Текст книги "Цветок боли"

Глава 9

Проснувшись утром, я не совсем осознала, где я, и только несколько раз обведя глазами комнату, наконец поняла, что все это вполне реально. Настолько реально, что я не могла поверить в произошедшее. Ведь я обнаженная лежала в чужой постели, в незнакомом мне доме, и чувствовала, как каждая клеточка моего тела еще помнит эту ночь необузданной страсти. В эту ночь мы заснули только под утро. Винсент был ненасытен, казалось, он веками хранил голод, а сейчас имел возможность его утолить, и он утолял его. Мои позы были настолько постыдны, что сейчас, при свете дня, я даже стыдилась вспоминать о них. Но вот ночью все, что было между нами, казалось мне таким естественным и таким правильным.

Мои размышления прервал вошедший в комнату Винсент. По его виду было не сказать, что он всю ночь кувыркал меня и с такой страстью вдалбливался, что кровать ходила ходуном. Винсент выглядел великолепно. Его вьющиеся смоляные волосы были зачесаны назад и перетянуты сзади темно-алой лентой. На нем был камзол в тон этой ленте, а кружева тонкой рубашки закрывали кисти рук, унизанных перстнями. В ушах, как всегда, две рубиновые серьги отражали кровавый отблеск его глаз. Только вот сейчас его глаза были холодными.

Я поежилась под его взглядом и, сев в кровати, аж до подбородка натянула на себя одеяло.

– Я сейчас уезжаю, – обыденным тоном произнес он, – пришлю тебе прислугу, она поможет одеться, – сказав это, он повернулся к двери, потом замер и, еще раз обернувшись, окинул меня оценивающим взглядом. – Если тебе что-либо нужно, ты можешь мне сказать. Мне понравилась ночь с тобой, и я готов оплатить ее.

Мои ноготки впились в ладони, и только переключив боль туда, я смогла практически ровным голосом ответить:

– Мне ничего не нужно.

– Тогда, может, нужно твоему отцу? Он ведь подкладывает тебя ради дела под нужных ему мужчин.

– Ничего не нужно.

– Как знаешь.

Наверное, этот разговор ему в целом был не интересен, и он, завершив его, ушел, а я ощутила на себе смысл слов «окатили ушатом дерьма». Вот так я и сидела в его постели, обтекая, чувствуя ком в горле и желание рыдать, крушить эту комнату и потом пойти и убить Винсента. Но вместо этого я встала, и когда пришла прислуга, с помощью нее оделась. Все-таки самой затянуть корсет на себе практически нереально. Принимать ванну в этом доме я отказалась. Тогда мне сказали, что меня ждет карета. Я не стала делать глупые гордые жесты и отказываться от возможности поехать домой. Сейчас я не готова была идти пешком через город, так как выглядела именно так, как и должна выглядеть падшая женщина – моя шея и плечи были в ярких засосах и гематомах, губы опухли, а походка выдавала физический дискомфорт, который я ощущала внутри себя. Я хотела лишь одного – добраться домой, а там залезть в ванну и с помощью воды и магии смыть с себя все следы этого мужчины. Наивная, как же я ошибалась. Тело можно было очистить от него, а вот изъять его из моего сердца, наверное, можно было, только вырвав у меня это сердце из груди.

Всю дорогу домой я думала о произошедшем – сказка ночи обернулась реальностью жизни. А что я хотела? Все знают, кто я. Почему я решила, что Винсент обо мне другого мнения? Да, мой отец ради выгоды нашего рода выдал меня за Норана, вот Винсент и сделал вывод, что и в дальнейшем он использует меня в политических интригах. Да что Винсент, теперь-то мои глаза уже был открыты, и я понимала, что так думают буквально все. Только вот мнение всех мне было безразлично, а слова, услышанные утром от Винсента, сейчас разъедали меня изнутри.

Неужели я для него всего лишь шлюха? Неужели он просто воспользовался мной, зная из всех этих сплетен обо мне только плохое и потом собираясь оплатить мою «услугу». Прокручивание этих мыслей в голове сводило меня с ума.

