Текст книги "Персефона"

– Иногда мне кажется, что я перерезала вены, и хлынула кровь, а зрители теперь пьют ее и говорят: «Какая вкусная!» или «Какая невкусная!» Но это же кровь, она не может быть вкусной или невкусной. Нормальные люди вообще не должны ее пробовать. Они должны ужаснуться, должны испугаться, задуматься!

Михаил неловко усмехнулся:

– Какие у тебя мрачные фантазии…

– Знаешь, я сама не особенно веселый человек, вот и фантазии у меня соответствующие! – чуть не вырвалось у нее, но она вовремя спохватилась и решила Мишу не пугать.

Они неспешно шли под ручку к метро. Зеленый памятник самоубийце на фоне черно-синего неба задумчиво смотрел куда-то на север. Рыжик проследила за направлением грустного взгляда, но не увидела ничего достойного его внимания. Надо было поставить рядом какой-нибудь рекламный плакат, и пусть бы изваяние насмешливо кивало на него: мол, катайтесь на «мерседесах», слушайте музыку «тыц-тыц-тыц», жуйте гамбургеры… если думаете, что это вас от чего-то спасет.

– А ты мог бы залезть на памятник Маяковскому? – вдруг спросила она.

– Ты еще совсем ребенок! – засмеялся Михаил и ни на какой памятник, само собой, не полез. Ему было двадцать пять лет, он носил безупречный серый костюм с небесно-голубой рубашкой, шелковый галстук – и считал себя серьезным молодым человеком.

Кажется, она ему нравилась.

Рыжик заливала буйную фантазию ушатами холодных доводов: «А с чего я, собственно, решила?.. Он же не признавался мне в любви». И все-таки…

Потом, когда Михаил куда-то пропал, она неожиданно почувствовала чуть ли не облегчение: теперь можно не беспокоиться и не «соответствовать», ходить в стареньких джинсах и не менее древних клетчатых рубашках, не испытывая при этом угрызений совести. Хотя… С другой стороны, неплохо, когда кто-то тебя «подтягивает», не дает совершенно забыть о своем внешнем виде. С Артемом Рыжик никогда не знала, как одеваться, как себя вести: он никогда не говорил, нравится ему или нет.

Через некоторое время Рыжик поняла, что к облегчению примешивается чувство обиды: почему он исчез, ничего не сказав? Уехал? Перебрался все-таки за границу? Но почему так неожиданно? Попрощался как ни в чем не бывало, а сам уже собирал вещи?

Говорил, что познакомит с мамой, с отцом, и Рыжик им непременно понравится: они любят, когда у девушек кудри до плеч, а не стрижка «под мальчика».

Не познакомил.

А потом ей стало скучно. Она хотела сходить в театр – но не с кем, посидеть в тихой кофейне – одна?! Если Миша боялся, что она будет претендовать на более определенные отношения, то с чего бы это? Они ведь общались просто так, по-дружески, она с ним даже не кокетничала. Впрочем, у нее бы и не получилось.

Потом она привыкла.

А еще позже вспомнила, что у Миши осталась ее книга – «Великий бог Пан» Артура Мейчена. Не то чтобы эта книжка могла в ближайшее время ей понадобиться, но все-таки бросать вещи на произвол судьбы не хотелось. Тем более, вдруг Миша действительно уедет насовсем в свою Америку? И прости-прощай, Артур Мейчен. Миша так его и не прочитал, наверное – зачем только взял?

…Ей снился бесконечно долгий кошмар. Он повторялся всю ночь. Рыжику привиделось, что дома сломался компьютер, стерлись все файлы, стерся дневник, который хранился в памяти. Правда, Рыжик и во сне точно помнила, что не вела никакого дневника… Но пришел Артем и сказал: как же так? Целых два года! И потом – тоже, изредка. Ну как же ты забыла? Может быть, ты нарочно все стерла? Она молчала, избегая смотреть ему в глаза, и тщетно пыталась найти за собой какую-то вину. Понимая, что признаваться и каяться не в чем, она все-таки лихорадочно копалась в воспоминаниях: а вдруг?.. Артем стоял перед ней, как грозный учитель математики, напрасно ожидающий, будто ему ответят невыученный урок.

