Текст книги "Мифы древнего мира"

3. 1-й и 2-й походы Дария против греков. Битва при Марафоне
(493–490 гг. до н. э.)

Самое сильное раздражение Дария при вышеописанном восстании вызывало поведение афинян. Бежавший в Сузы Гиппий не только не старался утешить гнев царя, но прилагал все усилия, чтобы раздуть его еще больше. Получив первое известие о сожжении Сард, Дарий приказал слуге ежедневно за обедом повторять ему слова: «Государь, помни об афинянах!» Но не одни они, а вся Греция должна была подвергнуться наказанию за участие в ионийском восстании. Наказать греков было поручено зятю Дария Мардонию, которого послали в Переднюю Азию. Собрав здесь все военные силы, сменив тиранов во всех греческих городах и установив в них демократическое правление, чтобы привлечь греков на свою сторону, он перевез через Геллеспонт в Европу сухопутное войско на кораблях. По пути были покорены Македония и о. Фазос. Но этим успехам вскоре был положен конец. Флот, огибая Афонский мыс, был застигнут такой сильной бурей, что погибло 300 кораблей и ок. 20 000 человек. К этой потере присоединилось бедствие и сухопутного войска. Персы были разбиты фракийским племенем бригеров, погибло много воинов, и сам Мардоний был ранен. Хотя потом он покорил бригеров и оставил во Фракии гарнизоны, из-за огромных потерь вынужден был вернуться в Азию.

Приписывая неудачный исход неспособности Мардония, персидский царь не отказался от мысли о войне, а занялся новыми приготовлениями к ней. Узнав о зависти и несогласиях между греческими государствами, он, прежде чем пред – принять 2-й поход, разослал по всей Греции вестников, поручив им требовать земли и воды. Многие жители материковой Греции и бо́льшая часть островов исполнили это требование, но афиняне бросили персидских послов в пропасть, куда бросали преступников, а спартанцы утопили их в колодце, насмешливо приговаривая, чтобы они сами достали себе там земли и воды. В Афинах же, по предложению юного патриота Фемистокла, был предан смерти и переводчик, злоупотребивший греческим языком, высказав на нем приказ варвара.

В числе островов, которые подчинились персам, находилась Эгина, имевшая значительный флот. Афиняне утверждали, что эгинцы поступили так единственно из ненависти к ним и желая получить возможность напасть на них вместе с персами, а потому и обвинили эгинцев пред спартанцами в измене всей Греции. Спарта тотчас послала на Эгину царя Клеомена и потребовала от эгинцев выдачи предводителей персидской партии. Эгинцы, подстрекаемые другим спартанским царем, Демаратом, требование не исполнили. Но Клеомен ложно обвинил Демарата в незаконном рождении; Демарат был лишен царского достоинства и бежал в Персию. Вторым царем был провозглашен Леотихид. Клеомен вторично выступил вместе с ним против Эгины и принудил ее жителей выдать афинянам заложников в доказательство верности всему общему делу Греции. Вскоре господствовавшее в Спарте мнение об Эгине изменилось, и эгинцы при посредничестве Леотихида потребовали возвращения заложников. Афины в этом отказали, поэтому между ними и Эгиной вспыхнула война, которая велась нерешительно, и афиняне под конец должны были отступить. Клеомен покончил с собой.

Между тем Дарий окончил подготовку к войне. Были назначены 2 новых полководца – Датис и Артаферн, которых царь считал более способными и благоразумными, чем Мардоний. Чтобы на этот раз миновать опасный Афонский мыс, все войско, состоявшее из 100 000 пехоты и 10 000 всадников, было посажено на 600 военных кораблей и множество транспортных судов. Весь этот флот от о. Самоса направился через Эгейское море к Кикладским о-вам. Сохранившие независимость острова принуждены были покориться. Такая участь прежде всего постигла Наксос. Жители этого острова не стали дожидаться прибытия персов, а спаслись в горах. Лишь немногие были захвачены персами в плен. Город и храм были преданы огню. На о. Делос жители также искали спасения в бегстве. Однако варвары пощадили здесь жилища и храмы из уважения к месту рождения Аполлона и Артемиды. При этом Датис в виде жертвоприношения сжег на алтаре 300 фунтов ладана. Остальные близлежащие острова покорились добровольно и выдали заложниками знатнейших граждан. Затем флот направился к южной оконечности Эвбеи. С неистовством накинулись персы на ослушников, предали все огню и мечу и не оставили в Эретрии целым ни одного дома. Множество жителей искало спасения в горах, многие были изрублены, остальные обращены в рабство. Затем персы снова сели на корабли и поплыли к Аттике. Гиппий указывал им путь, надеясь с помощью варваров вернуть потерянную власть над Афинами. Афиняне не без страха узнали о приближении неприятеля. Они поспешно отправили гонца Федиппида к спартанцам с просьбой о помощи.

