Текст книги "Цветок боли"

Цветок боли
Ka Lip

Дизайнер обложки Lip Ka

© Ka Lip, 2023

© Lip Ka, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0055-1615-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Annotation

Наша любовь превратилась в боль. Для меня его любовь стала болью, так же, как и моя любовь для него. Между нами все было так неправильно, и как же хотелось начать заново. Только вот жизнь не дает шансов все исправить. Каждый из нас сыграл свою роль. Винсент, вампир проживший столько веков, ты познал, что такое любить встретив меня.

Глава 1

Массивные двери захлопнулись за моей спиной. От этого звука я вздрогнула, а в сознании пронеслась мысль, что в моей жизни было «до» и «после». То, что было «до», сейчас уже не имело значения. Важно было то, что происходит после, то есть вот прямо сейчас, здесь, в этой комнате. Имело значение лишь мое настоящее, в которое я шагнула, а дверь сзади отрезала меня от прошлого навсегда.

Переведя взгляд с узоров ковра, которые я так пристально изучала все это время, чтобы отвлечься от действительности, я встретилась взглядом с ним – с тем, кто сейчас стоял посредине комнаты и рассматривал меня.

Передо мной стоял самый древний колдун из рода Джахи. Его звали Норан, который теперь стал моим мужем. Я нервно втянула воздух, оказавшийся таким тяжелым, что даже не проталкивался в мои легкие, или это из-за страха внутри у меня так все сжалось, что даже обычный вдох стал для меня другим.

Я попыталась успокоиться. Пока все, чем я себя накрутила – это лишь пустые и ничем не обоснованные страхи и не более. Да, моему мужу Норану более двух тысяч лет, хотя точно этого никто не знает. Таких древних колдунов на земле живет очень мало. Даже представители моего рода Мафис не настолько были древними, как он. Хотя наш род магов и ведет свою историю из глубины веков, но только единицы из моего рода проживали более пяти столетий. Поэтому видеть перед собой такого древнего и могущественного колдуна было очень страшно. Мне казалось, что каждой клеточкой своего тела я ощущала его темную ауру и ту мощь, его силу, которая просто давила на меня. Может, поэтому мои ноги были как ватные, и я не могла на них сделать и шага. Так и стояла позади закрывшейся двери и не знала, куда деть руки, нервно теребя в них кончик фаты и пряча глаза в пол, сосредотачивая свои мысли на этом витиеватом рисунке ковра.

– Подойди ко мне.

Его голос эхом разнесся по большой мрачной комнате. Я вздрогнула и, попытавшись проглотить слюну, сделала шаг. Все-таки попытка и дышать, и шагать мне не удалась. В горле запершило, я закашляла, подавившись слюной. Восстановив дыхание, я подняла на него глаза.

Несмотря на его возраст, в человеческом понимании этого слова, выглядел Норан не старше сорока. Хотя чему опять я удивляюсь – колдуны и маги сами решают, в какой момент прекратить физическому телу развиваться и навсегда застыть, оставшись внешне в возрасте, который ты сам для себя выбрал. Наверное, Норану нравился такой возраст, хотя многие решают, что оставаться вечно двадцатилетним юнцом более привлекательно. Только вот проживая век за веком, те, кто так и выглядит как в двадцать, в душе превращаются в стариков, и тогда их внешний вид идет в разрез с тем, что у них в глубине глаз – мудрость, опыт и века жизни.

Значит, Норан уже тогда знал, что будет жить вечно, и решил, что для вечности выглядеть как взрослый мужчина намного привлекательнее.

Мой взгляд, все-таки оторвавшись от ковра, еще раз перешел к лицу моего мужа. Его длинные и прямые волосы цвета вороного крыла поблескивали гладкостью шелка в свете свечей, стоящих в канделябрах на камине и столе. Лицо обрамляла аккуратная бородка, подчеркивая контуры его скул и придавая его лицу ту самую мужскую привлекательность, которая делала Норана именно таким мужчиной, о котором мечтает каждая девушка. Вот только глаза его пугали. Они, как две черные дыры, как два провала в бездну, не мигая смотрели на меня. Я заглянула в них и не увидела ничего, кроме тьмы. Там была лишь пустота…

Да, я слышала, что те, кто проживает более пятисот лет, перестают чувствовать. В них умирает все. Они настолько насыщаются жизнью, что, испытав все в ней, теряют к ней интерес.