В этот день я не находила себе места из-за произошедшего. Все валилось из рук. Попытка пойти заняться работой и начать вышивать новый платок с треком провалилась. Я уколола палец, испачкала ткань платка кровью и, увидев все это, разревелась. Хорошо, что в этот день Лиз не пришла, иначе бы она увидела неприглядную картину моей истерики. Я выглядела ужасно, бегая по дому в ночной рубашке со спутанными волосами и попытками занять себя хоть чем-нибудь, чтобы отвлечься. В результате от всего пережитого я уснула на кресле в гостиной, свернувшись калачиком и укрывшись пледом.

Утром следующего дня в таком виде меня и нашла Лиз. Как оказалось, я даже не заперла дверь. Хотя чему удивляться, я вообще смутно помнила себя и то, что я делала. Лиз не стала меня ни о чем расспрашивать, наверное, и так обо всем догадавшись. Она, как заботливая мамаша, приготовила мне ванну, наполнила воду магией и запихнула меня туда, сказав, что я ужасно выгляжу. Когда я вышла из ванной, на столе уже дымился чай, а еще оказалось, что Лиз принесла с собой свои фирменные пирожки с медом.

Чтобы не огорчать подругу, я заставила себя съесть один пирожок и выпить с ней чай.

Она так и молчала, а вот я не могла все это держать в себе. Поэтому говорить начала я. Она не прерывала меня, а когда мой словесный поток вперемешку со слезами закончился, Лиз обняла и прижала к себе. Вот так мы и сидели в тишине комнаты, каждая думая о своем.

– Я отомщу за тебя…

Еле слышно сказав это, Лиз встала и пошла к двери. Я растерялась от услышанного и не поняла смысл сказанного ею. Но Лиз, видя мою попытку встать, махнула мне рукой и ушла. Я, обдумав все это, пришла к выводу, что, наверное, Лиз очень сильно переживает за меня.

***

С той ночи прошла неделя. Целая неделя, в которой я сначала ненавидела Винсента и строила планы мести ему и жуткие варианты его казни, потом вспоминала то, что было в ту ночь, и начинала оправдывать его, считая, что он имеет право так думать и такое мне говорить, и что, возможно, я смогу его простить за это. К концу недели я тоскливо скулила, сидя калачиком в кресле, и мысли о том, что он больше никогда обо мне не вспомнит, разъедали меня изнутри. Теперь все мое существование свелось к мыслям о нем. Что бы я ни делала, о чем бы ни думала, его имя проникало в сознание и затмевало все. Я понимала, что влюбилась окончательно и бесповоротно. Это было очевидно, и то, что творилось со мной, именно так и называлось. Только вот я не подозревала, что полюбить кого-либо, оказывается, намного больнее, чем жить не любя, в пустоте и одиночестве. Теперь я с печалью и теплотой вспоминала те дни, когда мое сердце не истекало от этой любви. Как же было тихо и спокойно в нем, пока там не поселился Винсент. Так бы я и жила, веками всеми презираемая и отвергнутая, вышивала бы платки, пила чай с Лиз и созерцала мир. Но мне было не суждено жить так, мне было суждено полюбить того, кого не следовало любить. Что может чувствовать ко мне вампир, проживший уже шестьсот лет? Только желание поразвлечься, не более. И умом это я понимала, но сердце так хотело надеяться, что это не так. Я замерла от шума проезжающих по улице карет, прислушиваясь в надежде, что вдруг это он приехал ко мне. А ночами теперь я не спала, сидя на кровати и смотря в распахнутое окно, ожидая его.

Так постепенно я изводила себя любовью, которая болью отозвалась внутри меня, и только сейчас я осознавала, что боль физическая, испытанная мной благодаря Норону, ничто по сравнению с болью душевной.