Спартанцы хотя и были согласны, но не могли послать помощь немедленно: у них, по древнему обычаю, нельзя было выступать в поход раньше полнолуния в месяце Карнее (август-сентябрь). Только платейцы, жители одного города в Беотии, поспешно отправили к ним на помощь 1000 человек. Афиняне наскоро сделали все, что только было в их силах, но не могли собрать более 10 000. С войском из 11 000 человек выступили они к Марафону навстречу неприятелю, который после высадки расположился здесь лагерем, ибо местность была удобна для действий персидской конницы. Из 10 греческих предводителей 5 находили опасным нападать на столь превосходящие силы противника, тем более что спартанцы еще не пришли на помощь. Мнения разделились, и Каллимах, облеченный властью полемарха, должен был решить спор; Мильтиад, один из 10 предводителей, был убежден, что именно здесь, при Марафоне, необходимо дать сражение. Он обратился к Каллимаху и старался убедить его всей силой пламенного красноречия. Мильтиад доказывал Каллимаху, что от него одного зависит, повергнут Афины в рабство или дадут им свободу, а сам он заслужит славу: «При настоящем положении дел Афины находятся в величайшей опасности. Если ты последуешь моему совету, отечество наше останется свободным и сделается первым государством в Элладе. Если же согласишься с мнением других, кто отвергают битву, тебе известно, какая участь постигнет нас с возвращением Гиппия». Каллимах объявил, что совершенно согласен с Мильтиадом, и было решено сражаться здесь. Договорились, что каждый предводитель будет начальствовать по очереди 1 день. Но Мильтиад настолько превосходил всех умом, что, по совету Аристида, остальные 9 предводителей добровольно передали ему главное руководство всем делом. Но Мильтиад дождался своей очереди и только в этот день вступил в битву. По приказанию Мильтиада, войско быстро устремилось на врага, чтобы меньше пострадать от многочисленных стрелков и предоставить как можно меньше времени для действия неприятельской конницы.

Персы сочли безумием нападение 11 000 греков на свое стотысячное войско. Они прорвали более слабый центр эллинов и, хотя здесь храбро сражались Аристид и Фемистокл с гоплитами, убили рабов-оруженосцев. Но афиняне и платейцы наголову разбили находившееся против них на обоих флангах персидское войско. Затем они тотчас бросились к центру, восстановили расстроенные ряды его и начали общее нападение на одолевавших здесь персов. Когда и здесь персы обратились под конец в бегство, афиняне и платейцы преследовали их до морского берега, захватили у них 7 кораблей и разграбили весь их лагерь, который персы были вынуждены бросить со всеми хранившимися в нем сокровищами. Вся равнина была покрыта убитыми. Афиняне лишились полемарха, 2 храбрых предводителей и многих знатных граждан, всего 192 человека. Потеря персов была несравненно значительнее: у них было убито 6400 человек. Персы, сев на корабли, поспешили обогнуть южную оконечность Аттики и м. Суний, чтобы напасть на Афины с западной стороны. Но Мильтиад прибыл туда раньше сухим путем и ожидал их у Фалернской гавани. Персидский флот прибыл, бросил было якорь, но не решился делать высадку и отправился обратно в Азию. На обратном пути на о. Лемнос умер Гиппий. Персам удалось привезти с собой Дарию лишь одних пленных наксосцев и эретрийцев, с которыми он обошелся милостиво. Дарий назначил им для жительства город вблизи Суз, где они проживали еще во времена Геродота, сохраняя язык и старинные обычаи.

