Текст книги "Мифы древнего мира"

6. Спарта при Агисе III и Клеомене III
(244–220 гг. до н. э.)

В Спарте, так же как и в Афинах, исчезли прежние порядки. О государственных учреждениях Ликурга с их строгими нравами давным-давно уже не было и помину. Вследствие частых связей с иноземцами, нравы спартанцев изменились, и они погрязли в роскоши и невоздержанности. Закон, по которому все полноправные граждане Спарты должны были иметь одинаковые земельные участки, уже не соблюдался. С тех пор, как эфор Эпитадей в правление Агесилая провел закон, разрешавший передавать имущество в виде дара или по духовному завещанию посторонним, а также дочерям, земельная собственность сосредоточилась в руках немногих семейств. Вместо прежних 9000 семейств спартиатов (воинов-землевладельцев, живших за счет доходов от выделенных им земель, которые за них обрабатывали рабы-илоты) теперь оставалось всего лишь 700. Этому злу вознамерился положить конец Агис III, вступивший на престол в 244 г. Он предпринял восстановление древних Ликурговых законов и показал согражданам пример древнеспартанской простоты. Он предложил все земельные участки, оставшиеся свободными после нового раздела между 700 семействами, разделить между 15 000 периэками и таким образом увеличить число земельных собственников и затем окончательно погасить все долговые претензии. Агис обещал пожертвовать для этого все свое движимое и недвижимое имущество. Народ с восторгом приветствовал такое предложение, но в соправителе, другом царе, Леониде, Агис встретил ожесточенного противника. Однако предложение о погашении долгов прошло, и Леонид вместе с эфорами были отрешены от должностей. В совет новых эфоров вошел также и дядя Агиса – интриган Агесилай. Когда Агис выразил затем решительное намерение приступить к переделу земельных участков, Агесилай, который счастливо избавился, с погашением всех обязательств, от долгов, но не желал уступать собственных поместий, старался затормозить приведение в исполнение этого распоряжения. В таком положении находились дела, когда Агис выступил на войну против разбойничавших этолян, чтобы наказать их с помощью Ахейского союза. Поход не удался, и при возвращении в Спарту Агис нашел положение вещей совершенно иным. Дядя его Агесилай настолько стал ненавистен народу вследствие разного рода жестокостей, что народ, горько обманутый в надеждах, не оказал никакого сопротивления Леониду, бежавшему перед этим в Тегею, а теперь возвращавшемуся с войском в Спарту, где он уже успел войти в соглашение с олигархической партией. Агис искал спасения в храме, но эфоры сумели выманить его оттуда, обещав полную безопасность. Но едва Агис вышел из храма, его арестовали и задушили.

По стопам Агиса задумал идти Клеомен III (235). Сначала он постарался восстановить силу и значение царской власти и тем ослабить всемогущих эфоров. Благоприятным обстоятельством к тому послужила война с Ахейским союзом. Клеомен разбил ахеян с их вождем Аратом в нескольких сражениях и возвратился, увенчанный победой и славой. Он вступил в Спарту с наемным отрядом, умертвил 4 эфоров и уничтожил их звание. Тогда предпринято было полное погашение долгов и равномерное распределение земельных участков. Принятием периэков Клеомен увеличил число граждан. Древне – спартанское воспитание, сисситии и другие древние обычаи были восстановлены. Но всем этим нововведениям был положен внезапный конец. Новая война против Ахейского союза, предпринятая с целью восстановления прежней гегемонии и вначале удачная, окончилась поражением в теснине при Селлазии, нанесенным македонским царем Антигоном Досоном, которого Арат призвал на помощь. Клеомен вынужден был искать спасения в бегстве и отправился в Египет, где надеялся расположить в пользу своих замыслов царя Птолемея Эвергета. Но Птолемей Эвергет в скором времени умер, а его преемник Птолемей Филопатор, предавшийся роскоши, не был способен сочувствовать стремлениям Клеомена. Тот попытался произвести среди египтян возмущение против их властителя, но его попытки не нашли среди выродившихся египтян никакой поддержки. Чтобы не попасть в руки царя, он сам умертвил себя. Спутники Клеомена последовали его примеру. Он умер 35 лет от роду. Мать и дети его были казнены, тело зашито в шкуру и повешено на виселице. Так окончил жизнь один из благороднейших спартанцев, и со смертью его Спарта навсегда утратила блестящее положение в Элладе.