Он всю ночь мучил ее вопросами с надеждой в голосе и глядел колючим взором, не то осуждающим, не то полным боли.

Даже сейчас, при свете дня, Рыжику становилась как-то нехорошо при мысли об этом сне. И чтобы отвлечь себя от неприятных мыслей другим неприятным делом, она решила позвонить Мише.

Набрала две цифры и положила трубку. «Подумает, что я ему навязываюсь».

Но ведь я не навязываюсь! Какая разница, что он подумает. Просто заберу свою книгу – и все. Она ведь мне нужна? Нужна. Так какого черта?

Рыжик решительно сняла трубку во второй раз и теперь набрала номер до конца. Гудок. Наплевать. Пусть думает, что хочет. Еще гудок. И еще три.

– Ал-ле? – недовольно процедил хрипловатый женский голос.

– Здравствуйтеамишадома? – на одном дыхании выпалила Рыжик.

Пауза.

– А кто это?

Она чуть было не ляпнула: «Это Рыжик!» – но вовремя спохватилась.

– Меня зовут Валентина. Я его знакомая.

Хотя и так понятно, что знакомая. Незнакомая спросила бы не Мишу, а Михаила Юрьевича. Ох, дурочка, дурочка!

Снова пауза. На проводах, как недосушенное белье на веревке, повисло молчание.

– А Миши… нет.

– Ну… тогда… Может быть, вы передадите ему…

– Вы не поняли! – резко оборвал ее голос. – Миши нет. И не звоните больше.

Гудок. Еще гудок. И потом много-много гудков, прежде чем рука поползла вниз и опустила трубку на рычаг.

Карина Аркадьевна подтвердила – да, он умер. Очень жаль. Хороший был мальчик. Первое, что подумала Рыжик: все, пропала книжка, теперь-то как я ее верну?

Она стояла в полутемном коридоре и все еще слушала голос свекрови сквозь потрескивание в телефонной трубке, при этом отстраненно изучая свое отражение в большом зеркале. Рыжик давно заметила, что в зависимости от освещения ее волосы меняют цвет. Теперь от апельсинного оттенка не осталось и следа: бледное лицо обрамляли тяжелые медные кудри. Из зеркала глядел кто-то чужой.

Она моргнула, и морок исчез.

Рыжик пришла в себя и поняла, что бессмысленно смотрит на каминную решетку, экран ноутбука до сих пор не украшен каким-либо текстом, а в саду слышны чьи-то голоса.

Она подошла к окну и увидела сначала Влада, по колено в зарослях травы, а потом и Сергея – за кустами и забором. Мужчины о чем-то мирно беседовали.

Скрипнула, открываясь, оконная створка.

– Я думал, ты еще спишь, – сказал Влад. – А мы вот уже познакомились. Кстати, Сергей тут интересную идейку подкинул… – он деликатно замолчал, предоставляя слово соседу.

– Я подумал… – замялся Сергей. – У меня завтра вообще-то день рождения. Я праздновать не собирался, но, может быть, посидим вместе по-соседски, шашлыки можно пожарить…

Он выжидающе посмотрел на Рыжика.

– Ну конечно. Почему нет, – согласилась она, хотя была немножко озадачена, если не сказать – смущена. На месте Сергея она бы держалась подальше от неуравновешенной девицы, склонной бродить по ночам с кочергой наперевес. И тем более не стала бы что-то вместе с ней праздновать. Но Рыжик оставалась на своем месте, а Сергей – на своем, поэтому он, разумеется, мог поступать в соответствии с доводами собственной логики.

В этот момент со стороны крыльца донесся голос Нади:

– Владик, ты где?

Влад нервно обернулся, но отсюда ее не было видно.

– Влади-ик! – не успокаивалась Надежда.

– Ну зачем же так громко?! – послышался еще один голосок. Даша проснулась…

– Ладно, пойду я, – сообщил Влад, кивнул Рыжику, махнул Сергею рукой: – Увидимся!

Он уже скрылся за углом, а Рыжик хотела закрывать окно, когда Сергей окликнул ее:

– Валентина, постой.

Она снова присела на краешек подоконника.

