Текст книги "На разных языках"

Не Андерсен – Сервантес

Я проснулась от легкого прикосновения к плечу.

– Мисс…

Трое мужчин в штатском натянуто улыбались. Самый высокий держал в руке стопку паспортов:

– Можно ваш паспорт и билет?

– Да, конечно.

Еще не до конца проснувшись, я глубже закуталась в колючий красный шарф и рассеянно огляделась. Полиция забрала документы и прошла в передний вагон. С соседнего кресла заинтересовано улыбались карие глаза. Тип явно арабской национальности.

– Не волнуйтесь. Обычный паспортный контроль. Вы откуда?

– Из Вены, – я сделала вид, что не поняла истинной сути вопроса и откинулась на спинку кресла. О характерах «горячих восточных парней» говорили все, и я избегала подобных знакомств. Зазвонил телефон. Мой сосед изъяснялся на испанском (итальянском?), но точно не на арабском. Я украдкой взглянула на него. Мужчина не был красавцем, но что-то в нем располагало. Он эмоционально разговаривал по телефону, жестикулируя, и заразительно смеялся. Длиннющие черные ресницы хлопали, как у любимой Луизиной куклы.

Паспорт не возвращали. Когда я встала пройти в дамскую комнату, незнакомец по-джентльменски поддержал мой локоть. Пока я приводила себя в порядок, объявили какую-то остановку, я посмотрела на часы. До моей оставалось еще как минимум полчаса. Я купила кофе и прошла на место. Наконец, из кабины проводника вышел, как я поняла, самый главный полисмен и раздал всем документы.

Всем, кроме меня.

Я начинала паниковать. Кареглазый сосед указал на стеклянную дверь вагона – трое мужчин вертели чей-то паспорт под лампой и оживленно спорили. Меня одолевали смутные сомнения, что паспорт мой:

– Не волнуйтесь, им просто фотография понравилась! – это комплимент?

– А вдруг вы едете с опасным рецидивистом! – я растопырила пальцы в устрашающем жесте, который получился больше кокетливым. Он засмеялся:

– Может быть! Тогда вам не вернут паспорт!

– Вернут – мне через десять минут выходить в Оденсе.

– Оденсе мы проехали пятнадцать минут назад, как раз, когда вы отходили.

Я не могла понять, шутит он или говорит серьезно.

Подошли полицейские:

– Извините, но у вас билет до Оденсе.

Я чувствовала себя самой последней на земле идиоткой. Теперь они меня снимут с поезда, как нарушительницу, поставят какую-нибудь печать, сдерут штраф или того хуже – депортируют! Батарейка на мобильном выдохлась. В кошельке валялась только десятикроновая монетка. Мне не на что даже взять такси!

– Простите, но вы так долго изучали паспорт, что я проехала остановку… Что-нибудь не так?

– Все в порядке. Вы из России?

– Да.

– Работаете по контракту au pair?

– Да.

Я решила выйти на следующей остановке и будь что будет.

– Как я теперь доберусь домой?

– Извините, инцидент произошел по нашей вине, вас посадят на автобус и доставят домой.

Мой сосед укладывал в рюкзак МР3-плеер и бутылку минералки.

– Мне тоже на этой.

Я, повинуясь какому-то инстинкту, взяла его за рукав и попросила

– Проводите меня. Пожалуйста.

– Конечно, – отчего-то очень хотелось сунуть руку в его большую ладонь, но я сдержалась. Брюнет ободряюще улыбнулся. Очень обаятельно улыбнулся.

Выяснилось, что последний автобус ушел пятнадцать минут назад. Следующий только в шесть утра. Проводники развели руками. На вокзале – ни души. Закрыты все магазины и даже киоски. Я в отчаянии уселась на лавку. Номера Хэлены и домашний на память я не знала.

– Катя, ну почему все это происходит с тобой? Почему ты всегда нарываешься на неприятности, будто их специально для тебя готовят? Ну, надо было тебе пойти в туалет именно в тот момент, когда объявили остановку?

Испанец выслушал монолог, не перебивая и пытаясь не улыбаться.