7. Науки и искусства в македоно-эллино-александрийский период
(336–30 гг. до н. э.)

Благодаря завоевательным походам Александра, греческий язык стал всемирным. Греческое образование, науки и искусства, в особенности благодаря многообразным колониям, распространялись повсюду. В них возникла потребность при дворах государей – в Александрии, Пергаме, и Сиракузах, равно как в Афинах, на о. Родос, в Сикионе, Византии, Гераклее и т. д. Греческие художники, полководцы, купцы, ученые, философы встречались повсеместно. Период этот называют эллинистическим или александрийским веком. В Александрии образовалось особенное наречие. Отличительный признак александрийского века составляет недостаток самобытной творческой силы, мощного полета фантазии, идеального вдохновения. Все было направлено на путь реальных наук, дающих практическую пользу: естествознания, медицины, строительного и военного искусств, математики, механики. Все было старательно собрано и приведено в порядок, древние писатели объяснены, а бывшие в обращении рукописи тщательно проверены. Но наряду с этим появилось праздное мудрствование, отсутствие вкуса и критики. Вместе с тем образовалась вычурность слога, пустота и искусственность в содержании, которые никоим образом не могли восполнить указанных выше недостатков.

В области философии имя Аристотеля затмевало все остальные. Аристотель как всемирный гений, знал в совершенстве все науки своего времени. В противоположность Платону, который вращался в области догадок и фантазии, в мире идеалов, Аристотель старался объяснить действительность рядом остроумных исследований. У него философия является «размышляющим познаванием вселенной». Существенное знание заключается для него в понимании начала, основной причины. От Аристотеля остались многочисленные сочинения по логике, поэтике, математике, физике, естественной истории, политике, психологии и этике. Аристотель, исполнив возложенное на него поручение – воспитание юного Александра, – отправился в Афины и 13 лет учил там в Лицее, в тенистых аллеях которого он обыкновенно прохаживался с учениками, почему они и получили название перипатетиков[11]11
  От греч. «перипатос» – крытая аллея.


[Закрыть]. После смерти Александра Аристотель покинул Афины, где он, как некогда Анаксагор, подвергался опасности обвинения в неуважении к государственной религии. Он умер в Халкиде, на о. Эвбея в 322 г.

Одним из самых выдающихся учеников Аристотеля был Теофраст, уроженец о. Лесбос (372–288). Как Аристотель является основателем научной зоологии, так Теофраста следует считать отцом ботаники. Кроме того, Теофраст оставил после себя сочинение «Характеры», в котором даны описания отрицательных характерологических типов. Оно имело успех среди комедиографов поздней античности.

Упадок греческих воззрений в особенности выказывается в философской системе Эпикура, родившегося в Афинах в 342 г. Для Эпикура уже не добродетель и не проистекающее из нее удовлетворяющее чувство самопознания составляют конечную цель нравственной жизни. Для него высшее благополучие заключается в отсутствие всех страданий. Поэтому боги представляются Эпикуру высшими идеалами блаженного существования. По его понятиям, они живут в полной безмятежности, ибо земные дела, которые могли бы нарушить и омрачить их блаженство, не причиняют им ни малейших огорчений.

