Текст книги "Мертвая земля"

Глава 25

Как я и предполагал, наше появление произвело в «Девичьей голове» изрядный переполох. Пришлось сообщить мастеру Теобальду, что на нас напали грабители. Судя по подозрительному взгляду трактирщика, он не слишком нам поверил, но, так или иначе, безотлагательно вызвал лекаря. Медик, невозмутимый пожилой человек, оказался весьма сведущим в своем деле; он смазал рану Тоби лавандовым маслом и зашил ее столь же искусно, как это сделал бы мой старый друг Гай.

После ухода доктора мы вчетвером направились в мою комнату, дабы оправиться после пережитого приключения и поразмыслить над новыми фактами, которые нам удалось добыть.

– Если братья Болейн говорят правду, множество людей знало, что у них имеется ключ от конюшни, – заметил я. – И когда Джеральд оставил свою куртку на скамье, любой из них мог вытащить ключ у него из кармана, при помощи восковой свечи сделать слепок и положить ключ обратно.

– Вы полагаете, слова этих молодых подонков можно принимать на веру? – угрюмо осведомился Тоби.

– Мы можем проверить, лгут они или нет. Они назвали имена нескольких свидетелей. И среди них, кстати, Чаури, управляющий Болейна.

– Значит, по вашему мнению, близнецы не имеют отношения к убийству? – уточнил Николас.

– У меня возникли серьезные сомнения в их виновности. Хотя, конечно, не стоит полностью сбрасывать эту парочку со счетов. Еще одна любопытная деталь состоит в том, что они водят дружбу со служащими лорда Саутвелла, который не прочь заполучить имение их отца.

– Их приятели – такие же подонки, как и они сами, – заметил Тоби. – Прошлой весной Джон Аткинсон похитил на Маусхолдском холме юную девушку и пытался силой принудить ее вступить с ним в брак. В этом грязном деле ему помогали Саутвелл и его приспешники.

– Нельзя забывать, что ключ могли взять дед близнецов, их бабка, а также всякий, живущий в их доме, – добавил я, устало откидываясь на спинку кресла. – Любой из них мог в ту ночь сделать слепок, а на следующий день заказать Снокстоубу копию.

– Но зачем – вот в чем вопрос? Для того, чтобы угодить Саутвеллу или Вайтерингтону, которым выгодно отправить Болейна на виселицу? Или существует какой-то иной мотив?

– Если таковой и существует, мне он неизвестен, – покачал я головой. – Но еще в Лондоне Копулдейк и Уильям Сесил предупреждали меня, что Саутвелла беспокоить нельзя: он обладает слишком большой политической властью да вдобавок связан с леди Марией. К тому же мы совершенно не располагаем фактами, подтверждающими его причастность к этому делу. Множество подозрений – и ни одного факта. – Я повернулся к Бараку. – Тебе известно, кто послезавтра будет в составе присяжных?

– Завтра, вы хотите сказать, – поправил он, кивнув в сторону окна. Небо начинало светлеть; близился ранний летний рассвет, и на деревьях, росших в церковном дворе, громко чирикали птицы. – Уже наступила среда. Присяжные, по обыкновению, набраны из числа местных йоменов, сельских дворян и наиболее уважаемых горожан. Как вам известно, здешнее дворянство терпеть не может Болейна. – Барак вскинул бровь. – На сей раз среди присяжных много деревенских жителей. Полагаю, на завтрашнем заседании их тоже будет больше всего.

– Пожалуй, нам всем стоит немного поспать, – устало предложил я. – Тоби, вы можете прилечь в комнате Николаса. А ты, Джек, устраивайся со мной. Зачем тебе сейчас тащиться в «Голубого кабана»?

– Я не прочь прогуляться и немного освежить голову, – возразил Барак. – К тому же через несколько часов я должен приступить к работе.

– Как хочешь. Так или иначе, у нас осталась одна-единственная зацепка, связанная с братом Грейс Боун. Хотя, конечно, это скорее соломинка, за которую хватается утопающий, – вздохнул я. – После того как мы встретимся с этим человеком, я должен буду навестить Джона Болейна в тюрьме и обсудить с ним, как ему следует держаться на суде. Да, Джек, будь добр, подготовь повестки для Дэниела Чаури и Саймона Скамблера.