– Послушайте, здесь холодно, вы замерзнете. Может быть, я не вправе предлагать вам такое, но у меня есть отдельная кровать и чашка горячего чая. Я с подозрением на него посмотрела.

– Не бойтесь, я не рецидивист.

Пойти к незнакомому мужчине в незнакомом городе, одной, ночью? Это безумие. Он внушал мне доверие, безусловно… Но все равно это безумие. И вот уже я семеню за ним через датские узкие кварталы, и он тащит четыре моих пакета и свой огромный рюкзак. На всякий случай я упокаиваю себя, что Испания – цивилизованная страна, за исключением того, что там прилюдно убивают быков.

Открывшаяся обстановка однокомнатной квартиры представила собой типичное жилище холостяка: стол, два дивана и телевизор. Единственная декорация на белой стене – растянутый во все стороны красно-желтый испанский флаг с черным быком посередине. Мой новый знакомый уже мыл в раковине пепельницу. Без дубленки его фигура была почти атлетической за исключением маленького живота.

– Если хочешь, там ванная, прими душ. Ты, наверное, устала после такой длинной дороги.

Соблазн был велик, но когда я увидела, что на двери отсутствует защелка – решила, что это ловушка. Я принесла из спальни плед, закуталась в него и с ногами забралась на диван. Он принес мне чай и положил туда ровно столько сахара, сколько я люблю.

– Такое ощущение, что мы давно знакомы, – сказала я ему. – Мне с тобой даже весело.

Он улыбнулся в ответ.

– Как тебя зовут?

– Катя.

– Я Пабло. И часто ты влипаешь в такие истории?

Я вздохнула:

– Регулярно.

– Я тоже. Сегодня увидел в тебе самого себя. Ты на редкость смелая девушка.

– Сама удивляюсь, – я отхлебнула чай. – Буду надеяться, что ты не серийный убийца.

– Но ты все-таки грустная. Как тебя развеселить?

(Вот счатливый народ испанцы – все бы им веселиться.)

– Расскажи мне сказку.

– Например?

– Ну, например, про Катю.

– Итак, в далеком-далеком городе тридесятого государства жила-была Катья…

Сказка закончилась тем, что девочка К. разморозила сердце, победила всех драконов и тараканов в голове и встретила, наконец, прекрасного принца. Удивительно, но история поразительно перекликалась с моей собственной жизнью. Может быть, когда-нибудь так и случится? Прошлое не будет больше занозой, и я смогу снова любить и быть любимой… Пабло так умело приправлял притчу юмором и деталями, что я хохотала до слез.

– Твоя фамилия – не Андерсен?

– Сервантес, мадам. К вашим услугам, – он поднялся. – Спокойной ночи.

Я чувствовала, что ему не хочется уходить. А мне не хотелось, чтобы уходил он.

– Спокойной ночи.

К пяти утра он задремал, сидя рядом под пледом и держа меня в кольце рук.

В шесть я объявила, что мне пора домой.

– Ну, пойдем, я тебя отвезу!

– У тебя что, есть машина?! – возмутилась я. – Какой ты лгун! Почему ты меня не отвез вчера?!

– Ну, я не мог упустить возможность провести с такой весёлой славянкой чуть больше времени.

Я негодующе посмотрела на него:

– Ну я хотя бы не храпела во сне, как бабушка напротив?

– Ты храпела намного сильнее! Куда везти?

Кастинг для au pair

– Это все равно, что из тыщи зол выбирать меньшее.

Кастинг семей с сайта aupairworld.com проходил у меня перед компьютером, когда вся семья уехала в Копенгаген. Еще одна из моих приобретенных в Дании подруг, кроткая и скромная Таня, наконец, решилась поменять семью. Она не рискнула заняться поиском нового места жительства из дома – так как все сайты, на которые выходила помощница, отсматривались хозяевами.

– Так, читаем, – комментировала я. – Живут во Фредериции. Четверо детей. Перечень обязанностей и ни слова о правах. Один малыш – с физическими недостатками. Написано скупо – знают, чего хотят и за что платят.

– У моей семьи было похожее объявление, – заметила подруга. – С такими тяжело и тошно.

