Текст книги "Персефона"

Рыжик вздохнула. Где бы она ни жила, о ее комнате никто бы так не сказал. Идеального порядка там не было никогда, хотя Рыжик более или менее регулярно устраивала генеральные уборки, расставляла книги по шкафам, убирала рукописи, разложив их в отдельные папки, вытирала везде пыль… И некоторое время постоянно путала, что куда положила. Но вскоре книги переселялись обратно на стол и складывались в подобие пизанских башен, а листы бумаги разлетались по всем плоским поверхностям – тумбочкам, креслам… даже на подоконнике иногда покоились какие-то черновики. Артем ее всегда подкалывал: мол, это подсознательное желание освоить окружающий мир и застолбить территорию. Ты хочешь стабильности, вот и раскладываешь везде книжки, журналы, бумажки всякие.

Наверное, Карина Аркадьевна была и так переполнена внутренней стабильностью. Незачем искусственно поддерживать чувство защищенности, если ты настолько спокойна и хладнокровна от природы.

На памяти Рыжика Карина Аркадьевна вспылила всего один раз. Когда Артем объявил ей, что собирается жениться. И рассказал – на ком. Да и то Рыжик знала об этой безобразной сцене лишь в пересказе Артема. Он чуть ли не со смехом докладывал ей, как его многоуважаемая мать цедила сквозь зубы: «Как она тебя окрутила? Она что, беременна?»

Почему ей так запомнилась эта фраза? Зачем Артем посвятил ее в подробности скандала? Может быть, для него такие разборки ничего не значили, он был независимым человеком и мог поступать, как считал нужным. Думал, что и Рыжика это не должно особо волновать.

Он познакомил ее со свекровью, когда та уже несколько успокоилась и смирилась с неизбежным. Но Рыжик все равно помнила ее слова. Помнила даже в тот миг, когда Карина Аркадьевна поцеловала ее в щеку сухими губами и пожелала счастья. И не забыла до сих пор. «Я злопамятная. Какая же я злопамятная…» – с ужасом думала Рыжик.

Карина Аркадьевна гремела посудой на кухне, имитировала бурную деятельность, желая показать, что совсем забыла про рыжую девушку в соседней комнате.

…На следующий день все казалось Рыжику сном, который привиделся ей много лет назад. Чьи-то лица, чьи-то платья… они движутся по кругу, словно хоровод, словно водоворот, все быстрее, быстрее, быстрее, и вырваться можно, только нырнув в гостеприимную темноту этого омута. И вот черная вода уже смыкается над ней…

Рыжик пыталась представить себе, как в синих сумерках Карина Аркадьевна ведет ее к своей машине, буквально тащит на себе. Получалось слабо. Конечно, Рыжик была легкой ношей. Артем говорил, что она почти невесома: «Такое впечатление, что если ты пройдешь по снегу, не останется следов». Но чтобы маленькая чопорная Карина Аркадьевна добровольно взвалила на свои плечи даже такой минимальный груз! «Наверное, все это ради семейной репутации, – решила Рыжик. – Чтобы вдова Артема не показывалась на публике в омерзительно пьяном состоянии…»

Рыжикова «Хонда» так и осталась возле театра. Чтобы забрать ее, пришлось ехать на перекладных – автобус, метро, троллейбус. К счастью, все до-презентационные воспоминания оставались достаточно четкими, и Рыжик без труда обнаружила машину во внутреннем дворике. «Хонда» безмятежно дремала у мусорного контейнера.

Возле служебного входа стояли двое граждан со вчерашней презентации. Рыжик, правда, не помнила, кто они и как их зовут, но видела их здесь не раз. Это были какие-то знакомые Артема, которые ее знакомыми так и не стали.

– А ты слышал, какой кошмар вчера случился? – бросил тот, что повыше ростом, обшаривая карманы в поисках сигарет. – Толя Смольский помер.

– Кто помер? – невнятно переспросил второй, пытаясь прикурить от непослушной пластиковой зажигалки.

– Толя Смольский, говорю. Несчастный случай. Кошмар просто. Мы ведь с ним поболтали вчера немножко… А через час – хлоп! И нет человека.

Рыжик уже прошла мимо, пропустив остатки экзистенциальных переживаний первого курильщика, когда связала имя «Толя Смольский» с тем самым вчерашним Толиком.

Она оглянулась. Наверное, неудобно вмешиваться и уточнять, что произошло? Что она скажет – «Здравствуйте! Помните меня? А что вы тут сказали про какой-то несчастный случай?» Но все же… Подойти? Спросить?