– Знаешь… – неуверенно начал сосед. – Я подумал… Я бы, кроме вас, пригласил еще и своего… гм… освободителя…

С чего бы это?! Как странно… Стараясь не переигрывать, Рыжик равнодушно кивнула:

– Хорошо, – но не выдержала и спросила: – Ты уже с ним говорил?

– Нет пока. Я ведь не знаю даже, где он живет. Скажешь мне?

Рыжик изобразила задумчивость:

– По-моему… третья улочка от нас, если идти к шоссе. Там забор зеленый – увидишь. Какой дом по счету, не помню, но у них рядом с калиткой облепиха растет – знаешь, с такими серебристыми длинными листочками.

Денис говорил, что их бабушка когда-то эти листья высушивала и заваривала в чай, а ягоды, по его словам, каждый год обдирали местные мальчишки.

Сережа, судя по сосредоточенному выражению лица, пытался представить себе, как выглядит облепиха, но у него плохо получалось. В конце концов он тряхнул головой – видимо, отгоняя некое видение, мало похожее на растительность средней полосы, и решительно заявил:

– Ладно, разберемся.

«Могла бы сказать ему, что не знаешь! – запоздало спохватилась Рыжик. – Но, может быть, он этот дом еще и не найдет. Или Денис откажется прийти. Да, наверняка так и получится».

Он скажет: «Дела, дела. Некогда. Уж извини». А все потому, что не захочет снова встречаться с ней.

И это хорошо. Очень, очень хорошо.

Она не стала говорить Денису: мол, знать тебя больше не желаю. Но постаралась потихоньку свести общение на нет, видеться все реже и реже, в надежде, что он сам догадается. Она вела себя так не из патологической деликатности, как хотела бы думать, а потому, что мучительно боялась объяснений.

А Денис все равно обиделся. Возможно, один-единственный резкий и окончательный разговор ранил бы его меньше, чем постоянная и непонятная холодность.

…Сергей, видимо, уловил тень недовольства на ее лице и уточнил:

– Ты точно не против?

Рыжик заверила его, что нет, не против. В конце концов, это его день рождения. Он может звать кого угодно – с чего бы ей возражать?

– Вот и славно! – просветлел Сережа. – Значит, завтра ближе к вечеру всей компанией соберемся.

Рыжик понуро кивнула.

***

Еще вчера Надя заявила, что берет в свои руки хозяйственные хлопоты и, к тайной радости Рыжика, вытеснила ее из кухни. В отличие от непутевых сестер, Надя умела и любила кулинарить, были бы средства на необходимые для дела продукты. То, что Рыжику казалось героическим подвигом, для нее было вполне привычным повседневным делом – к примеру, материализация на обеденном столе с помощью непонятных колдовских ритуалов рассольника с почками, пирожков или домашних пельменей. Рыжик ужасно завидовала этому таланту, но не до такой степени, чтобы его в себе развивать: уж лучше воспользоваться плодами чужого труда. Так что препятствовать добровольной поварской активности старшей сестры она не стала.

После Надиного завтрака Влад предложил прогуляться «по лесам», и две сестры из трех его дружно поддержали. Радостная Даша тут же выдвинула еще одну гениальную идею – пойти «на источник». Поскольку Надя с Владом не знали, что предстоит топать по сырой тропинке через болотце, они и это предложение одобрили. Рыжик попыталась объяснить все трудности такого похода, но гости жаждали осмотра местных достопримечательностей, и ее никто не послушал.

И вот под ногами – прелая, мокрая хвоя, древесная труха, покрытые мхом кусочки коры. Влад и Надя бредут впереди, озираясь по сторонам – типичные горожане, – и периодически спотыкаются о еловые корни. Даша сосредоточенно смотрит себе под ноги и время от времени пинает ни в чем не повинные поганки.

Мы шли здесь… позавчера? – подумала Рыжик. Странное чувство возникает, когда возвращаешься туда, где был совсем недавно. Осознание всей бессмысленности проделанного пути, как будто ты заблудился.

И это ощущение – постоянно со мной! – вдруг поняла она. Я заблудилась в своих мыслях. Моя жизнь – череда дежавю, воспоминание на воспоминании. Они постоянно сменяют друг друга – круг за кругом, и снова круг, – но никогда не уходят.