И сейчас, смотря в глаза Норана, я видела мертвую пустоту.

Его голос вывел меня из прострации, в которую я опять впала, смотря в глаза, где, казалось, зрачок заполняет всю радужку и сливается с ней, делая их черными.

– Сними с себя все эти тряпки.

Опять вздрогнув от эха, разнесшегося по комнате, я непослушными, негнущимися пальцами стала пытаться сама расшнуровать корсет, затянутый так умело служанкой на моей спине. Его слова о тряпках на мне больно кольнули в сознании. Это платье, которое я два месяца с мамой подбирала к моей свадьбе, явилось воплощением моей девичьей мечты. Я так хотела выйти замуж именно в таком розово-белом платье. Оно было воздушное, как облако, и с таким количеством пышных юбок, что казалось, я утопала в розовом тумане, а его корсет был овит розово-белыми цветами из этого же невесомого материала. Моя фата – она струилась по воздуху от малейшего дуновения ветерка. Но, наверное, Норана мой вид не поразил. Хотя может ли его еще что-либо поразить в этой жизни, я не знала.

Смотря на него, я не понимала, как можно прожить более двух тысяч лет и потерять ко всему интерес. Я, прожив свои восемнадцать лет, каждый раз открывала для себя в этом мире столько нового и интересного, восхищаясь буквально всем. Как можно пресытиться увиденным, когда каждый день дарил мне радость и новизну?

Наконец шнуровка поддалась, и корсет, так туго стянутый на мне, стал расползаться, давая возможность дышать.

Мой муж так и стоял, смотря на мои мучения сначала с этим корсетом, а потом с каждой юбкой, затянутой на мне плотной лентой вокруг талии. Его лицо ничего не выражало, а в глазах лишь плясали отблески пламени камина и свечей.

Оставшись лишь в полупрозрачной рубашке, я замерла, чувствуя, как прохлада комнаты проникает под ее тонкое кружево, и мое тело ощущает физически прикосновение холодного воздуха.

– Я сказал тебе раздеться.

Голос прозвучал глухо, и в нем чувствовалась угроза. Вообще, это чувство тревоги, страха и надвигающегося чего-то плохого витало в воздухе, как будто пропитав его. Или, возможно, это всего лишь мои неоправданные волнения перед первой брачной ночью? Наверное, любая девушка такое испытывает, оставаясь наедине с мужчиной. Ведь то, что будет происходить дальше – об этом я имела очень смутные представления в виде непонятных по смыслу мне слов и попыток пояснения их от моей более сведущей в этом вопросе подруги Лиз. Она даже показывала мне несколько нарисованных картинок, при виде которых мои щеки покрылись алыми пятнами, а уши так вообще запылали. Но Лиз и сама особо ничего не знала об «этом», она лишь говорила, что «это» прекрасно, когда мужчина и женщина остаются наедине и происходит магия любви.

Сейчас в комнате я не ощущала этой магии любви, я лишь чувствовала пустоту и холод.

Еще раз бросив взгляд вокруг себя и поняв, что спасения ждать неоткуда, я спустила с плеч бретельки рубашки, и она соскользнула к моим ногам, полностью обнажив мое тело перед мужем.

– Костлявая….– с отвращением в голосе и протягивая слова, произнес Норан. – Волосы распусти.

То, что слова могут делать больно, я слышала, но не знала этого. Мое детство и юность проходили в доме родителей, где царили любовь и взаимопонимание. Они никогда не давали мне шанса узнать, что от слов может быть больно. А сейчас мне стало больно. Внутри что-то кольнуло, но я заставила себя дышать ровно и поспешно стала исполнять данное мне моим мужем распоряжение.

