Текст книги "Мифы древнего мира"

По всей вероятности, вследствие происков подкупленных Филиппом изменников, к которым в особенности принадлежал Эсхин, облеченный в то время званием пилагора (уполномоченного в Дельфах при суде амфиктионов), со стороны Амфиссы была возбуждена жалоба на локрийцев в том, что они вспахали священный округ Кирры. Поднялись все дельфийцы, способные носить оружие, и под командованием призванных в совет амфиктионов послов вступили в область Кирры, чтобы разорить возделанный округ, но были отражены жителями Амфиссы. Тогда в собрании решено было наказание локрийцев обратить в общее дело всех государств, принадлежавших к Союзу Амфиктионов. Демосфен, предвидя опасность для Аттики, убедил афинян не принимать никакого участия в этих совещаниях. Прочие государства, в особенности Фессалия, решили объявить локрийцам войну, и чтобы придать более веса бессильным решениям амфиктионов, избрали Филиппа главным вождем священного ополчения. Филипп тотчас же выступил в поход с 30 000 пехоты и 2000 всадников, прошел Фермопилы, разбил локрийцев в Амфиссе, вернулся в Фокиду, внезапно занял пограничный г. Элатея, служивший центральным пунктом нескольких стратегических путей, и стал угрожать отсюда Беотии и Аттике. Был уже вечер, когда вестник принес в совет известие о том, что Элатея взята Филиппом. Тотчас же все члены совета поднялись из-за ужина. Некоторые вызвали из лавок торговых людей и зажгли сигнальные костры, чтобы призвать в город поселян, другие послали за вождями и подняли тревогу. Весь город пришел в величайшее волнение. На рассвете следующего дня члены совета созвали народное собрание в здании совета. Граждане собрались на Пниксе (возвышенном месте в юго-западной части Арейского холма). Члены совета привели в народное собрание вестника, и он подтвердил известие. Тогда глашатай собрания спросил, кто желает говорить? Но никто не изъявил такого желания, хотя в собрании и присутствовали военачальники и государственные мужи. Никто не осмеливался подать какой-либо совет. Тогда выступил Демосфен и энергически оспаривал мнение тех, которые надеялись поспешной покорностью снискать себе умеренные условия, равно и мнение тех, которые считали безумным сопротивляться македонскому войску. Он говорил только о защите, старался внушить мужество согражданам, побуждал их к сопротивлению и подавал им надежду на успех. Затем он предложил отправить в Элевсин всех молодых людей, способных носить оружие, и пеших и конных, и, доказав этим твердое намерение оказать решительное сопротивление, предлагал пригласить к союзу Фивы. Демосфен полагал, что теперь, при наступлении общей опасности, легко можно будет сделать то, чего прежде нельзя было достигнуть при взаимной ненависти между обоими государствами. Все предложения Демосфена были приняты, и он сам был отправлен во главе посольства в Фивы.

Тут ему пришлось вступить в состязание с посланниками царя, также отправленными в Фивы. Находившийся в числе их Пифон, отличнейший оратор, родом из Византии, выступил в народном собрании. Он старался как можно ярче изобразить фиванцам выгоды союза с Филиппом, напомнил о вынесенных ими оскорблениях со стороны Афин и сулил победу и богатую добычу. Демосфен, напротив того, умолял фиванцев забыть причиненные друг другу неприятности и подумать, что они, как греки, со славой соперничали о гегемонии, а теперь, когда чужеземец хочет господствовать в Греции, должны соединиться против общего врага. Он напомнил им о славе эллинского имени и о мужестве предков, представил, какую сильную помощь готовы оказать им Афины, изобразил стыд рабства, если Филипп восторжествует, и обманчивость всех его обещаний. Речь Демосфена увлекла колебавшихся еще фиванцев в сторону Афин. Всякая недоверчивость исчезла до такой степени, что фиванцы впустили в город афинское войско, поспешно шедшее под командованием Хареса и Лисикла. Затем и фиванцы вооружились такой же энергией и поспешили вместе с афинянами навстречу царю Филиппу в Фокиду. Две первые стычки были счастливы для союзников, и в Афинах назначены были уже по этому случаю празднества и благодарственные жертвоприношения. Решительная битва произошла на развалинах при Херонее (авг. 338). Но союзные войска, собранные поспешно, недостаточно опытные, составленные из различных народностей, хотя и превосходили численностью войска царя, не могли состязаться с ними в привычке к перенесению военных трудностей и боевой опытности. Сам Филипп далеко превосходил и талантом военачальника и боевой опытностью греческих полководцев, между которыми лучшими были афинянин Стратокл и фиванец Феаген. Таким образом, от этого самого главного сражения нельзя было ожидать ничего хорошего. Однако союзники сражались с отчаянной храбростью. Блистательнее всех действовал священный фиванский отряд. В ряду же афинских гоплитов простым воином сражался и Демосфен. Но сын Филиппа Александр с фессалийской конницей уничтожил священный фиванский отряд, а сам Филипп стремительным натиском своей фаланги разбил афинян. Скоро все обратились в бегство. Кровопролитие было ужасное. 1000 афинских граждан было убито, 300 человек священного фиванского отряда вместе с предводителем их Феагеном пали все до одного. Впоследствии в честь павших воинов на их могиле была воздвигнута колоссальная фигура льва, упирающегося на передние лапы, с гордо поднятой головой и пристальным взглядом, как бы обращенным на неприятеля.

