Текст книги "Мифы древнего мира"

Фемистокл поспешил с легкими гребными судами вперед и написал на пристанях, где обычно запасались водой, и на скалах воззвание к ионянам перейти на сторону греков, их соотечественников, а если это невозможно, вернуться домой или, по крайней мере, не проявлять в сражении особого рвения. Затем греческий флот направился обратно к о. Саламин. Благодаря вновь подошедшим подкреплениям, он возрос до 390 кораблей. Эта морская сила была спасением Греции. Между тем Ксеркс через Беотию, разрушив Феспию и Платею, приближался к беззащитным и опустевшим Афинам – главной цели мщения. Единственное спасение для сограждан Фемистокл видел в том, чтобы они, оставив город, перешли на корабли. Однако убедить народ в этом было очень нелегким делом. На помощь красноречию Фемистокла явилась религия. Большая змея, содержавшаяся в крепости как божественная хранительница храма Афины и получавшая ежемесячно жертвенную пищу, на этот раз не приняла ее, как бы в знак того, что сама богиня оставила город. Тогда народ стал уходить из города. Вплоть до самой гавани провожали хозяев оставляемые верные собаки и поднимали жалобный вой, когда корабли отваливали от берега. Собака афинянина Ксантиппа бросилась в море и поплыла за кораблем, но, достигнув берега Саламина, издохла от истощения сил. На этом месте был воздвигнут памятник, долгое время сохранявший воспоминание о верном животном. Дети, женщины и старики бежали также в Трезены в Арголиде, где их приняли необыкновенно радушно, на Саламин и Эгину Неприятелю были оставлены лишь камни и стены. В Афинах остались только казначей храма да несколько старцев.

Греческое вооружение.

Изображение с аттической вазы

Теперь Фемистокл видел спасение всей Греции только в морском сражении и именно при Саламине, где теснота места предоставляла грекам преимущества над большими, малоподвижными персидскими судами. Но это мнение не разделяли прочие предводители. Когда пришло известие, что персы овладели афинской крепостью, город и крепость преданы пламени, а вся Аттика опустошена, большинство начальников потребовало, чтобы флот вошел в Кенхрейскую гавань в Коринфе и таким образом в случае поражения мог получить поддержку войска, расположенного на Истмийском перешейке. Но непреклонный Фемистокл думал не о поражении, а о победе и с глубоким убеждением доказывал на собрании предводителей ее вероятность, если сражение произойдет именно здесь. Коринфянин Адимант, обратившись к нему, воскликнул с запальчивостью: «На играх бьют тех, кто встает прежде времени». – «Да, – отвечал Фемистокл, – но запоздавшие никогда не получают наград». Когда же Адимант возразил ему, что он, как не имеющий более отечества, не имеет права участвовать в их совещании, Фемистокл произнес следующие многозначительные и угрожающие слова: «Правда, жалкий человек, мы покинули наши дома и стены потому, что не хотели ради мертвых камней сделаться рабами. Но вот эти наши 200 хорошо вооруженных кораблей составляют наш город, и величайший город во всей Греции, и если вы желаете еще спастись, то теперь он может помочь вам в этом». Обратившись затем к Эврибиаду, он продолжал: «Если пойдешь к Истму, погубишь Элладу. И тогда мы, афиняне, заберем на корабли жен и детей, уйдем в Италию и выстроим там новый город. Но вы, прежде чем лишиться таких союзников, как мы, обдумайте мои слова». Речь Фемистокла достигла цели. Эврибиад опасался, что афиняне могут навсегда покинуть Грецию, и должен был сознаться, что это была бы большая потеря. Однако вскоре, когда персидский флот прошел Эврип и занял все пространство от Суния до Фалерна, а персидское сухопутное войско приблизилось к Пелопоннесу, между союзниками вновь воцарилось неудовольствие. По их мнению, на этом месте они должны были сражаться ради Афин, поэтому они потребовали отступить к Истмийскому перешейку. Только афиняне, эгинцы и мегаряне требовали остаться у Саламина. Тогда Фемистокл тайно покинул собрание, задумав одним решительным поступком способствовать исполнению плана. Он скрытно отправил на лодке верного слугу Сицинна к Ксерксу, который как раз на собранном в то же время военном совете решал напасть на греков в море назавтра. Под видом доброжелательства Фемистокл приказал сообщить Ксерксу, что греки не согласны между собой и хотят ускользнуть; если царь тотчас нападет на них, они не окажут никакого сопротивления; Фемистокл посылает ему этот совет, ибо желает победы персам. Совет понравился Ксерксу, и он приказал в ту же ночь занять маленький о. Пситталея, лежащий между Саламином и материком, а персидским кораблям – окружить полукругом самый о. Саламин вместе с греческим флотом. Аристид, вызванный, по предложению Фемистокла, из изгнания и намеревавшийся в ту же ночь отправиться из Эгины к греческому флоту, первый заметил движение неприятеля. Забыв личную вражду, он поспешил к противнику Фемистоклу. «Теперь, – обратился он к нему, – между нами не должно существовать никакого другого спора, кроме того, кто из нас может лучше послужить отечеству». Затем он предложил сообщить военному совету, что греческий флот окружен и никакое отступление невозможно. Фемистокл поблагодарил Аристида и объяснил, что такое стечение обстоятельств не является случайным, но подготовлено им умышленно, и просил его лично сообщить о том собранию. Аристид исполнил его просьбу. Но бо́льшая часть предводителей не верила, пока начальник одного вражеского корабля, перешедшего к грекам, не подтвердил это.