Мои густые и длинные темно-рыжие волосы были собраны в замысловатую прическу с цветами, лентами и невероятным количеством шпилек. И вот все это я и пыталась сейчас распутать, чувствуя, что пальцы не слушаются меня. Опять видя черноту взгляда на себе, я, дергая за волосы, спешила выполнить его требование. Все-таки я содрала с волос эти ленты, шпильки и цветы и, бросая их прямо на пол перед собой, почувствовала, как волосы упали мне на спину. Несколько локонов легли на грудь, прикрывая ее. И от этого стало даже легче.

– На кровать.

Команда Норана прозвучала сухо, да, именно команда. Никак по-другому это было назвать нельзя. Но ведь он мой муж, а значит, я должна подчиняться ему.

Стараясь унять дрожь в коленях, я, обогнув Норана по максимально большой траектории, подошла к кровати. Как и все в этой комнате, кровать пугала своим видом – она была огромна и как будто ждала свою жертву. Почему здесь все такое? Возможно, ответ в том, что колдун, прожив столько веков, потерял интерес ко всему, перенасытившись всем. Наверное, ответ в этом. Эта большая комната даже с дорогими вещами в ней внутренне вызывала отторжение. Чувствовалось, что хозяину всего этого все совершенно неинтересно и безразлично. Поэтому и окружающая его обстановка впитала в себя мрачную ауру.

Я размышляла, что делать дальше, стоя перед огромной кроватью, застеленной темно-алым шелком, с разбросанными на ней подушками и тяжелыми, такими же темно-алыми, балдахинами, свисающими с потолка с золотыми кистями по бокам от нее. Вот пока я все это созерцала, Норан подошел сзади и толкнул меня.

От растерянности я упала вперед лицом на холодную гладь шелковой простыни и моментально почувствовала, как Норан наматывает себе на руку мои длинные волосы. Затем он резко дернул их на себя, и я инстинктивно прогнулась в спине, чтобы смягчить тянущую боль в волосах. Мои ягодицы приподнялись, он потянул еще сильнее, и я почувствовала, как муж прижимается ко мне сзади. А дальше была боль. Я знала, что такое боль, когда в детстве я упала и расшибла коленки, или когда порезала ножом палец, пытаясь разрезать яблоко, или когда в первый раз упала с лошади. Я думала, что знаю, что такое боль, но, оказывается, я ошибалась. Только сейчас, чувствуя, как сзади в меня ритмично входит то, что разрывает меня изнутри, я поняла, что такое боль в ее всей реалии. Уже через несколько толчков я кричала. Слыша свой крик со стороны, я не верила, что так можно кричать, но, оказывается, можно. Слезы, полившиеся сразу после первого же толчка внутри меня, теперь лились не переставая. Руками я цеплялась за простыни, шелк которых выскальзывал, но муж меня крепко держали за волосы, и поэтому я не падала.

Он отстранился, мой крик застыл на губах, и я замерла, надеясь, что это все. Но как же я ошиблась. Норан, больно схватив меня за ногу, резко перевернул на спину. Разведя широко мои ноги, опять вошел в меня. Опять была боль – такая, что все попытки использовать магию, чтобы приглушить ее, проваливались сразу. Я просто не могла на чем-либо сосредоточиться – боль заполняла меня.

– Даже не думай применять магию.

Прошипев мне это в губы, Норан с размаху ударил меня наотмашь по лицу. Во рту образовался неприятный металлический вкус. Лицо Норана приблизилось, и он больно укусил меня в губы, став их то кусать, то облизывать. Я понимала, что он слизывает с них мою кровь.

– Я заставлю тебя стонать подо мной! – услышала я слова мужа.

Опять этот бездушный голос и его горячее дыхание у моего лица. Наверное, на какой-то момент времени я отключилась от действительности, и поэтому мои крики прекратились, хотя мне казалось, кричать я продолжала, даже проваливаясь в пустоту. Но, видно, это было не так. Норан хотел слышать меня. Я не очень понимала, зачем он так хочет, чтобы я стонала под ним. Но когда его кулак с размаху вошел в мой живот, а потом еще один удар я почувствовала на своих ребрах – я застонала. Теперь уже охрипнув от криков, я только и могла лишь глухо стонать. Наверное, его это устроило. Удары прекратились, но как только я, обессиленная, замолчала, облизывая языком болезненно пульсирующие губы, сразу последовал очередной удар.