Конечно, никогда еще победоносное войско не испытывало такой радости, как афинское при Марафоне. В то время, как оно преследовало бежавших персов, один воин поспешно прибежал в Афины, задыхаясь от усталости, прокричал на улицах и на площади: «Радуйтесь, мы победили!» – и тут же пал мертвый. Афиняне еще долгое время спустя праздновали этот блистательный день, совершали процессии на поле сражения и приносили там жертвы. Они поставили на Марафонском поле в виде памятника 10 колонн с именами павших воинов, а память 10 предводителей увековечили большой картиной. Имя Мильтиада с восторгом произносилось и старцами, и детьми. Народ принял его как избавителя торжественными песнями. В то самое время, когда храбрые афиняне готовились вернуться домой, явилось спартанское войско, которое после полнолуния спешно выступило на помощь афинянам. Опоздав к битве, спартанцы пожелали взглянуть по крайней мере на поле сражения. Они посетили Марафон, посмотрели на пленных, похвалили славный подвиг афинян и отправились домой. Победа при Марафоне показала, что в состоянии сделать незначительный отряд, состоящий из образованных людей, воодушевленных любовью к свободе и отечеству, против громадного, неповоротливого войска, которое действовало по устаревшим правилам, как бездушная машина, и сплочено было не сознанием долга, а лишь слепым повиновением. «Казалось, – говорит один древний историк, – что на одной стороне стояли бараны, а на другой люди».

4. Мильтиад, Фемистокл и Аристид
(489–488 гг. до н. э.)

Афинянам было очень приятно, что они отстояли великое дело Эллады без помощи Спарты. Прежде спартанцы имели решительный перевес над Афинами; теперь же афинянам представлялся случай добиться полной независимости. Славная победа над персами вдохнула в них необыкновенную смелость. Отразив страшную силу Азии, они, казалось, тем самым получили право быть руководителями тех греческих государств, которые в робости предали честь и свободу греков на произвол варваров. В Афинах воцарился дух завоеваний. Главным сторонником такого направления явился Мильтиад. Прежде всего он постарался направить действия граждан на завоевание богатых островов Архипелага, которые покорились персам. Он потребовал у афинян для этого предприятия 70 хорошо вооруженных кораблей и, получив их, направился сначала к Паросу. Но крепкие стены города стали непреодолимой преградой еще неопытным в осадном искусстве грекам. Храбрые жители города отослали назад вестника, который потребовал от них 100 талантов. После 26-дневной осады Пароса и опустошения страны Мильтиад, раненный в ногу неприятельской стрелой, отдал приказ к возвращению.

Между тем в Афинах наряду с духом завоеваний господствовало столь же сильное желание сохранить внутреннюю свободу. За это в особенности стояла партия Алкмеонидов. Мильтиад и прежде, после возвращения из Херсонеса, обвинялся в стремлении к тирании. Теперь, когда он пользовался почетом и влиянием, Алкмеониды видели в нем опасного врага свободы. Эта партия воспользовалась постыдным возвращением героя, обвинила его перед народом в том, что он обманул его обещаниями, и требовала его казни. Страдая от раны, Мильтиад велел принести себя в суд на носилках. Защиту Мильтиада приняли на себя его друзья. Тщетно напоминали они о великом дне Марафонской битвы – они могли отвратить только смертную казнь. Взамен нее Мильтиад должен был заплатить пеню в 50 талантов. Поскольку вскоре он умер от воспаления раны, пеню заплатил его сын Кимон. В то время, когда народ впервые осознал свои силы, в Афинах не было недостатка в великих людях. На первый план выдвигался Фемистокл, который превосходил умом и красноречием всех противников, особенно не затруднялся в выборе средств для осуществления своих планов и был настолько честолюбив, что победа Мильтиада не давала ему покоя. Он сделался первым государственным мужем своего времени. Фемистокл совершенно верно понимал, что битва при Марафоне была не концом, а лишь началом великой войны, и Афины могли приобрести могущество, лишь сделавшись морской державой.

