Текст книги "Мифы древнего мира"

Кир вырос и сделался храбрейшим и любимейшим между товарищами, и Гарпаг привлек его к себе подарками и соблазнил страстным желанием отомстить Астиагу. Он очень хорошо понимал, что сам он никак этого сделать не может. Но поскольку Астиаг был суров к мидянам, Гарпаг сначала собрал вокруг себя нескольких знатнейших мидян и внушил им, что следует призвать Кира, а Астиага лишить царского достоинства. Исполнив это, Гарпаг пожелал сообщить о намерении Киру, проживавшему в Персии. Но все дороги охранялись, поэтому он пустился на такую хитрость: взял зайца, вырезал ему внутренности и, не снимая шкурки, вложил в него письмо, где было изложено задуманное. Зашив снова зайца, он дал вернейшему слуге тенета, словно тот охотник, и послал в Персию с поручением: при поднесении зайца сказать Киру, чтобы тот разрезал его сам и при этом бы никого не было. Поручение было исполнено: Кир прочел найденное письмо. Говорилось в нем вот что: «Сын Камбиза! Тобою руководят боги, ибо иначе ты бы не был так счастлив. Ты жив благодаря богам и мне. Полагаю, что это тебе уже давно известно, равно как и то, что’ должен был я выстрадать от Астиага за то, что не убил тебя, а отдал пастуху. Если ты захочешь теперь послушаться меня, то будешь царем над всем царством, которым правит Астиаг. Призови персов к восстанию и поведи их против мидян! Когда я, как предводитель, буду послан против тебя Астиагом, сделается так, как ты пожелаешь. То же самое произойдет и когда послан будет кто-либо другой из знатных мидян. Ибо они отпадут от Астиага, перейдут к тебе и постараются свергнуть его. Все это у нас подготовлено, и потому действуй – и действуй скорее». Прочтя письмо, Кир задумался, как ему поступить, чтобы уговорить персов отложиться, и скоро нашел способ. Он написал письмо и собрал персов. Открыл перед ними письмо и, прочитав его, сказал, что Астиаг назначает его предводителем персов. «В силу этого, – прибавил он, – приказываю вам, чтобы завтра каждый из вас явился с серпом». Когда все с серпами явились, Кир приказал им сжать в один день довольно большой участок поля. Персы исполнили заданную работу. Кир приказал им на другой день явиться в праздничных одеждах и в то же время велел согнать в одно место отцовские стада коз, овец и рогатого скота, забить их и приготовить разные яства для угощения персидского войска, а также приказал принести еще вина и другие дорогие кушанья. Когда на другой день явились персы, он пригласил их расположиться на траве и пировать. Когда пир завершился, он спросил, какой день кажется им лучше: вчерашний или сегодняшний? Те отвечали, что между ними чрезвычайная разница, ибо вчерашний день доставил им явную заботу, а сегодняшний – очевидную радость. Тогда Кир открыл им план в следующих словах: «Мужи Персии! Таково и ваше положение. Если послушаетесь меня, без рабского труда будете наслаждаться этим и другими удовольствиями; если же вы этого не желаете, вам предстоят тысячи трудов, подобных вчерашнему. Послушайтесь меня и будете свободны! Я верю, что волею богов я призван к жизни для того, чтобы доставить вам свободу, и полагаю, что вы ни в чем не хуже мидян, по крайней мере – в отношении воинских доблестей. Поэтому скорее отлагайтесь от Астиага».