В раздумье Рыжик звякнула ключами от «Хонды», покрутив брелок-колечко на пальце, и чуть не выронила их. Велела себе: ладно, не стоит. Открыла дверь машины, села за руль.

Парни все еще стояли у подъезда и о чем-то трепались. Судя по оживленным лицам, печальная тема уже была забыта.

Что-то в душе вертелось и щекотало: нужно узнать, ну же, давай. Но ведь она этого Смольского совсем не знала. Не будут ли ее расспросы выглядеть… странно?

Потом, сказала она себе. Позвоню кому-нибудь потом. И решительно завела мотор.

Разумеется, она так никому и не позвонила. Карина Аркадьевна – вот кто мог что-то знать. Она всегда была в курсе всех театральных сплетен. Но обращаться к ней Рыжику хотелось меньше всего. Она до сих пор чувствовала неловкость из-за того, что случилось, хоть и уговаривала себя: я ни в чем не виновата, я ведь не так уж много выпила… Наверное, просто плохо себя чувствовала – вот алкоголь и подействовал сильнее, чем обычно… Но стыд не собирался никуда исчезать, несмотря на успокоительные доводы.

Впрочем, постепенно Рыжик не то что обо всем забыла, но терзаться воспоминаниями принималась с меньшей регулярностью. Как нарочно, из ниоткуда вдруг свалилось сразу столько дел, что не осталось времени рефлексировать, смакуя прошлые ошибки. И правильно, что она не стала ничего узнавать. Какая ей разница?

…К реальности Рыжика вернул взгляд на часы – при мысли, что времени не осталось. Скоро должны приехать Надя и Влад. Наверное, оба голодные с дороги, надо что-нибудь им приготовить… Не успели они с Дашей пообедать, как настала пора ужина.

Ничто так не отвлекает, как примитивные хозяйственные хлопоты. В голове не остается никаких мыслей – ни хороших, ни плохих. Но сейчас это к лучшему.

Рыжик все еще держала в руках газетную вырезку. Порвать или убрать куда-нибудь подальше? Она вложила клочок бумаги в ту же книгу и задвинула ее за стопку романов на самой нижней полке.

***

Ужин был готов, комнаты для Нади с Владом более или менее прибраны. Оставалось только сидеть с Дарьей на крылечке, любоваться сумрачным небом и болтать о всяких пустяках.

Правда, о «всяких» не получилось. Даша упорно переводила разговор на обсуждение соседа вообще и его утреннего визита в частности. Сережа с улыбкой «гордость стоматолога» казался ей на редкость подозрительным типом. Рыжик вяло пыталась возражать:

– Ну да, история ночью вышла неприятная. Но это же не значит, что мы теперь в состоянии войны. И будем вести долгие перестрелки в зарослях крапивы. Он просто очень деликатный, очень милый человек. Решил первым сгладить конфликт.

Дашенька справедливо заметила:

– А если бы тебе стукнули по башке, связали по рукам и ногам, допрашивали бы с кочергой наперевес… Ты бы на следующий день пришла с бутылкой вина и радостной улыбочкой предлагать перемирие? Ты ведь даже не успела извиниться перед ним – тогда, ночью. Да что там не успела – не стала просто. А он как ни в чем не бывало заявляется к тебе, улыбается, болтает о всяких пустяках. Ты бы вела себя так? Я – нет. Точно тебе говорю.

Рыжик задумчиво посмотрела куда-то вверх.

– Ну, не знаю…

– Конечно, не знаешь. Зато я знаю. Это не-пра-виль-но! Нормальные люди так себя не ведут! – возопила сестренка, защищая попранные законы логики. – Нет, ты, конечно, особа симпатичная. Внешне ты очень даже ничего. Но с чего бы он начал к тебе подкатывать?! Ну какой нормальный мужик, извини меня, проникнется нежными чувствами к девице, которая его нокаутировала?

– А может, он и есть – ненормальный? – в задумчивости предположила Рыжик, меланхолично покусывая травинку.

Это Дашу несколько обескуражило, но она тут же вернулась к разработке прежней темы:

– Ну, ладно, насчет «нормальный-ненормальный» я погорячилась. Бывает. Но ты же совершенно не его тип!

– А кто же его тип? – все так же машинально отозвалась Рыжик.

– Не знаю. Но это не так уж важно. Главное, что не ты. Ну я же вижу! Вижу!