***

После передачи правления Винсенту приграничного Багтира его настроение улучшилось, и теперь он весь жил планами по дальнейшему завоеванию земель правее от торговых путей. Винсенту нужны были эти земли, простирающиеся до берегов Зеркального моря. Когда-то давно они принадлежали вампирам, но потом времена сменились, и войны, прошедшие с новыми правителями, обагрили эти земли кровью. Вампиры проиграли и ушли со своих исконных земель. Сначала эти территории перешли к колдунам, затем к магам. Такой интерес к этой земле был неспроста. Во-первых, они располагались до самого побережья, поэтому все прибывающие из дальних стран корабли привозили дань в казну правителя этих земель, а также заморские товары и диковинные вещи, экзотических людей и зверей и еще много всего. Поэтому города на этих землях испокон веков процветали. Торговля здесь шла бойко, и сюда приезжали купцы отовсюду, опять же платя дань за пребывание. Но не только из-за этого за эту территорию шла такая ожесточенная битва. Неподалеку от моря располагались пещеры, в глубине которых была сосредоточена невероятная сила. Откуда там была эта сила, никто не знал, наверное, она была там еще с сотворения мира. Источник силы был настолько мощным, что питал своей целебной энергией все вокруг. И все, кто подходил к нему, питались от него. Вампиры наполнялись невиданной энергией, становясь неуязвимыми даже для серебряных клинков, попадающих в сердце. Колдуны обретали способности невиданной мощи, практически становясь богами на земле, а маги, питаясь этой энергией, усиливали свои магические способности до чудес, неподвластных человеческому разуму. Вот поэтому каждый из родов вампиров, магов и колдунов хотел владеть этой землей, чтобы обеспечить своему роду источник силы на века.

Винсент еще много столетий назад поклялся, что вернет вампирам их земли и их силу, и все это время он ждал. Теперь открытый конфликт в виде армии наемников и войны уже не имел смысла. Сейчас все решала политика, и он, понимая это, держал руку на пульсе. И когда Винсент узнал, что Норан сначала женился на девушке из рода Мафис, а потом быстро избавился от жены, вот тут Винсент и понял план Норана. Ведь сейчас эти земли принадлежали магам, а ответственным за подступы к пещерам был непосредственно глава рода Манфис – Дал, отец бывшей жены колдуна. Винсент чувствовал, что Норан слишком близко подобрался к лакомому кусочку, и поэтому, сделав ответный ход, взял под себя Багтир. Теперь город заняли вампиры. Бескровная война была выиграна лишь одной подписью и смертельной тоской в глазах своего друга. Но Винсент делал вид, что не видит его состояния, и продолжал двигаться к своей цели.

В этот раз они возвращались из Багтира, где Винсент был очень доволен результатами. Вампиров в городе стало больше, чем людей. Вместо себя Винсент поставил управлять городом своего кровного родственника, и еще они провели тайное совещание, распланировав свои дальнейшие действия. Так что сейчас, сидя в седле и созерцая пейзаж вокруг, Винсент был настроен на разговор с Лонтом, который он так долго откладывал.

– Я смотрю, твои любовные перипетии наладились. Ты нашел замену той? Или не послушал меня и вернулся к ней?

Лонт напрягся от слов Винсента. Он ждал этого разговора. Он знал, что от взора друга не скроет своего состояния счастья, в котором он пребывал, восстановив отношения с Лиз.

– Что ты хочешь? – Лонт приготовился к бою, пока только моральному.

Винсент почувствовал в своем друге это. Значит, Лонт вернулся к Лиз, только из-за нее он готов драться даже с другом. Винсент вздохнул и, не глядя на Лонта, произнес:

– Держи ее подальше от наших дел. У меня плохие предчувствия.

Оставшуюся дорогу они молчали, и каждый из них думал о своем. Лонт вспоминал Лиз и то, как поняв, что он сам убил их любовь, и смирившись с этим, в один из дней увидел ее возле дома. Их примирение было бурным, они даже так толком и не поговорили ни о чем. А потом он просто был счастлив, возвращаясь в свой дом и видя ее. Лиз стала для него эпицентром вселенной, лучиком света, озарившим его душу сквозь века времени. Ему казалось, он любит ее настолько сильно, что ему было тяжело дышать, так эта любовь заполняла его всего. Его Лиз, его счастье, девушка с ярко-голубыми глазами, он боготворил ее, и, понимая, что то, что сделано ранее, он никогда не искупит, сейчас он старался сделать все, чтобы ее жизнь не омрачалась. Он любил ее и был счастлив, познав эту любовь.