– Вы же сами говорили, что из Скамблера вряд ли выйдет толковый свидетель, – напомнил Тоби. – И что интересного может сообщить суду Чаури?

– Сейчас мы в таком положении, что не можем пренебрегать любой возможностью склонить суд в пользу Болейна. Надеюсь, рассказ Скамблера сумеет убедить присяжных, что ключ от конюшни действительно был похищен. Что касается Чаури, то он, по крайней мере, подтвердит, что Болейн был хорошим хозяином.

– Любопытно, чем ему так полюбилась таверна, расположенная довольно далеко от Бриквелла? – задумчиво произнес Николас. – Полюбилась до такой степени, что он частенько приходил туда в одиночестве.

– Возможно, за кружкой пива он мечтал о прекрасной Изабелле, – предположил Барак.

– Скажи, ты сможешь получить повестки накануне суда? – спросил я.

– Думаю, да, хотя, конечно, судейские чиновники будут несколько удивлены, – ответил он.

– Ну что ж, давайте наконец отдохнем! – сказал я, с усилием поднимаясь. – Пойдем, я немного провожу тебя, – обратился я к Бараку.

Мне хотелось кое о чем перемолвиться с ним наедине.

Мы спустились по широкой деревянной лестнице. На постоялом дворе все спали, за исключением ночного сторожа, сидевшего на стуле у дверей и встретившего нас любопытным взглядом.

– Завтра о нас пойдут пересуды, – усмехнулся Джек.

Мы вышли в пустынный холл. Шаги наши гулко раздавались по каменным плитам.

– Сегодня я понял, что больше не гожусь для доброй драки, – печально вздохнул Барак. – Похоже, я превращаюсь в бесполезную развалину.

Я положил руку ему на плечо:

– Неправда. Спору нет, этой ночью ты немного преувеличил свои бойцовские качества. Но помощь, которую ты оказываешь нам в расследовании, поистине бесценна. Сведения о судьях, судебные ордера, а главное – твои идеи! В общем, без тебя мы бы совсем пропали. У меня никогда не было более толкового помощника, и ты даже не представляешь себе, Джек, как часто мне тебя не хватает, – добавил я дрогнувшим голосом.

Несколько мгновений Барак хранил молчание.

– Когда мы с вами работали в Палате прошений, я чувствовал: мы заняты самым что ни на есть полезным делом – помогаем беднякам добиться справедливости, защищаем их от произвола бесчестных землевладельцев и прочих обидчиков. Прежде, когда мы служили лорду Кромвелю, я верил в него почти как в Бога. Может, он и не заслуживал подобной веры, но что было, то было. Однако теперь… – Барак устало покачал головой, – теперь, когда я занимаюсь сбором показаний для лондонских солиситоров, работа не приносит мне никакого удовлетворения. Все это напоминают драку крыс в мешке. Что касается этих чертовых выездных сессий, то я все больше убеждаюсь, что главная задача нашей судебной системы – помогать богатым. Три дня посвящены гражданским делам, и все эти три дня богатеи брызжут друг на друга слюной. А на уголовные дела остается один день, и в этот день судьи спешат отправить побольше людей на виселицу. Честно вам скажу: мне все это порядком осточертело.

– Понимаю. Но работа есть работа. И тебе нужно содержать Тамазин и детей.

– Конечно, я рад, что у меня есть дети. Но Тамми… В последнее время она взяла моду мною командовать… и, похоже, считает, что я должен слушаться ее, как мальчишка. – Барак взглянул мне прямо в глаза. – Признаюсь, я не слишком по ней скучаю и совсем не рвусь домой.

– У каждой супружеской пары бывают сложные периоды, – рассудительно изрек я. – Так или иначе, Тамазин любит тебя, и уверен, ты, несмотря ни на что, тоже по-прежнему любишь ее. Не сомневаюсь, ваша семейная жизнь еще наладится. – (В ответ Барак лишь горько усмехнулся и опустил голову.) – Джек… – продолжил я. – Мне нужен твой совет. Только прошу, никому об этом ни слова.

– Буду нем как рыба.