Персы, имея такого предводителя, охотно провозгласили себя независимыми, ибо давно уже были недовольны господством мидян. Узнав, что сделал Кир, Астиаг отправил к нему посла и потребовал его к себе. Кир через того же посла велел ответить Астиагу, что он прибудет раньше, чем Астиаг того желает. После такого ответа Астиаг вооружил всех мидян и как бы ослепленный богами поставил над ними предводителем Гарпага, совсем забыв, что’ он ему сделал. Когда мидяне сошлись с персами на поле битвы, некоторые, ничего не зная о заговоре, вступили в бой; другие же перешли на сторону персов; многие представились трусами и бежали. Узнав о постыдном бегстве индийского войска, Астиаг в гневе на Кира сказал: «Кир не должен так этому радоваться». После чего приказал распять магов-толкователей, убедивших его оставить Кира в живых. Затем он вооружил в городе остальных мидян, молодых и старых, и вывел их в поле. Но в сражении с персами войско его было разбито, сам Астиаг взят в плен, а мидяне, которых он повел в битву, погибли. К пленному Астиагу, издеваясь и ликуя, явился Гарпаг. Меж другими язвительными речами, поминая то угощенье, что приготовил ему тот из мяса его ребенка, он спросил, по вкусу ли Астиагу в сравнении с царской властью рабство, ставшее последствием этого поступка. Астиаг, устремив на него взор, спросил его, не приписывает ли он себе дело Кира. Гарпаг отвечал, что это он побудил к тому Кира и тем отплатил за обиду. Тогда Астиаг назвал его безрассуднейшим и несправедливейшим: безрассуднейшим – потому, что, если бы он сам выполнил это дело, то мог бы сам сделаться царем, а не передавать власти другому; несправедливейшим же – потому, что обратил в рабство мидян ради мести. Если он не может оставаться царем и им должен быть другой, лучше было бы отдать предпочтение мидянину, а не персу. Таким образом, ни в чем не повинные мидяне из господ должны сделаться рабами, а персы, бывшие до тех пор рабами мидян, сделаются их господами. Так окончилось господство мидян. Но Кир не прекратил завоеваний, а выступил против царства лидийского, процветавшего в Малой Азии.

3. Падение царства Лидийского при Крезе
(540 г. до н. э.)

Обширная, плодоносная, богатая и прекрасная область, известная под именем Малой Азии, была населена многими народами различного происхождения. Восточную часть занимали киликийцы и каппадокийцы, принадлежавшие по языку и обычаям к сирийскому племени. Западная часть полуострова была занята фригийцами, карийцами, лидийцами и мизерийцами: они были, вероятно, одного происхождения. Кроме того, вдоль морского берега жило множество переселившихся народов, среди которых особенно выделялись греческие колонии на западе и финикийцы на юге. Другие различные племена жили в горах, преимущественно на северо-востоке полуострова.

Это разнообразие племен породило множество отдельных государств, из которых раньше других прославились фригийское и лидийское. Затем сюда вторглись киммерийцы и сделались на некоторое время повелителями всех этих народов. Однако лидийцы выгнали чужеземцев (ок. 564), создали могущественное государство и скоро завладели большей частью Малой Азии. При царе Крезе, завоевавшем греческие колонии после продолжительной с ними войны его предшественников, власть лидийцев простиралась от берегов Средиземного моря до р. Галис, Памфилии и Ликии. Но государство это, достигши расцвета, близилось к падению. Когда после Астиага, бывшего в свойстве с Крезом, власть перешла к Киру и принадлежавшая мидянам Каппадокия также была покорена персами, молодой завоеватель приблизился и к Лидийскому царству. Крезу скоро пришлось отважиться на решительный бой, в котором должна была решиться его участь, и лидийский царь нашел погибель. Но этому падению предшествовали такие необыкновенные и столь прославленные сохраненными Геродотом преданиями происшествия, что мы приведем их здесь, ибо они живо изображают нравы и образ мыслей того времени.

Двор Креза – богатого, образованного и могущественного государя – был притягательным для всех людей, прославившихся в области наук и искусств, а поскольку царь владычествовал и над греками, то к нему являлись и знаменитейшие из них. В числе других гостей прибыл однажды к Крезу афинянин Солон, который после составления своих законов путешествовал по Египту и Малой Азии. Крез принял его радушно и несколько дней спустя приказал слугам проводить его по сокровищницам и показать все, что у него было самого лучшего и блестящего. Когда Солон все осмотрел, Крез спросил: «Афинский пришелец! До нас дошел слух о твоих путешествиях, дошла великая слава о твоей мудрости. Поэтому я желаю спросить, видел ли ты где-либо человека счастливее меня». Солон, не привыкший льстить, а любивший говорить только правду, отвечал: «Да, государь. Афинянина Телла».