Винсент чувствовал то, что исходит от Лонта, и это одновременно и пугало, и радовало его. Он видел, как его друг переменился, встретив эту Лиз, да вот только он сам слишком долго жил в этом мире и поэтому не верил в любовь. Ту идеальную любовь, в которой нет скрытых мотивов. И Винсент сейчас как зверь чувствовал, что не все чисто с этой Лиз, но что с этим делать, он не знал. Пойти и убить самому ее он не мог – потерять своего друга навсегда он не хотел. Лонт ведь никогда не простит ему такого. Винсент надеялся, что после того, как Лонт поступил с Лиз, она не простит его, но он ошибся – она простила, и в этом он и чувствовал неправду происходящего. Только что с этим делать, он не знал.

Его мысли плавно перетекли с проблем Лонта к своим любовным передрягам. Опять пухлые губки Златы всплыли перед его глазами и то, как она была горяча, как стонала и хотела еще. Давно его так не хотели. Нет, конечно, любая, оказываясь в его постели, стонала и хотела его. Да вот только Злата была не любой, она была не как все, и во всем, что было между ними в эту ночь, он чувствовал столько искренности, которой ни разу не чувствовал ни в одной спавшей с ним девушке. Винсент не знал, что теперь со всем этим делать. Он добился своего – переспал с той, которую хотел. Даже был готов заплатить за эту ночь, не деньгами – так услугой для их рода. Но она отказалась, а он чувствовал себя после этого разговора слишком мерзко, что было вообще не свойственно ему.

Размышляя всю дорогу об этой нестандартной для него ситуации, Винсент пришел к выводу, что нужно еще раз затащить эту девку к себе в постель, и тогда, возможно, она наскучит ему. Найдя способ избавления от мыслей о ней, он повеселел и, пришпорив коня, перешел на более резвую рысь. Лонт последовал его примеру, как и вся кавалькада всадников их охраны.

***

Я встретила его через пару недель совершенно случайно, когда возвращалась из лавки торговца, получив деньги за проданный платок и купив овощей и хлеба на субботнем рынке на площади. Он остановил своего коня прямо передо мной и эффектно поднял его в свечку. Я замерла, понимая, что не могу оторвать взгляда от Винсента, сидящего на этом вороном жеребце. Наконец конь коснулся передними ногами земли, и Винсент подъехал ко мне. Он наклонился с седла, и я ощутила его дыхание. Я почувствовала его желание, оно было в его дыхании, аромате его кожи и в глазах, которые пожирали меня.

– Поедем развлечемся? – сказал он, как будто мы только вчера расстались.

Я смотрела в его глаза и понимала, что за это время я столько пережила, каждый раз умирая и возрождаясь от любви к нему. А он вот так просто, смотря мне в глаза, предлагает поехать с ним.

– Я никуда с тобой не поеду.

Сказав это, я уже жалела. Мое тело хотело его и моя душа, но, наверное, у меня все-таки еще осталась гордость, и поэтому, отступив на шаг назад, я с вызовом посмотрела на него.

– Я заплачу, хорошо заплачу. Сколько ты получила за свой платок? Ты вышивала его неделями. Так и собираешься влачить жалкое существование?

– Тебя это не касается.

– Гордую из себя строишь, – опять на его губах появилась эта улыбка, от которой мои ноги подгибались и хотелось, забыв все, броситься к нему и впиться в его губы. – Не забывай, кто ты. Я куплю тебе дом и буду содержать тебя. У тебя будет все.

– Ты ошибся, делая такое предложение мне. Я не продаюсь за деньги, – как же тяжело мне давалось стоять на месте и не выдавать ту бурю, что кипела во мне.

– Ты продаешься, только если отец договорится об этой сделке? Я понял твои условия, и я их выполню, но только ты пожалеешь об этом. Будешь отрабатывать каждое слово, брошенное здесь мне в ответ.