Я поведал ему о разговоре между Эдвардом Брауном, Воувеллом и человеком по фамилии Майлс; разговор этот мне довелось случайно подслушать в «Голубом кабане».

– Все это весьма походило на подстрекательство к бунту, – завершил я свой рассказ. – По закону я обязан сообщить об услышанном властям.

Барак вперил в меня пристальный взгляд:

– Возможно, это всего лишь пустая болтовня. Сейчас ходит множество слухов о мятежах и восстаниях.

– Нет, вряд ли. Эти люди говорили серьезно.

– Предположим, они действительно занимаются подстрекательством, – нахмурился Барак. – Ну и что дальше? Неужели вы хотите, чтобы мужа Джозефины отправили в тюрьму и подвергли допросу с пристрастием? Да и Воувелла, парня, который пытался нам помочь, вряд ли стоит обрекать на подобную участь! – Он яростно затряс головой. – Так что давайте договоримся: вы ничего не слышали и ни о чем мне не рассказывали. И, кроме всего прочего, согласитесь: у крестьян в тех краях, о которых шла речь, есть веский повод поднять мятеж.

– Всякое кровопролитие внушает мне ужас.

– Может, до кровопролития дело еще и не дойдет.

– Надеюсь на это.

– Как бы то ни было, мой вам совет – выбросьте этот случай из памяти. Это самый разумный выход.

Помолчав несколько мгновений, я кивнул:

– Пожалуй, ты прав.

Барак похлопал меня по плечу:

– Как говорится, чему быть – того не миновать.

Я был так утомлен, что сразу провалился в глубокий сон и проспал до шести чесов утра, когда меня разбудил слуга. Поднявшись, я первым делом исполнил свое намерение написать Пэрри и леди Елизавете; в письмах я сообщал, что мне удалось выявить новое обстоятельство, связанное с исчезновением ключа, и что в оставшееся до суда время я намерен использовать эту зацепку.

За завтраком я сказал Тоби, что, после того как он отведет нас к брату Грейс Боун, он может вернуться на ферму к родителям и оставаться там до завтрашнего судебного заседания.

– Благодарю вас, – кивнул Тоби.

Он был очень бледен, – вне всякого сомнения, раненая рука доставляла ему сильную боль.

– Я тоже очень вам благодарен, в особенности за помощь минувшей ночью, – ответил я. – Жаль, что вы пострадали.

– Так или иначе, я рад, что мы хорошенько проучили этих мерзких сопляков, – усмехнулся Тоби.

После завтрака мы повторили путь, который проделали прошлой ночью, – перешли на другую сторону реки и двинулись по Оук-стрит, широкой улице, которая привела нас к воротам Святого Мартина, расположенным на северной окраине Нориджа. Вдалеке маячили городские стены. День снова выдался жаркий; судя по всему, по-настоящему летняя погода установилась надолго. Среда была в Норидже базарным днем, и по дороге, вздымая облака пыли, тащилось множество повозок. Мы миновали большую церковь, окруженную незастроенным пустырем, и подошли к домам, теснившимся около ворот. К моему удивлению, дом, в котором жил Питер Боун, оказался достаточно просторным двухэтажным зданием; впрочем, краска, покрывавшая его стены, во многих местах облупилась, обнажая деревянные балки, явно тронутые гниением. Дверь нам открыл человек лет тридцати, высокий, худой, темноволосый. Безбородое лицо его отличалось правильностью черт, в умных карих глазах светилась настороженность. В руках он держал веретено с намотанной на него шерстью.

– Мастер Питер Боун? – осведомился я.

– Да, к вашим услугам, – ответил он, испустив тяжкий вздох. – Я слышал, что меня разыскивает законник из Лондона, и сразу смекнул: дело тут в моей сестре, которая работала у Джона Болейна. Думаю, нам лучше пройти в дом.

Вслед за хозяином мы вошли в комнату, просторную и светлую, хотя и меблированную весьма скудно. Обстановка состояла из стола, на котором лежала куча шерсти, четырех стульев, кровати и стоявшего в углу кованого сундука. Боун предложил нам сесть.

– Вы не откажетесь выпить пива? – спросил он.