Теперь предложение Фемистокла смело вступить в бой было принято, и все бросились на корабли, чтобы идти навстречу приближавшемуся неприятельскому флоту. Тот надвигался громадным полукругом. На одном крыле его находились финикийцы, которые, как самые искусные, должны были действовать против афинян. Другое крыло занимали ионяне, чтобы ввиду недоверия к ним царя встретиться не с соплеменниками, а с лакедемонянами, эгинцами и др. Ксеркс, полагая, что поражение при Артемизии произошло из-за его отсутствия, хотел на сей раз сам следить с высокой горы на берегу за ходом сражения и ободрять войска своим присутствием. На рассвете сошлись оба флота и завязался бой. Вначале персидский флот сражался храбро. Но сама многочисленность их флота в узком пространстве стала для них роковой. Передние корабли, будучи теснимы греками, привели в расстройство стоявшие позади, а те, порываясь вперед, чтобы принять участие в битве, мешали стоящим впереди. Наоборот, греческие и в особенности афинские корабли, более легкие и подвижные, чем громадные персидские, энергично нападали на них. Греческие матросы взбирались на неприятельские суда, опрокидывали экипаж, пускали суда ко дну и истребляли вместе с ними бо́льшую часть защитников. Смятение в персидском флоте вскоре сделалось всеобщим, и сражение окончилось поражением персов. Между тем Аристид перевез тяжеловооруженных афинян на о. Пситталея и уничтожил находившийся там персидский отряд. Таким образом, персы потеряли много людей и кораблей, из которых лишь немногие могли спастись у Фалерна, под защитой сухопутных войск. На одном находилась царица Артемизия Галикарнасская, которая не советовала Ксерксу вступать в морское сражение. Греки обещали большую денежную награду тому, кто захватит ее живой в плен. Они считали себя очень оскорбленными, что против них сражается женщина. Артемизию уже чуть было не взял в плен одним из преследовавших ее афинских кораблей. Но она пустила ко дну плывший перед ней персидский корабль, и преследователь, полагая, что перед ним или афинский, или неприятельский, перешедший к грекам, прекратил преследование. Ксеркс, довольный действиями Артемизии, воскликнул: «Женщины стали мужчинами, а мужчины женщинами!»

Сражение окончилось поражением персов. Потеряв при Саламине 200 кораблей, Ксеркс, по совету Мардония, решил вернуться с большей частью войска в Азию, а Мардония с 300 000 воинов оставить в Элладе. К этому Ксеркса побудило главным образом опасение, что греки могут уничтожить мосты через Геллеспонт и возбудить к восстанию малоазиатские колонии. В следующую же ночь Ксеркс приказал кораблям двинуться к Геллеспонту. Греческий флот следовал за ним до Андроса, где предводители стали совещаться, нужно ли мешать отступлению царя. Было признано более полезным позволить царю отступить. Для того, чтобы это наверняка было исполнено, Фемистокл снова послал того же верного слугу к царю и велел передать ему, что он отговорил греков от преследования персидского флота и от разрушения моста через Геллеспонт и что Ксеркс может свободно и безопасно продолжать обратный путь.

