Текст книги "Персефона"

– Ну откуда же мне знать? – взмолился Влад. – Рыжик, ну что ты меня спрашиваешь? Я ведь не ясновидящий. Я его, судя по всему, даже не знаю. Как же я могу тебе ответить?

Рыжик согласно кивнула. Вполне возможно, он действительно не знает ее. Смотрит на поверхность с яркими солнечными бликами, а в глубине, куда уже не проникает свет, копошатся холод и тьма.

– Рыжик, ты что? – Влад даже потряс ее за плечо, не слишком деликатно, но с лучшими намерениями. – Ну, не расстраивайся. Мало ли что я ляпнул сгоряча.

Он помолчал и через некоторое время вдруг добавил:

– Рыжик, а я действительно… его не знаю?

Сердце сделало еще несколько лишних ударов, но Рыжик спокойно покачала головой.

– Вряд ли. А что?

– Ты это… Ты будь с ним поосторожнее.

Рыжик кивнула. Да. Она будет очень осторожна.

Вот и поговорили. Вроде высказалась, вроде бы спросила, что хотела, а легче не стало ни капельки.

Насчет записки Влад ее утешил чуть больше. После разговора с ним Рыжик решила, что все-таки останется – хотя бы на то время, пока он с Надей здесь, в одном доме с ней. В конец концов, она слишком часто пугала себя сама, чтобы позволять это кому-то еще.

***

– Давай я тебе это сухое дерево срублю? – предложил Сергей с соседнего участка. – А то оно у тебя прямо перед окном стоит. Некрасиво. Я как раз собирался у яблонь засохшие ветки кое-где удалить, Карина Аркадьевна просила.

О вчерашнем поцелуе он ничего не сказал, поздоровался совершенно по-дружески – и Рыжик была ему за это несказанно благодарна. Разговоры о дачной рутине намного приятнее, чем разговоры о запутанных отношениях – тем более если эти отношения изначально были задуманы как простые и ни к чему не обязывающие. Даже и не отношения вовсе, а эксперимент – ну, по крайней мере для одной из сторон.

– Попробуй, – неожиданно для себя предложила она в тон Сергею и деловито уточнила: – А оно на забор не упадет?

– Не упадет. Тут достаточно свободного места. Главное – рассчитать, как его подрубить, чтобы оно в правильную сторону повалилось.

Может, если бы она не боялась, что разговор повернет в другую, совершенно не нужную сторону, то не согласилась бы так быстро и без раздумий. Засохший яблоневый ствол и правда выглядел не слишком эстетично и Рыжику совсем не нравился, но идея избавиться от него почему-то до сих пор не приходила ей в голову. Он был неотъемлемой частью сада, вечным напоминанием о том, что все в мире умирает. Частью некоего мифа, который соткался вокруг нее.

А ведь не так-то легко взять и срубить миф.

Но для Сергея это было всего лишь старое засохшее дерево, не больше, и Рыжик была поражена тем, что можно воспринимать его вот так просто, не вкладывая какие-то дополнительные смыслы в то, что видишь.

Рыжик еще не успела толком осознать, что Сергей спрашивал не вообще, в принципе, на будущее: мол, когда-нибудь этим займусь, если время найдется, – а он уже подхватил топорик – должно быть, найденный среди хлама в подвале – и направился вдоль общего забора на улицу. И вот он уже у калитки и машет свободной рукой: «Впустишь меня?»

Рыжик оторопело пошла открывать щеколду. Быстрые перемены всегда заставали ее врасплох.

Сидя на крыльце, она наблюдала за тем, как Сергей, методично удалив большие ветки, аккуратно подрубает кривой ствол. Первый удар заставил ее сжаться в тревоге, как будто она ожидала, что в этот момент грянет гром или ей будет явлен еще какой-нибудь зловещий знак. Но нет, ничего. Только треск сухого дерева – обычные земные звуки, очень дачные.

Рыжик не хотела мешаться, но и уйти, не смотреть почему-то не могла. Размеренные движения Сергея завораживали. Топорик вгрызался в сухую древесину все глубже. Во все стороны летели щепки. Еще немного… еще совсем немного…

Рыжик вздрогнула, когда ее позвал из дома Влад.

– Там Надя что-то у тебя узнать хочет.