– Так… Вот, погоди, написано: работа по вечерам за почасовую оплату. Двойняшки и уход за животными. Одинокий папа. Лысый и тучный извращенец с развешенными в подвале наручниками?

– Столько семей, и все объявления похожи друг на друга как одно.

Таня взяла мышку и начала сосредоточенно просматривать сообщения. Через несколько минут она сообщила, что, кажется, нашла прекрасный вариант:

– Замечательная дружная семья без вредных привычек… – начала диктовать она.

– Наша au pair должна знать свое место, и юбка, пожалуйста, не ниже колен… – подразнила я.

– Ищет вторую пару рук для…

– А еще пару ног и глаз. Мозги не обязательны.

– Легкой домашней работы…

– Глажка, мойка, чистка туалетов, ванн, раковин, зеркал, готовка, мытье полов и окон…

– И заботы о наших милых веселых малышах…

– Тройки приверед с пистолетами.

– Мы надеемся, что ты станешь полноправным членом нашей семьи…

– И будешь работать, как круглая дура, по десять часов в сутки.

– И обещаем помочь в этом…

– Найдем занятие даже на выходных.

– К твоим услугам отдельная комната…

– В кладовке.

– С персональным телевизором, музыкальным центром и выходом в интернет…

– У тебя все равно не будет времени всем этим пользоваться.

– Иногда мы выезжаем на природу, и рады, если ты будешь сопровождать нас…

– Кому-то же надо приглядывать за детьми!

– Обещаем карманные деньги в размере 2500 крон, оплату языковых курсов и транспорта.

– Транспорта – только первый раз. Деньги вовремя, если повезет.

В этих объявлениях особенно убивает фраза «Вы станете полноправным членом нашей семьи» или «Старшей сестрой нашим детям». Дети прекрасно понимают, кто здесь кто, а родители не заинтересованы изменить это. Лилю ее подопечные, например, называют «cleaning lady» (уборщица)…

Вдруг Таня прервала меня на полуслове и начала воодушевленно читать:

– Привет, наша дорогая будущая au pair! Мы семья из трех человек: я, Барбара, 32 года, мой муж Генри, 36 лет и маленький сын. Ему всего лишь год. У нас никогда не было au pair, но в этом году мне очень необходима помощь по присмотру за Николасом, так как я выхожу на работу, а Генри тоже постоянно занят. Мы поможем тебе, чем только сможем, в изучении датского, оплатим школу и приложим все усилия для адаптации в нашей семье. Мы стараемся относиться к друг другу и людям вокруг с уважением и любовью и замечательно, если ты нас в этом поддержишь. Из других качеств, желали бы, чтобы ты была ответственной и любила готовить. Иногда я задерживаюсь на работе, но буду очень признательна, если Генри не останется в эти дни голодным. Обещаю хорошее вознаграждение и регулярные уикенды. И добро пожаловать, если ты захочешь проводить их с нами!

– Звучит лучше, чем предыдущее. По-моему, она открытая и добрая, – заключила Таня.

– В каком-то смысле с ней будет легче, потому что ты будешь первой, и не с кем сравнивать. Но, во-вторых, так как у них никогда не было au pair, они не знакомы с системой. Но это хорошо, что она честно объяснила, чего от тебя хочет, а не: «Ищем пару рук для легкой домашней работы». А потом легкая домашняя работа затягивается до двенадцати часов в день.

Таня занесла восьмизначный номер в блокнот и принялась за бутерброды. Такое ощущение, что она не ела два дня. Ее датская семья была вегетарианцами и установила такой же режим питания для своей помощницы, что, конечно же, не оговаривалось в контракте. При этом ее хозяйка еще и отвратительно готовила. В благополучной Дании Таня так исхудала, что я удивлялась, как местные сквозняки еще не унесли ее в Гренландию. Давясь и запихивая в рот очередную булку с паштетом, подруга нажала на кнопку «Ответ».

Славик

А у Кейт есть «кеаста22
  Бойфренд


[Закрыть]»! – торжествующе объявила Анне-Белла за завтраком после того, как выследила, что Пабло подвез меня домой.