Крез удивился такому ответу и спросил с любопытством: «Почему считаешь ты Телла самым счастливым?» Солон отвечал: «Этот Телл в расцвете отечества имел, во-первых, прекрасных и добрых детей и от всех их видел внуков, и все они остались в живых. Но и эта, по нашим понятиям, счастливая жизнь заключилась блистательнейшим концом. Когда афиняне вступили в сражение с соседями при Элевсине, он помог обратить неприятеля в бегство и умер с величайшею славою. Афиняне похоронили его на общественный счет на том месте, где он пал, и почтили его великой честью».

Получение Крезом податей от лидийского крестьянина.

Фрагмент картины. Клод Виньон

Крез пришел в раздраженье от этой похвалы и сказал: «Кого же ты считаешь счастливейшим после Телла?» Крез был уверен, что именно он займет второе место. Солон отвечал: «Клеобиса и Битона. Они, родом аргивяне, имели достаточное состояние и, сверх того, обладали большой физической силой. Поэтому оба получали награды на общественных играх. Однажды был у них праздник, и мать их должна была ехать в храм. Но волы ее не вернулись вовремя с поля. А поскольку нельзя было терять время, юноши сами запряглись в повозку и привезли мать в храм, проехав 45 стадий. Наградой за такой поступок была прекраснейшая смерть. Аргивские мужи прославили их добродетель, а аргивские жены похвалили их мать за обладание такими сыновьями. Мать, восхищенная поступком сыновей и общими похвалами, просила богиню даровать ее сыновьям лучшее благо в мире. По этой молитве, когда кончились жертвоприношения и жертвенная трапеза, юноши заснули в храме и больше не просыпались. Таким образом окончили они жизнь. Этим боги хотели показать, что человеку лучше умереть, чем жить. Аргивяне воздвигли юношам статуи и поставили их в Дельфах, чтобы каждый мог почитать их как достойнейших».

Недовольный Крез воскликнул: «О афинский пришелец! Неужели ты так мало ценишь мое благополучие, что сравниваешь меня с двумя простыми гражданами?» Солон отвечал: «О Крез! Меня ли, знающего, насколько боги завидуют и противодействуют счастью людей, спрашиваешь ты о делах человеческих? В жизни человек должен видеть и переносить многое, чего не желает. Жизнь человеческую я определяю в 70 лет, а они составляют 25 200 дней. Ни один не похож на другой по своим случаям. Поэтому, о Крез, судьба человека подвержена превратностям. Мне известно, что ты очень богат и повелеваешь многими людьми. Но о том, о чем ты меня спрашиваешь, я могу сказать, лишь когда услышу, что ты счастливо окончил жизнь. Потому что самый богатый человек не счастливее последнего бедняка, обеспеченного пропитанием лишь на день, если счастье не остается ему верным до конца его жизни. Во всяком деле, о государь, следует смотреть на конец его. Ибо многим боги дарят сначала благополучие, а под конец жизни лишают всего». Солон, не только не доставивший речами удовольствия царю, но и не оказавший ему никакого предпочтения перед простыми людьми, был отпущен Крезом. Он показался ему весьма незнающим, ибо предписывал ждать окончания каждого дела, не придавая цены настоящему счастью. Однако вскоре после отъезда Солона Крезу пришлось испытать жестокий гнев богов – вероятно, за то, что он считал себя счастливейшим. Из двух сыновей его один был немой, но он потерял здорового: этот сын был нечаянно убит дротиком на охоте. Но еще более тягостные испытания готовила ему судьба в лице Кира. Военное счастье персидского царя и гибель мидийского царства от его рук вывели Креза из печали. Он пожелал остановить возраставшее могущество персов. Для этого он захотел воспользоваться советом оракула и обратился ко всем, что были в Греции и Ливии. Из них самыми знаменитыми были оракул в Дельфах, посвященный богу Аполлону, и оракул в оазисе Сивахе, на запад от Египта, посвященный Юпитеру Аммонскому. Но прежде он решил испытать оракулов, и, если они окажутся правдивыми – спросить, должен он воевать с персами или нет. Из столицы Лидии Сард выехали послы, которые на 20-й день после выезда должны были спросить всех оракулов, что делает в этот день лидийский царь, записать их ответы и привезти царю. Что ответили другие оракулы, неизвестно; когда же лидийцы прибыли в Дельфийский храм и обратились к божеству с заранее написанным вопросом, пифия послам отвечала следующее:

От меня никогда не скрыта глубь моря, все песчинки;

Немых слышу я; понимаю не меньше глухих.