Это был какой-то незначительный вопрос – Рыжик потом даже не могла вспомнить, о чем именно. Она что-то ответила Наде, возможно, невпопад, когда снаружи вдруг раздался громкий, неприятный звук «кррак» – и одновременно, кажется, кто-то вскрикнул…

Рыжик вылетела на крыльцо и застыла.

Топорик валялся на траве, дерево тоже, а Сергей одной рукой баюкал другую – видимо, ушибленную.

– Похоже, конец ландшафтным работам на сегодня, – сообщил он с неловкой ухмылкой. – Ничего, если вот эта штука, – он кивнул на поваленный ствол, – тут пока полежит? Я потом распилю.

– Что случилось? – выдохнула Рыжик.

– Чуть не убился твой садовник, – мрачно пояснил Влад. Он стоял между ней и Сергеем, в нескольких шагах от крыльца: наверное, бросился на подмогу – и не успел. – Это же надо быть таким неосторожным! Чуть-чуть бы – и все, бац по голове.

Сергей виновато улыбался:

– Представляешь, все-таки не рассчитал маленько. Чуть было не угодил под дерево, когда оно свалилось. Думал, оно в другую сторону упадет.

– Ничего себе «маленько»! – продолжал возмущаться Влад. – Это вообще серьезное дело. Я знаю, один человек погиб вот так. Валь, ты ему скажи… Валя? Валя, ты что? – он мгновенно взбежал к ней обратно по ступеням, подхватил. – А ну присядь-ка. Вот так, на крыльцо. Ты бледная, как привидение.

Ноги подкашивались, будто все мускулы мгновенно растеклись, как вода. Рыжик осторожно опустилась на шершавую ступеньку.

– Такое впечатление, что это ты чуть не убилась! – журил ее Влад, все еще не остыв.

– Да все в порядке со мной. – Сергей подошел поближе, по-прежнему поддерживая одной рукой другую, и теперь глядел виновато снизу вверх. – Честно. Все нормально. Только перепугался, а так – практически ни царапинки. Ну, почти. Могло быть и хуже, в общем-то. Вот было бы нелепо – сначала на работе несчастный случай, а потом еще и на отдыхе…

Влад зашикал на него, когда Сергей еще не успел договорить: наверное, опасался, что тот сейчас будет с подробностями рассуждать, каковы могли быть последствия, и Рыжик совсем сомлеет.

На шум прибежала Надя, и уже втроем они долго и бестолково хлопотали вокруг Рыжика, как будто и в самом деле это с ней, а не с Сергеем чуть не приключилось несчастье.

Только Даша осталась в стороне от всей этой суеты и потом сказала Рыжику мимоходом: «Да подумаешь, видела я все это из окна. Сергей очень даже вовремя отскочил, ничего бы с ним не случилось». Но Даша всегда была склонна преуменьшать опасности.

***

Ближе к полудню возле калитки материализовалась Вика. Встала, подбоченившись, картинкой из глянцевого журнала. Крикнула:

– Эй, хозяева-а! Никто не желает прогуляться к водохранилищу?

Все были в это время в саду – размышляли, как лучше разделать срубленное дерево, чтобы по кускам вынести его с участка на ближайшую помойку. Или, может, пустить его на растопку камина? Рыжика от этого разговора немножко мутило, как будто они собрались вокруг некоего высохшего до состояния мумии существа и цинично обсуждают, как избавиться от тела.

– Да холодно что-то! – гаркнул Влад в ответ Вике. – Не искупаешься даже.

Он вроде бы ответил за всех, потому что никто не возразил, и Сергей тоже, но Рыжик из вежливости подошла к забору, чтобы не надо было повышать голос. Зачем Вика пришла? Проверить, не уехала ли соперница?

– У вас тут дела, как я погляжу. – Вика даже чуть привстала на цыпочки, чтобы разглядеть между яблонями, вокруг чего все столпились.

– Ну да, – промямлила Рыжик.

– Срубили нашу яблоньку под самый корешок, – напела Вика. – Я уж думала, ты так это чудище и оставишь. Ты же любишь все такое готическое. Немножко… эээ… неживое. Но ты все-таки решила, что сухое дерево – это плохой феншуй?

– Это Сергей предложил от него избавиться, – пояснила Рыжик, наблюдая за реакцией Вики. Если записка действительно от нее и если причиной всему симпатичный сосед, она ведь как-нибудь себя выдаст?