– Ты прямо как Вий: «Вижу! Вижу!» – вздохнула Рыжик. – Лучше скажи, отчего Надя с Владом никак не приедут, если у тебя так развита интуиция.

– И скажу! – не смутилась Даша, не реагируя на то, что ее обозвали Вием. – Автобус как всегда не по расписанию ездит. И не надо тут обладать особой интуицией. Кхм, кхм… А вот, кстати, и они пожаловали, гости дорогие… Если меня зрение не подводит.

Зрение Дашу не подвело. Оно у сестренки было снайперское. Рыжик сощурилась и сквозь листву яблони возле забора тоже разглядела Надю. Та оглядывалась по сторонам, забавно вытянув шею – наверное, пыталась вычислить по каким-то мельчайшим признакам, этот ли дом ей нужен или все-таки соседний? Следом шагал Влад с двумя сумками.

Через несколько секунд Надя уже дергала на себя калитку, пытаясь ее открыть. Калитка не поддавалась. Рыжик пошла на выручку.

Наконец-то прорвавшись на участок, Надя звонко чмокнула ее в щечку. Рыжик тоже одарила сестру символическим родственным поцелуйчиком. При таких семейных встречах ее всегда терзали сомнения: а должна ли она целовать в щеку и Влада заодно? Но каждый раз решала, что нет, не стоит. Хотя, если вдуматься, что тут такого? Некоторые девушки так приветствуют просто хороших знакомых – и нисколько не смущаются. Вот, например, Вика всегда «клевала» Артема чуть ли не в губы и нежно ворковала: «Как я рада тебя видеть!»

Ему, правда, это не слишком нравилось, судя по выражению лица. Он не любил такие фамильярности.

Надя тем временем помахала рукой Даше. Младшая сестренка так и не поднялась с крыльца, чтобы поздороваться. Решила подождать, пока Надежда с дядей Владом подойдут сами.

– Мы до вас едва добрались, – сообщил Влад. – Автобуса ждали целую вечность.

Когда он разговаривал, то немного кривил рот набок. «Как Харрисон Форд», – подумала Рыжик когда-то, хотя на Харрисона Форда он был похож меньше всего.

– Вообще-то легче приехать сюда, чем уехать отсюда, – авторитетно заявила она. – Хотя непонятно, почему. Ведь если автобусы идут в одну сторону, то через некоторое время они должны возвращаться?..

Влад состроил неопределенную гримасу: мол, есть много, друг Горацио, вещей, что и не снились… И далее по тексту…

Надя тем временем оглядывалась по сторонам, словно оценивая новые владения.

– Ну вот, а ты не хотел приезжать! – промурлыкала она. Рыжик вопросительно посмотрела на Влада, а Надя, блаженно прикрыв веки, вздохнула: – И воздух какой! И вообще как здорово: выйдешь за калитку – и уже лес!

В ее голосе звучал протяжный стон: «Ка-ак тебе повезло-о!» Она обернулась к мужу и капризным голосом просюсюкала:

– А когда у нас будет такой же домик?

– Будет, будет, не переживай, – улыбнулся Влад.

Он смотрел на жену с такой нежностью, что Рыжику стало завидно.

***

– А почему у тебя фото Артема лежит лицом вниз? – спросила Надя, поднимая опрокинутую фотографию.

Если бы Рыжик умела краснеть, то стала бы пунцовой, но бледная кожа не способна была произвести столько румянца в один миг.

– Наверное, просто задела случайно.

Надя вполне удовольствовалась таким объяснением и продолжила осмотр второго этажа. Она бывала в этом доме не так уж редко, но всякий раз охала и ахала от восторга – иногда немножко фальшиво, как Рыжику казалось. Наверное, она просто хотела сделать сестре приятное. Нарочитое восхищение вызывал то камин – несмотря на то, что дров для него хозяйка не припасла, то вместительный подвал-гараж, хотя это захламленное пространство, по мнению Рыжика, вряд ли могло быть достойным столь бурных эмоций.

Вероятно, сегодня Надя исчерпала запасы красноречия еще во дворе, но все-таки пришла к выводу, что здесь «очень миленько», и щедро поделилась своим умозаключением с сестрой. Рыжик в ее приговоре и не сомневалась.

Когда она остались наедине с Владом, то спросила:

– Ты действительно не хотел приезжать?

– Не хотел, – признался Влад. – Но теперь не жалею, что Надя меня уговорила. Все к лучшему, – улыбнулся он немножко устало.