Так бродят тени в сумраке Аида. Им повезло больше, чем владыкам подземного царства: они уже не думают о прошлом, не мучаются, прокручивая в памяти былые ошибки, которые вели их сюда. Тени просто идут, не зная начала и конца своих скитаний. А сам Аид и его супруга Персефона, украденная из мира живых, помнят о том, что было – или могло быть, лелеют злые помыслы, разочарования и взаимные обиды. В загробном царстве только они никогда не пили воды из Леты, с привкусом горького миндаля. Только они не ведают, что такое забвение, благословенное ничто.

Артем хотел, чтобы она когда-нибудь написала об этом пьесу.

Болотце открылось неожиданно. Только что был темный лес – и вот просвет между деревьями. У Рыжика всегда были подозрения, что оно появляется, когда и где ему заблагорассудится, потому что путь до него всякий раз занимал разное время.

Через большую поляну, поросшую осокой, вела тропинка по самому центру. В начале пути красовалась огромная лужа. Ее пришлось аккуратненько обходить по краешку, скользя ботинками по грязи. Еще одна гроза – и тропинка тоже станет болотом.

Посредине топи стояла одинокая береза, словно кто-то воткнул ее там нарочно, из эстетических соображений. Рядом красовалось еще одно крохотное рахитичное деревце – должно быть, ребенок? Корни старшей березы поросли мхом, между ними пробивались росточки клевера. Рыжик шла последней и остановилась возле нее, дотронулась до шершавой коры. Интересно, чувствует ли береза это прикосновение? Кто знает, не испугалась ли она? Даже эта маленькая рука может причинить ей вред. Рыжик посмотрела на свои тонкие пальцы, и тут же из памяти ударили не забытые до конца слова:

– Почему ты не носишь обручальное кольцо? – Карина Аркадьевна глядела строго, почти с осуждением.

– Я и так помню Артема!

Про цепочку она рассказывать не стала. И про свои сны, и про бессонные ночи. Может, напрасно?

У Карины Аркадьевны были четкие представления о верности и долге. Она не уважала мужа, потому что в советское время тот строил дачу – вместо того чтобы строить государство всеобщего благоденствия, но так и не развелась с ним: она придерживалась строгих моральных принципов – «и только смерть разлучит нас». А если избранник оказался мещанином, ничего не поделаешь, придется терпеть. Вот она и терпела со стоическим видом. И после смерти супруга гордо носила вдовье кольцо, потому что так положено.

Наверное, Рыжик казалась ей ветреницей…

Только Рыжик хотела двинуться дальше – и споткнулась на ровном месте. Тщательно завязанный шнурок каким-то образом ухитрился распутаться – вероятно, в надежде ускользнуть на волю. Пришлось задержаться и исправить это досадное обстоятельство, чтобы побег не удался. Она возилась долго, даже кровь прилила к голове, а когда выпрямилась, то обнаружила, что осталась одна. Она не окликнула ни Дашу, ни Влада с Надей, а те не обернулись и ушли далеко вперед, скрылись из виду. Рыжик помедлила, смакуя болотную тишину. Правда, насладиться полным безмолвием не получилось: в зарослях осоки кто-то время от времени жалобно попискивал. Мелкая птичка, наверное. Рыжик пыталась ее разглядеть, но даже понять точно, откуда доносился звук, никак не удавалось.

Впереди темнел лес, позади – тоже. Черные на светлом фоне верхушки деревьев издали выглядели гигантским частоколом. Размыто-серое, почти белесое небо, казалось, было натянуто между ними несвежей простыней.

Рыжику снова почудилось, что кто-то смотрит ей в спину. Ощущение неприятное, и она никак не могла от него отделаться, хотя осмотрелась по сторонам и, естественно, не увидела никаких злодеев, притаившихся за соседней березой.

На узкой тропинке не было никого, кроме нее. Она знала, стоит лишь крикнуть – и кто-нибудь из трех спутников вернется. И все равно на мгновение ей стало страшно. Неопределенная, неведомая опасность подкрадывалась ближе, ближе…

Она еще раз оглянулась по сторонам и почти бегом бросилась догонять свою компанию. Увидев невдалеке спину Даши, Рыжик немножко сбавила шаг и нагнала родственников только у самой кромки леса.