– Нет, спасибо. Мы были очень опечалены, узнав, что Грейс и вторая ваша сестра оставили этот мир.

– Да, прошлая зима выдалась тяжелой и унесла немало жизней, – вздохнул Боун и устремил в пространство взгляд увлажнившихся глаз. – Бедняжка Мерси захворала легочной лихорадкой, а вслед за ней заболела Грейс. У меня даже не было денег на похороны, и сестер похоронили в общей могиле – как и многих других, умерших от этой болезни. – Боун поднял на меня глаза, взгляд которых был исполнен горечи и, как мне показалось, вызова. – Наверное, грех так говорить, но я предпочел бы умереть вместе с сестрами. Теперь в этом мире у меня не осталось ни единой родной души.

– Да, наверное, дом кажется вам опустевшим, – вполголоса заметил Тоби.

– Я сдаю внаем комнаты Грейс и Мерси, а также свою бывшую спальню, чтобы выручить немного денег, – сообщил Питер. – Это нарушение правил аренды, но домовладельцу об этом ничего не известно, – добавил он, пристально глядя на меня.

– Нас это совершенно не касается, – поспешно заверил я. – Мы пришли сюда вовсе не затем, чтобы создавать вам новые трудности. И мы очень признательны за то, что вы согласились с нами побеседовать.

Боун снова обвел нас настороженным взглядом и понурил голову.

– Прежде здесь была моя ткацкая мастерская, – сказал он. – Два года назад тут стоял станок, я ткал, сестры мне помогали. Но теперь люди, которые заправляют делами в городе, прибрали к рукам все производство шерстяных тканей и оставили без работы мелких ремесленников вроде меня. Ткацкий станок пришлось продать. Грейс и Мерси пряли шерсть и зарабатывали немного денег. Теперь и я вынужден заниматься этой женской работой.

Он с неожиданной злобой швырнул веретено на стол.

– Насколько мне известно, одним из крупнейших производителей шерстяных тканей в Норидже является Гэвин Рейнольдс, отец Эдит Болейн, у которой прежде работала Грейс, – заметил Тоби.

– Да, он из тех, кто сделал на шерсти целое состояние, – кивнул Боун. – Все его предки – купцы, торговавшие шерстью. Но он первый начал производить ткани, причем взял в свои руки весь процесс – от закупки овечьей шерсти до выделки и окраски. Многие бедные люди остались без куска хлеба из-за таких вот алчных пауков, как Рейнольдс. – Боун вперил в меня взгляд. – Но вы наверняка явились сюда не затем, чтобы выслушивать мои жалобы и сетования, сэр. Боюсь, вы сочли меня назойливым невежей.

– Вовсе нет. Я понимаю, вам приходится сейчас нелегко, и очень вам сочувствую.

– Вы ведь хотите поговорить о Грейс, верно? – прищурившись, спросил он. – Упокой Господь ее душу.

– Я слышал, что сестра ваша покинула дом Болейнов девять лет назад, незадолго до исчезновения Эдит, своей хозяйки. После этого она вернулась сюда, к вам?

– Да. Мы жили втроем – я, Грейс и Мерси. До самой смерти сестер нынешней весной.

– А вам не известно, по какой причине Грейс столь внезапно уволилась? Возможно, она поссорилась с миссис Эдит или с мастером Болейном?

– Грейс проработала в доме Болейнов пять лет и всегда твердила, что это настоящее осиное гнездо. По ее словам, Эдит терпеть не могла своего мужа. Они спали в разных комнатах. Хозяйка часто говорила Грейс, что на дух не переносит супруга. И детей, которых от него прижила, тоже.

– А в чем причина подобной ненависти, Эдит не объясняла?

Боун пожал плечами. Он по-прежнему смотрел мне в лицо, словно проверяя, какое впечатление производят на меня его слова.

– Миссис Эдит говорила, что сама себя не понимает. Но ненависть прочно овладела ее душой, и она ничего не может с этим поделать. Она даже подозревала, что над ней тяготеет проклятие. Мастера Болейна я никогда не видел, однако Грейс утверждала, будто бы человек он вполне достойный, хотя и вспыльчивый. Я так полагаю, Эдит малость тронулась умом. По словам Грейс, иногда она принималась морить себя голодом и из пухленькой женщины превращалась в ходячий скелет.

