Текст книги "Мифы древнего мира"

6. Война сицилийских греков с карфагенянами. Гелон
(480 г. до н. э.)

В то же время, подобно грекам метрополии, и греческим поселенцам на прекрасном, плодоносном о. Сицилия пришлось вести тяжелую войну за существование. Она затруднялась внутренними раздорами. Сицилийские города были ареной почти непрерывной междоусобной борьбы партий, которая истощала их лучшие силы. Ближайшим следствием такого положения дел была частая и гибельная перемена образа правления: то республика сменяла тиранов, то тираны сменяли республику. В это время почти всеми сицилийскими греческими государствами правили тираны. Среди них отличался мудростью Гелон, владетель Гелы. Он постепенно овладел всем восточным берегом, а также частью северного и южного берегов Сицилии, завоевал г. Сиракузы и расширил его переселением туда знатнейших жителей из многих других покоренных городов. В то время, как эллины вели войну против Ксеркса, Гелон отразил сильное и страшное нападение Карфагена.

Карфагенское государство вместе со многими другими колониями было основано на северном берегу Африки финикийцами с торговыми целями еще в древнейшие времена. Стремясь расширить торговые связи и увеличить морское могущество, карфагеняне неизбежно должны были столкнуться с сицилийскими греками. Для успешного начала такой войны карфагенянам показалось как нельзя более благоприятным время, когда Ксеркс напал на Грецию с моря и суши и тем лишил ее возможности оказать какую-либо помощь сицилийским грекам. Повод к нападению подали карфагенянам сами греки. Тиран Терилл, изгнанный из г. Гимера тираном Агригента Фероном, бежал в Карфаген и нашел там защиту и покровительство. Под предлогом восстановления власти Терилла карфагеняне делали такие огромные приготовления, что было очевидно их намерение вдобавок к своим владениям (Сардинии, Корсике и Южной Испании) завоевать всю Сицилию и распространить неограниченное владычество на западную часть Средиземного моря. Они увеличили флот и, по своему обыкновению, набрали наемное войско в Африке, Испании, Сардинии, Корсике и на Балеарских островах. Численность его доходила до 300 000 человек, хотя, скорее всего, эти сведения и преувеличены.

С этими силами карфагенский полководец Гамилькар прибыл в Гимеру в том же году, в котором Ксеркс выступил против Греции. Гелон и Ферон выступили против него с 50 000 пехоты и 5000 конницы. Гелону удалось сжечь карфагенский флот. Из-за этого, а также из-за смерти Гамилькара сухопутное войско карфагенян было приведено в полное расстройство, и нападение греков увенчалось успехом. Карфаген был вынужден заключить мир, по которому он заплатил 2000 талантов военных издержек, но удержал колонии в Сицилии. Гелон пользовался большим почетом и доверием среди сограждан, и в этом вскоре сам убедился. Созвав всех вооруженных сиракузян в народное собрание, сам он без оружия взошел на кафедру, отдал подробный отчет в управлении государством во время мира и войны и отдал себя и судьбу детей в руки народа. Народ приветствовал его громкими криками как спасителя и благодетеля страны и требовал, чтобы он продолжал ими править. Он умер в 478 г., и память его еще долго чтили повиновением брату его, знаменитому Гиерону (ум. 467). Гиерон принял в союз с Сиракузами и г. Агригент, после того как отнял его у третьего брата, Фрасибула, который 8-месячным исполненным жестокости правлением представил разительную противоположность Гелону. Статуя Гелона, воздвигнутая ему как народному герою сохранялась невредимой, даже когда вновь пробудившийся всеобщий дух свободы изгнал тиранов не только из Сиракуз, но и всех городов о. Сицилия.

7. Фемистокл, Павсаний, Аристид. Господство афинян на море
(478–477 гг. до н. э.)