И так продолжалось до самого рассвета.

Если бы я была человеком, то, наверное, умерла бы еще в начале этой ночи, но я из древнего рода Мафис, и все в нашем роду обладают даром магии. Конечно, маги ничем внешне не отличаются от людей, как и колдуны. Мы тоже состоим из плоти и крови, мы так же рождаемся, но не умираем, как люди. Наши тела так же, как и у людей, растут и развиваются, только, в отличие от людей, мы можем остановить их старение сами и навсегда остаться в том возрасте, в котором мы захотим. Правда, еще есть случаи, когда из-за болезней, серьезных травм и потери энергии происходит сбой, и тело прекращает развиваться, сохраняя магу жизнь, но оставаясь таким, в каком возрасте произошло с ним это несчастье.

Валяясь в виде поломанной куклы на окровавленных простынях, я уже тогда понимала, что мое желание навсегда остаться в теле двадцатипятилетней развившейся и расцветшей девушки стало абсурдным. После всего произошедшего я навсегда останусь недоразвитой восемнадцатилетней девчонкой, которая еще толком и не сформировалась. Мое тело больше напоминало тело подростка, чем женщины. Небольшие груди, угловатость и худоба – вот то, с чем я буду жить века. Хотя буду ли я жить?

– Убирайся.

Сквозь шум в ушах услышала я голос моего мужа и поняла, что эти слова относятся ко мне. Только желание уйти из этой комнаты, где я за одну ночь познала столько боли, дало мне силы сползти с кровати и, цепляясь за мебель, дойти до валяющегося бело-розового платья. Каждый шаг давался с неимоверной болью, но желание уйти заглушало эту боль, и даже когда, нагнувшись за платьем, я увидела алую кровь, стекающую по моим ногам, даже тогда я смогла поднять одну из юбок и, накинув ее на плечи, пойти к двери.

– Приведи себя в порядок. Сегодня к нам в гости приедут твои родители… дорогая.

Мне было бы легче, если бы он не сказал в конце это слово, но, наверное, Норан точно знал, как доставлять боль, и не только физическую.

Я все-таки вышла из этой комнаты. Массивная дверь за мной захлопнулась, теперь уже точно проведя черту «до» и «после». «До» этой страшной ночи, когда в эту комнату зашла юная девушка, которая мечтала о любви, живя в своем сказочном мире, где у нее был дом, ее родители, лучшая подруга и прекрасный мир, который она так любила. А теперь, пройдя через тьму этой ночи, из дверей этой комнаты вышло то, что осталось от физического тела, истерзанного и доведенного до грани, когда боль становится частью тебя, и это было «после». Но страшнее было не тело, которое подверглось такому надругательству – тело можно починить, ведь я не человек, и магия залечит раны, побои и уберет все следы, делая опять кожу гладкой и ровной. А как залечить то, что было у меня внутри, ту пропасть, которая поглощала меня своим мраком и осознанием того, что все, во что я верила – все было растоптано, теперь нет ничего и уже и не будет. Неужели я буду жить со своим мужем века?

Эта мысль болью пронзила мое сознание. Ноги подогнулись, и я упала на пол, больно ударившись о холодный мрамор. Мрачный коридор замка, освещенный лишь предрассветными сумерками, действовал угнетающе, а сквозняки, гуляющие по пустынным коридорам, моментально заставили меня плотнее закутаться в тонкую ткань одной из свадебных юбок. Я знала, что нужно идти к себе. Быть найденной на полу в коридоре перед дверьми комнат своего мужа в таком жалком состоянии – это окончательно добило бы меня. Бросив взгляд на светлеющее небо, я понимала, что вскоре проснется прислуга, и тогда меня точно увидят. Я даже боялась представить, как сейчас выгляжу после стольких побоев. Мои губы еще кровоточили, а из носа на ткань юбки упало несколько алых капель.

Заставив себя сконцентрироваться, я попыталась с помощью магии приглушить боль. Мне нужно было совсем немного – просто дойти до своей комнаты. Сконцентрироваться не удавалось, предательские слезы опять стали набегать на глаза, но я заставила себя и, почувствовав небольшое облегчение от боли, поднялась, все еще придерживаясь за холодный камень стен. Затем двинулась по мрачным коридорам спящего замка в свою комнату.