– М-м-м, – жуя, глубокомыленно заметили в один голос Хэлена и Нильс.

– Это тот испанец, который привез меня домой с поезда, – укоризненно посмотрела я на девочку, отчего ту еще больше расперло от гордости.

– Что у него за машина? – тут же переспросил Нильс. Я заметила, что для хозяина это был важнейший вопросов в плане характеристики личности.

– «Ситроен», кажется. До этого был «фольксваген» – разбил.

– Ты была за рулем?

– Нет, я не успела! – пошутила я.

– И где он работает?

– Менеджером по экспорту в датской компании.

– Это круто, – изрек Нильс, – и давно он тут?

– Лет 5.

Нильса и Хэлену эта исчерпывающая информация устроила, и они отправились по делам.

«Кстати, я забыла сказать, что уеду на выходные. Мы с Пабло поедем в другой город».

Я уже 40 минут ждала его у ворот – он снова невозмутимо опаздывал и всегда приезжал с беззаботной и счастливой улыбкой, так что я и на этот раз призвала на помощь всё своё самообладание. Тем более сегодня был месяц с того дня, как мы познакомились. Через 20 минут мы стояли в супермаркете, где Пабло загибал пальцы, перечисляя, что надо купить на ужин: «Памидорчик, огурьчик, карьтошичка, кольбасочка…»

– Немного меньше акцента, и я подумала бы, что ты – настоящий татарин или грузин!

Он прикрыл рот ладонью и прошептал:

– Может, мы что-нибудь украдем? Это так романтично! Я знаю одного парня с Украины, Славик. Представляешь, он никогда ничего не покупал! В супермаркете набирал все самое дорогое: ветчину, салаты, мясо, сладости, складывал все в карманы, рюкзак, а на кассе пробива пакет молока. И так все время! – глаза Пабло светились от восторга! – И меня всегда спрашивал: ну, выбирай, что тебе взять?

– Почему ж ты не научился? – я придирчиво рассматривала витрину с колбасой.

– Мне всегда страшно… Славика все-таки поймали и депортировали. Он совсем не плохой парень был, только вел себя немного, как бы это сказать… Как мафия. Я заметил, что это свойственно многим славянам.

Я засмеялась, потому что четко поняла, о чем идет речь.

– Это называется понты.

– Понти? Что такое понти?

– Понимаешь, русские и украинцы – очень гордые люди. Нам нравится чувствовать свою значимость. Но иногда гордиться нечем, а хочется. Это и называется – понты…

– Не понял.

– Это сложно. Когда ты боишься быть, тем, кто ты на самом деле, а пытаешься казаться другим.

– Ну, Славик ничего не боялся, потому что его папа – директор какого-то университета на Украине.

– Оу! Тогда это суперпонты!

Оказывается, бурная жизнь Пабло в Дании тоже началась со знакомства с украинцами. Языковые курсы, которые он посещал, стали для него школой жизни! Он научился пить водку, курить «Мальборо-стронг» и почти без акцента произносить «тьёльки». Испанец жонглировал такими ядреными словечками, которых не знала даже я. Сало он, однако, попробовать так и не рискнул. «Я любить блинчики и борщ», – заявил он. Выяснилось, что испанец связан с с Россией еще с раннего детства…

– Хорошо помню девочку из СССР, она все время ходила за мной и совала в портфель шоколадки. А ее мама всегда давала ей в школу блинчики с мясом, очень вкусные блинчики были. (Ну хоть у кого-то Россия ассоциируется с блинчиками.)

– Ну, блины я тебе испеку, если соскучился.

– А борщ? – он с надеждой посмотрел мне в глаза

Пока я поджаривала на неподгораемой сковородке блины, Пабло наводил порядок в ванной. Он старательно оттирал зеркало и кафель, снимал паутину с потолка и мыл полы. Затем включил телевизор – на экране прогуливалась девушка в леопардовом купальнике.

– О! Она русская!

– С чего ты взял?