Никто не заметил ее исчезновения, и она вдруг подумала: любопытно, в какой момент они все-таки увидели бы, что меня нет? И как поступили бы тогда? Вернулись? Или просто остановились, поджидая, когда я появлюсь?

А если бы я… не появилась?

Кусты хаотично оплели весь берег, и ветки, словно спутанные нарочно, свисали как обросшие листьями плети, окунаясь в бурую воду, укрытую нежно-зеленым покрывалом ряски. Над ней стелился запах тины и сырости.

– Сюда, наверное, хорошо ночью ходить, – сказала Даша.

– Это почему? – не поняла Надежда. Остальные, впрочем, тоже.

– Потому что стра-аш-шно! – пояснила Дарья, пытаясь скорчить зверскую рожицу. – Взять фонарики… и в темноте, по болоту… Романтика!

Народ не оценил ее экстремальности. Тащиться сюда в полночь никому так же сильно почему-то не хотелось. Видимо, кроме Дашеньки, настоящих романтиков в семье не было.

– Интересно, здесь кто-то купается? – с сомнением пробормотала Надежда, глядя на сплошную ряску.

– Вряд ли. Но если хочешь, можешь попробовать, – предложил Влад.

– Тут купаются только лягушки, – хихикнула Даша.

Они обошли пруд по узенькой полузаросшей тропке – против часовой стрелки, и Рыжику показалось, что это был какой-то обряд, смутно знакомый, но давно позабытый. Почти из-под ног в траву шмыгнула змеюшка, похожая на серый шнурок с узором из пыли. Ну, может, чуть потолще. Неизвестно, кто испугался больше: она или незваные посетители ее болотного царства. «Вдруг это и правда шнурок? – подумала Рыжик. – Только, в отличие от моего, ему все-таки удалось сбежать, и теперь он отчаянно не хочет возвращаться обратно в чьи-то кеды».

– И где же родник? – обронил Влад, пытаясь сгладить нарочитый испуг жены таким же показным спокойствием. – Уже поблизости, я надеюсь?

– Да, вон там, – Рыжик указала взмахом руки, где это – «там», и едва не вскрикнула от неожиданности, как Надя при встрече с шустрой змейкой, потому что в потаенном зеленом сумраке у источника, на большом плоском валуне, неведомо как занесенном в чащу леса, сидел человек. Так мог бы прикорнуть у воды леший, охраняя свои владения.

– Добрый денечек, – вежливо поприветствовал непрошенных гостей лесной дух.

– Добрый день, – откликнулись Влад и Надя – не только эхом, но и хором. Они знали Дениса как брата Вики, а Вику – как приятельницу Рыжика. Видели обоих пару раз – этого достаточно, чтобы поздороваться при встрече и обменяться ничего не значащими фразами.

– Привет! – сказала Даша, а Рыжик удержала на губах улыбку и сомнительный комплимент: «Мне показалось, что ты вот-вот заиграешь на камышовой свирели. Ты был похож на Пана». Денис непременно спросил бы: «Я что, такой страшный?»

Вместо этого она произнесла:

– Ты опять кого-то подкарауливаешь! – и тут же подумала: «А вдруг он скажет – „тебя“?»

Но Денис вздохнул:

– Если бы! – и с заметным усилием вытащил из-за камня объемистую пластиковую канистру, наполненную родниковой водой: – Вот, мне Вика заказала принести. Как ты думаешь, не зря я буду надрываться и тащить такую тяжесть по лесу? По-моему, нет особой разницы – что эта вода, что обыкновенная. Может, вылить ее и набрать водички дома, из-под крана?

– День, ты циник и обманщик! – она не успела опомниться, как произнесла привычное имя – и так же привычно засмеялась.

Не надо было этого делать.

Не надо было говорить с ним.

Но куда теперь денешься? Не побежишь ведь без оглядки через болото? Хотя нелепое бегство порой оборачивается единственным спасением. И не обязательно для того, кто бежит.