– Но Грейс всегда пользовалась доверием госпожи?

– Да. У Грейс было доброе и отзывчивое сердце. Но в конце концов обстановка в доме так накалилась, что чаша терпения моей сестры переполнилась. Миссис Эдит узнала, что ее муж завел шашни со служанкой из местной таверны, и хотя она терпеть его не могла, это обернулось для нее настоящим ударом. А ее сыновья-близнецы подросли и стали сущими исчадиями ада. Измывались над учителями, спускали их с лестницы и все такое. Мастер Болейн стал выходить из себя по любому поводу. Грейс понимала: добром все это не кончится. И вот настал день, когда она решила – с нее хватит. Уволилась и вернулась сюда.

– А вскоре после этого Эдит Болейн бесследно исчезла, – добавил я, пристально глядя на него.

– Да, я знаю.

– В ходе расследования представители власти должны были взять показания у Грейс.

– Им не удалось ее найти, – покачал головой Боун. – Никто не знал, где мы живем, так как мы с Мерси незадолго до этого переехали в новый дом. Конечно, мы с сестрами, узнав об исчезновении Эдит, стали думать, как лучше поступить. И Грейс заявила, что не желает больше связываться с этой семейкой. – Губы его тронула едва заметная усмешка. – Мы, простолюдины, стоим друг за друга горой. Всех, кто знал, где мы живем, мы просили не рассказывать об этом констеблям. В конце концов им надоело искать Грейс, и они плюнули на это дело.

– Однако показания Грейс могли пролить свет на загадочное исчезновение ее хозяйки, – осуждающе процедил Николас. – По крайней мере, она лучше других знала характер Эдит.

– Не надо читать мне нотаций, молодой человек в красивой мантии! – В голосе Боуна неожиданно зазвучала откровенная злоба. – Мы не хотели больше иметь дела с этой безумной семейкой, особенно после того, как Эдит исчезла. – Боун повернулся ко мне. – Может, сейчас, девять лет спустя, вы намерены сообщить властям, что мы скрывались от констеблей? Что ж, это ваше право. К счастью, ни до Грейс, ни до Мерси им уже не добраться, а со мной пусть делают все, что хотят.

– Никто из нас не собирается ничего сообщать властям, – примирительно вскинул руки Тоби. – Все, чего хотят эти джентльмены, – собрать факты, проливающие свет на дело, которое им поручено. Времени у них почти не осталось, завтра суд. Простите мастера Овертона, он человек с амбициями и очень переживает за успех расследования.

Николас вспыхнул.

– Мы очень благодарны вам за то, что вы согласились с нами встретиться, – негромко произнес я. – И поверьте, доставлять вам неприятности отнюдь не входит в наши намерения.

– Я был бы рад вам помочь, – кивнул успокоившийся Боун. – Но Небом клянусь, о смерти миссис Эдит мне не известно ровным счетом ничего.

Я поднялся и положил на стол пять шиллингов:

– Примите это в возмещение времени, которое вы потратили на беседу с нами.

Боун, не глядя на нас, сгреб монеты со стола и зажал их в кулаке.

– Мне пора приниматься за работу, – сказал он, указывая на веретено.

Мы вышли на улицу. Оглянувшись, я увидел, что Боун, стоя у окна, смотрит нам вслед. Веретено проворно двигалось в его ловких руках, а на лице застыло все то же настороженное выражение, с каким он встретил нас.

Глава 26

По возращении в «Девичью голову» Тоби, заверив нас, что раненая рука ничуть не мешает ему ездить верхом, отправился домой.

– У Болейна я, пожалуй, лучше побываю один, – сказал я Николасу. – А ты тем временем наведайся в контору коронера, узнай, осматривал ли он тело Снокстоуба.

– Уж конечно осматривал, – сердито буркнул Николас. – Неужели нет?

Я пристально взглянул на него:

– Чем ты недоволен, можно узнать?

– Этот каналья Локвуд меня бесит. Только и думает, как бы проехаться на мой счет.

