Текст книги "Внучка берендеева. Второй семестр"

Глава 33. Последняя

Она ждала.

Они всегда ждали, и маялись, и доводили себя до слез порой, что было ему вовсе удивительно. И еще завидно. Ах, если бы ему было дозволено испытать хоть малую толику той страсти, которой пылали ее глаза.

– Здравствуй. – Она вскочила. – Я тебя ждала. Испугалась, что не придешь…

А ведь она старше прочих.

Не девочка уже.

Магичка.

Ученая.

И ей бы понять, что не бывает такой вот внезапной любви. Ей бы заклятье прочесть, обереги взять и… быть может, изловчиться и поймать проклятую его душу.

Или тело.

Тело бы хорошо сжечь, а пепел – по ветру развеять, тогда, глядишь, и не сумела бы матушка вернуть его. Он так устал возвращаться.

Но нет.

Улыбается. И щеки пылают болезненным румянцем. В глазах – туман. В тумане – собственное его отражение, в которое он глядится, пытаясь понять, которое из имен – настоящее.

Сколько их было…

Узнать бы.

Уйти.

– Я пришел. – Он позволил ей поцеловать себя. И поцелуй этот был далеко не целомудрен. Конечно, смешно ждать, что в ее-то годы останется она невинною.

У магичек жизнь вольная.

Так матушка сказала.

И хоть сама ж магичкою была, а все одно сказала с укором, мол, нехорошо это… он согласился. Ныне он всегда с матушкой соглашался. Так проще. Впрочем, стоило признать, что нынешнее ее решение было ему приятно.

Эта женщина и вправду перестала быть полезна.

Более того, решила вредить.

И он стиснул левою рукой ее горло, белое и мягкое, а правою содрал с шеи низку амулетов. Не то чтобы было среди них хоть что-то, способное причинить ему вред, но зачем рисковать?

Она хрипела.

И встав на цыпочки – это доставило ему странное удовольствие, – царапала руку короткими ногтями. Ее рот разевался, а сердце колотилось.

– Ты… – Он разжал руку, позволив Милославе упасть. – Зачем ты это сделала?

– Ты… ты ревнуешь? – просипела она, обеими руками за горло схватившись. И смешно, даже сейчас она искала подтверждение его любви, которая суть иллюзия. – Ты ревнуешь к этому мальчишке… ты… ты должен понять, это не всерьез… у нас ничего-то не было… пара поцелуев, не более того… он тебе неровня… он просто нужен был… я ведь не могла сама…

Да, не хватало, чтобы она сама…

И без того наследила.

Нет, он не боялся, что Милослава выдаст. Даже если найдут ее раньше, чем он закончит, Милослава не скажет ни слова. Не сумеет.

Ни под пыткой.

Ни под мороком.

Ни…

Он присел рядом и руку подал.

– Зачем ты это сделала? – спросил.

Сам он давно уже утратил любопытство, но матушка желала знать.

– Я… – Глаза Милославы наполнились слезами. А ведь она даже красива… и тот, который за ней ухаживал, вполне мог бы сделать ее счастливой, но куда ему, почти обыкновенному человеку, против намороченной колдовской любви?

– Зачем ты пыталась убить мою невесту? – Он отвел тонкую прядку от лица.

Задержал в пальцах на мгновенье, глядя, как в прядке этой прорезается седой волос.

Еще один.

Их становилось больше, как изморозь на окне. И ему было любопытно, надолго ли хватит Милославы. Матушка утверждала, что в магиках сил больше, а дар Милославы, царской кровью сдобренный, делал ее сладкой.

– Она тебе не нужна. – Милослава вцепилась в руку, не то пытаясь оттолкнуть, не то, напротив, удержать. – Она… просто девка… зачем она? Почему? Я ведь… мы бы вместе… ко мне приходили… я сумею найти союзников… ты и я… а девка и чтобы царицей стала?

Ревность?

Так просто.

Банально.