Вика чуть наклонила голову, с каким-то недобрым прищуром.

– Надо же, какой услужливый мальчик. Не ожида-ала.

У Рыжика язык не повернулся бы назвать Сергея «мальчиком», но в устах Вики это прозвучало почти кокетливо. Рыжик промолчала – не рассказывать же, в самом деле, что приключилось в итоге из-за его вежливости, а Вика тем временем продолжала задумчиво глядеть на нее.

– И что они все такого в тебе находят, что им хочется тебя опекать?

– Кто это – все? – недоуменно моргнула Рыжик.

– Артем. Мой брат. Теперь вот Сергей. Даже муж твоей сестрицы – как там его зовут? Признайся – ты их всех приворожила, что ли? Отчего они так по тебе сохнут?

Рыжик нахмурилась:

– Ты какую-то ерунду говоришь. Никто по мне не сохнет. У меня с Денисом вообще-то ничего толком и не было, если это вдруг почему-то тебя волнует.

Вика только хмыкнула:

– Если ничего не было, то не потому, что он не хотел, правда? Иначе он вряд ли так просил бы, чтобы я вас познакомила.

Рыжик помотала головой:

– Но ты нас не знакомила. Все как-то само сложилось…

Вика придвинулась еще ближе, так что Рыжик почувствовала аромат ее духов, тонкий и терпкий, похожий на запах черной смородины после дождя.

– Ну да, ну да. А как ты очутилась в том же здании, где он работал?

И внезапно многое прояснилось. Рыжик все гадала, отчего это Вика вдруг захотела с ней сдружиться, позвала на курсы по йоге, а потом куда-то пропала. Не нужна ей была никакая дружба. Просто брат попросил – и она помогла, почти через силу. Но почему попросил? Они ведь прежде не виделись?

– Есть в тебе, видимо, какой-то тайный шарм, – продолжала рассуждать Вика. – Ты ведь даже никаких усилий не прикладываешь, чтобы кому-то понравиться, а вокруг вечно кто-то вьется. Забавно – они же тебе не нужны, эти верные рыцари. Так – поигралась и бросила.

– Мне казалось, это больше по твоей части – поиграться и бросить, – холодно отрезала Рыжик.

Вика надула губки, не особенно смущенная намеком на свои многочисленные романы. Она и не скрывала их, выставляла напоказ, демонстрируя своих кавалеров как племенных жеребцов. Каждое лето был новый, а то и не один.

– Ну-у, пожалуй, лучше уж так, чем быть брошенной, так что я тебя вовсе не осуждаю, – все тем же задумчивым тоном произнесла она. – Хотя Артем-то тебя оставил первым, так или иначе, но кто знает, как бы все сложилось, если бы он был жив. Мне кажется, ты и его не любила тоже.

– Тебе-то откуда знать? – гневно выдохнула Рыжик. – Зачем ты это говоришь? Хочешь со мной поссориться?

– Ну что ты, – примирительно промурлыкала Виктория, но Рыжик просто развернулась и пошла прочь от калитки.

Ты его не любила… Любит ли человек свой страх, если настолько сжился с ним, что он стал неотделимой частичкой души? Стоит вырвать этот страх с корнем – и заживет ли рана?

Может, Вика еще постояла у забора, глядя ей вслед; Рыжик не обернулась. Даже странно, что она когда-то думала, будто они с Викторией могут стать друзьями. Похоже, у самой Вики подобных планов никогда не было. Просто случайная знакомая, подкинутая ей Артемом.

– Тоже с ней не пойдешь? – спросил Влад, и Рыжик автоматически помотала головой. – Ну и правильно.

То ли он имел в виду, что топать до водохранилища ни к чему, если все равно купаться нельзя, то ли намекал, что с Викой лучше вообще никуда не ходить, если это она подбросила ту записку. Неважно.

Она украдкой бросила взгляд на Сергея и успела заметить, как он – тоже украдкой – быстро посмотрел в сторону калитки. Как будто до этого не осмеливался. Рыжик тоже обернулась. Вики, конечно, там уже не было.

Хорошо, что Сергей не мог слышать, о чем они с Викой говорили, а то получилось бы и вовсе неловко. Ты его не любила…

Сергей больше не баюкал левую руку на весу – и на том спасибо. Значит, ничего серьезного. Значит, не так все и страшно.