Война с Эгиной послужила Фемистоклу для осуществления его планов. Он предложил доходы с Лаврийских серебряных рудников, которые раньше распределялись между гражданами, употребить на постройку 200 новых военных кораблей. Его совет был приведен в исполнение и в будущем послужил основной причиной великой морской победы над Ксерксом и последовавшего усиления Афинского государства. Вначале же этот план нравился далеко не всем. По выражению одного древнего историка, «он отнимал у граждан щит и копье и заменял их рулем и веслом».

Аристид, который настолько прославил себя беспристрастием в третейских решениях, что получил прозвище «справедливого», сделался одним из самых решительных противников Фемистокла. Он противился обращению Афин в морскую державу, полагая, что могучий флот послужит Фемистоклу средством для преследования собственных честолюбивых целей. Борьба этих двух противников и обоих мнений не была продолжительной. По предложению Фемистокла Аристид был изгнан остракизмом на 10 лет. После этого Фемистокл остался единственным государственным деятелем и с величайшим рвением занялся созданием флота.

5. Поход Ксеркса

Дарий не мог перенести позора войска в Греции и решил с еще большими силами напасть на афинян. С этой целью он разослал воззвания по всему государству, приказал строить корабли и собирать запасы. Три года во всей Азии происходило необыкновенное волнение. Египет, который всегда был ненадежным владением, отложился. Между детьми Дария от его первой жены, родившимися еще до вступления его на престол, и от второй, Атоссы, с которой он сочетался браком, будучи уже царем, возник спор за право наследования престола. Спор этот Атосса, благодаря своему всемогуществу, решила в пользу собственного старшего сына Ксеркса. Во время военных приготовлений Дарий в 486 г. до н. э. умер. Ксеркс прежде всего усмирил восстание в Египте, который должен был искупить отпадение еще более тягостной зависимостью. Между тем проживавшие в Сузах царь Демарат и сын Гиппия Писистрат, а в Лариссе – Алевады, потомки фессалийских царей, и наконец, зять самого Ксеркса Мардоний, который желал владычествовать над Грецией, подстрекали царя к войне с Элладой.

Начались приготовления. Ксеркс желал выставить такие вооруженные силы, каких еще не видел мир. Все необозримое государство пришло в движение: более 50 племен, различных по языку, нравам, оружию и одежде, должны были выставить войска. Все приморские народы, от Египта до Геллеспонта, обязаны были снарядить корабли и собрать огромные запасы в прибрежных городах Фракии для прибывавшего туда войска. Для безопасности флота был прорыт перешеек между Афонским мысом и материком и сооружен канал, в котором могли разойтись 2 корабля. Осенью 481 г. многочисленные войска собрались в укрепленном сборном пункте в Криталле, в Каппадокии, а затем были отведены к Сардам. Из Сард, где царь провел зиму, он послал вестников в греческие города, кроме Афин и Спарты, – требовать «земли и воды». Решив провести войско в Европу сухим путем, Ксеркс приказал навести через Геллеспонт близ Сеста 2 моста на судах. Когда же буря разорвала мосты, Ксеркс велел строителя их казнить, а морю дать 300 ударов и бросить в него кандалы. Когда мосты были исправлены, царь выступил с войском из Сард и направился к северо-западу от Геллеспонта. В р. Скамандра, к которой подошло войско, не хватило воды, чтобы напоить все это бесчисленное множество людей и животных. Ксеркс посетил г. Пергам к юго-востоку от Трои, чтобы осмотреть местность, где впервые сразились Греция и Азия.

Через несколько дней войско достигло последнего азиатского города – Абидоса. Здесь Ксеркс пожелал сделать общий смотр. Для этого абидосцы должны были построить возвышенное место из белых камней, с которого он мог обозреть все бесчисленное сухопутное войско и флот, расположившийся в открытом море. По его желанию было дано примерное морское сражение, в котором победу одержали сидоняне. Сначала Ксеркс смотрел на бесчисленную громаду людей с радостным изумлением, но потом с грустью и со слезами. Ему пришла в голову мысль, что, быть может, из всех этих людей ни один не доживет до ста лет.

