуб буквально места себя не находил. Его убили, да? Он ведь не сам упал с моста?

– Не знаю, Уолтер, – пожал я плечами. – В четверг тебе придется дать показания в суде. Но мы позаботимся, чтобы до этого времени с тобой ничего не случилось…

– Нет! – возопил Уолтер. – Сначала убили миссис Болейн, потом моего хозяина… Лопни мои глаза, если я пойду в суд!

– У тебя есть в Норидже родные, готовые дать тебе приют?

– Нет у меня никаких родных! Моя семья живет в Сандлингсе. Здесь я один как перст.

– Послушай, Уолтер, – произнес я, стараясь говорить как можно внушительнее. – Сейчас ты вместе с нами пойдешь на постоялый двор при трактире «Девичья голова». Там останешься в моей комнате. Если хочешь, запру тебя на ключ. А после суда мы отвезем тебя в Сандлингс, к родным.

– Да что вы такое говорите! – выпучив глаза, пробормотал подмастерье. – В «Девичьей голове» оборванцев вроде меня и на порог не пускают. Они дадут мне пинка под зад, только и всего. Нет уж, видно, мне надо поскорее уносить ноги из города.

– Если я попрошу, хозяин трактира позволит тебе остаться. И каким образом ты собираешься уносить ноги из города, скажи на милость? Думаешь, на проселочной дороге ты будешь в безопасности?

Уолтер застонал и закрыл лицо руками:

– Я хочу домой.

– Но если ты придешь в суд и расскажешь правду, то спасешь невиновного от петли. Ты же веруешь во Христа, Уолтер? А значит, твой долг – прийти на помощь безвинно осужденному.

Парнишка склонил голову так низко, что пряди сальных волос упали ему на глаза.

– Думаю, самое разумное, что ты можешь сейчас сделать, – это беспрекословно слушаться меня, – продолжал я. – Ступай наверх, быстренько собери вещи. Мы отведем тебя в «Девичью голову». Там ты будешь в полной безопасности, Уолтер, в этом можешь не сомневаться. В четверг пойдешь на заседание суда, расскажешь судьям правду, а после мы отвезем тебя домой.

На бледном лице подмастерья застыло выражение полной безнадежности.

– Хватит уже трусить, парень! Иди собирай свои пожитки! – попытался ободрить его Николас.

Уолтер молча кивнул и направился к деревянной лестнице, расположенной в задней части магазина.

– Еще одна заячья душа на наши головы, – недовольно пробормотал Тоби. – Мало нам Скамблера. Прежде в Англии жили крепкие, отважные и честные фермеры. А ныне бывшие крестьяне переселились в города в поисках куска хлеба и превратились в жалких трусов. Неудивительно, что мы терпим в Шотландии поражение за поражением.

– Подчас вы бываете очень суровы, Тоби, – заметил я.

– Я привык говорить правду.

– Пора бы уж мальчишке спуститься, – с тревогой заметил Николас через несколько минут. – Вещей, я полагаю, у него кот наплакал.

– Давайте посмотрим, что он там возится, – предложил Локвуд.

Мы торопливо поднялись по лестнице. Наверху располагалась крошечная каморка, всю обстановку которой составляли шаткая кровать да грубо сколоченный стол, на котором лежало дешевое издание нового молитвенника. Ставни на единственном окне были распахнуты настежь.

– Черт! – взревел Тоби. – Этот паршивец удрал!

Мы бросились к окну. Из него не трудно было перебраться на покатую крышу соседнего дома, а оттуда соскочить во двор. Судя по всему, именно так и поступил Уолтер.

Выбежав на улицу, мы устремились в противоположные стороны. Тоби помчался вдоль по переулку, а мы с Николасом – к площади Тумлэнд, осматривая по пути все улицы и закоулки. Уолтер мог нырнуть в любой из них. Вернувшись в «Девичью голову», Овертон принялся расспрашивать слуг, пытаясь выяснить, не видел ли кто-нибудь из них парнишку, бегущего через площадь. Но все расспросы оказались тщетными. Вскоре к нам присоединился Тоби.

– Негодный мальчишка как сквозь землю провалился, – сообщил он. – Искать его бесполезно.

– А Сандлингс, где живет его семья, далеко отсюда?

– В Саффолке, на побережье. Туда ведет множество дорог, а Уолтер, скорее всего, двинется окольными путями. Мы его упустили. Я сразу понял: он не только трус, но и обманщик.

– Парень чертовски запуган, – заметил Николас.

– Что ж, теперь уже ничего не исправишь, – вздохнул я. – Конечно, я могу повторить под присягой все, что слышал от Уолтера. Но показания с чужих слов не имеют в суде большого веса.

– Скамблер может подтвердить, что потерял ключ, – напомнил Тоби.

– Не думаю, что это произведет на суд сильное впечатление. К тому же к его показаниям вряд ли отнесутся серьезно. В Норидже Грязнулю считают придурком, способным нести всякую околесицу.

– Если Снокстоуба действительно убили, то не исключено, что и Скамблер тоже в опасности, – предположил Николас. – Возможно, тот человек, что принес в мастерскую ключ, получил его от близнецов.

– В твоих словах, несомненно, есть резон, Николас, – кивнул я. – Прошу тебя, сходи к Скамблеру домой и скажи, что им с теткой лучше не выходить на улицу до четверга. Будет разумнее, если они попросят своих знакомых по церковному приходу побыть с ними. Скажи еще, что я загляну к ним завтра проверить, все ли в порядке. Тоби, вы можете вернуться к своим родителям. Встретимся в «Голубом кабане» в девять часов вечера.

– Но вы не отказались от своего намерения подстеречь нынешней ночью братьев Болейн?

– Нет. Однако прежде надо хорошенько обдумать, как мы это сделаем. Полагаю, сегодня вечером я загляну к мастеру Рейнольдсу и скажу, что хотел бы побеседовать с его внуками. Вне всякого сомнения, он ответит, что они ушли на петушиные бои, и предложит нам убираться восвояси. Тогда я скажу, что мы попытаемся отыскать их в городе. Это спасет нас от обвинений в незаконном преследовании и угрозах. В случае чего мы заявим, что даже не думали им угрожать, а хотели всего лишь мирно побеседовать. А мечи захватили на всякий случай, ибо молодые люди – известные забияки, и неизвестно, что взбредет в их шальные головы.

– Если я буду вооружен, это может вызвать подозрения, – угрюмо проронил Тоби. – Я не джентльмен и по закону не имею права носить оружие.

– Имеете, если служите у меня и защищаете своего патрона.

– Значит, вам нужно купить мне меч, – сказал Тоби. – Кстати, вот и оружейная лавка, – заметил он, указывая на небольшой домик, притулившийся между двумя внушительными особняками; в окне были выставлены кинжалы разных форм и размеров. – Здесь покупают оружие все джентльмены, а джентльменов в Норидже хоть отбавляй.

Я слегка нахмурился, однако счел за благо промолчать, понимая, сколь глубоко Тоби уязвлен собственным низким статусом.