Наверное, прислуга была заранее предупреждена о моем раннем возвращении сюда. Хотя от понимания, что мой муж заранее знал, что со мной сделает, мне становилось только хуже. Пройдя в комнату и закрыв дверь, я увидела горящий камин и то, что в него недавно подложили дрова. Но меня больше привлекла ванна, наполненная водой. Подойдя к ней, я поняла, что это не просто вода. Там была магия – магия исцеления. Вода манила, хоть больше всего сейчас я хотела дойти до кровати и, упав на нее, лежать, свернувшись калачиком, и жалобно скулить. Но я пересилила себя и, еще чувствуя действие магии, которая заглушала боль, залезла в ванну.

Сначала я не ощущала ничего, только то, что теплая вода неприятно щипала в местах моих порезов, побоев и царапин. Потом магия начала обволакивать меня, и вот уже боль стала уходить. Когда тело перестало болезненно реагировать на прикосновения и даже внутри меня отбитые органы стали постепенно восстанавливаться и переставать отдавать тупой болью, я погрузилась в воду с головой. Мои спутанные длинные волосы, перепачканные кровью и семенем мужа, очищались в магической воде, приобретая свой блеск и красоту.

В комнату постучали. Я вздрогнула и хотела сказать, чтобы меня оставили в покое, но служанка уже зашла.

С ужасом я смотрела на ее лицо, понимая, что, увидев меня, она закричит, но ничего не произошло. Тогда я перевела взгляд в зеркало, в которое боялась заглядывать. Оно висело справа от меня на стене, и в нем отражалась ванна и я в ней. В зеркале я увидела сидящую в ванной девушку с мокрыми волосами и не узнала себя. Нет, с моим лицом было уже все в порядке – магическая вода сделала чудо. Все побои исчезли, затекшие от слез глаза, опухший от ударов нос, гематомы на скулах и разбитые губы – все это прошло, как будто ничего и не было. Только вот я не узнала свой взгляд. За одну ночь мой взгляд переменился настолько, что я сама себе не могла смотреть в глаза, видя в них страх и боль.

Чтобы не пугать прислугу своим взглядом, я старалась не смотреть на неё. Молоденькая девушка, видно, еще до конца не проснувшаяся, так как было очень рано, просто выполняла свою работу, и было видно, что ей совершенно все равно, что происходит со мной. Хотя разве в этом можно ее упрекнуть? Да и что происходит со мной? Кто узнает, что было там сегодня ночью за этими дверьми в спальне? Никто.

Все знают, что самая красивая невеста из древнего рода Мафис вышла замуж за самого Норана – колдуна из рода Джахи, тем самым укрепив союз не только семей, но и союз двух родов, который приведет их народы к миру. Древняя война с родом колдунов Джахи велась веками и ни к чему не приводила. Потом эта война перешла в дворцовые интриги, перевороты и заговоры. В этой незримой войне гибли люди, гибли маги и колдуны. И вот теперь, после пятисот лет вражды, мой отец заключил мир с родом Джахи и в подкрепление своих намерений выдал свою дочь за Норана.

Мне завидовали все, ведь Норан не оставлял сердца девушек равнодушными. Любая мечтала о таком муже, и я мечтала. О Норане я говорила с Лиз, он ей тоже нравился, и она даже завидовала мне, когда узнала, что мой отец договорился о нашей свадьбе. Но Лиз всегда была отходчива, и она, перестав обижаться на то, что я получаю такого завидного мужа, искренне была рада за меня. Да что там говорить, за меня были рады все. И сколько было тех, кто мне завидовал.