Вплоть до Геллеспонта путь был усеян миртовыми ветвями, а на мосту были сожжены благовония. Ксеркс сам совершил в честь восходящего солнца жертвенное возлияние из золотой чаши, помолился и бросил в море чашу, золотой кубок и персидскую саблю. Затем началась переправа; она продолжалась непрерывно 7 дней и 7 ночей. Во Фракии, на обширной равнине при Дориске, у истока р. Гебр (Марицы) сделали подсчет войска. Отсчитали 10 000 человек, поставили их плотно друг к другу и огородили забором. Потом вывели их из этого огороженного пространства и наполнили его новыми воинами; и так повторяли 170 раз, пока в огороженном месте не перебывали все воины. Таким образом вычислили, что всего в войске 1 700 000 человек. К ним присоединились еще вспомогательные войска фракийцев и македонян. Однако с большей достоверностью можно принять сведения, что Ксеркс повел против Эллады сухопутное войско в 800 000 человек и флот из 1200 военных кораблей экипажем около 250 000 человек. Удивительно было смешение различных одежд и оружий отдельных племен. Тут можно было видеть персов в тиарах, цветных узких кафтанах с рукавами, длинных шароварах, с копьями, луками, стрелами и кинжалами; ассирийцев в шлемах, с палицами, окованными железом; индийцев в одежде из бумажной материи, с луками и стрелами из тростника; каспийцев в шубах; сарангов в высоких сапогах; эфиопов в львиных и барсовых шкурах, с обнаженным телом, расписанным наполовину черной, наполовину белой красками; фракийцев в лисьих шапках и т. д. Геродот описывает 56 племен, принимавших участие в походе. Не меньшее разнообразие представляли корабли; финикийцы с сирийцами выставили 300 кораблей, египтяне 200, киприоты 50, киликийцы 100 и т. д. Во главе 5 карийских кораблей находилась царица Артемизия. На каждом корабле экипаж состоял из персов, мидян и саков. Знатные персы предводительствовали отрядами, составленными из отдельных народов.

От Геллеспонта войско направилось через Фракию к Стримону, через который, по приказанию Ксеркса, также был наведен мост. У Аканта сухопутное войско соединилось с флотом. Отсюда войско пошло через п-ов Халкидику к г. Фермы. На пути его беспокоили львы и другие хищные животные, которые ночью нападали на верблюдов. Во многих местах приходилось тратить целые дни на вырубку деревьев, чтобы прокладывать войску дорогу. В Фермах войско остановилось и заняло всю страну вплоть до устьев Галиокмона близ границы Фессалии. Флот же был проведен каналом от Афона, вокруг п-вов Сифонии и Паллены в Фермейскую гавань близко к войску, которое отсюда должно было вторгнуться в Фессалию и начать, по-видимому, нетрудную войну против тех греческих народов, которые не прислали царю земли и воды по его требованию.

Геродот замечает, что если бы нашествие варваров погубило Афины, та же участь постигла бы и всю Грецию. Именно афинян должно признать спасителями Греции. Среди них самой выдающейся личностью был Фемистокл. Его заслуга состояла в сооружении кораблей, которые впоследствии, в сражении при Саламине, явились единственным спасением Эллады. Решительностью и мужеством он сумел воодушевить твердых, укрепить слабых и вселить в сограждан единодушие. Не все разделяли смелую надежду Фемистокла спасти греческий народ и его свободу от могущества персов. Даже сами боги через Дельфийского оракула объявили всякое сопротивление безрассудным. Но и после этого афиняне умоляли оракула, пока жрица не объявила, что их могут спасти только деревянные стены. Фемистокл, объяснив, что под деревянными стенами следует понимать корабли, воспользовался изречением оракула для усиления флота.