– Я не боюсь тебя.

Сказав это и леденея от страха, я пошла по улице. Как хорошо, что Винсент не стал преследовать меня. Придя домой, я ощутила всю горечь от произошедшего и, сев на диванчик в гостиной, нервно теребила кисти шали, думая о нем и о том, что все в моей жизни происходит настолько плохо, что исправить что-либо вообще не реально.

***

Еще неделя моей жизни пролетела незаметно для меня в страданиях по Винсенту и постоянных разумных доводах о том, что благодаря Норану он считает меня шлюхой, а значит, я должна его забыть. Я даже соглашалась с этим и обещала себе забыть его, вот только мне это никак не удавалось.

За эту неделю я не видела Лиз. Сама она не приходила, а у меня не было сил идти к ней. Да и мешать ее счастью я не хотела. Зачем ей было видеть мое вечно страдающее лицо, когда она жила с человеком, которого любит.

Сажая цветы в кадки в маленьком дворике у крыльца моего дома, я услышала шум на улице. Видно, толпа приближалась к моему дому. Когда люди пробегали мимо, они оживленно переговаривались. Из их выкриков я слышала отдельные фразы:

– Все на площадь!

– Шлюх клеймить будут!

– Сейчас начнут! Скорее!

По этим выкрикам я поняла, о чем идет речь. В этом городе, как и в других городах, был введен закон, по которому раз в полгода падших женщин прилюдно клеймили на центральной площади. Причем этому подвергались как обычные женщины, так и с даром магии. Клеймо было заговоренное и въедалось в кожу так, что его невозможно было ничем свести, только если отрубить руку по плечо. Таким способом горожане обозначали тех, кто преступил черту и теперь навсегда являлся изгоем из приличного общества. Я сама никогда не присутствовала на таких процедурах, а вот родители и брат были на них. Только от рассказа о том, что делают с этими женщинами, мне становилось плохо: им прижигали левое плечо раскаленным железом, причем те, кто обладал магией, не могли ей воспользоваться, так как рядом присутствовал сильный маг и блокировал все проявления магических свойств. То есть несчастная женщина ощущала на своей коже раскаленное железо, которое там держали в течение пяти минут, а мой брат всегда очень живописно рассказывал, как они громко кричали.

То, что сегодня это событие будоражило весь город, меня не удивило. Все любят смотреть на боль других.

Я быстро завершила с посадками и уже хотела идти в дом, как услышала крики тех, кто пробегал по улице:

– Пойдем скорее! Самую главную шлюху клеймить будут! Лизету из рода Ядраги.

Мои ноги подкосились, и я схватилась за перила крыльца. Уняв сердцебиение и бросив все, что держала в руках, я побежала по улице, слившись с толпой бегущих на площадь горожан.

У меня в голове не было ничего, кроме страха не успеть туда.

Глава 10

На центральной площади образовалась толпа из горожан, причем такая плотная, что я еле смогла протиснуться сквозь нее. Слыша в свой адрес нелестные выражения и чувствуя толчки в ребра локтями, я все-таки пробралась к ступеням перед церковью.

Девушек было трое. Две из них были людьми, без всякого дара магии, а третьей была Лиз.

В отличие от двух девушек, которые рыдали и пытались вырваться, Лиз стояла с таким отрешенно-спокойным лицом, что мне стало страшно за нее: не тронулась ли она рассудком? Хотя с даром магии это было и нереально.

Что делать, я не знала. Броситься к ней – это явно глупый поступок. Толпа вокруг меня вела себя агрессивно, и если бы я выдала свою симпатию к ней, меня бы разорвали. И тогда я точно ничем не смогла бы помочь своей подруге. Значит, нужно было ждать и забрать ее домой после того, что с ней сотворят. Я в ужасе осознала эту мысль и похолодела от ее сути.

И я стояла и ждала. На ступеньках церкви, кроме основных представителей власти, были, как всегда, служители церкви в рясах и с капюшонами на головах, чуть в стороне я увидела отца Лиз. Он стоял с совершенно безразличным лицом, как будто это не его дочь сейчас должна была подвергнуться таким зверствам.