Скучно.

– Где ты взяла амулеты?

Она не справилась бы с огнем сама. Слишком слаба. Купила? Если так, то матушка желала знать, кто еще способен торговать огнем.

– Азары… – Она смотрела в его глаза, не смея перечить. – Дали… для нее дали… она им тоже мешает. Всем мешает, видишь?

Азары?

Про азар матушка не думала.

– Я найду способ тебе помочь… я почти нашла… у Марьяны есть одно заклятье… у нее…

Он наклонился.

– Мы справимся. – Милослава смотрела с такой любовью, что, будь он жив, сердце дрогнуло бы. Но он умер, и давно, а потому просто наклонился и коснулся сухих ее губ. – Только ты и я… мы справимся…

– Конечно, – согласился он.

– Нам не нужен никто… она не нужна… тебе не нужна… пусть умрет…

Ее сила была сладкой. Как мед.

Кажется, в прошлой жизни он любил медовые пряники.

Арей сощурился.

Солнце было таким ярким… ослепляло. И притихшее было пламя заворочалось, ожило под этим солнечным светом. Нет, хватит.

Он не позволит огню себя сжечь.

И если надо, вернется в подвал.

Вернулся бы.

– Не трясись, – Кирей стукнул в спину. – Иди уже, узник подземелий…

Идти тяжело. Арей себя стариком чувствовал. Кости ноют, ноги не гнутся, а руки будто судорогой свело. И каждое движение боль причиняет. И страшно.

Свет.

И воздух.

Запахи. Звуки, которые оглушили. Небо… бездонное, бескрайнее… и глядит он в него, до слез в глазах, до боли глядит, а наглядеться не способен.

Дышит и…

…в подвале спокойней.

…тихо.

…и никто не мешает.

– Что, вернуться захотел, дорогой племянник? – Кирей хлопнул по спине, и так, что у Арея с трудом получилось на ногах устоять. – Тихо там, как на погосте… а может, того, сразу и на погост? Ляжешь себе ровненько, как положено приличному покойнику. Закопаем. Отпоем. Ни тебе хлопот, ни людям…

– Иди ты…

– А и пойду. – Кирей широко зевнул. – Я свое дело сделал. Дальше ты сам. Если сумеешь.

Это он не со зла.

Норов дурной. Огонь в крови. И теперь Арей прекрасно это понимал.

Он дождался, когда Кирей уйдет, и потянулся, медленно, до хруста в костях. Сел на землю, а после и лег, осторожно коснулся зеленой травы.

Надо же… весна в разгаре.

Сколько ж он в подвале просидел? Долго… вот уже и стрелки соцветий появились… и жук огромный сел на одно, крылья тонкие расправил, гудит, сердится.

Хорошо.

– Поздравляю, боярин, – раздался мягкий голос сзади.

– Что?

– Поздравляю. – Человек стоял под солнцем, и сколь Арей ни пытался разглядеть, не получалось – свет ослеплял. Впрочем, Арей не сомневался, что, если и случится туче солнце сокрыть, ничего это не изменит. Гость нынешний был слишком осторожен, чтобы полагаться лишь на солнце.

– С чем? – Арей сел.

Не без сожаления.

Этакий момент испортили…

– Полагаю, со многим… ты дар не утратил?

Арей промолчал.

– Нет, это я знаю. И с огнем, если уж выпустили, управился. Разве этого мало? С другой стороны… не знаю, слышал ли, но давече скончалась скоропостижно Ксения Микитична…

Скончалась?

Да еще скоропостижно? Мачеха, сколь Арей помнил, отличалась изрядным здоровьем. И вдруг… что он пропустил?

– Соболезнования выражать, полагаю, смысла нет.

Арей кивнул.

И прислушался к себе.

Было время, когда сама мысль об этой женщине приводила в ярость. И смерти он желал… и если бы получилось добраться, убил бы без размышлений.

Без сожалений.