– Все русские любят «леопардино». Несколько лет я работал в испанском отеле организатором развлечений. Катья, ты не представляешь! Знаешь, как я распознавал русских? По «леопардино»! И обязательно длинные красные ногти. Вот такие! Я тебе клянусь, у каждой туристки из России есть леопардовые купальник, блузка, туфли или платье! Пабло, несмотря на его шутки, с большой теплотой отзывался о русских. В Дании, где все уныло и однообразно, славяне в какой-то степени стали для него шумным и солнечным домом.

«Ты знаешь, мне очень хочется, чтобы так было всегда: мы вместе проводили выходные, ходили за покупками, на танцы. Чтобы я приходил с работы, а ты уже здесь, встречаешь меня…» – потом сказал мне он. Мне не хотелось услышать от Пабло «я тебя люблю». Иногда слов слишком много. Однако то, что он мне сказал, имело гораздо больший смысл. Я чувствовала, что он уже любит меня, и спрашивала себя: за что? Меня, из небогатой страны, без гроша за душой, простую гувернантку, моющую пол чужим людям и меняющую подгузники чужим детям. В Дании я перестала понимать, кто я теперь вообще.

В понедельник утром Пабло, как обычно, проспал (определенно, не викинг) и поднялся только через двадцать минут после звонка будильника. Обычно он завозил меня домой, а потом сразу ехал на работу. «Пабло, пожалуйста, немного быстрее! Будут большие проблемы, если я опоздаю!»

– Пожалуйста, не создавай мне лишний стресс, – возмущенно прикрикнул он из-под двери, и я снова подавила желание сказать Сервантесу все, что я сейчас думаю. И, как потом выяснилось, зря. Мужчина всегда точно чувствует, как далеко может зайти. И начинается все вот с такого первого раза.

Я пришла на кухню, когда Хэлена почти полностью накрыла стол. Она бросила «гумон» (доброе утро), словно отмахнувшись от назойливой мухи. Я сослалась на то, что проспала, и искренне извинилась. Хозяйка сделала вид, что не слышит.

– У нас кончился сок. Принеси из кладовки апельсиновый и яблочный. И не забывай делать это каждый день!

Возвращение к себе

– Что это за бардак здесь? – Хэлена швырнула из коридора в кухню детский сапог. – Я же сказала, в прихожей должно быть чисто. Всегда! – в последнее время, когда она злилась, то переходила на датский. Довольно опасная штука – позволить человеку выражать свои эмоции – потому что он быстро входит во вкус. Я никогда не слышала, чтобы Хэлена кричала на Нильса или на родителей, даже на детей так, немножко. Я же принимала на себя основную ношу ее эмоциональной разгрузки. Я не злилась на нее, не сердилась на детей, я продолжала ненавидеть себя. Потому что твое существо всегда остро реагирует на несправедливость, даже если ты и пытаешься превратить его в невидимку. Я советовала другим отстаивать свои права, хотя сама не умела этого делать. В глубине я ощущала одно лишь чувство – страх. Он поглощал мою сущность, владел мною, все, что у меня было – лишь я сама: робкая, напуганная девочка, исполнительная и уверенная в благородстве людей. Я понимала, что однажды наступит момент ее перерождения в другого человека – такого, каким она всегда хотела быть – и вдруг как-никогда отчетливо стала осознавать, для чего она здесь…

Я всерьез начинала подозревать, что Хэлена и Нильс дали друг другу перед свадьбой обет молчания – традиционно весь полдник мы провели в глубокой тишине. Если же они не молчат, то обсуждают что-то не предмет «дешево-дорого». Здесь это два основных критерия для определения привлекательности вещей. Если вы, например, хотите подчеркнуть, что особенно хорошо провели отпуск, надо сказать: «О, это было так дёшево!»

Я поела, убрала за собой тарелку и побрела развешивать белье, которого машинка настирала уже три ящика. На гладильной доске покоилась стопка рубашек Нильса, которую надо отутюжить до вечера. Позвонил Пабло. Я, зажав мобильный телефон между плечом и ухом, прищипывала миниатюрные одежки детей к бельевой веревке.