В Фессалии Ксеркс оставил под начальством Мардония большое войско, состоявшее из персов, мидян, саков, бактрийцев и индийцев, чтобы в следующем году возобновить войну. С остальными войсками царь направился через Фракию и Македонию к Геллеспонту. Но недостаток съестных припасов и болезни истребили бо́льшую часть войска, и лишь немногие добрались до Геллеспонта. Мосты были уничтожены бурями, но флот стоял наготове, чтобы перевезти войска и царя. Ксеркс поспешил в Сарды, куда следовали и остатки войска. Для отражения нападения со стороны эллинов и на случай восстания ионян царь оставил флот у Самоса и Киме, а 60 000 человек расположил в Милете.

Греки радовались победе и не боялись вновь подымавшейся грозы. Их флот, отказавшись от преследования неприятеля, наказал острова, принявшие сторону персов. При этом Фемистокл тщетно осаждал Андрос. По возвращении домой начались совещания о жертвоприношениях, которые следовало принести богам. Все пришли к единодушному решению принести в дар Дельфийскому храму 3 финикийских военных корабля, взятые при м. Суний, Саламине и Истме, и поставить в Дельфах колоссальную статую с корабельным носом в руке. На собрании в Истме решали, кому из предводителей следует присудить 1-ю и 2-ю награды, и разошлись, ничего не решив, потому что всякий рассчитывал получить 1-ю награду и только Фемистоклу все соглашались предоставить 2-ю. Но и этой награды Фемистокл не был удостоен, поскольку большинство государств было исполнено зависти к Афинам. Только когда Фемистокл прибыл в Спарту, ему воздали там большие почести. Спартанцы дали одинаковую награду – масличную ветвь – Эврибиаду за храбрость, а Фемистоклу – за благоразумие и искусство. Но Фемистоклу они кроме того подарили лучшую колесницу, какую только можно было найти в Спарте, и на обратном пути его провожало до границы страны 300 спартанских мужей, которые назывались всадниками и составляли на войне почетную стражу царей. «Такая почесть, – говорит Геродот, – еще никому до тех пор не оказывалась спартанцами». Но самую приятную награду получил Фемистокл, по собственному его признанию, несколько лет спустя во время празднования Олимпийских игр. Когда он явился здесь среди греков с масличной ветвью, то возбудил к себе такое внимание, что все, забыв об играх и состязаниях, смотрели и указывали друг другу только на него.

Следующий год вызвал греков к новым битвам, ибо Мардоний все еще находился в Фессалии. Чтобы вернее достигнуть цели: подчинить Грецию, – он больше всего старался склонить на свою сторону афинян. Большая часть их после отступления Ксеркса от Трезена и Саламина возвратилась в прежнее отечество и занялась восстановлением храмов и жилищ. Мардоний послал в Афины посредником македонского царя Александра. Вследствие изъявленной им покорности Ксерксу и родства с одной из знатнейших персидских фамилий, он был совершенно предан интересам персов и в то же время пользовался правом гостеприимства в Афинах. Поэтому именно он казался как нельзя более подходящим для передачи персидских предложений, которые заключались в том, что Мардоний от имени Ксеркса обещал афинянам забвение всех их проступков, утверждение прежней свободы, восстановление их разрушенных храмов и, наконец, расширение их владений, если они согласятся заключить союз с персами. Александр не упустил случая вдобавок к этим блестящим обещаниям указать на великую силу Персидской монархии, чтобы надеждой и страхом подействовать на афинян и побудить их принять предложения персов.