В противоположность эпикурейцам, идеи о божестве и добродетели крепко держались стоики. Бог по их учению есть существо, одаренное высшим разумом, законы же природы являются естественным и разумным его последствием. Вследствие этого высшим правилом стоиков в их нравственных поступках было следующее: человек должен поступать согласно природе, а следовательно – и согласно разуму; в этом состоит добродетель. Основателем стоицизма был Зенон, родом из Китона, живший ок. 300 г. Основное требование нравственной жизни у Зенона – известный героизм, который должен был высказываться в презрении к страданиям. Как ни несовершенна была стоическая этика, все же она заключала в себе зародыш превосходных основных житейских правил. Стоики проявляли непобедимое мужество в самых затруднительных обстоятельствах, в особенности во время господства деспотизма. Поэтому это философское учение нашло так много приверженцев среди римлян под конец Римской республики и во времена императоров (Катон из Утики, Цицерон, Сенека и др.). Самым восторженным последователем этой философии был император Марк Аврелий Антоний, прозванный «философом». С этим учением римляне впервые познакомились в 155 г. через стоика Диогена, уроженца Вавилона, ученика Хрисиппа, прибывшего в Рим с афинским посольством.

В такое время, как александрийский век, когда так глубоко были потрясены нравственные и религиозные основы, философы и самых крайних направлений находили легкий доступ и многочисленных приверженцев. Так, Пиррон, современник Аристотеля, благодаря проповедовавшемуся им учению о том, что ничто не может быть признано существующим в действительности и что, напротив того, все должно возбуждать сомнение, встретил большое сочувствие и вполне справедливо заслужил название «скептика» (сомневающегося). Еще дальше пошел Эхемерон, живший ок. 300 г. Он отнял от мифов о богах их чудесный характер и объяснял их как истории людей, выделившихся среди других телесными и духовными качествами, которым после их смерти воздавали божеские почести и истории которых намеренно облекли в чудесные образы. Правда, Эхемерон получил насмешливое прозвище «атеиста» (богоотступника), но учение его имело успех, главным образом в Риме.

Поэзия, в особенности драматическая, также пришла в упадок. В области трагедии, несмотря на многократную обработку ее софистами и их учениками, не явилось ни одного имени, достойного упоминания. В александрийский век большей частью довольствовались творениями Еврипида. Только в комедии обнаружилась попытка к дальнейшему развитию, создавшему так называемую «новую комедию», главными представителями которой являются Менандр и Филемон. Но содержание и характер ее совершенно изменились. Политическая жизнь совершенно исчезла со сцены, и место ее занял быт, изображение повседневной жизни. Предметами осмеяния теперь выступали не государственные люди и руководители народа, а лица и типы из обыденной жизни: ремесленники, земледельцы, воины, прихлебатели, гетеры.

Выдающееся явление в области лирической представлял Феокрит из Сиракуз, живший ок. 272 г. Он был основателем «буколической» (пастушеской) поэзии. Феокрит рисовал жизнь не только пастухов, но и рыбаков, сельских жителей и простых горожан в отдельных сценах, «идиллиях» – картинках, полных жизни и драматического движения.

Из многочисленных сочинений историков, описывавших деяния Александра в качестве очевидцев, до нас не дошло ни одного, поэтому об этих утраченных творениях мы знаем лишь из позднейших биографий Александра, составленных Плутархом и Аррианом ок. 100 г. н. э., а также ритором К. Курцием, которые черпали из них сведения. Александрийскому же веку принадлежит также Бероз, написавший «Вавилонскую историю» и Манефа, составитель «Египетской истории». К ним еще можно прибавить и неизвестного автора так называемого «Marmor Panum» (мраморной стелы), содержавшего запись событий политической жизни о. Парос в Эгейском море.

В области математики блистали александриец Евклид, живший ок. 300 г., автор монументального труда «Элементы» по геометрии и стереометрии, и сиракузянин Архимед, родившийся в 287 г. и убитый в 212 г. при взятии Сиракуз римским военачальником Марцеллом. Архимед был выдающимся механиком Древнего мира. Он открыл центр тяжести тел, удельный вес, силу рычага, составной блок для подъема тяжестей, бесконечный винт (шнекер). Архимеду принадлежат широко известные слова: «Дайте мне точку опоры, и я подниму Землю!»

Еврипид.