А теперь? Теперь Арей был, пожалуй, рад, что его избавили от необходимости мстить. Трусовато? Или… изменился он, там, в подвале? Еще раньше?

Потом разберется.

Арей подставил жуку палец и усмехнулся, когда цепкие лапки впились в кожу.

– И брат ваш… скончался…

– Скоропостижно?

– В каком-то смысле. Неудачное покушение. Дефектный артефакт. С магиками случается.

Гость веселился.

И удивительно было, что веселье это раздражало.

– Покушение? – Жук расправил тяжелые надкрылья, загудел. – И на кого же?

– На вашу… невесту… или не вашу? У этой девушки столько женихов… я уж не знаю, кого считать настоящим…

Он замолчал. Жаль, молчания этого хватило не надолго.

– Ты не ревнуешь?

– Нет, – признал очевидное Арей.

– Настолько уверен в себе?

– Не в себе.

Жук полз по пальцу, забираясь выше, к влажноватой ладони, а может, влек его грязный рукав. Помыться бы не мешало… и постирать одежду… и вовсе себя в порядок привести.

Зарос.

И лоб чешется. Зудит… страшное дело – зудит.

– Похвально. Но меж тем не отменяет сказанного… вот, – человек протянул свернутую трубкой грамотку. – Взгляни…

– Что это?

Арей не удержался и поскреб лоб.

Он, может, и отстал от жизни там, в подвале, но не настолько ума лишился, чтоб принимать подарки от незнамо кого.

– Это – грамотка, которая изменит твою жизнь…

– Пафосно звучит.

– Как есть. Клянусь силой, что не причинит она тебе вреда. В доме Ксении Микитичны отыскали…

Что ж, этаким словам можно было поверить… пожалуй, можно было. И Арей грамоту взял. Печать сломана… знакомая такая печать.

Медвежий след в двойном круге.

И крест в нижней четверти.

– Читай, читай…

Арей читал.

И перечитывал.

Подделка? Печать… ничего не значит. Куда она подевалась после смерти отца? И долго ли состряпать бумагу? Нет, не стоит верить…

– У родовых печатей имеется одно интересное свойство… – Тот же мягкий голос заставил Арея бумагу отложить. – Тебе, как магику, надобно знать, что печать по сути своей – родовой артефакт. И воспользоваться им способен лишь тот, в ком есть правильная кровь. Более того, печать не просто передают. Ее связывают с новым владельцем.

Арей покачал головой.

Все одно…

– Твой отец не успел провести обряд. Ни на тебя. Ни на твоего брата. Более того, как ты имел возможность убедиться, он вовсе не собирался передавать ее Игнату…

…слова.

…сказанные. И написанные. Арей знает отцову руку, доводилось читать письма, и грамоты доверительные, когда тот учителей слал, и книги расходные. Отец предпочитал самолично за хозяйством смотреть… и многое иное.

Тот ли почерк?

Тот.

Аккуратный. Крупный. И все ж таки буквы по строке мельчают, вверх идут… у «а» хвост загибается, а «у» скособоченною слегка выходит.

И значит, он и вправду собирался он…

…вольную..

…ему.

…матушке… и не только вольную. Имя… наследство… в равных долях… ему и Игнату… в равных.

– Потому, чтобы воспользоваться печатью тебе… и, скажем, брату твоему, если бы вдруг пришла ему в голову подобная блажь, надобно было бы обратиться к жрецам. Подать челобитную, чтобы царь дозволение дал…

…и выходит, он, Арей, не просто сам по себе, но…

– Так что, боярин, поздравляю… – Гость поклонился, и в том поклоне увиделась издевка.

– Забери, – Арей протянул грамоту.

– Отказываешься?

Арей пожал плечами.

Завещание? Воля последняя? И где она была, когда отца схоронили? Попадись в в руки Ксении Микитичны и отправилась бы в камин. Уж та-то не стала бы рисковать, хранить грамоту столь опасную. А значит, врет гость незваный.