Обоняю теперь запах я черепашьего мяса,

С мясом ягненка варимого вместе в медном сосуде,

И медью ж покрытом.

Этот ответ пифии лидийцы записали и отправились с ним в Сарды. Когда возвратились остальные посланцы с ответами, Крез рассмотрел написанное. Бо’льшая часть ответов не понравилась ему, когда же он услыхал ответ Дельфийского оракула, исполнился благоговения и признал его единственно верным: он, послав людей к оракулам, в назначенный день разрезал черепаху и ягненка и сварил их вместе в медном сосуде, покрытом медной же крышкой. Желая снискать расположение божества, Крез послал в дар Дельфийскому оракулу 3000 животных и богатые подарки; среди них особенно знаменитыми были 117 золотых кирпичей, золотой лев, множество золотых и серебряных сосудов, золотая женская статуя в 3 локтя вышиной и, наконец, ожерелье и золотой пояс его супруги. При этом Крез приказал спросить, должен ли он начать войну против персов. Ответ был таков: «Если Крез выступит против персов – разрушит большое государство». Вместе с тем оракул советовал ему заключить союз с сильнейшими из эллинских государств. Услышав это прорицание, Крез очень обрадовался, потому что нисколько не сомневался, что разрушит персидское государство. Он одарил каждого дельфийского жителя золотой монетой – статером. Убедившись в правдивости Дельфийского оракула, он желал узнавать все больше и больше. В третий раз он велел спросить оракула, долго ли будет продолжаться его царствование. Пифия отвечала ему следующее:

Когда над мидянами царствовать будет лошак,

Тогда легконогий лидянин беги к берегам каменистого Гермоса,

Сопротивление брось и не стыдися быть робким.

Этому ответу Крез обрадовался еще больше, ибо предполагал, что лошак никогда не будет царствовать над мидянами вместо царя, и не только он, но и преемники его не потеряют власти. Затем он усердно стал разузнавать, кто из греков могущественнее. Важнейшими их государствами были Спарта и Афины, но наиболее могущественной в то время была Спарта. Поэтому Крез отправил в Спарту послов с подарками и предложением вступить с ним в союз. Послы, прибыв в Спарту, передали слова Креза: «О, лакедемоняне! Божество посоветовало мне заключить с греками дружбу, и я узнал, что вы стоите во главе Греции, поэтому во исполнение воли богов призываю вас сделаться моими друзьями и союзниками без обмана и коварства».

Лакедемоняне, уже слышавшие о прорицании оракула Крезу и обязанные царю за оказанные им прежде услуги, обрадовались прибытию лидийцев и заключили с ними союз о взаимной помощи. Крез также заключил союзы с двумя другими могущественными государствами того времени – вавилонским и египетским, которым также угрожало возраставшее могущество персов, но все эти договоры мало могли принести пользы Крезу: быстрота Кира уничтожила все расчеты Креза. В надежде на ложно понятое прорицание оракула Крез повел войско в Каппадокию, чтобы уничтожить власть Кира и персов. Когда он еще был занят приготовлениями к этому походу, один лидиец, славившийся мудростью, дал Крезу следующий разумный совет: «О царь! Ты намерен вести войну против людей, которые одеваются в звериные шкуры и едят не столько, сколько хотят, а сколько дает им их скудная земля. Сверх того, они пьют не вино, а только воду, и не имеют ни фиг, ни других лакомств. Одержав победу, что можешь ты взять у них, когда они сами ничего не имеют? Напротив, если побежден будешь ты, подумай, сколько потеряешь. Потому что, раз вкусив наших благ, персы так крепко усядутся здесь, что не дадут уже себя отсюда выгнать. Я благодарю богов за то, что они не навели персов на мысль напасть на лидийцев».

Действительно, до покорения Лидии персы не знали никакой изнеженности и удобств жизни. Однако эти речи не изменили образа мыслей Креза. У него по-прежнему осталось желание завоевать Каппадокию и отомстить за Астиага, и он торопился выступить с войском в поход. Придя к Галису, он переплыл эту реку на судах или, как гласит другое предание, по совету известного философа Фалеса Милетского устроил на реке в виде полукружия идущий назад канал, из-за чего реку стало возможно перейти вброд. Затем, опустошая все на пути, Крез вступил в Каппадокию. Кир, тщетно стараясь склонить азиатских греков отпасть от Креза, выступил против него с войском. В последовавшей битве обе стороны сражались без решительного для себя результата, и когда ночь разделила оба войска, ни одно не одержало победы.