Думая о таких странностях в своей жизни, я понимала, что даже сейчас служанка и та мне завидует, наверное, думая, как мне было сегодня хорошо с моим мужем. А ведь я не смогу рассказать никому правду. Если я признаюсь отцу, зная, что он любит меня, я уверена на все сто процентов, что он разорвет этот брак. А вот каковы будут последствия этого, даже представить страшно. Забрать жену из дома мужа и обвинить мужа в нелюбви к своей жене – это непросто обвинения, это то, что приведет к войне. Так как правоту или неправоту этих слов каждая из сторон будет отстаивать с мечом в руке. То, что война начнется сразу, как я расскажу обо всем произошедшем отцу – я понимала, и что в этой войне будут гибнуть опять простые люди, тоже осознавала. И еще я знала, что в войне могут погибнуть и те, кого я люблю: отец, мама, мой старший брат Бёрн и мои две младшие сестрички. Род Джахи не пощадит никого.

Моя жизнь в один миг подошла к тупику, выхода из которого я не видела. Зато теперь я четко поняла, что такое политика и что я оказалась в самом центре нее. И теперь моя жизнь ничего не стоит и брошена на этот самый алтарь власти в угоду того, чтобы все жили в мире и любви. А я? Что будет с моей жизнью? Неужели всё, что сегодня произошло, он продолжит делать со мной и дальше?

Хорошо, что в этот момент служанка принесла горячий напиток, и я буквально заставила себя переключить мысли от жалости к себе на то, что было у меня в руках. Напиток обжигал губы и пах травами, а еще я почувствовала, что в нем тоже есть магия. Вот значит, какая забота обо мне моего мужа – ванну заранее подготовил, чтобы все побои смыть, и напиток сделал, от которого я действительно оживала. Усталость проходила, и вскоре я ощущала себя как человек, который прекрасно выспался за ночь. О моем состоянии внутри меня знала только я сама. Что я чувствовала? Наверное, крушение моего мира, я буквально наблюдала его разрушение, и обломки, которые раньше были чем-то ярким и красивым, сейчас стали кучей мусора у моих ног. Девочка, так любившая жизнь, вдруг ощутила желание умереть, и это желание пришло даже не из-за перенесенной физической боли и не из-за страха, что после сегодняшнего дня наступит следующая ночь. Я хотела умереть из-за той бездны, которая разверзлась внутри меня, когда я осознала действительность.

Только вот сил на что-либо сейчас не было, была лишь опустошенность. Так, наверное, всегда бывает после урагана, который пронесся и поломал все на своем пути, оставив лишь уродливые последствия своего присутствия.

Служанка, суетившаяся вокруг меня, не догадывалась о том, что творится со мной, судя по ее завистливым взглядам в мою сторону. Да и было чему завидовать. Она помогла мне надеть платье и причесала мои волосы, уложив их на голове в витиеватую медную корону, оставив несколько локонов змейкой спускаться мне на грудь. Я подошла к зеркалу, чтобы посмотреть на себя. Да, я опять себя не узнала. Я не узнала ту девушку, которая была так прекрасна в этом темно-зеленом платье цвета мха, который оттенял цвет моих глаз. Девушка в зеркале была очень красива: гладкая светлая кожа, легкий налет румянца на высоких скулах, чувственные алые губки и тень от длинных ресниц. Лицо было совершенной красоты, той, которая редко дается людям, но может быть доведена до идеала магией. Я была красива, даже несмотря на еще несформировавшееся тело, и даже небольшая грудь под вышитым золотом лифом платья смотрелась идеально в сочетании с тонкой талией и изяществом всей фигуры.

Наверное, я боялась заглянуть себе в глаза, но все-таки пересилив себя и подойдя ближе, я встретилась взглядом с незнакомкой напротив. То, что ее глаза были наполнены отчаянием, было видно, а теперь они еще и наполнялись слезами. Но я не имею права плакать. Нельзя кому-либо показать то, что внутри меня. Поэтому, выжав из себя вымученную улыбку, я кивнула служанке и, поблагодарив ее, подошла к столу, на котором уже стоял принесенный для меня завтрак.

Вид еды не вызвал никаких желаний. Возможно, что вообще сейчас во мне ничто не вызвало бы отклика. Внутри была пустота. Но я знала, что должна есть. Тем более от еды тоже шла магия, а значит, эта еда даст мне сил, внутренних сил, которые помогут моему телу восстановиться. Мысль о том, что в еде отрава, сейчас меня бы очень порадовала, только вот я точно знала, что такого чудесного избавления от ада в моей жизни у меня не будет.