Все дальнейшие события стали проходить перед моим взором, как будто я погрузилась в сон. Видя, слыша и наблюдая за всем, что происходит, я не могла ни кричать, ни даже пошевелиться.

После долгих речей, которые я и не слушала, стражники взяли первую девушку и, сдернув с ее левого плеча рукав платья, зафиксировали. Девушку держали три охранника, но когда к ее плечу поднесли раскаленное клеймо, казалось, еще немного – и она вырвется. Но нет, они удержали ее, а она продолжала кричать и биться.

Запах жженого мяса ударил мне в ноздри, и я почувствовала подступающую к горлу тошноту.

Крики первой жертвы еще звенели в моих ушах, а охранники взялись уже за вторую. И все повторилось: ее попытка вырваться, дикий крик и запах жженого мяса. Наверное, только стоящие рядом со мной люди с их агрессивным настроем дали мне силы не выблевать содержимое желудка им под ноги. Я понимала, что такой поступок привлечет их внимание к моей персоне. Этого делать было нельзя – я должна была забрать Лиз после всего. Вряд ли ее отец заберет ее. Я видела корчившихся у ступенек от боли девушек и то, как их пинают и плюют на них, и это ждало Лиз, если я не уведу ее отсюда.

Охранники подошли к Лиз, а она с таким же спокойным лицом лишь кивнула им и сама подошла к палачу. Она не сопротивлялась, когда с ее плеча сдернули платье, а когда к ее коже поднесли красный металл, я увидела, как Лиз, повернув голову, смотрит на отца.

Она не кричала, хотя из ее глаз лились слезы, а лицо смертельно побелело. Потом ее отпустили. Сделав пару шагов, Лиз упала, и я, не в силах более это выносить, бросилась к ней. Наверное, все силы Лиз ушли на то, чтобы выдержать эту пытку достойно, поскольку теперь она настолько обмякла, что напоминала тряпичную куклу. Я сгруппировалась и сконцентрировала в себе магию, перекинув руку Лиз через свое плечо и обняв ее за талию, повела сквозь толпу. Но, видно, горожане, растерявшиеся от такого поворота событий, постепенно стали приходить в себя, и их кровавый инстинкт добить жертву стал затмевать разум.

В спину мне полетели проклятья, потом я ощутила хороший пинок, от которого чуть не упала, и затем они набросились на нас. Бросив Лиз, я возвела защитный купол вокруг нас, да вот только ненадолго. Наверное, в толпе были маги, скорее их было несколько. Их сила была в разы больше моей, и я ощутила их воздействие. Купол стал пропускать летящие в нас камни, а потом и толпа ринулась к нам, уже ничем не сдерживаемая.

Не дав себе запаниковать, я подхватила Лиз и опять сконцентрировалась. Мне были нужны силы, чтобы тащить на себе свою подругу, которая была в полубессознательном состоянии, и еще загораживаться щитом от камней и пинков. Все это быстро вымотало меня при учете, что с моей магией еще и боролись те, кто обладал ей тоже.

Что спасло нас, я не знаю. Были моменты, когда я уже прощалась с жизнью, понимая, что нас просто разорвут, такая злоба и агрессия была вокруг. Но я не сдавалась. Увидев повозку, потащила туда Лиз, я уже и не обращала внимания на летящие в спину камни. Хорошо, у меня в кармашке платья были деньги. Вынув мешочек с монетами, я кинула его извозчику, который с безразличным видом все это наблюдал. Скорее всего, жажда денег пересилила в нем все остальные чувства, и он лишь кивнул мне в знак согласия.

Из последних сил сгруппировавшись, я закинула Лиз в повозку и упала в нее сама.