Последнее сопротивление в открытом поле, которого боялся Филипп, было сломлено. Но самый г. Афины еще не был взят. Здесь самым ревностным образом готовились к отчаянной обороне. Освободили даже рабов и поставили их в ряды защитников. Изгнанникам и преступникам было обещано возвращение на родину и восстановление прав, если они пожелают сражаться за отечество. Жители Трезена, Эпидавра, Коса и Андроса были призваны на помощь. Пирейская гавань была укреплена, стены исправлены, вырыты рвы и возведены валы. Такой решительный образ действий афинян не преминул оказать влияние на Филиппа. Вместо того, чтобы предпринять продолжительную осаду, он благоразумно предпочел вступить в мирные переговоры. Вместе с тем он отпустил 2000 пленных афинян без всякого денежного выкупа, а трупы павших воинов отправил на родину. Здесь Демосфену, несмотря на все насмешки сторонников македонской партии, поручено было произнести над павшими надгробную речь.

Умеренность, проявленная Филиппом после одержанной им победы, намного смягчила горечь поражения. При посредстве Демада, весьма любимого царем, являлась возможность прийти к соглашению, которое удовлетворило бы обе стороны. Афины согласились отказаться от гегемонии на море, освободить от обязательств союзников и присоединиться самим к вновь образованному Македоно-эллинскому союзу. Взамен Филипп приносил обязательство не посягать на независимость Афин и не вводить в них гарнизона. Зато Фивы испытали на себе всю строгость победителя. За возвращение пленных и убитых они должны были внести значительный денежный выкуп. Крепость Кадмея была занята македонским гарнизоном. Сами Фивы были лишены гегемонии над беотийскими городами и обязались дозволить гражданам, изгнанным из их г. Платей, Орхомена и Феспии возвратиться на родину, а города эти признать независимыми. Предводители патриотической партии были частично казнены, частично изгнаны, а имения их отобраны в казну.

Затем Филипп отправился в Пелопоннес и нашел здесь со стороны коринфян, аргеян, аркадян, мессенцев и элейцев самый восторженный прием. Одни спартанцы оказали сопротивление и поплатились за это опустошением страны и потерей гегемонии. С этих пор владения Спарты были ограничены обоими берегами р. Эврот. В самый же славный г. Спарта Филипп не вступал. Он даже спокойно отнесся к отказу спартанцев отправить послов в собрание в Коринф, где в скором времени был прочно установлен новый порядок вещей в Греции (337). В этом собрании Филипп объяснил, что действительной целью всей предшествовавшей его деятельности было покорение Персии, потребовал от всех эллинских государств людей и корабли в качестве средства для достижения названной цели и залога их верности и вместе с тем заставил провозгласить себя главным вождем всех эллинов. Вслед за тем Филипп целый год готовился к этому великому предприятию и отправил наперед в Малую Азию Пармениона и Аттала с македонским войском, чтобы склонить на свою сторону прибрежные греческие города. Но тут кинжал убийцы положил неожиданный конец его жизни и планам (336).