– А, ты не можешь забыть, как он поставил тебя на место, когда мы беседовали с Питером Боуном, – улыбнулся я. – Но надо признать, правда была на его стороне. Читать мораль человеку, попавшему в столь печальные обстоятельства, – это… как бы помягче сказать… не слишком уместно.

– Возможно, я был не прав. И все равно Локвуд слишком много себе позволяет. Он всего лишь простой клерк, а держится так, словно ровня нам.

– Барак тоже всего лишь простой клерк.

– Но вы с ним знакомы еще с незапамятных времен. Конечно, Джек может позволить себе держаться с вами накоротке. И он приятный, компанейский парень. В отличие от этого Локвуда, который только и знает, что возмущаться и негодовать.

– Я надеялся, что после той переделки, в которую мы попали минувшей ночью, вы с Тоби проникнетесь друг к другу большей симпатией, – покачал я головой. – Ник, я понимаю, что Тоби тебе не по душе, но все-таки сделай милость, будь с ним полюбезнее. Тем более что терпеть его общество осталось уже недолго. Если повезет, через несколько дней мы уедем из Нориджа.

– Попытаюсь с ним не ссориться. Но он сам отнюдь не считает нужным со мной любезничать. Видели, какими презрительными взглядами этот тип одаривал меня сегодня?

– Осталось всего несколько дней, – повторил я. – Ладно, Ник, хватит дуться. Отправляйся к коронеру. Встретимся у главного входа в замок.

Ночь, проведенная почти без сна, давала о себе знать; добравшись по крутым улочкам Нориджа до рыночной площади, я буквально с ног валился от усталости. Базарный день был в самом разгаре, на площади яблоку было негде упасть. Под разноцветными навесами шла бойкая торговля овощами, рыбой, мясом, шерстью, скобяными изделиями; купцы на все лады восхваляли свои товары. В дальнем конце площади, там, где прилавков не было, крестьяне, прибывшие утром из деревень, продавали сыр, масло, сморщенные прошлогодние яблоки и груши, разложив их на кусках ткани, расстеленных на земле. Разносчики предлагали всякую всячину: булавки, деревянные кружки, цветные ленты, книжки с картинками. Я заметил лавочника, у которого прежде работал Скамблер, и вспомнил о том, что сегодня непременно должен побеседовать с мальчуганом.

Подойдя к замку, я бросил взгляд на Ширхолл, где сегодня слушались гражданские дела. Тюремщик вновь провел меня по гулкой железной лестнице и вслед за мной вошел в камеру.

– Посмотрите только на него, – усмехнулся он, указав на арестанта. – Жить ему осталось меньше двух дней, а он знай себе дрыхнет.

Я знал, что многие люди, лишенные возможности действовать, изнемогая под тяжестью страха, находят спасение во сне. Тюремщик грубо потряс Болейна за плечо. Тот вздрогнул, вскинул голову и растерянно заморгал:

– Что… что такое?..

– Доброе утро, Джон, – улыбнулся я.

Он провел руками по спутанным волосам и сел на койке.

– Я просил дать мне возможность как следует вымыться и побриться перед судом. Но получил отказ, – пожаловался узник.

– Ничего, я добьюсь того, что вам предоставят все необходимое, – заверил я. – Несомненно, это вопрос денег.

– Изабелла принесет мне чистую одежду. По крайней мере, на суде я не буду выглядеть вонючим забулдыгой, – вздохнул Болейн. – Изабелла уже в городе, она остановилась в «Белой лошади» – это постоялый двор на рыночной площади. Ее сопровождает Чаури, мой управляющий. Часов в семь вечера оба будут здесь. Вы сможете встретиться с ними и поговорить о том, что ожидает нас всех на суде?

– Да, разумеется.

– К счастью, Изабелле разрешили навестить меня.

– Вы хотите, чтобы я присутствовал при вашей встрече?

– Нет, благодарю вас, – грустно улыбнулся Болейн. – Скорее всего, это наша последняя возможность побыть вместе. – Он испустил тяжкий вздох. – Есть какие-нибудь новости?