Ватиканский музей

Из изящных искусств в александрийском веке в особенности процветали живопись и ваяние. Живописец Апеллес, уроженец о. Кос (356–308), соединял в себе преимущества обеих школ живописи: аттической и ионийской, ибо обладал большой творческой силой и умением необыкновенно точно изображать природу. Образцом прелести и грации считалась в древние времена картина Апеллеса «Афродита Анадиомена» (рождающаяся из морской пены). Апеллес один пользовался правом писать портреты Александра Македонского. Изображать же его в мраморе или бронзе разрешалось только Лисиппу, который изобразил Александра в различных видах: юношей, мужем, в бою, восседающим на троне, на охоте, верхом и т. д. Лисипп умел сочетать в своих творениях величайшее сходство с самой высокой красотой. Его резцу принадлежит знаменитая бронзовая группа из 25 всадников, установленная в г. Дион в Македонии. Она изображала избранных соратников царя Александра, павших вокруг него в битве при Гранике, представленных в самых разнообразных позах: сражающимися, ранеными, умирающими. Впоследствии эта группа служила украшением портика в доме Метелла в Риме. Однако в области ваяния и архитектуры начинает все более преобладать азиатский вкус с его тенденцией к колоссальности, роскоши, великолепию, рассчитанный на внешний эффект. К такого рода произведениям принадлежат группа Лакрона, Фарнейский бык, Боргесский боец работы Агасия, Колосс Родосский Хареса. Направление это дошло до того, что Динократ возымел даже мысль превратить Афонский мыс в памятник Александру. Памятник этот должен был иметь с левой стороны город с 10 000 жителей, а с правой чашу, из которой низвергался бы в море поток.

X. Римская история. От изгнания царей до падения Западной Римской империи

1. Тарквиний Гордый. Уничтожение в Риме царской власти
(534–501 гг. до н. э.)

Тарквиний Гордый (534–501) добился престола насилием и насилием же старался удержаться на нем. По примеру греческих тиранов он окружил себя телохранителями, притеснял всех, кто выдавался богатством, влиянием или убеждениями, и не созывал более сената. Простой народ, плебс, стонал под тяжелым игом. Тарквиний отягощал его обязательными работами при обширных постройках: сооружении храма Юпитера в Капитолии и проведении обширных клоак (сводчатых водостоков). Сверх того он обременил народ непосильными налогами, чтобы, сделав его бедным, легче было им управлять. Но с другой стороны, в отношении соседей Тарквиний добился блестящего положения для Рима. Он покорил латинян и сделал Рим главой Латинской области. Только жители Габий долгое время успешно отражали нападения Тарквиния. Тогда сын его Секст употребил хитрость. Он явился перед воротами Габий и, жалуясь на дурное обращение отца, просил гостеприимства. Габийцы приняли Секста. Он сделал несколько удачных вылазок и тем приобрел их доверие. Наконец габийцы сделали Секста главным военачальником. Тогда он направился к отцу вестника и приказал спросить, что ему теперь следует делать? Царь повел вестника в сад и, не говоря ни слова, сбил головку у самого высокого мака. Секст все понял. Он приказал умертвить или изгнать начальников города и таким образом предоставил Габии во власть отца.

Затем Тарквиний вел войну против могущественного народа вольсков и взял их сильно укрепленную столицу Суэссу Пометию. Полученную здесь огромную добычу он употребил на постройку и украшение храма Юпитера. Для этой цели Тарквинием были приглашены этрусские художники.

Однажды пришла к Тарквинию незнакомая старуха и предложила ему купить у нее 9 книг, в которых пророчицы г. Кум, называемые сивиллами, изложили прорицания. Но так как она, по мнению царя, затребовала слишком высокую цену, он отказался от покупки. Тогда старуха при нем же сожгла 3 книги, а за остальные спросила ту же цену. Тарквиний засмеялся и принял ее за сумасшедшую. Старуха сожгла еще 3 книги и за последние 3 снова спросила первоначальную цену. Тогда царь спохватился, поняв всю необычность дела, и купил оставшиеся 3 книги за назначенную сцену. Эти сивиллины книги были положены в Капитолии, и для охраны их к ним приставили 2 человек. К этим книгам потом обращались за советом, когда римлянам угрожала какая-нибудь опасность – война, чума и другие бедствия, – и старались найти в них указания как умилостивить богов.

