Текст книги "Не в силах устоять"

Еще один звук. На этот раз он был похож на писк.

Гриф насторожился. Должно быть, мыши. Поместье выглядело здорово запущенным.

Но это не его забота. Он снял трусы и ногой отбросил их в сторону. Взяв свечу, он повернулся к кровати, намереваясь откинуть покрывало и взбить подушки, прежде чем взять какую-нибудь книгу.

– Какого черта…

Дрожащее пламя выхватило из темноты юбки и растрепанные кудряшки.

– Какого черта, – повторил он, оглядывая вытянувшуюся женскую фигуру.

– Вы, случайно, не видели где-то здесь моего кота? – пропищала Элиза.

Глава 4

– Похоже, этот чертенок опять что-то натворил, – сказал Гриф.

Элиза кивнула. От смущения у нее так перехватило горло, что она боялась сказать хотя бы слово.

– Может быть, вам следует водить этого демона на поводке?

– К-кошки не любят, когда ограничивают их свободу, – прошептала она. – Они слишком… любопытны.

– Припоминаю, что есть старая поговорка, что любопытство сгубило кошку.

– Вот поэтому у кошек девять жизней.

Гриф хихикнул, явно не придавая значения тому факту, что на нем нет никакой одежды.

– Отличное замечание. – Его взгляд остановился на украшении под потолком. – Интересно, сколько жизней у женщины. Похоже, что вы можете застрять здесь надолго.

– Не смешно, – сказала она сдержанно.

– Пища, еда, – размышлял он вслух, притворившись, что не слышал. – Это может стать страшной проблемой.

Элиза облизнула губы.

– Хочется пить?

Она закрыла глаза и судорожно выдохнула.

– Продолжайте веселиться, сэр. Думаю, что я это заслужила за то, что оказалась такой глупой.

Он поднес стакан с бренди к губам и сделал большой глоток янтарного напитка. У нее еще больше пересохло во рту.

– Хотите глоток? – Он поднял хрустальный стакан. Лунный свет высветил скульптурные контуры его мышц, плоский живот, растительность на лобке…

– Это?..

– Татуировка? – закончил он. – Да. Довольно большая. Хотите рассмотреть ее поближе?

«Нет. Да».

Очевидно, он принял ее молчание за предложение подойти к ней.

Он взобрался на кровать. Почему он выглядит таким невероятно грациозным при таком мускулистом теле и большом росте? Он напомнил ей храмовые скульптуры, привезенные из Греции лордом Элгином. Изображения богов-воинов, выполненные из идеально гладкого мрамора.

В отличие от них она еще никогда не чувствовала себя такой смешной и неуклюжей.

Гриф опустился, расставив колени.

– Видите? Это дракон.

– Оч-чень большой дракон, – прошептала она, стараясь не отрывать взгляда от татуировки.

– Это вышло потому, что я был без сознания во время процесса. Мой друг Кэмерон заплатил художнику двойную цену, чтобы он укрупнил рисунок. – Он усмехнулся. – Поверьте, вы не единственная, кто когда-то совершал… страшную глупость.

Элиза не могла оторвать глаз от татуировки. Раздвоенный хвост дракона обвился вокруг пупка Грифа, при этом его гибкое тело вывернулось вниз, пасть была широко раскрыта, так что были видны изогнутые зубы и красный язык, направленный…

Элиза подняла глаза.

– Как вам?

Она покраснела.

– Я имею в виду искусство.

Пытаясь сделать вид, что разглядывание нижней части голого мужского тела – это для нее обычное дело, она ответила:

– Впечатляет. Было больно?

– Страшно. Особенно здесь. – Гриф провел пальцем по месту под пупком. – В этом месте кожа особенно чувствительна.

Элиза понимала, что он намеренно ее провоцирует. «Не реагируй, – сказала она себе. – И постарайся не смотреть».

Но ее разум был глух, и она проследила глазами за его длинным пальцем.

Татуировка действительно была выполнена весьма искусно. Художнику удалось создать впечатление силы и вместе с тем изящества. Язык казался почти живым. Он слегка подрагивал даже при чуть заметном движении кожи. И тогда…

Более заметное движение вызвало шевеление жестких курчавых волос у него в паху. А когда он немного переменил позу, уже нельзя было скрыть возбуждение его плоти.