Крез винил недостаточное число войск: Кир превосходил его численностью. Поэтому он решил отступить к Сардам, чтобы призвать себе туда на помощь египетских, вавилонских и лакедемонских союзников, а следующей весной снова напасть на Кира. Служившие ему против персов наемные войска он распустил на зиму. Персидский царь, узнавши об отступлении Креза, хотел было также распустить войско, но, по зрелом размышлении, решил как можно скорее идти к Сардам, чтобы явиться туда раньше, чем соберется второе лидийское войско. И Кир совершенно внезапно для Креза появился на равнине близ Сард. Крез, к величайшему смущению, убедился, что дела приняли совсем иной оборот, нежели он ожидал. Тем не менее, он повел лидийцев в битву. В то время не было народа сильнее лидийского. Они сражались конные, носили длинные копья и считались лучшими всадниками. Оба войска расположились друг против друга на огромной открытой равнине, расстилавшейся перед Сардами; по ней протекала р. Гермос. Кир опасался лидийской конницы, поэтому по совету Гарпага приказал снять вьюки со всех верблюдов, служивших для перевозки войскового провианта, и посадил на них вооруженных людей. Затем приказал им идти впереди остального войска навстречу лидийской коннице. За верблюдами следовала пехота, а за пехотой – конница.

Сделано так было потому, что лошади боятся верблюдов и не переносят не только их вида, но и запаха. Гарпаг и придумал так, чтобы конница, которой так гордились лидийцы, оказалась для Креза бесполезной. Почуяв и увидев верблюдов, лошади повернули назад. Но лидийцы не были трусливы: заметив хитрость, они соскочили с коней и вступили в бой пешими. Наконец после больших потерь с обеих сторон лидийцы обратились в бегство и заперлись в городе. Персы осадили Сарды. Крез, надеясь, что осада затянется надолго, отправил послов ко всем союзникам с просьбой явиться к нему на помощь ранее условленного. Но при всей готовности союзников, в особенности спартанцев, они бы не успели – гибель настигла лидийского царя раньше.

Хотя Сарды мужественно защищались, один солдат из войска Кира по имени Гироиад нашел на стене место, оставленное без охраны, поскольку оно казалось неприступным. Он вознамерился туда взобраться. Увидев, как один лидиец, у которого упал шлем, спустился за ним и снова взобрался на стену, Гироиад тоже вскарабкался в этом месте, а за ним поднялись и другие персы; так город после 40-дневной осады был взят. Креза Кир приказал ни в коем случае не убивать, а непременно захватить живым. Но какой-то перс, не знавший Креза, бросился на него и хотел убить. Крез заметил нападавшего, но тяжкое горе сделало его равнодушным к смерти. Когда же глухонемой сын Креза увидел перса, устремившегося на отца, он вдруг обрел от страха и горя дар речи и воскликнул: «Человек! Не убивай Креза!» То были первые слова, сказанные юношей, и затем уже до конца жизни он мог говорить. Когда царственного пленника привели к персидскому царю, тот приказал воздвигнуть большой костер и возвести на него закованного в цепи Креза и с ним 14 лидийских юношей как первенцев победы.

Стоя на костре, Крез вспомнил слова Солона, что ни один человек не может считать себя счастливым до самой смерти. Это воспоминание проникло в его душу, и он после долгого молчания, прерываемого глубокими вздохами, трижды произнес имя Солона. Кир, услыхав это, приказал через толмачей спросить Креза, чье имя он призывает. Крез ответил: «Одного человека, беседа с которым могла бы стать полезной для всех государей». И он передал разговор, который у него когда-то был с Солоном. Тогда Кир подумал, что и он человек, так же может испытать на себе превратности судьбы человеческой, а потому приказал потушить огонь, а Креза снять с костра. При этом Киру пришлось убедиться, насколько Крез добродетелен и любим богами. Когда старались погасить костер и не смогли справиться с разгоревшимся пламенем, Крез, заливаясь слезами, обратился к Аполлону. Тотчас ясное небо заволоклось тучами, и проливной дождь загасил огонь.