Чтобы еще более упрочить власть, Тарквиний породнился с влиятельнейшими семействами латинских городов. Так, он выдал замуж свою дочь за владетеля г. Тускулум Октавия Мамилия. Затем Тарквиний установил на Албанской горе праздник латинских фрерий (вакаций, каникул) в честь Юпитера, покровителя Латинского союза. В этом празднестве принимали участие все латинские племена. Однако, при всем блеске царской власти, ей не было суждено довести римский народ до предназначенной ему цели. Знатные семейства уже давно желали уничтожения царского достоинства и недоставало лишь внешнего повода, чтобы скрытое недовольство перешло в открытое возмущение. В то время, когда царь осаждал Ардею, главный город рутулов в Лациуме, сын его Секст насильственно обесчестил благородную Лукрецию, супругу знатного римлянина Тарквиния Коллатина. Лукреция не смогла перенести нанесенного позора и, нежно простившись с отцом Лукрецием и супругом Коллатином, закололась кинжалом. Друг Коллатина Юний Брут, который дотоле разыгрывал из себя слабоумного, чтобы обмануть подозрительного тирана, поднял кинжал и вместе с Лукрецием и Тарквинием Коллатином поклялся над трупом Лукреции страшно отомстить за нее. Брут созвал народ в г. Коллация и, показав труп погибшей, возбудил в народе сильнейшее негодование. Затем с отрядом вооруженных людей Брут отправился в Рим, созвал народное собрание и убедил народ принять решение об изгнании из Рима царя Тарквиния со всем его семейством. Таким образом царская власть была отменена навсегда.

Вместо нее правление было поручено двум консулам (советникам), которые первоначально назывались преторами (предводителями) и избирались ежегодно народом по предложению сената из патрициев. Сенат снова получил прежнее значение и должен был разделять с консулами труды по управлению государством. Из почетных знаков прежних властителей сохранены были только стул из слоновой кости, сидя на котором консулы вершили суд, и 12 ликторов (служителей) с секирами и связками прутьев (фасций), как знаками достоинства и власти консулов.

Узнав о происшедших событиях Тарквиний, поспешил в Рим, но ворота были заперты. Заговорщики воспользовались отсутствием Тарквиния и сообщили обо всем происшедшем находившемуся перед Ардеей войску, и когда Тарквиний вернулся в стан, здесь господствовало против него полное возмущение. Тогда Тарквиний с двумя сыновьями Титом и Арунсом отправился в этрусский город Церы. Секст же удалился в Габии, где вскоре и умер. Центуриатские общины в Риме избрали консулами Луция Юния Брута и Кая Тарквиния Коллатина. Они восстановили учреждения царя Сервия Туллия и увеличили число сенаторов до 300.