Набожные греки, приписывая спасение в великой борьбе исключительно помощи богов, ежегодно праздновали достопамятные дни священными торжествами. Некоторые сохранялись в памяти благодаря памятникам. На Марафонском поле греческий путешественник Павсаний еще в 170 г. до н. э. нашел 2 надгробных памятника: на 10 столбах одного можно было прочесть имена павших афинян, на другом – имена платейцев и рабов; Мильтиад же был почтен особой гробницей. Местность при Фермопилах была украшена памятниками, которые напоминали о погибших здесь 4000 пелопоннесцев и 300 спартанцах. Прах Леонида был перенесен самим Павсанием в Спарту, где ежегодно произносились речи в память о герое. Платейцы каждый год всенародно праздновали память павших при Платее и приносили в жертву богам-покровителям отечества и теням усопших героев первые плоды; при этих жертвоприношениях не мог прислуживать ни один раб, ибо эти герои пали за свободу. Платейцы же восстановили на 80 талантов серебра, полученных ими при разделе персидской добычи, сожженный храм Афины. Этот храм и украшавшие его картины историк Плутарх видел 600 лет спустя.

Но больше всего прав на сознание собственного достоинства приобрели Афины. Великий творческий дух Фемистокла сумел продолжить начатое дело с тою же мудростью, искусством и способностями, которые он показал до и во время Персидской войны. Афиняне возвратились в разрушенный город и помышляли только о постройке жилищ, но Фемистокл обратил внимание на общее благо и будущность всего государства. Теперь Афины не были защищены в случае нападения неприятеля: легко и скоро могла наступить для Афин опасность со стороны честолюбивой и завистливой Спарты, встретившей теперь соперника в деле старинных притязаний ее на гегемонию. Уяснив сущность дела, Фемистокл добился согласия народа на отсрочку постройки каких бы то ни было зданий, пока город не будет окружен крепкой и обширной стеной.

Эти приготовления не укрылись от бдительных взоров спартанцев. Они стали доказывать афинянам, что Пелопоннес может служить достаточным убежищем при всяких военных опасностях, возводимые стены в случае иноземного вторжения послужат неприятелю укрепленным местом для склада запасов и оружия, каким для персов в последнюю войну были Фивы. Вместо возведения стены вокруг города, афиняне поступили бы благоразумнее, если бы помогли разрушить все стены, которые существуют вне Пелопоннеса. Афиняне, по совету Фемистокла, обещали отправить в Спарту послов для рассмотрения этого дела и в то же время ревностно продолжали заниматься постройкой стен. Вместе с рабами работали свободные граждане, их жены и дети. Работники сменялись днем и ночью, кое-как складывали стены из обломков, и вся постройка носила на себе следы поспешности. Между тем сам Фемистокл отправился в Спарту послом, а остальные 2 сотоварища по посольству должны были оставаться в Афинах и не уезжать, пока стены не будут возведены до необходимой высоты. Прибыв в Спарту, Фемистокл заявил, что не может начать переговоры без остальных членов посольства. Когда пришло известие об успешной постройке стен, а спартанцы сделались нетерпеливее, Фемистокл дал делу новое направление. Он предложил спартанцам самим отправить послов в Афины для исследования дела на месте. Так и поступили. Тогда Фемистокл немедленно тайно дал знать афинянам, чтобы они задержали спартанских послов как заложников за него и за прибывших тем временем других послов, Аристида и Аброниха. Затем Фемистокл смело объявил в спартанском сенате, что город их настолько теперь окружен стеною, что в состоянии защищать жителей; спартанцам и их союзникам следует смотреть на афинян, как на людей, которые сами могут решать, что полезно для них и для общего блага. Они и без приглашения спартанцев имели довольно решимости покинуть город и пойти на корабли, когда сочли это нужным. И теперь они считают необходимым окружить город стеной как для блага собственных граждан, так и для блага всех союзников. Потому что без такого равновесия в совещаниях об общих делах не будет ни права, ни справедливости. Стало быть, или все союзники должны иметь открытые города, или им должно быть разрешено иметь укрепления. Спартанцам пришлось скрыть неудовольствие; они отпустили послов, но с этой минуты питали к Фемистоклу непримиримую ненависть.

Теперь следовало позаботиться о том, чтобы добиться гегемонии на море. Такова была цель, на которую Фемистокл еще со времени битв при Артемизии и Саламине не переставал обращать внимание народа. Для достижения ее афиняне устроили неподалеку гавань, воспользовавшись очень удобной Пирейской бухтой. Работа по устройству укрепленной гавани проводилась так поспешно, что спартанцы, прежде чем успели сделать запрос по этому делу вторично, увидели возвышавшиеся стены, которые были крепче городских и делали Афины неприступными и с суши, и с моря. Кроме того, Фемистокл убедил народ вынести решение о ежегодном увеличении флота на 20 гребных судов и об освобождении метеков, несущих морскую службу, от всяких налогов; эта мера способствовала также увеличению народонаселения.