Перед отъездом в Азию Филипп праздновал бракосочетание дочери своей Клеопатры с милосским вождем Александром. В Эгее были даны великолепные празднества. В доказательство своей уверенности в личной безопасности Филипп совершенно один отправился из дворца в театр. Телохранители же его должны были следовать за ним лишь в отдалении. При входе в театр один из телохранителей знатного рода по имени Павсаний, оскорбленный Атталом и не получивший от Филиппа удовлетворения на жалобу, бросился на царя и пронзил его одним ударом. Убийца был настигнут телохранителями Филиппа и изрублен ими в куски. Данное Дельфийским оракулом изречение «Видишь, телец увенчан, конец его близок, идет жертвоприноситель» получило через это злодеяние совершенно другое толкование, а не то, которое прежде давали ему, относя к Персии. Внезапная кончина великого государя вызвала разнородные волнения. В Афинах господствовала величайшая радость. Демосфен явился в народное собрание в великолепном плаще с венком на голове. Он полагал, что ему нечего опасаться «мальчика» Александра, сына Филиппа. Однако ему скоро пришлось испытать, что дух великого отца перешел в сына, и Фокион был прав, когда говорил, что сила, победившая при Херонее, уменьшилась теперь лишь на одного человека.

22. Александр Македонский
(356–323 гг. до н. э.)

Не будучи эллином по рождению, Александр всецело принадлежит к эллинам по образованию. Он родился в Пелле в 356 г. до н. э. от Олимпиады. Как на знамение высшего призвания Александра древние указывали на тот факт, что в ночь его рождения некто Герострат, желая из безумного тщеславия обессмертить свое имя, поджег храм Артемиды в Эфесе. Узнав о рождении сына, Филипп тотчас написал философу Аристотелю из Стагиры, величайшему мыслителю и ученому древности, письмо следующего содержания: «Знай, что у меня родился сын, я благодарю богов не столько за то, что они дозволили ему родиться, сколько за то, что он родился в твое время. Надеюсь, что воспитанный под твоим руководством и в твоей школе, он сделается достойным предназначенного ему трона». О юности Александра рассказывают множество историй. Он укротил прекрасного, но дикого фессалийского коня Буцефала (бычья голова; названного так, как говорят, потому, что у него на лбу было белое пятно, похожее на голову быка). Заметив, что Буцефал боится собственной тени, Александр повел его против солнца, неожиданно вскочил на него и пустил нестись, куда ему вздумается. Узнав об одержанной Филиппом победе, Александр воскликнул: «Отец мой не оставит мне никакого дела!» Ум Александра питался творениями эллинского гения, и из них всех он предпочитал поэмы Гомера. Александр знал почти всего Гомера наизусть, и творения его вместе с мечом всегда лежали у него под изголовьем.

Убийство Филиппа II Павсанием.

Андре Кастень. Рисунок. 1899 г.

Первым делом Александра после смерти отца был визит в Коринф, где в собрании представителей всех греческих государств он заставил утвердить себя, подобно отцу, в звании главного вождя всех эллинов против персов. Все, за исключением Спарты, на это согласились. Спартанцы же с упрямством велели ответить ему, что не в их обычаях позволять кому-либо начальствовать над собой, а что, напротив того, они сами привыкли предводительствовать другими. В то же время повсюду вспыхнули волнения – и среди покоренных отцом Александра варваров, и среди подчинившихся македонскому царю эллинов, которые задумали поколебать основания созданного им государственного устройства. Александр вынужден был силой оружия привести к покорности иллирийцев, трибаллов, фракийцев и другие северо-восточные народы. Между тем в Греции распространился слух о его мнимом поражении и даже смерти и тотчас же произвел в этой стране сильное волнение. Фивы первые начали войну, напав на македонский гарнизон в Кадмее, и пригласили остальные греческие государства присоединиться к ним для восстановления свободы. Граждане стали вооружаться в Пелопоннесе, в особенности в Аркадии и Элиде, а также в Этолии. Надежды Демосфена вновь ожили, и он заклинал афинских граждан воспользоваться благоприятным моментом и подняться за свою независимость, причем можно было рассчитывать и на помощь Персии.