Впрочем, к чему самообман? Страшно. Все равно – страшно.

Ты хотела кое-что проверить, моя Валентина. Вот и проверила. Вопрос в том, что будет дальше. И если действительно будет, ты знаешь, чья это вина.

***

Ты его не любила…

Возможно, в самом начале так и было: она не полюбила, а захотела. Из тщеславия? Из-за жажды самоутверждения? Если уж он выбрал тебя, значит, ты действительно чего-то стоишь!

Но потом…

Все то время, пока они были вместе, он перекраивал ее согласно своим представлениям о прекрасном, как послушную куклу-марионетку. В итоге ниточки, соединяющие их, оказались очень крепкими, даже слишком. Кукольника не стало, а она все еще чувствует, как они пульсируют, заставляя ее двигаться.

Странно было думать об этом – и слушать, как Надя увлеченно обсуждает с Владом перспективы растопки камина. «Надо ту кочергу в подвале найти. Она же в подвале? Ну вот. Ветки мы уже пообломали – полдела сделано. Теперь только ствол распилить. Как лучше – на кругляши или полена? Вдоль или поперек? Ты ведь распилишь, да? Можно было бы уже вечером разжечь огонь, если ты это сегодня сделаешь. Должен был бы Сергей распиливать, раз уж он взялся, но как он теперь, с ушибленной рукой… Это ты, кстати, его надоумил яблоню срубить? Нет? Ты вроде что-то такое вчера говорил. Ну ладно. Все равно хорошо. Я сама хотела об этом Вале сказать, а то что это такое – годами такая вот сухая пакость стоит на участке. Еще на забор повалилась бы зимой, чего доброго».

Влад только кивал в ответ, как всегда, улыбаясь ласково и чуть снисходительно.

Рыжик прекрасно понимала, что Наде хочется иметь и такой дом, и такой камин, и чтобы все это было свое, вот только Влад вряд ли мог ей это обеспечить. Все работы у него были временные. Он как будто жил в ожидании чего-то лучшего и постоянного, а пока занимался нелюбимыми делами, особо не вкладывая в них душу. Не то чтобы спустя рукава, но совершенно без энтузиазма, с каким-то обреченным унынием: ну что ж, если ничего более подходящего нет – поживем пока так.

Он трудился на стройке, потом взялся за ремонтные работы – даже, кажется, Карине Аркадьевне квартиру обустраивал по знакомству. Но если другие мастера покупали себе какие-то инструменты, чтобы лучше работалось, – дрели, плиткорезы, да мало ли что еще, то Влад на подобные вещи не тратился, ходил – насколько помнилось Рыжику – с убогим чемоданчиком, содержимое которого было собрано милостью разных приятелей. Потому что это же не насовсем – такая жизнь. Будут ведь какие-то возможности ее изменить, рано или поздно.

Но возможности все никак не подворачивались, и «такая жизнь» все текла и текла, одинаково и размеренно.

Рыжик очень хорошо понимала Влада, поскольку сама, в сущности, жила точно так же – в ожидании, что со временем что-то изменится и наладится. Даже странно, что вначале она Владу не понравилась. Или, может, ей просто показалось тогда? Они были во многом похожи – люди, склонные рефлексировать, а не действовать, медлить посреди болота в ожидании путеводных огоньков, которые никогда не появятся.

Что ж, он хотя бы не лежал на диване у телевизора, предаваясь меланхолии, как многие не очень успешные мужчины. Зарабатывал деньги, уж какие мог. Не искал забвения в алкоголе. В целом, у них с Надей все было не так уж и плохо. По крайней мере, Влад точно к ней привязан. Его мрачное средневековое лицо как будто озарялось, когда он смотрел на нее.

А что до успеха… В некотором роде, Влад сам отказался от того, чего мог бы добиться. Мог бы, если верить якобы когда-то произнесенным похвалам Карины Аркадьевны. Но не стал, не приложил для этого каких-то усилий, когда надо было. И получился из него слесарь-философ, маляр-мыслитель. Сценарист, который не написал ни одного сценария. Когда Рыжик прямо спросила: «А почему не написал?» – он усмехнулся: «Потому что какой-то мрак получался. И так всякой дряни в жизни много, зачем еще и в кино ее плодить».