До моего дома мы доехали быстро, там я стащила с повозки Лиз и, понимая, что во мне уже нет никакой магии, потащила подругу в дом. Силы заканчивались, но я все-таки дотащила ее до дивана в гостиной и потом заперла дверь. Минуты две дав себе отдышаться, я метнулась на кухню. Нужно было согреть воду и посмотреть, что у меня есть из лечебных настоек и мазей. Мельком взглянув на себя в зеркало, я ужаснулась. Благодаря магии я не чувствовала боли от ударов, зато теперь я увидела их последствия. Камнями мне разбили голову, и волосы были в запекшейся крови. Камень, наверное, попал и в лицо, бровь была рассечена, и кровь стекала по щеке, капая на пол. Не дав себе сейчас об этом думать, я засуетилась на кухне.

Практически до самого утра я занималась Лиз. Раздев ее и обтерев водой с настойками трав и небольшим количеством магии, я очень долго и тщательно промывала ее рану на плече. Клеймо представляло из себя круг, через который шла волнистая линия. Это был символ яблока с червячком. То есть признак прогнившего плода, то, что люди, срывая, бросают, брезгуя есть. Рана была страшной. Магический металл так сильно прожег кожу и мясо, что все это выглядело просто ужасно. Кроме всего, камни попали и в Лиз, и я промывала ее голову, видя запекшуюся кровь в волосах. Из последних сил я концентрировалась на магии, чтобы наполнять ею воду, настойки и целебные мази, и еще мне постоянно самой нужна была магическая сила, чтобы не чувствовать боль и усталость.

Так что к рассвету я, обессиленная, просто упала на пол рядом с диваном, на котором спала моя подруга.

Только к середине следующего дня я наконец привела и себя в порядок, смыв кровь и промыв свои побои и ушибы.

Меня очень огорчало то, что моя магическая сила очень плохо восстанавливалась. Конечно, я еще так молода, и поэтому это все естественно, только вот как же она мне нужна была именно сейчас.

К вечеру у Лиз поднялась температура, и она, так и не приходя в сознание, стала стонать и говорить бред, переходящий в болезненный сон. Ночью жар усилился, Лиз металась на диване, сбивая простыни и выкрикивая непонятные мне слова о прощении, мести, искуплении и своем долге.

Все это безумие продолжалось неделю. Мне казалось, что я отдала Лиз всю свою магию до последней крупинки. Я буквально выдавливала ее из себя, кладя на Лиз руки и концентрируясь на том, чтобы отдать ей все, что у меня есть.

Эта неделя стала для меня адом. Я понимала, что от меня зависела жизнь моей подруги, и делала все возможное и невозможное. Когда дверь в дом открылась, я даже не нашла сил в себе пошевелиться, лишь сидела у дивана и стирала с ее лба капельки пота. Повернув голову на шум шагов, я увидела стоящего в проеме двери Лонта. Наверное, я очень плохо выглядела, поскольку на его лице отразился ужас.

Затем он подошел к нам и замер.

– Ее заклеймили, – безразличным голосом произнесла я.

Мне было настолько все равно, что даже присутствие в этой комнате Лонта, которого я видела лишь мельком, сейчас меня не волновало. У меня вообще не было сил ни на что, уж тем более на эмоции.

Он очень бережно приподнял кусок ткани, прижатой к плечу Лиз, и я, не смотря на него, чувствовала его боль, она разлилась в нем и вытекала сквозь него, заполняя пространство рядом.

– Когда это произошло?

В его голосе я почувствовала эту боль и переживание.

– В субботу, третий день от начала месяца.

– Ты все время с ней?

Если бы я могла, я бы рассмеялась. И что за глупый вопрос он задает. А кто еще мог быть с ней? Его-то рядом не было. Правда, в бреду Лиз говорила, что Лонт уехал. Вот только не говорила, куда и на сколько, хотя какая разница.

– Ты отдала ей магию… – Лонт склонился ко мне и заглянул мне в глаза. – Почему ты вся в побоях?

– Они кидали камни, пока я вела Лиз через площадь, – совершенно бесцветным голосом ответила я.

То, что произошло дальше, даже меня смогло удивить. Он поднял меня на руки и понес в мою комнату. Я даже хотела что-то сказать ему, но его рука легла мне на глаза, и я провалилась в сон.