Но прежде чем отдельные государства пришли к общему решению, Александр уже стоял под Фивами. Однако фиванцы не хотели добровольно согласиться на мирные условия и решились вступить в отчаянную битву. Они сражались с необыкновенным мужеством, но не могли противостоять не меньшей храбрости и превосходству сил Александра. Им пришлось испытать на себе не только весь его гнев, но еще более старинную ненависть, которой теперь вполне предались находившиеся в союзе с македонским царем беотийские города, фокеяне и др. Фивы были разрушены совершенно. Пощадили только храмы и дом поэта Пиндара. За исключением потомков этого поэта и граждан, дружественно расположенных к Македонии, все жители (30 000) были проданы в рабство. Такая жестокая кара не только уничтожила средоточие будущих смут, но и послужила устрашающим примером всем эллинам. Тем легче было теперь царю выказать кротость в отношении других греков. Афинским послам, в числе которых находились Фокион и Демад, удалось исходатайствовать прощение своему городу, несмотря на то, что афиняне обнаружили перед тем неприязненные намерения и приютили у себя многих фиванских беглецов. Афинянам не пришлось даже выдать потребованных было сначала Александром 10 мужей, частью ораторов, частью полководцев (Демосфена, Ликурга, Гиперида и др.). Щадя и уважая, подобно своему отцу, знаменитый город, Александр полагал, что этим он лучше всего обеспечит спокойствие Греции.

Усмирением восстания в Греции Александр обеспечил себе тыл. Однако, на всякий случай, он оставил в Македонии Антипатра с войском, сам же с юношеским пылом устремился к задуманной цели – покорению и подчинению Персии. Во главе 30 000 пехоты и 5000 конницы, окруженный талантливыми полководцами Парменионом, Пердиккою, Кратером, Птоломеем, к которым в качестве царского секретаря присоединился опытный в делах политических грек Эвмен, выступил Александр в поход. Но прежде выступления Александр пожелал узнать мнение Дельфийского оракула. Пифия упорно отказывалась дать ответ, потому что в тот день закон запрещал ей прорицать. Тогда он схватил Пифию, и, несмотря на ее сопротивление, силой затащил ее в святилище. «Ты непобедим, сын мой!» – воскликнула она наконец. Александр тотчас же выпустил ее, с радостью удостоверившись, что ему не добиться никакого другого предсказания. Переплыв через Геллеспонт, Александр совершил с корабля из золотой чаши возлияние богам. Он первый сошел на берег Азии и, подобно древнему герою Протесилаю, принес пред Илионом жертвы всем эллинским героям, образцам своим, и возложил венок на могилу Ахиллеса, которого провозгласил счастливым, «так как он при жизни нашел себе друга[8]8
  Патрокла.


[Закрыть], а по смерти достойного певца своих подвигов[9]9
  Гомера.


[Закрыть]». Друга имел Александр в Гефестионе, также увенчавшем могилу Патрокла. Александр надеялся, что и второе его желание исполнится, так как он взял с собой в поход ораторов, философов и художников – Анаксимена, Каллисфена, Аристобула и др.

Между тем при персидском дворе, который служил отражением беспорядков, господствовавших во всей монархии, произошли события самого печального свойства. Сын и преемник Артаксеркса II Артаксеркс III Ох для утверждения за собой власти истребил большую часть царского семейства, но был сам отравлен наперсником своим Багоем (338). Багой возвел на престол единственного сына Артаксеркса Ареса, но в 336 г. умертвил и его. Затем он провозгласил царем одного дальнего родственника царского дома Дария Кодомана (336–330). Дарий Кодоман, заслуживший бедственной судьбой, которой ему пришлось искупить злодеяния предшественников, снисходительный суд потомства, обладал кротким характером и другими хорошими качествами, но он не имел воинственного духа, чтобы затруднить победоносное шествие Александра.

Смуты, которые ослабляли Грецию, были спасением для Персии, ибо устраняли опасность нападения со стороны греков. Лишь против возрастающей силы Филиппа начаты были вооружения. Но в надежде на успех восстаний против молодого Александра, вызванных отчасти благодаря персидскому золоту, вооружения эти снова были приостановлены. Только быстрые успехи царственного юноши и его явные замыслы против Азии обратили, на себя должное внимание персидского правительства и побудили его приняться за поспешные приготовления к обороне.