А еще он твердил ей, в запале какого-то спора ни о чем: «Помнишь, я когда-то говорил тебе, что экзистенциалист вначале понимает смертность плоти, а потом – иногда – жизнь души? Ну так счастлив тот, кто останавливается на этой ступени. Потому что чуть дальше лестница обрывается – и ты осознаешь, что некоторые души тоже умирают, порой даже не догадываясь об этом, и, возможно, твоя душа тоже мертва. И самое поганое – я никак не могу понять, отчего гибнут души: от неведения и безразличия или, наоборот, от чрезмерной работы разума, стремления во всем разобраться, разложить мир на составные части, а потом кое-как собрать заново. Я что-то склоняюсь к мысли, что второй вариант для души все-таки страшнее».

Наверное, с Надей он не вел таких разговоров. Впрочем, и Рыжик подобными мыслями тоже ни с кем ни делилась. Как-то так получилось, что теперь отношения у нее с Владом были более доверительные, чем с сестрой. Что-то вроде странной дружбы.

Но Надя была для него хорошей парой. Если бы он выбрал кого-то вроде Рыжика, то давно спился бы, наверное. Страсть ко всяким умствованиям – это для нервов не очень полезно, а уж если собеседник ее поощряет и разделяет, так и вовсе губительно.

Возможно, с точки зрения Влада Надя была совершенным человеком. Благословенным в некотором роде. Она не страдала от проклятия разума и воображения, не размышляла над смыслом жизни и другими идиотскими вопросами. Она читала женские журналы и думала, что бы такое завтра приготовить на обед. У нее не было ни малейших сомнений: правильно ли я живу? Никакого тщеславия, никаких претензий… А значит, никаких несбывшихся надежд. Были свои прихоти, да, но их ведь можно утолить, как жажду, с помощью чего-то материального, так что в принципе счастье ей виделось вполне достижимым: во-от оно, совсем близко, как красивые домики за чужими заборами или еще не растопленный камин.

А некоторые люди никогда не бывают счастливы. У них всегда что-то маячит за левым плечом – какая-то смутная тревога.

И Влад, и Рыжик жили по принципу «Я думаю, следовательно, существую». У Нади все работало как-то по-другому. Иногда Рыжику казалось, что это есть невинность – отсутствие лишних мыслей. Абсолютная чистота. Tabula rasa, как сказал бы Влад, без всяких каракулей.

«…А еще нужны какие-нибудь щепочки и бумажки, – продолжала Надя. – Может быть, старая газета. Для растопки – самое оно».

Рыжик лениво перебирала букет из сухих трав в высокой вазе, вытягивая отдельные травинки для большей живописности. А может, ну его, выкинуть совсем? Или тоже пустить на растопку?

Незачем было глядеть на Влада: Рыжик и так знала, что он-то, в отличие от некоторых присутствующих здесь девиц, склонных выпадать из реальности и задумываться о чем-то своем, слушает Надю внимательно, почти подобострастно. Влад всегда смотрел на жену с такой отчаянной нежностью, как будто они видятся в последний раз, а она об этом не знает.

Рыжик еще и поэтому чуточку завидовала Наде. Совсем немножко.

***

Ветер скользнул по веткам яблони, как невидимый змей.

Рыжик стояла под деревом и рассеянно водила рукой по шершавой коре. Налево пойдешь… попадешь к Сергею. Ей и хотелось заглянуть к нему – узнать, как рука, а главное – не случилось ли чего-то еще, и в то же время не хотелось ужасно. А вдруг случилось?

Направо пойдешь… Но зачем ей направо, в сад Ангелины Львовны?

Разве что поговорить с кем-то еще более безумным, чем она сама? Ну, или хотя бы таким же.

Рыжик постояла еще немного, разглядывая то, что осталось от поваленного дерева, – отдельные ветки, обрубки, ошметки. Потом целеустремленно дошла до калитки, опять замерла, но в конце концов вышла на улицу – и повернула направо. В доме все были заняты и без нее, и она чувствовала себя лишней. Как призрак, бестолково вьющийся вокруг живых людей, поглощенных своими делами и не намеренных обращать на него внимания.

Рыжик прошла по тропинке к дому Ангелины Львовны, мимо одичалых кустов бузины с беспорядочно растопыренными, сильно побитыми дождем соцветиями. Вся трава вокруг была усеяна облетевшими, размякшими лепестками.