Хотя благодаря стараниям Фемистокла спартанцы и вступили в союз с афинянами, остальные греки присоединялись к ним весьма неохотно. Там, где господствовало единовластие или государственное устройство приближалось к монархическому образу правления, например, в Беотии и Фессалии, лица, стоящие во главе государств, надеялись при помощи варваров утвердить или распространить собственную власть. Мелкие государства отделились от общего национального дела и перешли на сторону персов или в надежде сохранить независимость, или из чувства политической зависти. Так поступили Аргос из недоброжелательства к Спарте, Фивы из зависти к Афинам, Фессалия и почти вся Беотия.

Тщетно Фемистокл, узнав, что Ксеркс находится еще в Сардах, старался собрать на Истмийском перешейке всю Грецию против общего врага. Ему едва удалось заключить мир между Эгиной и Афинами. Жители о. Керкира обещали прислать 60 кораблей, но умышленно запоздали с ними, желая выждать, чем кончится война. Гелон, тиран сиракузский, изъявил согласие оказать помощь, но только под тем условием, чтобы ему предоставили главное командование. На этом переговоры прервались. Впрочем, тогда Гелону пришлось отражать нападение карфагенского флота. Таким образом лишь самая незначительная часть Греции отважилась на сопротивление. Ксеркс был так уверен в победе, что не только освободил греческих лазутчиков, прибывших в Сарды и приговоренных военачальниками к смертной казни, но и приказал провести их по всему лагерю, полагая, что ближайшее знакомство с его силами приведет греков к скорейшей покорности. Он также освободил 2 греческих корабля, захваченные в плен на пути в Геллеспонт, куда они направлялись для сбора хлеба. В этом случае Ксеркс поступил так потому, что корабли везли хлеб именно туда, где он сам рассчитывал быть в скором времени и сам нуждался в хлебе.

Поскольку македоняне и фессалийцы добровольно покорились персам, войско пелопоннесцев и афинян, состоявшее из 10 000 гоплитов, не могло удержаться в Темпейской долине, где первоначально расположилось, и вынуждено было отступить. Ксеркс с сухопутным войском вторгся из Ферм в Пенейскую долину и подошел к горе Эте и к Фермопильскому ущелью. Здесь он впервые наткнулся на войско, готовое к отпору. Греки, покинув проход в Темпейскую долину, по совету Фемистокла, решили защищать Фермопильское ущелье, а флот послать к м. Артемизии, лежащему на восток от Фермопил. Фермопильский проход был очень узок – 60 шагов ширины; в одном месте он настолько суживался, что через него едва могла проехать повозка. С западной стороны прохода возвышались отвесные скалы, а с восточной, вдоль берега моря, дорога прилегала к непроходимым болотам. Спартанцы неохотно согласились на это решение, ибо сначала имели намерение ограничиться защитой Пелопоннеса и с этой целью хотели даже построить на Истмийском перешейке стену. Войско при Фермопилах состояло из 7200 человек: 4000 пелопоннесцев, около 300 спартанцев, от 700 до 1000 лакедемонских периэков, 400 фиванцев, выставленных по принуждению, 700 феспийцев, затем локрийцы, доряне, фокейцы. Предводителем этого маленького войска, которому предстояло совершить неслыханный военный подвиг – преградить дорогу персидскому царю, – был бесстрашный спартанский царь Леонид, отличавшийся необыкновенной любовью к отечеству. Флот, для которого Афины, Эгина, Спарта, Мегара, Коринф и другие приморские города доставили вместе 271 корабль, поплыл к Артемизии, северо-восточному мысу Эвбеи, под предводительством спартанца Эврибиада. Афиняне выставили для этого флота больше кораблей, чем все остальные греки вместе, поэтому потребовали для себя главного предводительства на море. Но спартанцы, считавшие себя предводителями всей Эллады, настаивали на том, чтобы командовать и флотом, и Фемистокл посоветовал афинянам согласиться ради общей пользы всего народа. Вскоре после прибытия к Фермопилам, когда эллинское войско получило более точные сведения о громадном числе неприятеля, пелопоннесцы захотели отступить к Истмийскому перешейку. Но фокейцы и локрийцы воспротивились этому, заботясь о находившемся поблизости отечестве. Их поддержал в этом Леонид со спартанцами. Те заплели волосы и устроили военные игры, как обыкновенно делали перед битвой. В этих занятиях их застал персидский лазутчик и известием об этом привел Ксеркса в величайшее изумление. Когда царь Демарат, сопровождавший Ксеркса в походе, уверял его, что спартанцы готовы к бою, Ксеркс принял желание сопротивляться его войску со столь слабыми силами за безумие. В полной надежде на превосходство своих войск он 4 дня ждал добровольного отступления греков. Рассказывают, что к Леониду было отправлено посольство требовать от греков оружия; но спартанский царь отвечал с лаконичной краткостью: «Приди и возьми». Наконец, на 5-й день, видя, что они упорствуют в безрассудстве, Ксеркс дал приказ к нападению.