– Повеселились, и хватит, лорд Хадден, – прохрипела она. – Вы продемонстрировали свой ум и посмеялись над моей глупостью. И были правы. Настало время освободить меня от этих проклятых наручников.

– И вы знаете как? – Он удивленно поднял брови.

– Нет, – процедила она сквозь стиснутые зубы. – Это вы эксперт в сексуальных шалостях, не так ли? У вас наверняка есть какие-нибудь идеи.

– Мне надо рассмотреть наручники поближе.

Маркиз придвинулся голым телом к Элизе, и она почувствовала, что между ног у нее будто вспыхнул огонь. По спине между лопатками потекли струйки пота, а костяшки корсета впились ей в бока, словно раскаленные железные прутья.

– Хмм.

Он поднял руку, чтобы изучить деревянную перекладину, при этом его плоть уперлась Элизе в живот.

– Лорд Хадден!

– Извините. – Гриф немного отклонился. – Послушайте, было бы неплохо, если бы вы немного расслабились, – пробормотал он. – Я не смогу снять наручники, если ваши запястья так напряжены.

– Расслабиться? – Из горла у нее вырвался истерический смех. – Для вас, очевидно, привычно расхаживать голым, а я чувствую себя последней дурой.

Он опустил руку.

– Начнем с того, что я не раздевался намеренно, чтобы оскорбить вас, леди Брентфорд. Это не в моих правилах.

– Допустим.

– Во-вторых, я не расхаживаю, а стою на коленях. Могу добавить – в моей собственной гостевой кровати. И вместо того чтобы вытянуть свое усталое тело под простынями, я пытаюсь помочь леди, попавшей в неприятную ситуацию.

– Поверьте, все это получилось совершенно случайно, – оправдывалась Элиза. – Не могли бы вы попытаться еще раз?

– Расслабьтесь, – повторил он и поднес стакан к ее губам. – Глотните.

Она глотнула. Бренди обожгло ей горло, и она раскашлялась.

– И как только мужчины могут пить такую гадость!

– Это обычный вкус, – уверил он ее. – Давайте попробуем по-другому.

Гриф опустил кончик языка в стакан, а потом слегка прикоснулся им к ее нижней губе.

– Так будет лучше. Это смягчит…

Элиза осторожно попробовала вкус.

– Не так уж и плохо, верно?

Она моргнула.

Он стал снова и снова макать язык в стакан и все дольше задерживал его на ее губе.

Пока она слизывала капельки бренди, стараясь распробовать незнакомый вкус, он наблюдал за тем, как двигается ее рот, как осторожно высовывается розовый кончик ее языка, и его плоть все больше затвердевала.

Быть беде.

Но бурление в крови заглушило голос разума. «Разве ты забыл, как сирены своими песнями заманивали корабли на скалы? Эх ты, Одиссей».

Забыв об опасности, Гриф набрал полный рот бренди и подождал мгновение, прежде чем проглотить.

Быть беде. Быть…

– По-моему, это срабатывает, – пробормотал он, дотрагиваясь до ее открытого рта. – Может, попробуем еще?

Когда он, заставив Элизу разомкнуть губы, просунул внутрь язык, Элиза вздрогнула, но лишь на мгновение, а потом, вздохнув, обволокла его язык своим. Она целовала его не просто с удовольствием – с восторгом.

Самоконтроль Грифа разлетелся на тысячи мелких осколков.

Он слегка поменял положение, расставив шире колени. Потом прошелся губами по ее подбородку, по изгибу шеи и остановился в пульсирующей ямке внизу горла.

У нее вырвался тихий стон, более похожий на шепот.

В ответ Гриф обхватил ее за бедра и крепко прижал к себе. Сдерживаться было все труднее. Да и зачем?

Опустив голову, он схватил зубами твердый сосок и, втянув в себя вместе с прикрывавшей его сорочкой, начал покусывать и сосать, чувствуя, что он все больше твердеет. Она то ли застонала, то ли о чем-то умоляла, но он не понимал, что с ним происходит, – в голове стучало предупреждение, сердце отчаянно билось от наслаждения, в паху все горело от похоти.