***

Видя, что Злата заснула, Лонт вернулся к дивану, на котором лежала Лиз.

Он опустился на колени перед ней и, положив ей одну руку на лоб, а другую на область сердца, сконцентрировался. Конечно, вампиры не обладают магией, но они обладают силой, и вот эту силу он давал ей, направляя ее через ладони своих рук и наполняя ею истерзанное тело любимой.

Когда Лонт посчитал, что на сегодня этого достаточно, он убрал руки с Лиз и, не удержавшись, прикоснулся губами к ее губам. Затем, встав, пошел в комнату ее подруги. Он видел Залатею не раз, а в последний раз видел ее на балу, когда она ушла оттуда, держась за руку Винсента. То, что сейчас лежало на кровати, он не узнал. Это был обтянутый кожей скелет со впалыми щеками, причем кожа была вся в гематомах, незаживших ранах. Лонт понимал, почему она так выглядит, она все это время всю себя без остатка отдавала его Лиз.

Опустившись у кровати на колени, он положил так же одну руку на глаза девушки, а другую на область ее сердца и, сконцентрировавшись, стал отдавать ей энергию для восстановления. Если бы было возможно, он бы и ей, и Лиз отдал все без остатка, но энергия была очень сильной, а тела девушек очень слабыми, и поэтому много им за один раз нельзя было ее получать.

Почувствовав, что достаточно, Лонт встал, теперь зная, что нужно время, чтобы тело стало восстанавливаться.

Для него самого эта отдача энергии была вообще не существенна. Его сила была колоссальна, все-таки жил он уже четыреста лет, и это много значило для концентрации силы в себе.

Так что, совершенно ничего не почувствовав после отдачи энергии, Лонт, проверив еще раз Лиз, вышел из дома.

К сожалению, он не мог быть с ними. Сейчас его присутствия ждал Винсент, их дела по захвату земель магов двигались очень активно. Но, прежде чем поехать к Винсенту, Лонт съездил и привез из дома знакомого ему вампира, двух служанок и, дав четкие указания, уехал. Теперь он был спокоен за девушек. И у него было время до следующего вливания в них энергии.

***

Вернувшись с Лонтом в очередной раз из Багтира, Винсент наслаждался комфортом своего дома в Тэргарде. Все-таки преодоление расстояния на лошади было выматывающим. Хотя ездить в карете он вообще не любил, предпочитая передвигаться верхом. И уж тем более никогда не применял свою силу ради обычных перемещений. Лишний расход силы на все подряд к добру не приводил, уж он-то это хорошо уяснил с веками жизни.

Дома его ждала горячая ванна с ароматными травами и ломившийся от яств стол. Приняв ванну и ощутив себя словно заново родившимся, Винсент с удовольствием поглощал, сидя за столом, изысканные яства. В дороге он вообще не ел, так как питание у костра его не очень привлекало, а остановки в редких селениях с харчевнями вообще вызывали отвращение к еде. Местную кухню он не любил. Другое дело вот такие изыски, привозимые к его столу со всего света.

Насытившись, он лениво ел виноград, отрывая его от грозди, и смотрел на Лонта, который только что зашел. Винсент сразу почувствовал беду, ею пахло от Лонта, он источал энергию болезни и страдания.

– Ты опоздал к обеду, – не выдавая своего беспокойства, произнес Винсент, опять оторвав виноградинку.

– Я был у Лиз, – Лонт замер, понимая, что проговорился, но теперь уже не стоило молчать о произошедшем, – ее клеймили… на площади, со всеми.

– Как она? – Винсент прекрасно знал, что из себя представляет весь этот ритуал.

– Сейчас лучше… Ее спасла Залатея, – после заминки продолжил Лонт, смотря на друга, – если бы не она, Лиз забили бы на площади камнями, или если бы не Злата, то она умерла бы от потери магии. Она совсем слабая и не перенесла бы это. Залатея все это время давала ей магию, – Лонт замолчал, продолжая смотреть на Винсента. – Почему ты не спросишь, как Злата? Ты ведь хочешь это узнать.