Я сообщил о внезапной гибели слесаря, о том, что Грейс Боун, как выяснилось, умерла этой весной, а брат ее не смог сообщить нам ничего достойного внимания. Рассказ о стычке с близнецами я приберег напоследок, а о том, что обе стороны пустили в ход мечи, счел за благо не упоминать. Выслушав меня, Болейн сокрушенно покачал головой:

– Как это ни печально, я надеюсь, что никогда больше не увижу родных сыновей. Хотя я далеко не уверен в том, что они имеют отношение к убийству своей матери.

– Если бы мы только знали, кто он, тот человек, принесший ключ от конюшни – или его восковой слепок – в мастерскую Снокстоуба… Но выяснить это до завтрашнего суда не представляется возможным. Подмастерье Снокстоуба скрылся в неизвестном направлении, да и в любом случае от него было бы мало проку. Неведомого заказчика он видел в первый раз в жизни и не сумел толком разглядеть. Парень близорук, как крот, если только не врет, – вздохнул я.

– Я очень признателен вам, мастер Шардлейк, – вскинул руку Болейн. – Вы сделали все, что было в ваших силах.

Как это ни странно, Джон, казалось, успокаивал меня. По пути в замок я решил попытаться вновь расспросить Болейна о том, что он делал в ночь смерти Эдит. После чего намеревался сообщить ему, что после суда подам просьбу о помиловании от имени леди Елизаветы. Скрывать от него это обстоятельство и далее было бы немилосердно.

Болейн вперил в меня пристальный взгляд.

– Есть еще одна вещь, о которой я хочу сообщить вам, мастер Шардлейк, – проронил он и погрузился в молчание. – В Бриквелле у меня хранится довольно крупная сумма денег, – произнес он наконец. – На тот случай, если мои кредиторы начнут предъявлять претензии. Двадцать старых соверенов из чистого золота.

– В самом деле, крупная сумма, – вскинул я бровь.

– Сегодня я скажу Изабелле, где спрятаны деньги. Если… если дело примет скверный для меня оборот, ей придется тяжело. – Болейн устало улыбнулся. – В задней стене конюшни, где стоит Полдень, есть выемка, заложенная кирпичом. Отличный тайник, верно? Трудно найти охранника лучше, чем мой бешеный жеребец. Ни одна живая душа, кроме меня, про тайник не знает.

– Ох, мастер Болейн! – воскликнул я. – То, что вы рассказали, заставляет взглянуть на историю с ключом в ином свете. Предположим, кто-нибудь из ваших домашних – ваши сыновья, или Чаури, или кто-то из слуг – выследил, как вы прячете деньги в конюшне. У этого человека появился мотив завладеть ключом, никак не связанный с убийством, и, значит…

Имя Изабеллы я назвать не осмелился, однако мысленно включил в список подозреваемых и ее тоже.

– Неужели вы думаете, что это не приходило мне в голову? – нетерпеливо перебил меня Болейн. – Но штука в том, что мешочек с деньгами я спрятал в конюшне примерно год назад. Никто, повторяю, никто не видел, как я это делал! И никто, кроме меня и Скамблера, не отважится войти туда. Но даже если вы правы и тот, кто взял ключ, рассчитывал украсть мои деньги, то каким образом это поможет доказать, что я невиновен в убийстве жены? Напротив, при подобном раскладе обвинение против меня становится еще убедительнее.

Я погрузился в задумчивость:

– Пожалуй, вы правы. Но, мастер Болейн, повторяю: я смогу помочь вам лишь в том случае, если буду осведомлен обо всех обстоятельствах. Мне решать, имеют ли они отношение к нашему делу или нет. И кстати, я хотел бы задать вам еще пару вопросов.

Джон кивнул.

– Итак, первый мой вопрос связан с попыткой Вайтерингтона захватить часть ваших земель, – глубоко вздохнув, начал я; Болейн напрягся, сгорбив плечи. – Вам известно, что ваши сыновья, намереваясь дать захватчикам отпор, собрали целую шайку молодых джентльменов, находящихся на службе у сэра Ричарда Саутвелла?

– Мне известно только, что они позвали своих приятелей, – покачал головой Болейн. – О том, что друзья их как-то связаны с Саутвеллом, я до сих пор и понятия не имел. Надеюсь, вы не собираетесь осуждать меня за то, что я защищал собственные владения, – с горечью добавил он.