«Она леди», – напомнил он себе.

«А я хищный Цербер».

Ее стоны стали немного громче, все больше заглушая не слишком сильный приступ сомнения. Он перестал целовать ее и занялся крошечными пуговками корсаж.

– Пожалуйста, – глухим голосом сказала она, – не останавливайтесь.

– Не буду, – уверил он ее, удивившись и своему нетвердому голосу. – Если только вы меня об этом попросите.

Он рванул вниз платье, обнажив грудь.

– Восхитительно, – прорычал он, схватив губами розовый сосок.

Элиза выгнула спину навстречу ему и стала тереться о его твердую плоть, от чего все разумные мысли тут же улетучились. Он думал лишь о том, чтобы избавиться от ткани, разделявшей их тела.

Может, надо освободиться, избавиться от невыносимого напряжения, подумал он, и это сумасшествие закончится? Но разве у него есть выбор?

Его руки нащупали манжеты ее скромного наряда.

Тонкий муслин поддался с удивительной легкостью – швы разошлись, и рукава слетели на ковер, как подхваченные ветром лепестки.

– Так-то лучше, – пробормотал он, стягивая остатки лифа к талии. За ними последовало кружево корсета – с этой задачей он мог справиться с закрытыми глазами. Но он их не закрывал, потому что хотел следить за выражением ее лица. – Гораздо лучше.

Она облизнула губы.

Гриф почувствовал, что все это для нее ново, хотя она и была вдовой.

– Постарайтесь расслабиться и скажите, что вам нравится. Секс – это то, от чего получают удовольствие оба.

Она взглянула на него с явным удивлением.

– Ваш покойный муж никогда не думал о вашем удовольствии?

Элиза покачала головой и тихо сказала:

– Он говорил, что приличные леди не должны получать удовольствие от этого акта.

– Мерзавец, – прорычал Гриф. – Поверьте мне, получать удовольствие от секса – это самое естественное желание как для мужчины, так и для женщины. – Он дотронулся языком до соска. – Не думайте. Просто чувствуйте.

Услышав ее хриплое дыхание, он улыбнулся:

– Мне нравится форма и мягкость вашей груди.

Когда он втянул сосок, она вскрикнула, и от этого звука его окатила волна дикого удовлетворения.

Ее тело под ним расслабилось, а он, наоборот, почувствовал, что все больше напрягается. Обычно он контролировал свои страсти, но им, видимо, овладела сила, которая гнала его к неминуемому завершению.

Ее тело уже не казалось ей знакомым. Ее била дрожь от того, что странные волны накатывали на нее снова и снова. Было похоже на то, что сбываются ее самые порочные фантазии.

Не то чтобы в своих снах она никогда не воображала себе такое. Секс с покойным мужем всегда был делом нескольких минут – какое-то нелепое ощупывание в темноте. Задрав ей ночную рубашку, он несколько раз поспешно дергался, оставляя ее в недоумении. И неудовлетворенной.

Ей хотелось отвечать на физические запросы своего тела, но ее муж находил ее желания, ее пыл неприличными. Он заставлял ее стыдиться своего желания. А Хаддену это нравилось.

– О, сделай это еще раз.

– С удовольствием. – Его зубы слегка сомкнулись вокруг ее твердого соска, отчего теплая волна желания окатила ее всю целиком. Когда она снова выгнула спину, Гриф засмеялся. – Давайте избавимся от остатков этих оборок. Они только мешают.

«Я сбрасываю свою старую кожу и превращаюсь… в новое неузнаваемое существо». Ошеломленная, она смотрела на свое тело – розовое и напряженное от наслаждения.

Ее охватило какое-то первобытное ощущение – каждая клеточка была беззастенчиво, великолепно живой.

– Так-то лучше, – повторил он и провел ладонями по ее телу. – Чудесно, – пробормотал он, остановившись на ее бедрах, а потом быстро прижал ее к себе, так что его горячая твердая плоть уперлась ей в живот.

Как же хорошо!

Элиза почувствовала, как внутри ее образовался какой-то пульсирующий огонь, который следовало немедленно погасить.

– Пусть ничего не мешает ощущению плоти, прижатой к плоти другого, – прошептал Гриф. Он расстегнул подвязки, стянул чулки и швырнул их через плечо.