2. Заговор в Риме и новое государственное устройство

Между тем изгнанный царь не терял надежды вернуться к власти. Он не только рассчитывал привлечь на свою сторону изменчивый и легко увлекающийся народ, но имел и среди патрициев много сторонников, готовых исполнять его желания. Вследствие этого Тарквиний отправил в Рим послов, которые, открыто ведя переговоры о выдаче частного имущества царя, в то же время должны были тайно условиться с его приверженцами о возвращении царского семейства. Послы исполнили возложенное на них поручение и только при окончательных переговорах со сторонниками царя, в числе которых находились собственные сыновья Брута и близкие родственники Коллатина, были подслушаны рабом, который донес об этом консулам. Бруту пришлось произнести приговор собственным сыновьям как государственным изменникам. Он ни минуты не колебался между чувствами отца и долгом друга отечества и консула. Как консул он не только произнес смертный приговор, но с непоколебимым мужеством не отвратил даже взора, когда падали головы его сыновей. Коллатин не был так тверд. Когда родственники его также были приговорены к смерти, он стал просить, чтобы смертную казнь им заменили изгнанием. Но Брут, не уступивший и самому себе, был тверд, и всех заговорщиков казнили. Затем сенат отказал в выдаче царского имущества и постановил, что все римляне, принадлежащие к роду Тарквиниев, навсегда изгоняются из Рима. Вследствие такого постановления и Тарквиний Коллатин должен был сложить с себя консульское достоинство и отправиться в изгнание. На место Коллатина консулом был избран Публий Валерий, который за некоторые из изданных им законов получил прозвание Попликола (друг народа). Первый из таковых законов подвергал проклятью богов всякого, кто присваивал себе верховную власть без уполномочия на то народа. Этим законом прямо признавалось самодержавие народа, т. е. его право на самоуправление. Вторым законом предписывалось, чтобы ни одно правительственное лицо, не исключая даже консула, не имело права казнить или наказывать розгами, т. е. подвергать телесному наказанию римского гражданина без решения на то высшей судебной инстанции республики – самодержавного народа. Эти два важных закона удерживали должностных лиц от соблазна превышения власти в виде самовольного пользования ею по истечению выборного срока или злоупотребления ею в то время, на которое она была им дана. Они составили основание римской свободы. Подчиненность самих консулов воле самодержавного народа уже Валерий хотел закрепить тем, чтобы при входе консулов в народное собрание ликторы преклоняли связки прутьев перед величием народа. В черте города секиры, эти символы власти над жизнью и смертью граждан, должны были выниматься из связок прутьев в знак того, что с этого момента в городе и во входящих в его черту землях консулы лишены права производить уголовный суд и расправу. Власть консулов, заменившая царскую, была обставлена различными ограничениями. Она была кратковременна и разделена между двумя равноправными лицами. Это разделение было благодетельным, поскольку ограничивало возможность опрометчивых поступков со стороны обоих консулов, однако имело и определенный минус: ослабление высшей государственной власти в случаях резкого несогласия консулов друг с другом нередко заставляло римлян сожалеть об утраченном единстве власти, особенно необходимом в военное время.

Жреческие обязанности были отделены от консульства и возложены на особое, избираемое пожизненно именно для этой цели должностное лицо, которое в знак невинного воспоминания о царских временах носило титул царя-жреца. Но лицо это было подчинено верховному жрецу, стоявшему во главе жреческой иерархии. Несмотря на это, между олицетворяемой консульством высшей государственной властью и религией, представителями которой являлись жрецы, установились самые тесные отношения. Религия с ее слугами и жрецами заняла в отношении государства подчиненное положение и таким образом получила то же практическое значение в политической жизни, какое она имела в частной жизни римлян. Различные жрецы, были то авгуры, гаруспики, или же иного наименования, могли приступать к узнаванию воли богов только по приказу государственных чиновников. Придание обязательной силы воле богов, проявляемой разнообразными способами, было прерогативой только высших должностных лиц. Таким образом, религия являлась одним из могущественнейших средств в руках правительства или господствующей партии. Поэтому римлянин считал полезным для себя находиться с божеством в хороших отношениях. Для этого он старался склонить на свою сторону добрых богов, а со злыми с помощью жертвоприношений, молитв, обетов и т. д. входить в соглашение. Если это удавалось, земледелец надеялся на обильный урожай, пастух – на богатый приплод, воин – на защиту от ран и болезней и победу над врагом, хозяйка дома – на полную кладовую, государственный муж – на успех в политике. Римляне, по словам историка Полибия, были весьма усердны в молитвах, когда им угрожала большая опасность. Они молили богов о спасении и не считали для себя неприличным и недостойным ничего, что, по их мнению, могло послужить пользе дела. Но делать добро по собственному побуждению, вследствие истинного понимания божества или хотя бы из стремления угодить богам, было далеко не в характере римлян. Вся их религиозность проистекала из основного понятия о полезности и основывалась на холодном расчете. По этим причинам религия такого рода не могла оказывать облагораживающего и смягчающего влияния на характер римского народа. Ревностный в желании, разумный в расчете, но бессердечный и холодный до жестокости – вот общие черты характера римлян и их политики, и римляне оставались неизменными до конца своего существования.