Собранное сатрапами Малой Азии и состоявшее из 20 000 всадников войско, подкрепленное 20 000 греческих наемников, предводительствуемых превосходным полководцем Мемионом, родом из Родоса, ожидало на берегах Граника македонского царя, чтобы преградить ему путь в Переднюю Азию. Мемнон, отличавшийся проницательностью, был того мнения, что следовало, не вступая в решительное сражение, медленно отступать и истреблять запасы, так что Александру при его наступлении пришлось бы встретить одну пустыню. В тылу же флот должен был отрезать путь к отступлению. Таким образом, неприятель в скором времени очутился бы в величайшей опасности. Но сатрапы, не доверяя греку, полагались на численность своих сил, между тем, как Александр рассчитывал на превосходство войска. На совет Пармениона не переходить реки в виду неприятеля, Александр ответил, что «ему, перешедшему без труда Геллеспонт, было бы стыдно оставаться перед переходом через этот ручей». Здесь, построив с обычным искусством войска, с громким, радостным криком двинулся Александр на неприятеля. Конница овладела переправой, а следовавшие за ней фаланги довершили победу, в особенности над храбрым греческим наемным отрядом. Александр сам участвовал в атаке крутого берега, сражаясь в передних рядах, но едва не погиб в сражении. В то время, как он сшиб с коней Митридата и Ройсака, пробившего ему шлем, Спитридат замахнулся мечом, чтобы поразить Александра сзади. Но в эту минуту «черный» Клит одним взмахом меча отрубил Спитридату руку, и Александр был спасен. Взятых в плен греческих наемников в наказание за то, что они сражались против него в рядах варваров, Александр отправил в цепях в Македонию. В память о 25 всадниках, погибших при первом нападении, повелел он Лисиппу воздвигнуть медные статуи, а родственникам прочих убитых даровал свободу от всех податей. В Афины Александр послал в дар богине Афине 300 полных воинских доспехов. Они были повешены на стенах крепости со следующей надписью: «Александр, сын Филиппа, и греки, исключая лакедемонян, отняли сие оружие у варваров Азии». Последствием этой победы было завоевание всей Малой Азии. Даскилий, главный город фригийской сатрапии, отворил ворота Пармениону, а лидийские Сарды – самому Александру. Большая часть греко-азиатских городов приняли соотечественников с радостью. Чтобы обеспечить их верность, Александр учредил во всех сдавшихся городах народное правление, потому что аристократическая партия большей частью была предана персам.

Два важных города, Милет и Галикарнас, из которых в последнем начальствовал Мемнон, оказали сильнейшее сопротивление, и их пришлось брать приступом. Мемнон, имевший в распоряжении многочисленный флот, составил план отрезать Александру всякое сообщение с Европой и возбудить в Греции против Македонии восстание. Но он умер при осаде Митилены. Теперь у Дария не оставалось ни одного сколько-нибудь достойного и искусного полководца. В начале зимы Александр отпустил на родину женатых воинов, приказав им вернуться к нему весной с новыми войсками. Сам же пошел через Ликию и Памфилию к пограничному греческому г. Сида, отбросил воинственных писидян в их горную область, обуздал непокорных аспендиев и через г. Перге направился к северу, в великую Фригию. В Гордионе он соединился с Парменионом, который выступил к нему навстречу из Сард с прибывшими к нему из Македонии войсками. В крепости Гордиона с незапамятных времен находилась пользовавшаяся необыкновенным почитанием святыня. Мидас, которому позднейшее предание приписывает «ослиные уши», сын бедного фригийца Гордия, избранный впоследствии фригийцами в цари, принес в дар Зевсу и поставил в городе Гордионе колесницу, на которой отец его Гордий въехал в этот город. Ремни для запряжки коней были привязаны к дышлу таким искусным узлом, что концов этих ремней нельзя было видеть. По народному верованию тот, кто развяжет этот узел, должен был сделаться властителем всей Азии. Александр разрубил узел мечом и сказал при этом, что теперь узел развязан.