В то время, как в Спарте не допускалось продолжительное пребывание чужеземцев, а тем более постоянное жительство их, в Афинах они пользовались свободой и довольно большими правами. Каждый чужеземец, пробывший в Афинах определенное время, поступал в разряд метеков (покровительствуемых). Положение их в этом городе, как средоточии эллинской образованности, было настолько привлекательным, что число метеков к 309 г. возросло до 10 000 человек. За государственное покровительство они платили умеренный налог: мужчины по 12, а вдовы по 6 драхм. В отношении занятий ремеслами, торговлей и промышленностью их права были неограниченны, и государство, благодаря этому, извлекало для себя значительные выгоды от скопления больших капиталов и производительных сил. Предприимчивый дух афинян, проявившийся с такой энергией и решимостью во время Персидской войны и всего ярче выразившийся в Фемистокле, позволил им распространить влияние далеко за пределы отечества. Остальные греки стали признавать, что не спартанцы с их неподвижным государственным устройством и надменностью, а афиняне призваны быть руководителями великой Греции в борьбе с персами. Это убеждение впервые проникло в души греков, когда они уверились в измене спартанца Павсания, победителя при Платее.

Павсаний во главе союзного флота вместе с афинскими кораблями, находившимися под начальством Аристида и юного Кимона, сына Мильтиада, отправился для окончательного освобождения островов и берегов Геллеспонта от остававшихся там персов. Без особого труда были изгнаны варвары с о. Кипр, из Фракии, был завоеван г. Византия. Здесь были взяты в плен многие знатные персы и в их числе даже родственники самого персидского царя. Павсаний без ведома союзников самовольно отправил их к Ксерксу в сопровождении эретрийца Гонгила и послал царю письмо, в котором известил, что он готов подчинить Грецию власти царя, если тот выдаст за него свою дочь, и просил прислать для дальнейших переговоров надежного человека. Ксеркс обрадовался этому предложению и отправил к Павсанию посредником сатрапа Артабаза. С этих пор Павсаний не воздерживался и выказывал соотечественникам презрение и недоброжелательство. Он облачился в персидскую одежду, завел персидский стол и с гордой надменностью начал сторониться единоплеменников. Такие поступки возбуждали всеобщее негодование. Пелопоннесские союзники вернулись домой, жители же островов и ионяне, соплеменники афинян, предложили взять командование флотом Аристиду, сумевшему приобрести их доверие кротостью, и отдались под покровительство Афин. Хотя Спарта тотчас же отозвала Павсания и послала на его место Доркиса, союзники отказались ему повиноваться, и спартанцы, вернув все войска, предоставили вести войну с персами афинянам. Те заключили с ионийскими островами и городами, а впоследствии с эолийскими и дорийскими государствами большой морской союз, который превосходил силами союз Пелопоннесский, находившийся под командованием Спарты. Однако Аристид не решился тотчас назначить сборное место для новых союзников. Чтобы отдалить всякую мысль о господстве, он предпочел избрать для этого о. Делос – тот не только почитался всеми греками ионийского племени священным местом, но и благодаря знаменитому храму Аполлона и прославленным празднествам служил для греков обычным местом собрания. Отныне в этом храме должны были происходить общие собрания союзных уполномоченных и храниться деньги, которые требовались для продолжения войны с персами. Распорядители этих денег назывались эллинотамиями (казначеями эллинов). В первом же собрании на Делосе Аристид удостоился со стороны союзников такого высокого доверия, что они предоставили ему почетную должность главного казначея и главного распорядителя ежегодных денежных взносов и постройки кораблей. Эти взносы достигли свыше 406 талантов. Таким образом, Афины получили в свое распоряжение такие силы, что в скором времени стали страшны грекам и в особенности Спарте.