Крез послал в Дельфы свои цепи с вопросом, неужели греческие боги так лживы и неблагодарны. Пифия указала на неизбежность судьбы, предназначившей Крезу это несчастье, и на собственную беспечность лидийского царя: при первом прорицании оракула он не спросил, о каком именно государстве шла речь; а при втором не догадался, что под именем лошака можно было подразумевать Кира, рожденного от родителей не только разного происхождения, но и различного состояния. Тогда Крез понял, что он должен был обвинять себя, а не богов, и стал терпеливее переносить судьбу, которую персидский царь облегчил тем, что из-за его ума и опытности сделал его другом.

Благодаря этой дружбе и собственному влиянию Крез в скором времени спас свой народ и в особенности г. Сарды от совершенного уничтожения. Кир вместе с Крезом покинул Лидию, оставив в Сардах главнокомандующего, а надзор над захваченными лидийскими сокровищами поручил лидийцу по имени Пактиес. Но этот Пактиес, тотчас после отъезда Кира из Сард, поднял восстание, на сокровища собрал наемное войско и осадил Сарды. В наказание за это Кир хотел обратить в рабство всех лидийцев. Тогда Крез сказал ему: «О Царь! Не дай гневу всецело овладеть тобой и не разрушай старинный город, нисколько не виновный ни в прошлом, ни в настоящем. В прошлом виноват я, что мною и искуплено, а в настоящем – Пактиес, за что он и должен претерпеть наказание. Лидийцев же прости! А для того, чтобы они впредь не восставали и не были опасны, обяжи их следующим. Запрети им носить оружие, прикажи носить исподнее платье и высокие башмаки. Установи, чтобы они учили детей играть на цитре, пению и мелочной торговле. Тогда, царь, ты скоро увидишь, что из мужчин они превратятся в женщин, и тебе не придется более опасаться, что они от тебя отпадут».

Крез дал такой совет, потому что считал это для лидийцев более выгодным, нежели обращение в рабство. Кир одобрил совет, приказал привести его в исполнение и продолжал поход. Гарпага он однако оставил, чтобы покорить карийцев и другие мелкие народы, в особенности – греческие колонии, за исключением Милета, с которым Кир заключил мирный договор.

Остальные греки также этого желали, но Кир был ими недоволен за то, что они не пожелали покинуть Креза, когда персидский царь предлагал им это раньше. Когда явившиеся к нему послы сказали, что греки желают подчиниться Киру на тех же условиях, на каких только что перед этим подчинились лидийцы, Кир отвечал им следующее: «Один флейтист, увидевший в море рыбу, начал играть на флейте, воображая, что она выйдет на берег. Увидев же, что обманулся в ожиданиях, он взял сеть, поймал в нее множество рыб и вытащил ее на берег. А когда увидел, как запрыгали рыбы, сказал им: пляшите теперь за то, что не хотели плясать тогда, когда я играл на флейте».

Кир так и поступил. Гарпаг захватил в крепкую сеть его могущества всех азиатских греков. Однако Кир оставил им учреждения, над ними поставил правителей – так называемых тиранов, знатных греков, которые были преданы персам и стали в некотором роде высшими чиновниками. Только два города, Фокея и Теос, избегли рабства тем, что жители из них выселились. Фокейцы отправились сперва на Корсику, а позднее – в Массилию. Теосцы основали г. Абдера во Фракии. Абдера прославилась глупостью жителей. Ионийцы не последовали совету мудреца Бианта из Приены (он был одним из семи греческих мудрецов) вообще оставить Ионию. Эта область стала местом, где сталкивались между собой европейские греки и персы. Страшась угроз персов, азиатские греки обратились к Спарте с просьбой о помощи. Спартанцы отправили в Азию послов и велели сказать персидскому царю, чтобы он не захватывал ни одного греческого города: Спарта не будет смотреть на это равнодушно. Но Кир велел им ответить так: «Я никогда не боялся людей, имеющих у себя в города места, где они сходятся, дабы под видом клятв обманывать друг друга. Если я останусь здоров, им придется сожалеть не о страданиях ионийцев, а о собственных». Здесь он смеялся над всеми эллинами, поскольку те имели базарные площади; у персов же таковых не было.