Элиза непроизвольно вздрогнула.

А его рука уже гладила внутреннюю сторону ее бедра, двигаясь все выше, выше…

О!

Элиза еле удержалась, чтобы не вскрикнуть, когда его рука прикоснулась к ее интимному месту. Пальцы медленно проскользнули внутрь и нашли заветную крохотную жемчужину, спрятанную в лепестках плоти.

Ее окатила волна жара. Это было хорошо. Это было прекрасно.

– Раздвинь ноги, дорогая, – сказал он, проникая все глубже.

Элиза выполнила его просьбу, чувствуя себя распутной девкой.

– Да, да, – сказала она, удивившись собственному голосу. – Да. – Она ощутила обжигающую влажность у себя между ног.

Движения становились все быстрее, все настойчивее.

– О, Хадден! – Это был стон. – Я… не знаю… что я хочу…

– Тихо. – Он коснулся ртом ее губ. – Конечно же, знаешь, – прошептал он. – Каждая женщина это знает. – Он начал ее целовать, и все мысли улетучились.

Она стала двигаться, толкаясь в его руку.

– О Господи, – прохрипел он. На какую-то долю секунды она увидела его глаза, мерцавшие словно изумруды, и вдруг поняла, что обладает чудесной силой, которая может зажечь свет в глазах мужчины.

Он убрал палец, и она, вдруг почувствовав себя обделенной, запротестовала:

– О, Хадден, пожалуйста!

В ответ раздалось рычание. Его мускулы напряглись, а бедра дернулись…

Ей казалось, что она сейчас просто взорвется от наслаждения.

Он тоже стонал. Толчки стали быстрыми и уверенными. Никогда еще не ощущала она себя настоящей женщиной.

Комната начала кружиться, а потом будто воспламенилась. Искры летели в разные стороны, обжигая кожу. Она выгнулась от наслаждения и услышала собственный крик.

Из его груди вырвался стон, и через мгновение он оторвался от нее, оставив на животе сгусток теплой жидкости.

Его тело обмякло. Он привалился к ней, обняв за талию. Он тяжело дышал, его тело блестело от пота.

Он что-то прошептал, но она не разобрала слов. Ей казалось, что она плывет по воздуху в каком-то волшебном мире.

Это было восхитительно.

Гриф пошевелился, и неожиданно ее запястья оказались свободными, а ее тело каким-то образом скользнуло в его объятия. Увлекая ее за собой, он повалился на постель.

Элиза закрыла глаза, наслаждаясь близостью их тел, терпким запахом их страсти. Она улыбнулась и уже окончательно провалилась в небытие.

Глава 5

В коридоре было темно и тихо. Несмотря на поздний час, Гарри и его друзья, по-видимому, все еще пировали, а остальные обитатели поместья уже мирно спали.

Затаив дыхание, Элиза пробралась по коридору до лестницы, молясь всем богам, чтобы никто не стал свидетелем ее грехопадения.

Теперь, когда разум вернулся на свое обычное место в мозгу, стыд захлестнул ее полуголое тело.

– Ты – падшая женщина, – прошептала она. Ни ее одиночество, ни ее неудовлетворенные желания не могут служить оправданием ее позорного поведения. Запахнув свое порванное платье, она быстро сбежала по лестнице, чтобы поскорее оказаться в своей комнате.

Она все еще чувствовала тепло его тела. Каждая клеточка ее кожи была пропитана запахом секса.

Секс. Оказавшись у себя в комнате и задвинув за собой засов, Элиза прислонилась к двери. Она наверняка сейчас проснется и обнаружит, что все это было всего лишь сном. Она была не из тех порочных женщин, которые бегают голыми в своих будуарах. Но красные следы на ее запястьях говорили о другом. Она вела себя как отвязная девица из гарема. Нимфетка, соблазняющая мужчин, чтобы предаваться недозволенным сексуальным утехам.

«Неужели это я? Соблазняю мужчин? Свела с ума известного повесу, горевшего желанием овладеть моим телом?»

Элиза содрогнулась от отвращения. У нее, должно быть, помутился разум от алкоголя. А Хадден был просто пьян. И ему было скучно. В этом состоянии, чтобы удовлетворить свою похоть, для него сошла бы любая женщина.