Между тем жалобы союзников на Павсания были рассмотрены эфорами, и Павсаний был присужден к денежному штрафу. Но доказательства, на основании которых можно было бы обвинить его в главном преступлении – государственной измене, показались недостаточными. Павсаний был освобожден и тотчас же самовольно отправился в Византию. Там он вновь вступил в подозрительную связь с Артабазом. Его вторично вызвали в Спарту по доносу одного илота, который показал, что Павсаний обещал им свободу и права гражданства, если они примут участие в задуманном им перевороте в Спарте. Павсаний повиновался приказанию, был заключен под стражу, но эфоры скоро опять выпустили его на свободу, ибо не могли признать показания раба достаточным доказательством виновности столь высокопоставленного лица в таком тяжком преступлении. Эта снисходительность сделала изменника еще смелее. Даже из самой Спарты он продолжал вести переговоры с Ксерксом. Наконец Павсаний был уличен в изменнических связях. Один житель Аргила должен был доставить его письмо к Артабазу. Аргильцу показалось странным, что ни один из посланных для тайной передачи писем не вернулся. У него возникло подозрение: он осторожно вскрыл письмо и нашел в нем требование немедленно умертвить подателя. Ожесточенный таким открытием, он передал письмо, содержавшее в себе целый ряд указаний на государственную измену, эфорам. Но эфоры все еще не верили; они хотели лично удостовериться в справедливости такого факта. С этой целью было решено устроить Павсанию ловушку. Аргилец, по приказанию эфоров, удалился во двор храма Посейдона на м. Тенар. Здесь он поместился в хижине как просящий защиты. Хижина была разделена перегородкой, за которой спряталось несколько эфоров. Получив известие о бегстве слуги, Павсаний нагнал его; аргилец стал укорять Павсания в том, что он требовал убить его, верного слугу. Павсаний раскаялся и просил простить его и как можно скорее исполнить поручение. Эфоры все слышали и решили взять Павсания под стражу тотчас по возвращении в город. Но когда они приблизились к нему на улице, он убежал и скрылся в храм Афины. Из такого убежища преступника нельзя было заставить выйти даже силой. Поэтому решено было разобрать крышу и запереть храм, чтобы уморить Павсания голодом. Его мать должна была принести первый камень, чтобы завалить входную дверь. Только перед самой смертью, чтобы труп его не осквернил этого священного места, его, уже умирающего от голода, вынесли из храма. Когда он умер, спартанцы хотели сначала бросить его тело в пропасть, куда бросали осужденных преступников, но, по совету оракула, похоронили там, где он умер. Гибель изменника оказалась роковой и для Фемистокла. Спартанцы, ненавидевшие Фемистокла за постройку стен, обвинили его в соучастии в измене. Они могли надеяться на успех жалобы, ибо у Фемистокла в Афинах были многочисленные и сильные противники.

Совершив такое великое дело, как возвышение отечества, великий человек сам преступил меру равенства, а этого демократический дух Афин не мог снести ни от одного гражданина. Поэтому когда вскоре после сражений при Саламине и Платее занятие должностей и в особенности должности архонта, по всеобщему требованию и при содействии Аристида, стало общедоступным правом, народ на все напоминания Фемистокла о былых заслугах возражал, что эти заслуги принадлежат не ему одному, а составляют общее достояние. Ко всему этому присоединилось неудовольствие многих знатных семейств, которые в смутное военное время лишились богатств и недружелюбно относились к другим и в особенности – к Фемистоклу, достигшим теперь богатства и блестящего положения. Кроме того, имелись люди, подобные Кимону, которые смотрели с иной точки зрения на отношения Афин к Персии и Спарте. Фемистокл должен был уступить столь многочисленным силам, соединившимся против него. Однако, призванный к суду, он после блестящей защиты от спартанских обвинений был оправдан и снова приобрел полное всеобщее уважение. Но противники Фемистокла, во главе которых стоял Кимон, вскоре настояли на его изгнании остракизмом (470). Фемистокл покинул Афины и поселился в Аргосе, откуда посещал многие пелопоннесские города. Спартанцы, постоянно опасаясь противника, тотчас после изобличения Павсания в измене возобновили жалобы в Афинах, вследствие чего оба государства послали людей в Аргос арестовать Фемистокла. Узнав об этом, тот бежал сначала на о. Керкира, жителям которого он в прежнее время оказал значительные услуги. Страшась гнева Афин и Спарты, те не решились предоставить ему убежище, но помогли скрыться в Эпир. В таком затруднительном положении он решился искать убежища у Адмета, молосского царя, с которым прежде находился в неприязненных отношениях. Фемистокл не застал его дома и в ожидании царя сел, по совету царицы, с малолетним сыном на пороге, как проситель. Тронутый его видом, Адмет обещал изгнаннику покровительство и сдержал слово, даже когда афиняне и спартанцы потребовали его выдачи. Затем, отпустив Фемистокла по собственному его желанию к персидскому царю, он отправил его под защитой стражи в македонский г. Пидна. Отсюда Фемистокл отправился на корабле в Ионию. Но буря пригнала его к Наксосу, где был расположен афинский флот. Страшась за свою судьбу, если его узнают, Фемистокл объявил свое имя корабельщику и обещал ему большую награду, если тот его спасет. Корабельщик исполнил желание Фемистокла и благополучно доставил его в Эфес. Отсюда Фемистокл отправился в Сузы и в то же время письменно известил о своей судьбе только что вступившего на престол персидского царя Артаксеркса I: «Я, Фемистокл, являюсь к тебе. Из всех греков я причинял всего больше несчастья вашему дому, пока должен был защищаться от нападения твоего отца; но как только я очутился в безопасности, а он подвергался беспрестанным опасностям, то я оказывал ему больше всех добра. Теперь, преследуемый эллинами за дружбу к тебе, я являюсь, чтобы оказать тебе величайшую услугу. Но о цели моего прибытия открою только лично тебе по прошествии одного года».