Однако, несмотря на сделанные ограничения, консульская власть была обширна и значительна. К консулам перешла вся военная власть. В качестве императора, т. е. военачальника, они имели неограниченную власть над войском. На войне опасность недостатка в общем руководстве вообще должна была сильно чувствоваться и нередко вести к великим бедствиям. Поэтому во времена таких крайних опасностей сенат поручал консулам назначение диктатора. Диктатор пользовался неограниченной властью только полгода для того, чтобы предохранить от перехода его чрезвычайных полномочий к царской власти. На это время все должностные лица подчинялись диктатору и были в полном его распоряжении, а Рим находился как бы на осадном положении. Диктатор выбирал себе помощника в лице начальника конницы, который командовал ею по его поручению и от его имени. Несмотря на столь сильное искушение, до последних времен республики ни один диктатор не злоупотребил властью и не присваивал ее себе незаконным образом на время сверх положенного срока. Напротив, все диктаторы старались как можно скорее исполнить возлагавшуюся на них задачу – спасение государства от угрожающей опасности и, по возможности еще до истечения законного срока, возвратить полномочия в руки народа. В качестве судей консулы решали – или сами, или через уполномоченных заместителей – спорные дела граждан. Сверх того они были высшими должностными лицами государства и поэтому председательствовали в сенате. Назначение сенаторов, руководство прениями в сенате и экзекуция были их делом. Вследствие этого сенат первоначально являлся лишь совещательным учреждением при консулах. Консулы по своему усмотрению созывали сенат для выслушивания его советов, но не для получения от него приказаний, которые они должны были бы исполнять.

Консул был уполномочен принимать все правительственные меры даже без согласия на них сената. С течением времени между консулами и сенатом установились совсем другого рода отношения. В противоположность ежегодно сменявшимся консулам, сенату, члены которого назначались пожизненно и который имел влияние на избрание консулов и пользовался одним из них против другого, было легко достигнуть того, что в действительности консулы стали простыми исполнителями сенатских постановлений. Таким образом сенат постепенно сделался влиятельным учреждением. Он был высшим учреждением, имевшим надзор за всем управлением, религиозными и финансовыми делами государства. Сюда относились установление праздничных и торжественных дней, игр, освящение храмов и алтарей. Равным образом в его руках находилось распоряжение государственным имуществом, военной добычей и государственной казной. Учреждение постоянных должностей казначеев и контролеров (квесторов) относится к 449 г. Сенат разрешал выдачу денежных сумм на сооружение общественных зданий, военные нужды и организацию общественных игр. Затем следовало заведование иностранными сношениями. Сенат объявлял войну, назначал главных военачальников, предписывал набор войск и определял размер контрибуций, награждал, хвалил и осуждал военачальников и заключал мир. Сношения с другими народами он поддерживал через послов, которых имел право уполномочивать жалованьем чужеземных государей и народов почетными титулами: например, «друзья», «союзники» или отмечать иного рода отличиями и подарками. Сенат был головой римского государственного тела, а консулы – его руками. В совете сосредотачивалась и сохранялась сумма всей опытности и мудрости. Каков был сенат, такова и римская политика, как внутренняя, так и внешняя, и ни одно из известных нам нововведений не могло осуществиться прежде, чем оно было всесторонне обсуждено в сенате. Все предложения, которые представлялись на разрешение народного собрания, предварительно должны были рассматриваться на заседании сената. На нем высказывались различные мнения и преследовались различные интересы. И лишь когда из политических прений вырабатывался определенный результат (сенатское решение), предложение это представлялось на голосование в народное собрание, которое разрешало его простым утверждением или отрицанием: да или нет. Затем постановление народного собрания возвращалось в сенат для утверждения, и только после такого утверждения постановление становилось законом. Патриции, из которых состоял сенат, нередко пользовались правом не соглашаться с постановлением народного собрания, как оружием против простого народа. Оружие это было вырвано из рук патрициев только при помощи двух законов (339 и 286), и с этого времени утверждение сената превратилось в пустую формальность.