Возможность такого решения в особенности устрашала спартанцев. При первом же известии о переговорах они тотчас отправили послов, прибывших в Афины, как раз когда открылось собрание, в котором Александр должен был получить ответ. Афиняне, ожидая прибытия спартанских послов, намеренно затянули переговоры, чтобы дать и им возможность открыто высказывать мнение. Послы поднялись сразу после речи Александра. Они заклинали афинян не покидать дела Греции, на которую они впервые навлекли гнев варваров, и не верить обещаниям, передаваемым одним тираном (Александром) от имени другого (Ксеркса). Вместе с тем они выразили сожаление о разрушении Афин и потере двух жатв и обещали афинянам от имени союзных греков заботиться о содержании их жен и детей во время дальнейшей войны. После этого афиняне по предложению Аристида дали Мардонию через Александра следующий ответ: «Пока солнце будет свершать свое обычное течение, афиняне никогда не заключат союза с Ксерксом». Александру же они заявили, чтобы он никогда не являлся с подобными предложениями, ибо это может повести с их стороны к невольным оскорблениям его, их гостя и друга. Спартанским же послам афиняне выразили удивление, что те мало знают афинян, если могли опасаться такого постыдного поступка с их стороны. Никакое золото, никакие прелести какой бы то ни было страны не изменят их образа мыслей. Афиняне потребовали от спартанцев лишь одной помощи – присылки войск для того, чтобы действовать общими силами против Мардония в Беотии, откуда тот, узнав об отказе, вероятно, немедленно откроет военные действия против Аттики. Предположения афинян насчет Мардония действительно оправдались, надежды же их на обещания спартанцев не исполнились. Спартанцы занялись окончанием сооружений оборонительного вала на Истмийском перешейке, оставили там гарнизон, а остальные войска отправили домой. Мардоний же с войском более чем в 300 000 человек направился в Аттику. Тогда афиняне отправили к спартанцам посольство, которое напомнило им, как искренне действуют Афины и как коварно поступает Спарта по отношению к ним, и потребовало скорейшей присылки войска их в Аттику. Спартанцы 10 дней не давали решительного ответа и объясняли такое замедление празднеством Гиацинтий. На это афинские послы сказали: «Спартанцы могут спокойно справлять свое празднество и предавать своих союзников; в таком случае афиняне заключат союз с персами и последуют за ними туда, куда те их поведут, и тогда спартанцы увидят, что из этого для них произойдет». Это подействовало, тем более что один уважаемый гражданин из Тегеи обратил их внимание на то, что, если афиняне вступят в союз с персами, всякая стена на Истмийском перешейке будет для спартанцев бесполезна, ибо персы с помощью афинского флота могут высадиться всюду в Пелопоннесе. Тогда спартанцы в ту же ночь отправили 5000 гоплитов и 1000 илотов, а на следующий день объявили послам, что эти войска уже выступили в поход и вслед за ними будет послано такое же число периэков.

Между тем Мардоний подошел к Афинам, и жители вторично покинули город и нашли убежище на о. Саламин. Мардоний отправил к афинянам послов повторить предложения. Но афиняне упорствовали в отказе. Только один член совета высказался за заключение союза с персами. Народ побил его каменьями, а раздраженные женщины подвергли той же участи его жену и детей. После этого Мардоний вновь испепелил Афины и опустошил Аттику, но когда гонец из Аргоса сообщил ему о наступлении спартанцев, он отступил в Беотию. Обширные равнины этой области предоставляли свободный простор для его конницы, а кроме того в ней были собраны большие запасы для войска. Мардоний расположил войско между р. Азоп и Теймесскою горною цепью и приказал устроить на одной высокой горе укрепленный стан для себя и военачальников. На противоположном берегу Азопа, на северном склоне гор Киферона расположились греки. Наконец и спартанцы, промешкав так долго на Истмийском перешейке, пройдя через Элевсин, явились в Беотию с 30 000 гоплитов и таким же числом легковооруженных илотов и подкрепили находившихся под началом Аристида афинских гоплитов и дружины платейцев и феспийцев. Главным начальником всего этого сильного стадесятитысячного войска был назначен Павсаний, опекун и дядя малолетнего спартанского царя Плеистарха, сына Леонида.