Боевое расположение греков было чрезвычайно выгодно: враг не мог пользоваться ни всей своей массой, ни многочисленной конницей. Мидяне и киссийцы, напавшие первыми, были отброшены эллинами назад, «и царь мог убедиться, – говорит Геродот, – что у него много людей, но мало воинов». Настоящими воинами приходилось показать себя отборному персидскому отряду, 10 000 так называемых «бессмертных». Но как стремительно они нападали, так же поспешно пришлось отступить им пред спартанской храбростью. Ксеркс, сидя на высоком троне и следя издали за сражением, несколько раз вскакивал от негодования. На следующий день по его приказанию происходили новые нападения, но так же безуспешно. Выход из такого затруднительного положения доставила царю алчность одного грека. Малиец по имени Эфиальт вызвался показать персам тропу через гору Эту. Ксеркс принял предложение и приказал Гидарну следовать с воинами за проводником. Персы выступили ночью, рано утром достигли вершины горы, обратили в бегство стоявших там на страже фокейцев и спустились с горы, чтобы напасть на воинов Леонида с тыла, пока главное персидское войско пойдет на них с фронта. Когда Леонид получил от бежавших часовых известие, что его обошли, он решил остаться на посту до конца: оракул объявил, что или Лакедемон будет разрушен, или падет один из его двух царей. Бо́льшую часть союзников Леонид уволил от предстоящей битвы; только фивян вернул назад как заложников за изменнические намерения их государства. Феспийцы с твердостью отказались удалиться. Сверх того остались 300 спартанцев и состоявшие при них периэки и илоты. Всего собралось 1200 человек, которые решились идти навстречу верной смерти.

На следующее утро Леонид выступил, решив как можно дороже продать жизнь свою и своих воинов. Бесчисленное множество персидских воинов, которых приходилось гнать в бой бичами, погибло или под ударами мечей, или в море. Леонид, сражаясь во главе храбрейших, пал в числе первых. Но его отряд продолжал мужественно сражаться, пока пробравшиеся через ущелье персы не показались у него в тылу. Вероломные беотийцы хотели воспользоваться этим моментом для спасения: они с мольбой протягивали руки и уверяли в своей привязанности к персам, что подтвердили и фессалийцы. Несмотря на это, многие из беотийцев погибли в первой схватке; остальных Ксеркс велел пощадить. Остатки спартанцев и феспийцев отступили на один холм и защищались, пока все не погибли под ударами мечей.

Двое спартанцев, Эврит и Аристодем, за несколько дней перед битвой были отправлены Леонидом назад из-за болезни глаз. Но когда до них дошла весть об измене Эфиальта, Эврит потребовал оружие, отправился в Фермопилы и погиб там с товарищами. Аристодем же не был проникнут таким патриотизмом и вернулся в Спарту, но здесь его встретили стыдом и позором. Никто не говорил с ним, ни один спартиат не допускал его к домашнему очагу, и он получил прозвище труса – Аристодема. Еще один спартанец по имени Пантит, посланный в Фессалию и не имевший возможности участвовать в сражении, увидев, что к нему относятся в Спарте презрительно, с отчаяния повесился.

В высшей степени завидным представлялся грекам жребий павших защитников отечества. Хвала им еще долгое время была на устах у всех, и Геродот, совершавший свое путешествие почти через 30 лет после этого, слышал, как всех называли поименно. На холме, где погибла последняя горсть спартанцев, он нашел надгробный памятник Леониду, состоявший из каменного льва, и вокруг – множество других с надписями, сооруженных частью Амфиктионами, частью частными лицами. На памятнике в честь последних 300 спартанцев находилось следующее двустишие, сочиненное Симонидом:

 
Путник, пойди возвести нашим гражданам в Лакедемоне,
Что, их заветы блюдя, здесь мы костьми полегли.
 