Стоило постучать в дверь – и та сразу распахнулась, как будто Ангелина Львовна стояла с другой стороны в ожидании гостей.

– Ва-алечка, – закудахтала она. – Заходите, заходите.

«Обитательница сада, где опадают цветы, – подумала Рыжик. – Может, я когда-нибудь буду такой же?»

В прошлый раз Рыжик маялась, потому что хотела поскорее уйти. Сейчас она просто не знала, что сказать, с чего начать. К счастью, Ангелина Львовна была совершенно не удивлена, что она пришла, и очень даже рада этому.

– Вы с маятником работать попробовали? Нет? Ну, ничего, у некоторых не сразу получается, тут нужна практика. И еще, конечно, природная склонность. – Ангелина Львовна скромно отвела взгляд, вроде как не решаясь напрямую заявить, что уж у нее-то эта склонность точно есть, но деликатно на это намекая. – И вообще, днем связь не всегда работает. Лучше вечером. Может, в дневное время просто запросов больше, ангелы не успевают отвечать. Я не спрашиваю, а то получится, как будто жалуюсь.

Ангелина Львовна почти кокетливо поправила прическу. Заправленная за ухо растрепанная прядь сразу же выбилась обратно.

– А вы… вы про меня еще спрашивали? – напомнила о себе Рыжик.

– Конечно, – вздохнула Ангелина Львовна. – Конечно, спрашивала. Может быть, я не должна вмешиваться, но оставить человека в опасности, без всякой помощи – это тоже как-то неправильно. Вы же понимаете? Не то чтобы я из любопытства пыталась что-то выяснить. Я вообще стараюсь в чужие дела не лезть. Не все люди адекватно реагируют, когда им хотят помочь. Но я же вижу, вы совсем другая. Вы же не против, что я насчет вас наводила справки?

Рыжик энергично замотала головой.

– Нет-нет, я не против.

– Вот! – удовлетворенно воскликнула Ангелина Львовна. – Я так и сказала, что вы все поймете. А то мне не сразу дали доступ к информации – мол, она же личная. Но ее не так уж много, к сожалению.

– А там – в этой информации – что-то есть про опасность не мне, а другим людям?

Ангелина Львовна поглядела на нее удивленно.

– Нет, ничего такого не было. Опасность только для вас. Как же там было… Ты сама позвала свою смерть, – певуче продекламировала она, легко переходя на «ты», как будто цитировала кого-то. – Ты не знала, кого зовешь, но хотела ее видеть… его видеть, – тут же поправила себя прорицательница. – Теперь он не остановится… Ну, вот как-то так, – подытожила она уже нормальным голосом. – А вообще, вы бы попробовали маятник сами. Может, вам больше расскажут. У меня, конечно, контакт лучше, не просто «да» и «нет» в ответ на вопросы, а как бы развернутое видение, но вдруг мне все-таки что-то из деликатности не договаривают?

Рыжик вышла от Ангелины Львовны с чем пришла – все с той же сумятицей в душе и сумбуром в мыслях. Направо пойдешь – ничего не потеряешь, но и не приобретешь тоже.

Зайти еще и к Сергею? Рыжик снова прошлась вдоль общего забора между участками, обожгла руку крапивой, рассеянно проведя ладонью по буйным зарослям сорной травы, и решила – нет, не сейчас. Она не хотела новостей и всячески оттягивала тот момент, когда придется их узнать, если они все-таки есть. Многое может случиться на даче. Заискрит старая проводка. Подломится ступенька на лестнице в подвал…

Они все умрут, умрут! Ты моя!

Моя! Слышишь?!

– Пусти! Мне же больно!

Синяки на запястье – этого мало. Стоит только выскользнуть из сна, и от них не останется следов. Ты ведь забудешь? Через год? Через два? Забудешь?

Я хочу, чтобы ты помнила.

Ты же веришь, что можно помнить – вечно? Даже нет, что я говорю – помнить. Знать, что мы с тобой совсем рядом. Каждый миг, наяву и во сне.

***

Влад потихоньку складывал в камине какую-то конструкцию из дров. Сначала два полена, на некотором расстоянии друг от друга, поперек них – еще четыре, потом опять два.

Надо было бы, наверное, как Надя, млеть в предвкушении уютного вечера у потрескивающего за каминной решеткой огня, но Рыжик изнывала в бездействии от совсем иных ожиданий.