Обе стороны долго не приступали к решительным действиям: каждая желала воспользоваться выгодами расположения. Перевес сил был на стороне персов, поэтому Мардоний старался утвердиться на обширных равнинах по эту сторону Азопа. Греки занимали позицию между Азопом и горами Киферона, где на тесном и гористом пространстве могли выгодно действовать против неприятеля и получать из Пелопоннеса необходимые припасы и новые подкрепления. Может, именно поэтому находившиеся в обоих войсках греческие жрецы предсказывали победу той стороне, что будет защищаться, а не нападать. Мардоний выставил против греков конницу и предпринял несколько удачных вылазок. Сперва их мужественно отражали мегаряне, а под конец 300 отборных афинян, которые одни из всего войска добровольно сменили утомленных и опрокинутых мегарян. Афинянам удалось убить предводителя персидской конницы Масистия и тем привести отряды в совершенное расстройство и обратить в бегство. После этой стычки греки из-за недостатка воды сменили позицию и отошли дальше к Платее. Здесь обе стороны опять спокойно простояли долгое время друг против друга. Мардоний все еще не отваживался на решительное нападение и старался лишь так расположить позицию, чтобы при нападении персы сражались с лакедемонянами, а преданные персам греки – с афинянами. По старинному обычаю, спартанцы занимали правое, а афиняне левое крыло.

Наконец через одиннадцать дней Мардонию наскучило бездействие, и он решил вступить с греками в решительное сражение. Греки немедленно были об этом извещены. В ту же ночь Александр, царь Македонский, прискакал к афинянам и объявил им о намерении Мардония. Он убеждал их на всякий случай готовиться к нападению, но, если можно, все-таки отсрочить сражение, потому что у персов оставалось припасов лишь на несколько дней. Затем Александр просил афинян в случае благоприятного для греков исхода войны не забыть и о нем. Получив это известие, греки сделали соответствующие распоряжения.

Осторожный Павсаний, опасаясь, что греки могут сильно пострадать от нападения, особенно, если персы запрудят единственный их источник, решил сменить позицию на новую и отступить еще ближе к Платее. Отступление произошло ночью, но не в совершенном порядке. Все греческое войско, разделившись на 3 части, находилось уже в движении к новому месторасположению, когда Мардоний на рассвете узнал об отступлении греков. Приняв его за бегство, он немедленно послал конницу в погоню, а сам с пехотой поспешно двинулся через Азоп.

Прежде всего Мардоний напал на лакедемонян и тегейцев. Павсаний послал к афинянам гонца, чтобы те как можно скорее поспешили к нему на помощь. Но афиняне уже вступили в жаркий бой с македонянами, фессалийцами и другими союзными персам греками; лакедемонянам и тегейцам пришлось одним выдерживать сражение с главными персидскими силами. Вначале много воинов пало от персидских стрел. Павсаний, обратив взоры на храм Геры в Платее, в отчаянии взывал к богине о помощи. Но тут тегейцы бросились в персидские ряды и прорвали их; за ними, получив наконец от жрецов благоприятное предзнаменование, бросился и Павсаний с лакедемонянами. Разгорелась жаркая битва, в которой персы сражались с большим мужеством и энергией, но эллины превосходили их телесной силой и ловкостью, а также лучшим вооружением – у них были длинные копья.

Тогда Мардоний бросился на белом коне во главе конных телохранителей на неприятеля. Раненный в голову камнем, брошенным спартанцем, он упал с лошади и погиб в свалке. Вместе с ним пали и его всадники. Не могла больше держаться и пехота. Бегство сделалось всеобщим. Артабаз с сорокатысячным войском отступил в беспорядке в Фокиду, а оттуда пошел к Геллеспонту. Один отряд пелопоннесцев, вышедший из храма Геры на равнину, подвергся нападению фиванской конницы и был ею частью побит, частью рассеян. Часть войска, сражавшегося под начальством Мардония, бежала в укрепленный стан и защищалась против осадивших их спартанцев, пока афиняне, которые разбили персидских союзников и преследовали фиванцев до их главного города, не соединились с Павсанием. Афиняне первыми взобрались на укрепления лагеря и открыли путь остальным грекам к огромным сокровищам, собранным здесь. Находившиеся в стане неприятельские воины были почти все перебиты. Более 100 000 неприятелей пало в лагере и в сражении. Со стороны греков было убито 1360 гоплитов, в том числе 91 спартанец, 16 тегейцев и 52 афинянина; число павших илотов было значительно больше. Павсаний приказал илотам собрать все сокровища. Илоты многое удержали себе и продали много золота, которое они приняли за дурную медь, эгинцам, вследствие чего те сильно обогатились. Великолепная золотая и серебряная посуда Мардония также досталась в добычу. Павсаний приказал взятым в плен поварам приготовить точно такой же обед, какой приготовлялся для Мардония, но вместе с тем велел служителям изготовить обед в спартанском духе. Между обоими обедами оказалась, конечно, величайшая разница. Павсаний смеялся над глупостью мидянина, который, пользуясь сам таким роскошным столом, лишил обеда бедняков.