Надя с Владом тем временем разглядывали источник, хотя на что там смотреть? Маленькая, жалкая струйка ледяной воды – вот и все. Влад выглядел разочарованным. Он подставил ладонь и брезгливо посмотрел на воду в горсти. Недовольно пробурчал:

– Она что, целебная какая-нибудь?

– Не знаю, – рассеянно отозвалась Рыжик.

– А пить-то ее вообще можно?

– Я пробовал. Вроде жив пока, – подал голос Денис и снова обернулся к Рыжику: – А ты? Не хочешь испить подозрительной водицы?

«Только бы он не назвал меня Рыжиком! – думала тем временем она. – Влад и Надя считают, что мы едва знакомы – вот и хорошо».

Впрочем, Денис стал называть ее Рыжиком, когда они еще действительно были едва знакомы…

***

Почему Вика неожиданно решила с ней подружиться, Рыжик так и не поняла. Ну, впрочем, бывает же так, что все друзья заняты какими-то делами: у кого работа, у кого ремонт, у кого дети – и вроде как приятелей много, а выйти в свет совершенно не с кем. Вот и приходится временно тусоваться со случайными людьми – какими-то давними знакомыми, неожиданно обнаруженными в социальных сетях.

Как бы то ни было, они с Викой стали регулярно сидеть в кофейнях, обсуждая какие-то пустяки, а потом Вика уговорила Рыжика пойти на занятия по йоге. Рыжик сама была удивлена, что согласилась. Она считала совершенно бесполезными попытки придать смысл и упорядоченность своей жизни с помощью посещений кружка по вышиванию крестиком, или студии бальных танцев, или тренажерного зала, строго по расписанию. Зачем все это? Время можно тратить более щедро – не делая ничего.

Но возможность пообщаться с кем-то без всякой цели и смысла неожиданно оказалась настолько привлекательной, что Рыжик подумала: ну, йога, ладно, почему нет.

Здание, куда ее заманила Вика, оказалось пристанищем неупорядоченного скопления каких-то курсов, клубов, сомнительных фитнес-центров. Охрана на входе, холл с пальмочками в кадках «для красоты», запутанная система коридоров, небольшие зальчики. Народ постоянно шастал туда-сюда. Рыжик немножко зазевалась, пока Вика расспрашивала какую-то случайно отловленную девушку в трениках и маечке, где же все-таки находятся раздевалки для будущих йогов, и тут из-за угла, как чертик из табакерки, выскочил некто черноволосый, художественно растрепанный и с улыбкой до ушей.

– Привет, красавицы! – рявкнуло взъерошенное существо и на космической скорости пронеслось мимо.

– Привет, День-день! – крикнула Вика ему вдогонку.

– Как ты сказала? – переспросила Рыжик, когда лохматого чертика и след простыл.

– А, ты ж его не знаешь! – сообразила Вика. – Это День-день. Его на самом деле Денис зовут. Просто такое прозвище.

– Какая-то кличка… дурацкая…

– А ему нравится. Это мой брат. Он в этом же здании танцы преподает. Ну, знаешь, хастл, все такое.

Рыжик от удивления моргнула. Брат! Надо же! У благовоспитанной и элегантной красавицы Вики такой вот братец-хиппи.

Весь вечер Рыжик терзалась от мысли, что назвала его прозвище дурацким. Если подумать, у нее – ничем не лучше. А вдруг Вика ему передаст? Хотя какая разница! Они, вероятно, больше не увидятся.

Вышла ошибочка. Они увиделись, причем очень скоро: у Рыжика всегда получались неувязки с законами вероятности.

Несколько дней спустя День-день настиг ее у метро. Не то чтобы нарочно – просто возвращался, наверное, со своих танцев, а Рыжик как раз шла с двумя девушками из своей группы: Вика-то укатила на своей маленькой, элегантной машинке. Естественно, что Денис поздоровался со знакомой своей сестры, и как-то так получилось, что дальше они все поехали вместе.

«Хонда» снова была в ремонте, и Рыжик сейчас особенно жалела об этом. Дома ее ждали Даша, новый фильм и ноутбук с трещиной на корпусе, а пока она бы лучше побыла одна, а не в компании не очень-то нужных ей попутчиков.

День-день вовсю болтал с двумя девицами – как оказалось, очень разговорчивыми. Рыжик подумала, что вот они были бы не против познакомиться с этим жизнерадостным типом поближе.