Неужели будет еще один несчастный случай? Когда? И что нужно сделать, чтобы его предотвратить?

Может быть, произнести вслух, как заклинание: не люблю, не люблю, не люблю. Не он, не он, не он. Или это неважно? Важнее то, что это Сергей интересуется ею?

И еще. Если сказать: «Это не он», – не возникнет ли сразу вопрос: «А кто же?» Тогда чей-то взгляд – оттуда, из-под земли, из глубины – снова обратится в другую сторону. На того, кто похож на черноволосого взлохмаченного чертенка.

Она бы и хотела думать, что у нее паранойя. Одна смерть – трагическая, нелепая случайность, две – совпадение… Но что если будет и третья? Толик, Михаил… «Все они умрут!» Ты о них говорил, Артем? Но почему? Что они сделали? Если ты хотел, чтобы сбылось наше «навсегда» и никто не помешал этому, то проще было бы начать не с них, а с меня. Все они умрут, но ведь я тоже, рано или поздно? Так отчего же не рано?

В кабинете на втором этаже Рыжик зажгла только торшер в углу и задернула шторы. Из полутьмы Артем глядел на нее с фотографии – как всегда, с едва заметной усмешкой. Ну и что ты намерена предпринять?

Рыжик не знала. Она уже привыкла, что одну часть жизни проводит в реальном мире, другую – в царстве воспоминаний, снов и фантазий. Но фантазия постепенно начала просачиваться в реальный мир – по капле, кап-кап.

Может быть, она так долго блуждала по лабиринтам Аида, что принесла его в себе, как Персефона, к другим людям, и теперь Аид здесь, в этом доме, в этом яблоневом саду.

Рамка с фотографией стояла немножко неровно, и Рыжик несколько раз поправила ее, пока не добилась идеальной симметрии. На самом деле ей хотелось снова опрокинуть фото, чтобы Артем не смотрел на нее совсем, но она не решилась, как будто он мог разозлиться из-за этого. Как будто ему не все равно. Рыжик провела кончиками пальцев по его щеке, но он был неподвижен под стеклом, черно-белый и равнодушный.

Ожог от крапивы по-прежнему горел у нее на запястье – там, где она когда-то порезала руку.

– Что это ты тут сумерничаешь?

Она чуть не столкнула фотографию на пол от неожиданности.

– Пойдем вниз, – сказал Влад. – Посмотришь на свой камин. Вроде все работает.

– Да, сейчас. Только сделаю кое-что. Ты спускайся, я тоже сейчас приду. И зажги верхний свет, ладно?

Влад кивнул.

– Ну, ждем тебя тогда.

Он щелкнул выключателем, и Рыжик резко обернулась: ей вдруг показалось, что у нее за спиной, на стене, выросла еще одна расплывчатая тень – слева. Но тень была ее собственная, раздвоенная разными источниками света.

На лестнице шаги Влада загремели по ступеням – вниз, вниз. Рыжик подошла к молчаливому книжному шкафу, зажмурилась, наугад вытянула одну из книг и распахнула на случайной странице. Открыла глаза и прочитала: «Ты носишь имя, будто жив, но ты мертв».

Под пристальным, насмешливым взглядом Артема она поставила книгу обратно, подозревая, что и маятник, расхваленный соседкой, вряд ли напророчит ей что-то хорошее. Нет, больше никаких гаданий на сегодня.

Камин в гостиной и правда пылал исправно, разве что чуть дымил.

– Древесина сыровата после дождей, – объяснял Наде Влад, почти оправдываясь. – Но тяга тут нормальная, так что дым в основном уходит в трубу, как надо, просто запашок остается.

Он подвинул кресло поближе к огню, чтобы Надя поудобнее устроилась. Даша опасливо, но с любопытством тыкала в тлеющие у самой решетки угольки заново откопанной в подвале кочергой. Наконец-то этому инструменту нашлось правильное применение.

В общем, мирная картина семейного счастья.

Рыжик стояла чуть поодаль, и тень позади нее была теперь так черна, что казалось – это выкопан в полу силуэт ее фигуры. Как разверстая могила.

А чего ты хотела, милая моя Валентина? Ты живешь в доме, который до краев наполнен твоим страхом. Последние капли – и ты утонешь в нем.