Добычу поделили так: 1/10 часть отделена богам, одна назначена в подарок Павсанию; остальное разделили между прочими государствами пропорционально численности выставленных ими войск. О награде за храбрость между спартанцами и афинянами едва не возник спор, но был прекращен тем, что награду присудили платейцам за то, что их область стала местом достославной битвы за свободу Греции. После того, как храбрые получили почести и награды, приступили к наказанию виновных. Через 11 дней после сражения победоносное войско явилось перед Фивами и потребовало выдачи главных приверженцев персов. Фиванцы отказывали в этой выдаче, пока не были вынуждены к этому опустошением их области и осадой Фив. Выданные были отведены Павсанием в Истм и там казнены.

Случилось замечательное совпадение обстоятельств: в самый день битвы при Платее персидский флот был уничтожен греками при м. Микала. Произошло именно то, чего опасался Ксеркс. Уже весной греческий флот из 110 гребных судов под начальством спартанского царя Леотихида перешел от Эгины к Делосу и даже здесь не считал себя безопасным из страха перед численным превосходством персидских кораблей. Флот оставался у Делоса, пока послы с Самоса и беглецы с Хиоса не убедили его военачальников, что они могут освободить малоазийских греков от власти варваров. С этой целью греческий флот отправился к Самосу, где находился персидский флот под управлением Манданта. Мандант не принял морского сражения, а перешел к Микале, где было сухопутное войско, предназначенное для сдерживания ионян; там он вытащил корабли на берег и приказал воздвигнуть вокруг них укрепления. Финикийские же корабли, в верности которых он сомневался, были отосланы домой.

Узнав об этом, греки решились на нападение. Но предварительно, чтобы ослабить и разделить неприятеля, Леотихид прибег к тем же мерам, что и Фемистокл при Артемизии: прошел на корабле вдоль берега и послал вестника объявить ионянам, чтобы они во время сражения вспомнили о свободе. Леотихид достиг цели. Персы, узнав об этом, сделались еще недоверчивее к ионянам и обезоружили самосцев, которые и раньше казались им подозрительными; милетцев же они удалили под тем предлогом, что те во время сражения должны занять горный проход.

Между тем греки высадились на берег и подступили к персам, чтобы сразиться с ними за обладание Геллеспонтом и островами. Такая добыча заслуживала всевозможных усилий и напряжения с обеих сторон. Мужество греков еще увеличивали слухи о поражении Мардония в Беотии. А все усилия персов были ослаблены тем, что ионяне в сражении содействовали соплеменникам. Поэтому, несмотря на мужественное сопротивление персов, особенно при входе в их укрепление, победа клонилась на сторону греков. Греки нанесли поражение неприятелю, сожгли корабли и оборонительные постройки и захватили значительную добычу. Затем эллинский флот вернулся к Самосу.

Но лучше всякой добычи для греков стало освобождение ионян. Самосцы, лесбосцы, хиосцы и жители других островов были немедленно приняты в союз греков. Пелопоннесцы предложили оставить Азию варварам, а ионян переселить в города Эллады, во владения тех греков, которые помогали персам. Но афиняне отвергли это предложение, не желая оставить во власти персов прекрасные берега с их богатыми городами, столь выгодно расположенными для расширения торговли и дальнейших завоеваний. В то время, как Леотихид возвращался домой с пелопоннесцами, афиняне завоевали о. Сеет, овладели Херсонесом Фракийским, о-вами Лемнос и Имброс и возвратились в отечество с богатой добычей.