«Так что не принимай это на свой счет. Мужчина есть мужчина».

– Я обычная. И практичная, – шептала Элиза, презрительно кривя губы. – На моем теле это должно было быть вытатуировано. – Зажмурившись, она швырнула свое рваное платье на пол и прижала ладонь ко лбу. – Нет. «Элиза – идиотка» – вот что должно быть здесь написано большими красными буквами. Каждый раз, как я буду смотреться в зеркало, я буду вспоминать о своем позоре.

Она еще несколько минут размышляла о своем грехе, а потом подошла к постели.

– Что сделано, то сделано, – пробормотала она. Она не может изменить прошлое, но будущее она может, она обязана контролировать. И ни за что не позволит этому странному, пугающему увлечению маркизом Хадденом нарушить ее планы. Свобода, независимость, ответственность за свою собственную судьбу…

«Больше я не поддамся. Ни за что». Когда ее врожденный практицизм наконец успокоил ее бунтующие мысли, Элиза поняла, что существует лишь один, но верный способ избежать искушения в будущем.

– Проклятие! – Голова Грифа раскалывалась от боли. Он осторожно приоткрыл один глаз. Его сознание все еще было затуманено, но другие чувства начали постепенно возвращаться. Он чувствовал, что лежит голый на смятых простынях и вдыхает запах вербены и клевера, пропитавший эти простыни. А еще он слышит тихое позвякивание у себя над головой.

Клик, клик, клик.

– Откуда этот проклятый звук… – Нахмурившись, он перевернулся на спину и заставил себя открыть другой глаз. Сверху над ним свисала ни больше ни меньше, а пара наручников.

Святые угодники!

Воспоминание о том, что произошло ночью, наконец пробило его затуманенный выпитым бренди мозг.

Он сел в постели. Может, это всего лишь галлюцинации, нелепые фантазии, спровоцированные демонами алкоголя?

Нет. Запах был слишком отчетливым. Как и лоскут ткани, валявшийся на подушке.

Только этого недоставало. Вид этого лоскутка муслина сразу же вызвал в памяти все: колеблющийся свет свечи, обжигающий горло бренди, мучительные желания. Он застонал. Податливое тело, пылкая страсть, выдававшая глубоко спрятанные тайны.

Невероятный экстаз.

– Боже мой, – произнес он вслух. – Как же я мог оказаться таким олухом?

У него перехватило горло от раскаяния. Но он сожалел не о том, что произошло – это было нечто возвышенное, прекрасное, – его охватил стыд за то, что он подло воспользовался ситуацией. Гриф откинулся на подушки, отлично понимая, что не имеет морального права обвинять Лита в своем собственном падении.

«Вряд ли я могу теперь считать себя человеком чести».

Честь. Он сглотнул, стараясь избавиться от тошнотворно кислого вкуса во рту.

Дверь тихо открылась, но даже этот еле слышный звук отозвался у него в голове словно удар грома.

Его камердинер поставил поднос с чаем и молча начал прибираться: аккуратно повесил камзол и бриджи на спинку стула.

Мятая рубашка и галстук отправились в какой-то ящик, женский чулок, обмотанный вокруг деревянной стойки…

– Прескотт, выбрось это незаметно.

– Разумеется, сэр. – Камердинер покосился на наручники, но у него хватило такта воздержаться от комментария. Сунув лоскут в карман, он подошел к окну и раздвинул шторы.

– И начинай паковать вещи, – приказал Гриф, вздрогнув от яркого света. – Немедленно.

– Разве вы не останетесь на состязания?

– Нет, я должен уехать сегодня утром. Можешь передать Литу… – Гриф потер виски. – Черт, скажи ему что хочешь!

– Хорошо, сэр. Я скажу, что нам надо возвращаться в Лондон по срочному делу.

– И, Прескотт… Не мог бы ты спросить у домоправительницы, встала ли леди Брентфорд? Я должен с ней переговорить до отъезда.

– Я могу вам ответить уже сейчас, милорд, – сказал Прескотт. – Леди уехала рано утром. Кажется, у нее привычка регулярно навещать свою бывшую гувернантку в Харпдене и присутствовать на ежемесячных собраниях Оксфордского общества садоводов.