Для Александра было особенно важно завладеть узким проходом в Киликию, прежде чем персидский царь успел бы достаточно его укрепить. Достижение этой цели было значительно облегчено добровольным подчинением Пафлагонии. Затем Александр выступил из Фригии со всем войском к этому проходу, взял его приступом, после чего овладел Тарсом, главным городом Киликии. Вследствие трудностей этого похода, а по другим сведениям – оттого, что он выкупался в прозрачной и холодной р. Кидне, протекавшей через Тарс, Александр внезапно заболел. Болезнь была опасной, врачи не надеялись спасти его. Один лишь придворный врач его, Филипп из Акарнании, обещал приготовить питье, которое должно излечить царя. Но как раз в это время Парменион написал из лагеря Александру, что он не должен доверять Филиппу: тот, подкупленный Дарием, обещал его отравить. Однако Александр не потерял доверия к врачу, взял от Филиппа чашу, отдал ему в обмен письмо Пармениона и, пока Филипп читал письмо, выпил принесенное питье. Невинность Филиппа подтвердилась быстрым выздоровлением царя. Вскоре Александр при радостных криках воинов выступил из лагеря, чтобы продолжать поход против Дария.

Между тем Дарий собрал войско в 600 000 человек, в числе которых находились 30 000 греческих наемников. С этим войском он расположился на гористой позиции по берегу р. Иссы в Восточной Киликии, весьма невыгодной для его многочисленной конницы (333). Александр двинулся ему навстречу. Напомнив войскам их прежние блестящие подвиги, указав, что наградой за победу послужит обладание всей Азией, и вдохнув в них этим величайшее мужество, отдал распоряжение к выступлению. Сам Александр напал на центр неприятельского войска, где находился Дарий в колеснице. Здесь произошла самая горячая схватка. Увидев вокруг себя множество павших благородных персов, Дарий в страхе за свою безопасность обратился в бегство. Это послужило сигналом ко всеобщему расстройству. Фессалийская конница бросилась преследовать неприятеля. Все лощины и овраги переполнились трупами. Преследуемый по пятам Александром, Дарий бросил колесницу. Колесница эта, лук, верхняя одежда царя, весь лагерь с неисчислимыми сокровищами (1000 талантов) и даже царская палатка сделались добычей победителя. Найденная при этом драгоценная шкатулка была назначена Александром для хранения сочинений Гомера, чтобы «прекраснейшее творение человеческого гения заключалось в прекрасном хранилище». В числе пленных находилась мать Дария Сисигамбия, жена его Статира, малолетний сын и две дочери. Успокоив предварительно через Леонната обеих женщин насчет участи Дария, Александр, по словам Арриана, посетил их на другой день после битвы в сопровождении Гефестиона. Сисигамбия преклонила колени перед Гефестионом, приняв его за Александра, ибо тот был выше царя ростом. Когда Гефестион указал ей на Александра, то Александр сказал: «Мать, ты не ошиблась, и он также Александр». Дарий еще до сражения отправил в Дамаск огромные сокровища и много драгоценностей, но вместе с этим городом все попало в руки Пармениона, посланного туда именно с целью их захватить. Александр наградил воинов по-царски. Хотя он сам был ранен в бедро, на другое же утро он посетил раненых, велел торжественно похоронить убитых, сам присутствовал при погребении во главе победоносного войска и поименно отличил при этом всех, кто каким бы то ни было образом доказал мужество и искусство.

Этой победой была сокрушена сила Персидской монархии и уничтожена вера в ее страшное могущество. Дарий, бежавший за Евфрат, писал Александру, жаловался на несправедливое нападение, просил об освобождении своего семейства и предлагал дружбу. Но Александр, преисполненный гордости за одержанную победу, отвечал, что в чине вождя всех греков он пришел для отмщения за те бедствия, которые персы некогда нанесли Греции, а как сын Филиппа должен отомстить за оскорбления, нанесенные ему царем Артаксерксом, который поддерживал врагов отца его. «Впрочем, – присовокуплял Александр, – Дарий может написать ему как царю Азии и своему повелителю и явиться сам, чтобы получить обратно свое семейство». Однако Дарий не считал себя павшим столь низко. Он написал вскоре еще раз Александру и предлагал ему за семейство большой выкуп, руку дочери и Азию до берегов Евфрата. Но Александр ответил ему в том же духе, что и в первый раз. Таким образом семейство Дария осталось в плену у Македонского царя, который, впрочем, обходился с ним с уважением и кротостью.