Ксеркс распалился на Леонида таким гневом, что вопреки персидскому обычаю, предписывающему и в неприятелях уважать храбрость, приказал отрубить у трупа Леонида голову и насадить ее на кол в знак того, что он ни против кого на свете не был раздражен так, как против него. Враг, задержанный Леонидом, как яростный поток могучей плотиной, устремился теперь через узкое ущелье с удвоенным неистовством и наводнил Грецию. Ведомые фессалийцами варвары двинулись в Фокиду, которой фессалийцы хотели отомстить за постоянную вражду, а персы желали наказать ее за привязанность к делу греков. Покинутые города были обращены в груды пепла, храмы разграблены. Большинство жителей бежало в Амфиссу, остальные скрылись на вершинах Парнаса. В Паноппе войско разделилось: главная часть с Ксерксом пошла в дружественную Беотию, остальная в Дельфы, чтобы разграбить тамошние сокровища. Обстоятельства, послужившие к спасению Дельф, полны таинственности. На вопрос дельфийцев, следует ли скрыть от врагов сокровища храма и как это сделать, пифия отвечала: «Бог достаточно могуществен, чтобы охранить свою собственность». По рассказу Геродота, в небе заблистала молния и загремел гром, из храма Афины раздался боевой клич, а с вершины Парнаса низринулись громадные глыбы камней и раздавили врагов. Исполненные священного ужаса варвары обратились в бегство, дельфийцы преследовали бегущих. Насколько во всем этом было правды, неизвестно, но, по мнению благочестивых греков, боги явили тут свое покровительство и силу.

Греческие корабли под водительством спартанца Эврибиада расположились у м. Артемизия. Весть о приближении вражеского флота и захвате нескольких греческих судов повергла их в такой ужас, что они пустились в обратный путь, пока не достигли Халкиды – самого узкого места в проливе. Пока персидский флот находился у м. Сепиас, свирепствовавшая 3 дня буря уничтожила 400 больших персидских кораблей. Греки вновь воодушевились и вернулись к Артемизии. Однако и тут персидский флот, несмотря на потерю, показался таким огромным и могущественным, что пелопоннесцы и сам Эврибиад не отважились на открытое сражение, а предпочли направиться к берегам Пелопоннеса. Чтобы воспрепятствовать такому намерению, жители Эвбеи, страшившиеся опустошения своего острова, предложили Фемистоклу 30 талантов. Фемистокл послал 5 из них Эврибиаду, а 3 начальнику коринфских кораблей и этим убедил их остаться у Артемизии. Остальные деньги Фемистокл оставил себе для будущих надобностей. Чтобы отрезать путь к отступлению, персы послали 200 кораблей на южную сторону Эвбеи. По совету Фемистокла, греки воспользовались этим разделением вражеских сил, быстро напали на персидский флот и взяли 30 кораблей. В следующую ночь разразилась новая буря и не только уничтожила множество судов неприятельского флота, но истребила и все корабли, посланные в Эвбею. Известие об этом было получено греками одновременно с подкреплением из 53 кораблей афинян и настолько ободрило их, что они решили вечером следующего дня произвести новое нападение. В результате были уничтожены киликийские корабли. Боязнь подвергнуться гневу Ксеркса побудила предводителя персидского флота Ахеменеса на 3-й день произвести общее нападение на соединенный греческий флот. Обе стороны дрались с большим мужеством, в особенности египтяне со стороны персов и афиняне со стороны греков. Среди афинян больше всех отличился Клиний, отец Алкивиада, командующий кораблем, построенным и вооруженным на его счет. Обе стороны значительно пострадали, и греки стали серьезно помышлять об отступлении. В этом решении они укрепились еще больше, получив известие об исходе сражения при Фермопилах и о дальнейшем вторжении персидского царя.