Достаточно ознакомившись за год с персидским языком и обычаями, он испросил у царя аудиенцию. Царь хорошо его принял и, по персидскому обычаю, назначил ему доходы с трех городов: Магнесия должна была доставлять ему хлеб, Лампсак – вино, а Мий – рыбу и овощи. Владея этими городами, Фемистокл жил и умер в Магнесии в 460 г. то ли от болезни, то ли от принятого им самим яда. На последнюю причину указывают те, кто утверждает, будто бы Фемистокл обещал царю покорить Грецию, но когда пришлось приступить к делу, счел это невозможным и непатриотичным. Из того обстоятельства, что родственники Фемистокла, по его завещанию, перенесли останки его в Аттику, можно заключить, что любовь к отечеству никогда в нем не умирала. Да и не может быть сомнения в том, что такой человек, как Фемистокл – о котором Фукидид говорил, что он одной душевной силой без научного образования лучше всех умел найтись в минуту крайности и вернее всех предугадывал будущее, – и в Азии размышлял и действовал сообразно прежней достославной жизни.

8. Правление Кимона. Победа при р. Эвримедонт
(473–469 гг. до н. э.)

Благодаря происхождению и способностям Кимон, сын Мильтиада, сумел вместе с Фемистоклом и Аристидом рано обратить на себя внимание народа. Когда при вторжении персов Фемистокл старался убедить афинян покинуть город и искать спасения на кораблях, Кимон со своей стороны постарался склонить народ к этому решению. С этой целью он отправился с друзьями в храм Афины и повесил там уздечку в знак того, что теперь нет больше надобности в верховой езде. Когда Фемистокла изгнали, Кимон избавился от соперника своей славы и противника своих политических убеждений и стал самым влиятельным лицом во главе афинского государства. Теперь он получил возможность совершенно спокойно проводить свои идеи. Каковы были его политические убеждения, можно заключить уже из того, что Кимон принадлежал к партии Аристида и, пока тот был жив, действовал с ним сообща. Затем в стремлениях Кимона проявились два определенных направления. В делах внутреннего государственного управления он старался противодействовать дальнейшему развитию демократических начал и сохранить первоначальное устройство Солона. Это устройство по суровости и твердости больше приближалось к спартанским учреждениям, к которым Кимон всегда относился с уважением. Щедро раздаваемыми подарками он умел привлечь на свою сторону народ. Часто кому-нибудь из его провожатых приходилось снимать с себя верхнюю одежду, чтобы отдать ее бедному. Кимон ежедневно держал для сограждан открытый стол и приказал сломать заборы, окружавшие его сады, чтобы каждый мог пользоваться их плодами. Его всегда сопровождали слуги с деньгами, чтобы можно было тотчас подать что-нибудь каждому просящему милостыню. В делах внешних Кимон постоянно старался продолжать наступательную политику Греции против Персии и с этой целью заботился о поддержании прочных и мирных отношений между греческими государствами и в особенности между Афинами и Спартой, как двумя главными государствами Греции. Война с Персией была основной идеей Кимона, на осуществление которой он отдал все силы. Первым подвигом его было завоевание г. Эйон на фракийском берегу.