Девушки по очереди вышли на второй и третьей остановке, День-день и Рыжик остались вдвоем, в буквальном смысле, потому что больше в вагоне не было ни души, хотя в соседних – Рыжик видела – по крайней мере половина сидений не пустовала.

Брат красавицы Вики при ближайшем рассмотрении оказался не таким уж растрепанным (или он специально причесался сегодня?), а вот улыбка до ушей наличествовала по-прежнему. Рыжик не знала, о чем говорить с ним, а его, видимо, такая проблема не занимала: он сначала рассказал, как ездил в Питер автостопом, потом выдал два анекдота, совершенно между собой не связанных, разве что цепью сложных ассоциаций. Рыжик посмеялась.

– Ну вот, моя станция, – сказал он.

А перед тем, как открылись двери, спросил:

– Тебя как домашние называют – Рыжик или Солнышко?

– Рыжик.

– Я так и думал, – заявил День-день – и вышел, помахав ей ладошкой уже с платформы: – Ну, пока! Увидимся!

Она не успела возмутиться или хотя бы просто удивиться такой фамильярности.

На занятиях Вика появлялась все реже и реже, а потом исчезла совсем. Рыжик ходила туда одна – скорее, по привычке, чем для удовольствия. И регулярно сталкивалась с Денисом. Новая встреча состоялась всего-то через неделю.

– Привет! – услышала она откуда-то сверху. Это лохматое чудо стояло на лестнице возле перил и радостно махало ей рукой. Надо было как-то отреагировать, и Рыжик вяло помахала в ответ.

Она думала, что он сейчас спустится к ней, попытается завязать разговор… Но только решила улизнуть, как увидела, что чудо мчится куда-то мимо – то ли догоняя приятеля, то ли просто спеша по делам.

Надо сказать, столь странное поведение ее не только удивило, но и укололо. Хотя беседовать с этим субъектом ей только что вовсе не хотелось.

В следующий раз он снова застал ее врасплох. Преподавательница-йогиня совершенно безответственно опаздывала. Рыжик сидела в холле, оккупировав уютный уголок кожаного диванчика, и улыбалась, путешествуя по давно знакомому тексту.

– Ого-о! – с интересом протянул Денис прямо у нее над ухом. – «Питера Пэна», значит, читаем!

Рыжик успела чуточку испугаться, ожидая обвинений: мол, ай-ай-ай, такая серьезная, взрослая барышня… и вроде как детская литература? Фи! С подобной реакцией она сталкивалась неоднократно и уже готовилась к заранее подготовленной обороне – и напрасно. Оказалось, что День-день ничего не имеет против сказок вообще и Джеймса Барри в частности.

– Ты единственный нормальный человек во всем этом здании, – сообщил он. По всей видимости, слово «нормальный» следовало воспринимать как комплимент. – Впервые вижу девушку не с томиком Пелевина в руках и не с очередной нетленкой Коэльо под мышкой. Иногда еще попадаются экземпляры с ксерокопиями сочинений Хайдеггера, – честно добавил он. – Но эти люди, скорее всего, готовятся к экзамену по философии: ни за что не поверю, что Хайдеггера можно читать добровольно – и получать от этого удовольствие. Ну, мазохистов я не считаю.

Когда две недели спустя Рыжик изучала книжные полки в квартире у Дениса, выяснилось, что библиотека у него самого довольно пестрая, но никаких философских сочинений в себя не включающая. Так, детективы вперемежку с приключенческой литературой. Даша бы одобрила.

Естественно, Рыжик приехала к Денису не просто книжки посмотреть. Нет, не в том смысле… Она вообще, наверное, не согласилась бы прийти, если бы вместе с ней в гости к Денису не завалились человек двадцать: он справлял «день-день рождения». Люди были и знакомые, и незнакомые. Вика, само собой. Нескольких товарищей, которых Рыжик явно видела в том здании, где она занималась йогой, а День-день работал. И еще какие-то непонятные личности.

Рыжик никогда не превращала свой день рождения в столь массовое мероприятие. Она не любила больших скоплений народа, но сегодня, как ни странно, ей было весело. Действительно весело. Впервые за много месяцев, а может быть, и лет.