Гриф приподнялся на локте.

– А она и намеревалась уехать сегодня утром?

– Нет, милорд. Она решила уехать на несколько дней раньше. Но домоправительница сказала, что в этом нет ничего необычного, особенно если леди намерена делать в городе покупки.

Интересно, что это за покупки, подумал Гриф, подавив чувство вины. Наверное, новое муслиновое платье и пара шелковых чулок.

– Понятно. – Откинув простыню, он сел, опустив на пол голые ноги. – Тогда нам незачем откладывать наш отъезд. Пожалуйста, сообщи на конюшню, чтобы через полчаса была готова моя двуколка, а ты сможешь потом не спеша отправиться с моим багажом.

Прескотт кивнул.

– Вам понадобятся перо и бумага, сэр?

– Зачем?

– Я подумал, что вы захотите оставить для леди записку.

«И что я напишу?

Как было восхитительно раздеть вас в своей постели? Мне очень понравилось, что вы полностью отдались своей страсти. Я с нетерпением буду ждать, когда опять смогу избавиться от своей одежды вместе с остатками совести и повторить все сначала. С уважением. Ваш мерзкий Цербер».

– Никакой записки, – прорычал Гриф. – Принеси чашку кофе, и все.

Спустя короткое время Гриф уже был по дороге в Лондон. Дождь, который хлестал за окном кареты, вполне соответствовал его собственным бушующим мыслям и чувствам. Безрассудство – вот его порок. Он вел себя безрассудно. Не думал ни о чем, кроме собственного удовольствия.

Вот она – беда. Наплевательское отношение к последствиям своих поступков. И как он до всего этого докатился?

Он вовсе не гордился проявлением слабости. Его пьянство едва не стоило Коннору потери «Логова». Его шашни едва не расстроили свадьбу друга одной его знакомой. Но они по крайней мере знали о его недостатках и слабостях. Леди Брентфорд ни о чем подобном не ведала. То, что он воспользовался ее скрытой страстью, было бесстыдством. Ей не были знакомы неписаные правила лондонских игр. Так что в каком-то смысле он обманул ее, пустив в ход свое обаяние, чтобы соблазнить ее.

Он прекрасно знал, как действует на женщин его улыбка. Было нечестно использовать ее против ничего не подозревавшей женщины, которая, хотя и была вдовой, во многих интимных вещах оказалась совершенно неискушенной.

Было непозволительным ребячеством противопоставить беспечность ответственности. Черт побери, чем же он лучше Лита? Такой же эгоистичный и слабохарактерный.

Двуколка подпрыгивала на ухабах, а с полей его шляпы ему за воротник сбегали струйки воды и катились дальше – по спине.

Странным образом случившееся с ним не было игрой. Обе встречи с леди Брентфорд выглядели необычно – и не только из-за акробатики в ветвях дуба. Она заставила его почувствовать…

– К черту чувства, – буркнул он, уперевшись ногами в доски козел, чтобы противостоять неровностям дороги. – Все, что произошло, было совершенно необъяснимым безумием. Леди Брентфорд – умная и разумная женщина. Я уверен, что она, как и я, захочет забыть, что с нами произошло.

Карета остановилась. Сунув в чемодан тетрадь для эскизов, Элиза открыла дверцу и спустилась на землю до того, как подошел кучер, чтобы помочь ей.

– Спасибо, Джонсон, – сказала она старому слуге. – Заберешь меня в четверг.

– Да, миледи, – с готовностью ответил старик. – Если, конечно, все мы будем в рабочем состоянии. – С этими словами он ткнул кнутом лошадь, чтобы она начала двигаться.

Элиза смотрела на неустойчивые колеса кареты, думая, что это вообще чудо, что карета до сих пор еще не развалилась. Только благодаря изобретательности Джонсона и некоему горшку с загадочным клеем изношенные части – и металлические, и деревянные – еще как-то составляли единое целое.

А Гарри между тем купил в прошлом месяце новую лошадь для охоты.

Вздохнув, она открыла незапертые ворота в сад. Очень скоро единственная дорога, по которой эти незадачливые охотники поскачут, приведет их прямиком к гибели.