Благодаря этому приобретению Афины завладели плодородной областью, в которой афинские граждане, привлеченные изобилием в стране строевого леса, золотыми и серебряными рудниками, основали впоследствии важную колонию Амфиполь. Потом Кимон покорил разбойничий о. Скирос, поселил там афинских граждан, а оттуда привез в Афины останки царя Тезея. Были завоеваны также г. Карист на Эвбее и о. Лемнос. Самым славным подвигом Кимона была его победа над персами при р. Эвримедонте в Памфилии в 466 г. до н. э. В это время в Персии среди царствовавшей фамилии свирепствовали кровавые раздоры. Сам Ксеркс совершенно погряз в роскошной и преисполненной интриг жизни двора и не обращал никакого внимания на управление государством. Персы не предпринимали действенных мер, чтобы остановить завоевания греков. Только тогда, когда Кимон необыкновенно удачливо начал наступательную войну в Карии и Ликии, покорил многие города и изгнал оттуда персидские гарнизоны, персы обратили на него внимание. Они собрали на р. Эвримедонт сухопутное войско и флот, которые должны были значительно усилиться с прибытием 80 финикийских кораблей. Узнав об этом, Кимон решился, прежде чем персы получат это подкрепление, вступить с ними в морское сражение. Персы, боясь вступить в бой без финикийцев, ввели корабли обратно в реку, после непродолжительной схватки отдали значительную часть их в руки греков и соединились с сухопутным войском. Кимон немедленно повел против персов своих воинов, воодушевленных успехом. Произошла упорная битва, и одержанная наконец греками победа была куплена ими потерей многих способных и храбрых мужей. Оставшиеся в живых, и в особенности – Кимон, кроме богатой добычи, приобрели себе редкую славу, в один день одержав две победы. Кимон довершил блистательный подвиг тем, что тотчас же поспешил к Кипру и потопил находившиеся здесь финикийские корабли. Таким образом персы на долгое время были вытеснены из греческих морей, а малоазийские греческие города освободились от уплаты дани «великому царю». Однако война продолжалась даже несмотря на то, что персы, истощив средства, вынуждены были приостановить со своей стороны военные действия.

Равноправие в отношениях между Афинами и союзными городами и островами постепенно исчезло, и их отношения стали отношениями господствующих и подвластных. Афиняне находили это совершенно естественным и оправдывали новые отношения прежними заслугами. Происходившие до тех пор в Делосе общественные совещания теперь были заменены распоряжениями и приказаниями из Афин. Денежные взносы и поставка кораблей и войск требовались с беспощадной строгостью. Тем, кто вздумал бы сопротивляться, грозил пример Наксоса и Фасоса: оба эти острова были покорены силой оружия и должны были заплатить большую денежную пеню, выдать корабли и срыть стены. Стесненное положение союзников стало следствием их собственного неблагоразумия. Из-за лени и привычки к спокойствию они скоро утомились трудной морской службой и согласились на хитрое предложение Кимона заменить поставку кораблей и экипажа денежными взносами. Союзники не замечали, что из-за этого сами они теряли воинственный дух и передавали полную власть над собой афинянам, которые строили на их деньги корабли и вооружали их людьми. Союзники заметили это, лишь когда они оказались полностью под властью афинян, и всякая попытка освободиться от тяжелого гнета стала невозможной вследствие их собственного бессилия. Теперь им ничего больше не оставалось, как искать спасения в посторонней помощи. Возвышение могущества Афин пробудило с новой силой старинную зависть их соперницы Спарты, и на ее-то помощь возложили союзники все надежды. Спартанцы были готовы вмешаться в дело, еще когда фасосцы во время войны с Афинами предлагали им напасть на Аттику. Но внезапное собственное несчастье – землетрясение и восстание илотов – поставило спартанцев в такое положение, что они сами вынуждены были обратиться за помощью к афинянам.