Рыжик не знала и половины приглашенных, и никто не приставал к ней с расспросами: а это твоя пьеса?.. а это твой муж?.. Правда, две эти фразы все обычно произносили в обратном порядке. Ну еще бы, интересно же – простая девчонка отхватила себе известного режиссера. Поделись, что ли, рецептиком…

Когда веселье было в самом разгаре, они с Денисом вдвоем очутились на балконе: в комнате было так накурено, что противогаз пришелся бы очень кстати. Внизу, в темноте, цвела сирень и поблескивал мокрый после дождя асфальт.

– Ты всегда созываешь на дни рождения столько народу?

– Не, это в первый раз. Обычно я собираю только близких приятелей – ну, человек десять, не больше.

– А почему сегодня устроил у себя такой разгром?

– Да так. Разнообразия захотелось

Он сам был разнообразием во плоти, он неожиданно появлялся и исчезал, непредсказуемый, странный, забавный

Йога, вроде бы дающая спокойствие разуму, в этот раз не справилась. У Рыжика все получалось не как у людей. Или, быть может, успокоить разум способны только те, у кого он есть.

Могла ли она знать заранее, как все обернется?

Наверное, могла. Это самое неприятное.

***

В лесной тишине громкие голоса порой звучат как-то неестественно – если это не испуганное «ау». Наверное, еще не совсем атрофировались гены, полные древней памяти о злых и добрых духах из сумрачной чащи.

Но голос Дениса очень удачно вплетался в сонное безмолвие. Он несомненно был слышен издалека – и все же не вызывал раздражения. Рыжик подумала, что даже местная нечисть была бы рада поболтать с этим представителем рода человеческого – возможно, их дальним родственником. А Влад и Надя тем более не возражали против его общества.

Они снова обошли пруд, и напоследок Рыжик обернулась: вид был совсем как на одной картине – Милле, кажется? «Не хватает только Офелии, – подумала Рыжик. – В шоколадном пятне воды среди ряски, с безвольно раскинутыми руками». Смех Нади спугнул это видение – закатно-рыжие волосы плывут над бездонной тьмой, и плывут цветы, но тяжелые складки намокшего платья скоро утянут девушку в глубину.

По дороге назад, в поселок, Денис рассказывал Наде и Владу что-то очень забавное, все трое хохотали, а Рыжик неприкаянно шла чуть в сторонке. Она молила про себя: пусть Сергей не застанет его дома и не увидит сейчас, когда мы будем проходить мимо нашего коттеджа. Встречаться с Денисом каждый день – что за мучение! Конечно, она сама виновата, но…

И вдруг Рыжика осенило. Даша – это же она предложила пойти на источник! А что если…

Дашенька шагала впереди, то и дело оборачиваясь на Дениса, Влада и Надю. Рыжик обогнала их и подстроилась под шаг сестренки. Дважды глубоко вздохнула, успокаиваясь, и тихо спросила, чтобы никто, кроме Дашеньки, не услышал:

– Ты знала, что он будет здесь?

– Откуда? Я же не ясновидящая! – удивилась сестра. И хитро прищурилась: – Думаешь, мы плетем вокруг тебя заговор?

«Очень может быть!» – едва не сказала Рыжик.

Сегодня заговор плели все, даже ее собственная обувь. Возле огромной лужи посреди тропинки наглый шнурок, опьяненный колдовской болотной водой, ожил окончательно и вновь попытался улизнуть, чтобы присоединиться к своим освобожденным собратьям, замаскированным под змей. В этот раз Рыжик не заметила его поползновений – точнее, заметила, но уже поздно, когда наступила на него. Она споткнулась, на мгновение потеряла равновесие и непременно упала бы, прямо в грязь, если бы ее галантно не поддержал Денис, балансируя на скользкой глине с ней в одной руке и тяжелой канистрой – в другой:

– Эй, осторожнее!

Рыжик пробормотала: «Спасибо», – но освободиться ей удалось, только когда они выбрались на твердую почву. Интересно, как это выглядело со стороны? «Надеюсь, он не подумал, будто я нарочно?» Ну конечно, нет. Что за глупость.