– Элиза! – Из зарослей глицинии показалась крошечная фигурка, казавшаяся еще меньше из-за белого фартука и огромного домашнего чепца. – Как я рада тебя видеть!

Несмотря на обрушившиеся на нее неприятности, Элиза не могла не улыбнуться этому видению в белом.

– Надеюсь, вы не против, что я приехала на день раньше. Мне следовало бы известить вас об этом, но решение пришло как-то неожиданно. – «Как и некоторые другие мои действия». – Гарри привез с собой кучу идиотов и… ну, в общем…

– О чем ты говоришь! – откликнулась старая гувернантка. – Я всегда рада тебя видеть!

– Спасибо. – Элиза быстро отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся слезы. С преувеличенным вниманием она наклонилась над клумбой с цветами. – Какие у вас прелестные анютины глазки.

Наступила пауза.

– Ты плохо себя чувствуешь?

– Нет! А п-почему вы спрашиваете?

– Потому что ты восхитилась лиловыми рудбекиями.

– Ах да. Правильно. – Элиза быстро переместилась вправо. – Я, кажется, немного устала.

– Не сомневаюсь. Сам Иов потерял бы терпение, общаясь с друзьями Гарри. – Добрая улыбка мисс Августины Хэверстик не очень сочеталась с резкостью ее слов, но своим проницательным взглядом эта маленькая женщина ввела бы в краску даже хищного ястреба.

Вот и сейчас Элиза чувствовала себя полевой мышкой, которую поймали далеко от ее норки, где она могла бы спрятаться.

– Почему бы нам не войти в дом и не выпить по чашечке чаю?

– Я не хочу вам мешать, я сама отнесу свои вещи и устроюсь, как обычно.

– Конечно. Но дело в том, что мне тоже нужна поддержка. Я только что вынула из духовки клубничные пирожные и ореховые коврижки.

В животе у Элизы заурчало. Она сбежала из дома не позавтракав.

– Я обожаю ваши коврижки.

– Мне ли это не знать, моя дорогая, – был ответ.

Это заявление прозвучало чем-то вроде благословения. Старая женщина была для нее ближе, чем любые другие кровные родственники. Если бы Гасси (так она звала Августину) сочла ее поведение за гранью приличия, ей пришлось бы просто заползти в какую-нибудь кроличью нору.

Подготовка к чаепитию – кипящий на огне чайник, звяканье не очень новой стаффордширской чайной посуды – помогла Элизе расслабиться. Уже многие годы этот уютный домик на окраине города был безопасной гаванью от всех сомнений и страхов, окружавших ее жизнь с тех пор, как она окончила школу. Гасси была мудрой наставницей, терпеливой наперсницей, верным другом.

Но даже самый близкий друг отшатнулся бы от той страшной тайны, которую она сейчас в себе носила.

Доставая из буфета поднос и салфетки, Элиза была уверена, что все еще чувствует на себе следы от прикосновений Хаддена. И удалить их, как-то смыть нельзя было ничем. Это было словно выжженное раскаленным железом тавро, которое останется с тобой навсегда.

– Перестань все пережевывать, – прошептала она себе под нос. А потом подумала, не начать ли ей писать роман, описывающий полный опасностей путь в преисподнюю и иллюстрированный увядшими цветами. Герань символизирует глупость…

– Ты что-то сказала, дорогая?

– Нет, ничего, – промямлила Элиза и начала раскладывать на столе приборы.

Августина занялась разливанием чая. Это был ритуал, который всегда успокаивал.

– Похоже, тебе надо как следует поесть, чтобы подкрепить силы.

Элиза была уверена, что ей кусок не полезет в горло, но все же, чтобы скрыть смятение, отломила кусочек коврижки. Но та оказалась настолько восхитительной… К тому же пряный вкус орехов и специй напомнил ей о Хаддене…

«Прекрати мечтать, словно глупая школьница. Ты и без того достаточно нагрешила, чтобы все время ощущать рядом присутствие Хаддена!»

– Что ты будешь делать без этих восхитительных сладостей? – пробормотала она. Она протянула руку за вторым куском, но он так и остался у нее в пальцах.

– Должно было случиться что-то ужасное, раз тебе не нравится моя коврижка, – заметила Августина.