– Не болтать по телефону в рабочее время! – я оторопела от командирского тона Хэлены и даже не сбросила вызов. Пабло в трубке продолжал говорить. Я осознала, это конец. Сейчас Дания и Россия выйдут на прямой и бескомпромиссный диалог.

– Почему ты не уделяешь времени детям? – хозяйка разговаривала со мной, как всегда, с милой ядовитой улыбкой.

– Хэлена, у нас стабильный план, где черным по белому написано, что после полдника я занимаюсь с одеждой.

– За столько месяцев пора бы уяснить, что план гибкий. Сейчас я не могу уделить им время, это должна делать ты.

– Сначала ты говоришь мне одно, потом другое! – взорвалась я. – Один день мыть кафель белым средством, на следующий день – голубым. Хорошо, я займусь детьми, а затем ты спросишь меня, где отглаженные рубашки Нильса. Я не знаю, что мне делать! Объясните!

– Сегодня ты не расставила обувь по местам, опять забыла сбить паутину, не вынесла мусор! Мне надоело каждый раз делать тебе замечания!

– Я заполняла анкету не на предмет мытья полов или чистки унитазов, я представляла вам свой опыт работы с детьми! И с этим справляюсь великолепно. Я помогаю вам только потому, что действительно вижу, что вы нуждаетесь в помощи. Секундочку, – я положила перед ней на стиральную машину подсчет моих рабочих часов за неделю (получалось на 15 больше нормы), – взгляни. Вместо положенных шести часов в день я работаю по восемь с половиной. Теперь ты заставляешь меня оставаться на ужины. И только для того, чтобы я разгребала тарелки. Какое вы имеете право так ко мне относиться? Я стараюсь делать так хорошо, как могу. Я не могу лучше.

Я ненавидела себя за крупные соленые капли, выступившие на глазах.

Хэлена продолжала улыбаться, лишь зрачки ее сузились, лицо по-прежнему пылало. Она пыталась найти все больше аргументов, уличая меня.

– После почти года у тебя все еще слабенький датский, ты должна наладить хорошую коммуникацию с детьми.

– Мы с детьми отлично понимаем друг друга. И даже если заниматься интенсивнее датским, то когда мне это делать? Я прихожу в комнату и замертво падаю. И вот, почитай, пожалуйста, – я сунула ей под нос ксерокопию газетной статьи, – просто для информации о программе au pair. Я вижу, многие семьи позабыли, в чем ее сущность. Мы едем сюда не мыть пол, а заниматься с детьми. Au pair – не дешевая рабочая сила, это программа культурного обмена!

Хозяйка обдала меня ледяным взглядом:

– Я уже читала это. И знаешь что? Я сделала глупость, что дала тебе перерыв после обеда. Моя следующая au pair будет работать без брейков.

– Да, – я пристально посмотрела прямо ей в глаза, – а вы думаете, полиции это понравится?

Она ошеломленно уставилась на меня, не ожидавшая такой дерзости от своей молчуньи-помощницы. И выплюнула мне в лицо:

– Заканчивай с бельем, и можешь быть свободна!

Хозяйка резко развернулась и зашагала на кухню. Я чувствовала, будто совершила прыжок с парашютом. Я слышала стук своего сердца. Мои дрожащие руки набивали эсэмэску Пабло: «Я это сделала. Через час буду у тебя».

Я даже не сомневалась, что в понедельник меня рассчитают, но это самое малое, что волновало меня сейчас. Так замечательно я не ощущала себя еще никогда в жизни!

Пабло скинул ответ: «Ничего не понял, но жду».

P. S. В понедельник вместо увольнения мне повысили зарплату, сократили рабочие часы и пообещали, что будут оплачивать переработку. Однако вскоре с семьей я рассталась сама. Нильс устроил для всех прощальный ужин в ресторане, а Хэлена подарила на память красивое серебряное колье. Прощались мы искренне, почти что со слезами на глазах. (Из-за усвоенного обеими урока?) После этого года жизнь моя коренным образом изменилась: мы с Пабло переехали в другой город, я устроилась на достойную высокооплачиваемую работу. Но ни он, ни я так и никогда не смогли назвать Данию своим домом.