Перед моим мысленным взором встал образ несчастного парня, которому проломили голову, превратив его в слабоумного. Упоминать о нем я не стал, однако произнес достаточно жестким тоном:

– Этот вопрос связан со следующим – вопросом о вашем алиби. Скажу откровенно, я не верю, что весь вечер вы провели в одиночестве, просматривая документы в своем кабинете. Если в тот вечер вы встречались с кем-то, кто сможет это подтвердить, ваше алиби станет более надежным.

– Весь вечер я провел в своем кабинете, просматривая документы, – процедил Болейн, глядя мне прямо в глаза.

– Именно это вы собираетесь сказать завтра на суде?

– Разумеется.

– В таком случае вынужден вас предупредить: несмотря на все мои усилия, присяжные, скорее всего, сочтут вас виновным.

– Тюремщик сказал, судьи приказали палачам не затягивать петли туго, чтобы осужденные подольше мучились, – пробормотал Болейн, понурив голову.

– Именно так. Судья Катчет высказал подобное пожелание во вступительной речи, открывающей выездную сессию.

– Этот человек будет меня судить? – спросил Болейн, вновь поднимая на меня взгляд.

– Пока не знаю. Может, он, а может, судья Рейнберд. Не исключено, оба сразу, учитывая, что дело сложное.

Болейн погрузился в молчание. Я надеялся, что он наконец расскажет откровенно о том, где провел тот злополучный вечер. Но Джон всего лишь прошептал чуть слышно:

– Я слыхал, порой висельники мучаются минут двадцать, а то и дольше.

– Иногда намного меньше.

Болейн шумно перевел дух:

– Ну и как же вы посоветуете мне держаться на суде?

– Уголовные дела разбираются быстро: как правило, слушание занимает не более получаса. Отвечайте на вопросы судей откровенно и искренне. Имейте в виду, коронер будет давать показания о том, где и в каком виде было найдено тело убитой. Констебль, обнаруживший ботинки и топор в конюшне Полдня, тоже расскажет об этом на суде. Да, и предупреждаю: ваш бывший тесть Гэвин Рейнольдс и ваши сыновья тоже намерены выступить против вас, – со вздохом добавил я. – Вне всякого сомнения, они сообщат, что покойная Эдит обладала ангельским нравом, а вы – дьявольским.

Болейн опустил веки, тяжело переводя дух. Я догадывался, что в душе его гаснет последняя искра отцовского чувства.

– Значит, единственной свидетельницей защиты будет Изабелла, – прошептал он.

– Несомненно, если она заявит, что вы были хорошим мужем, это произведет на суд благоприятное впечатление. Но я рассчитываю, что в вашу защиту выступят еще два свидетеля – Саймон Скамблер, который расскажет, при каких обстоятельствах у него похитили ключ, и ваш управляющий Дэниел Чаури. Как вы полагаете, он подтвердит, что вы были хорошим хозяином?

– Да, я в этом уверен. Но Чаури даже не был знаком с Эдит. Он работает у меня всего пять лет.

– Я тоже дам показания, хотя и не имею права представлять ваши интересы. Тем не менее я расскажу и об исчезнувшем ключе, и о том, что некто заказал слесарю копию. Впрочем, боюсь, суд не придаст особого значения показаниям с чужих слов. Правда, если коронер, осмотрев тело слесаря, вынесет заключение, что тот был убит, это будет свидетельствовать в нашу пользу. О том, какие результаты принес осмотр, мы узнаем в самом скором времени. Да, еще я сообщу, что, осмотрев место убийства Эдит, пришел к выводу: даже сильному мужчине было бы затруднительно в одиночку сотворить с телом то… что с ним сотворили. Но самый веский довод, на котором я намерен стоять непоколебимо – и на который должны напирать вы, – заключается в следующем: глумиться над телом убитой супруги и выставлять его на всеобщее обозрение было бы с вашей стороны сущим безумием. Только безумец способен навлекать на себя подозрения и ставить под удар свой счастливый второй брак.

– Сущая правда, – кивнул Болейн, и взгляд его несколько оживился. – Буду напирать на это, как вы и сказали.