Элиза сглотнула и попыталась улыбнуться:

– Это заметно?

Августина лишь подняла брови.

Элиза вздохнула:

– Верно. Но я не знаю, как начать.

– Начни сначала, – сказала Августина строгим голосом учительницы.

А где было начало? В борделе? На дереве?

– Ну же, не все так плохо. – Она прикрыла руку Элизы своей – бледная кожа походила на старый пергамент. – Если ты убила Гарри, местный сквайр, возможно, закатит в твою честь грандиозный праздник.

Элиза не могла удержаться от грустной улыбки.

– Единственное, что я погубила, так это свою репутацию. – Ее губы задрожали. – Я совершила невероятную глупость.

– А-а, – сказала Гасси и положила в чай еще одну ложечку сахару. – Полагаю, что эту невероятную глупость ты совершила не одна.

Элиза покачала головой:

– Чтобы совершить глупость, о которой я говорю, определенно требуются два человека.

Полосатый котенок забрался на стол и стал обнюхивать молочник со сливками. Тактичная Гасси не обратила на это внимания. Она улыбнулась и сказала:

– Моя дорогая Элиза. Многие годы тебе пришлось жить на строгой диете, состоявшей из хлеба и воды. Если в данный момент жизни тебя тянет на сладкое – скажем, на что-нибудь, что просто сочится от крема, это совершенно естественно.

Элиза смотрела на старую деву с открытым ртом.

– Мы, женщины, скроены не из картона, как многим мужчинам хотелось бы заставить нас думать. Так что забудь, что тебе когда-то говорили. Не думай, что иметь чувственные желания – это неприлично.

– Вы так считаете?

Августина ударила ложкой по столу.

– Совершенно определенно.

Котенок возмущенно мяукнул и спрыгнул на пол.

Элиза потянулась за еще одним куском коврижки и съела его почти мгновенно.

– Как приятно это слышать! Особенно от вас.

– Я рада, что все еще могу преподать тебе кое-какие уроки. – Постукивая ложкой по столу, Гасси продолжала: – Я вовсе не хочу вмешиваться, но если ты хочешь рассказать об этой невероятной глупости, я буду рада тебя выслушать.

– Это похоже на те смешные и страшные романы – знаете, те, где описываются темные подвалы, наручники и плетки. – Элиза понимала, что болтает какой-то вздор, но решила, что это уже не имеет значения. История требовала разъяснения. – Только все произошло не в подземелье, а в спальне, предназначенной для важных гостей Эбби.

– Плетки?

– Нет… никаких плеток. Просто наручники.

– Он надел на тебя наручники?

– Нет, я сама их надела. Случайно. Это было… ошибкой.

– Ты, случаем, не пробовала грибы, которые ты собираешь для своих картинок? Такое впечатление, что у тебя галлюцинации.

– Я знаю, знаю. – Элиза опустила голову. – Существует старая поговорка о том, что правда бывает более удивительной, чем вымысел. Если вы помните, мы когда-то читали экзотические арабские сказки Шехерезады…

– Если ты собираешься мне рассказать, как какой-то красивый джинн появился из одной из бутылок бренди и изнасиловал тебя прямо на месте, я позову врача.

Элиза прикусила губу, чтобы не рассмеяться.

– Тот джинн был не облаком ароматного дыма, а английским джентльменом во плоти.

Августина оперлась локтями на стол и наклонилась к Элизе:

– Продолжай. Он красив?

– И весьма. Высокий, мускулистый, с самыми прекрасными глазами на свете. – Из ее груди невольно вырвался вздох. – И у него огромный дракон…

– Это так сейчас называется? – прервала ее Августина. – В мое время некоторые джентльмены называли свои половые органы жезлом Авраама.

– Как ужасно! Не означает ли это, что женщина не должна насладиться актом?

Августина фыркнула, что не подобало леди. Но именно за подобную непосредственность Элиза ее и любила.

– Его также называли картофельный палец, – сообщила Августина. – И ручкой водокачки.

О, это ей понравилось. У Хаддена оказалась прекрасная ручка водокачки. Такая, что Элизе хотелось представить себе, что она служанка в таверне, чьей обязанностью было регулярно ходить к водокачке за водой.