Не у него ли хранилась бумага?

Для чего?

А хоть бы затем, что с грамотой этой и боярыня ласковою станет, прислушается к совету друга, который и не друг вовсе.

– Чужого мне не надобно, – сказал Арей и грамоте позволил на траву упасть.

…а не стало мачехи, бумаге новое применение нашлось. Что она? Сама по себе – ничто. Пусть и настоящая печать, пусть магики царевы сие подтвердят, да только… неужто хватит этого, чтоб Арею и вправду отцовы земли отдали?

Бояре вой поднимут.

Где это видано, чтоб раб беглый… ладно, бывший раб беглый да равным вдруг стал?

– А разве ж чужое? – Гость не спешил грамоту поднимать. – Твое. По крови. По правде. По закону. Скажи, неужто никогда не думал, что так оно было бы справедливо? Что из вас двоих ты старше… ты сильней. Умней. Достойней?

Думал.

Было дело.

Особенно когда Игната впервые увидел. Стоит боярский сын. Кафтан алый, теплый. А поверх – шуба. Шапка высокая. Щеки розовые, пухлые. За теми щеками глаз не видать. Губы блестят, что маслом мазанные. Трясутся, будто вот-вот расплачется…

Вокруг няньки квохчут.

Мамки, кто с пряником, кто с леденцом на палочке, кто с колбаскою… Игнат в шубе преет, скулит, а мамки спешат утешить.

Кисельки свои суют.

Компоты.

Отец, это увидевши, только крякнул.

– Дай бабе волю, – буркнул. И пот со лба отерши – день-то летним был, жарким, добавил: – Ничего, скоро прекращу. А то совсем мальца умучают… тоже мне… болезным уродился… когда то было? Постой тут.

И ушел.

Арей же, глядя на брата, который… нехорош был. И вправду бледный, а по лицу – пятна красные… думал, что неправильно это.

Нечестно!

Слабый он. А разве может слабый наследовать? Разве… нет, это Арей должен боярскую шубу носить. И не кутаться в меха жарою, а так, как отец носит, едва на плечи накинув. Чтоб все видели: от боярин идет и…

– …твое наследство, – говорил человек с усмешкою. – Только твое… всего-то надо – челобитную подать…

– А смысл?

Примут.

И может, чтоб вовсе закон не попирать, дадут чего, кусок малый, огрызок… да только огрызков ему не надобно.

И наследства этого, запоздалого.

Имя?

У него свое будет. Такое, которое сам выберет волею Божини, и уж это имя он своим детям передаст.

– Найдутся люди, которые помогут.

– И что они за помощь попросят? Нет уж, – Арей покачал головой. – Хотели бы помочь, помогли бы раньше. А теперь… я сам по себе.

– Гордый. И глупый…

Человек отступил.

– А ты подумал, гордый и глупый, что тебя ждет? Или невесту твою. Что ты ей дашь? Слово свое? Надежду, что когда-нибудь заживете по-человечески? Если получится…

– Отчего ж не получится?

Смешно стало.

А ведь прежде, до подвала еще, он бы все это иначе воспринял.

– Ты не просто магик, а боевой… – Гость так ничего и не понял. – От отправят тебя завтра на границу, и что тогда?

– Поеду.

– А если убьют?

Арей пожал плечами:

– Значит, судьба такая…

– Что жене оставишь? Детям…

Жук, расправив тончайшие крылья, тяжело поднялся в воздух.

– Иди… добрый человек. Спасибо тебе за заботу, но… иди… и пусть дорога твоя будет гладкой… – Арей лег на землю. Небо больше не пугало.

Синее.

Высокое.

Бездонное. И солнце в нем сырной головкой. Ветерок холодный черемухою пахнет. И этот аромат голову кружит, куда там вину хмельному. Да и… просто хорошо.

Скворцы вот прилетели.

Ковыряются в траве… благодать…

Что еще для счастья надо?