Рыжик улыбнулась в ответ. Она была рада видеть Влада больше, чем Надю. С ним можно поговорить по душам. Кажется, он знал о ней больше, чем родная сестра. Когда Рыжик что-то обсуждала с Надей, ей казалось, что они беседуют если не на разных языках, то уж точно на разных диалектах.

Надежда, например, как-то ляпнула: «Да, Владу не так повезло в жизни, как Артему!» – но Рыжик очень странно посмотрела на нее, и Надя обиженно замолчала. Интересно, она поняла, какую глупость сказала? «Повезло в жизни!» Зато не повезло в смерти.

Променял бы Влад эти семь лет, более-менее благополучно, хоть и в безвестности, прожитые после смерти Артема, на его славу и деньги? Ведь и от того и от другого теперь мало что осталось. Даже если театралы все еще помнят Артема, кому от этого легче?

Понятное дело, говорить об этом Наде Рыжик не стала. Сестра решила бы, что она затевает ссору просто из желания сорвать на ком-нибудь плохое настроение. Надя была убеждена, что у Рыжика всегда плохое настроение. И, в сущности, была права.

– Это, конечно, глупости, – вдруг сказал Влад, – но тебе не кажется, что твой дом какой-то… мрачный?

Это прозвучало очень странно – «твой дом». Она сама никогда не говорила – «мой». Говорила просто «дом». Говорила «дача». Обходилась без притяжательных местоимений. До сих пор она не чувствовала его полностью своим.

– Может быть, и мрачный, – согласилась она. Забавно, что никто, кроме нее самой и Влада, не замечал этого. Надя – тем более. «Очень миленько» – вот все, что она могла сказать о доме. Наверное, ее взгляд был слишком поверхностным… Или, подумала Рыжик, Влад вместе со мной видит то, чего нет на самом деле? Тень моего страха?

***

Небо подернулось пеплом – конец еще одного бессмысленного дня. Под яблонями грязной копотью осели бесформенные тени – пейзажик за окном выглядел неуютно.

Они сидели на кухне, в тепле. Влад машинально ковырял вилкой в опустевшей тарелке, Дашенька зевала, а Надя делилась свежими сплетнями. Она говорила и говорила – о каких-то знакомых, о каких-то незнакомых, о том, что видела по телевизору, о том, что видели или не видели другие… Рыжик умиротворенно клевала носом. От нее не требовались ответные реплики. Поток новостей лился бесконечным монологом.

Пожалуй, именно так Рыжик представляла себе идеальный дачный вечер – собраться всем вместе за столом, обсуждать какие-то новости, которые через месяц никому не будут интересны. Может быть, играть в карты – Рыжик помнила, что где-то наверху лежит нераспечатанная колода. Ни о чем не думать. Убивать время, пока оно не убьет тебя.

Слишком продолжительная пауза – и Рыжик опомнилась от дремоты, от полусна с открытыми глазами. Кажется, она пропустила какой-то вопрос. Надя выжидающе смотрела на нее, но, не получив ответа, терпеливо повторила:

– Так что, ты давно знаешь этого Сергея?..

…День начался с появления соседа – и завершиться без его участия, видимо, никак не мог. Уже в сумерках Рыжик вышла в сад, потому что вспомнила: калитка осталась распахнутой, как приглашение войти. Может быть, не стоило беспокоиться. Кто захочет – и при закрытой калитке через забор перелезет. Невелика защита от посторонних личностей. Но Рыжик в первую очередь подумала не о грабителях и бомжах, а представила странную картинку: как из леса наползает ночная тьма и в сад по-змеиному проскальзывают неопрятные сгустки мрака… Глупость какая! – подумала Рыжик… и пошла поскорее закрывать калитку.

Он напугал ее. Рыжик возвращалась в дом, глядя себе под ноги, и вздрогнула, услышав: «Привет!» В первое мгновение она не поняла, откуда доносится голос – и кому он принадлежит. Оказалось, что у забора – по ту сторону, на участке Карины Аркадьевны – за кустами стоит Сергей. Рыжик даже краем глаза не заметила движения. Значит, он уже некоторое время смотрел на нее?

– У тебя гости? – поинтересовался Сергей.

– Да, сестра приехала. С мужем, – честно доложила Рыжик.

– Хорошо, – сказал Сергей. Хотя что хорошего в этом было для него? И зачем он пытается вести светскую беседу – дружеским тоном, словно они знакомы не первый день и началось это знакомство не с удара по голове?

«Он что, действительно ко мне… клеится?» – изумилась Рыжик, вспомнив бредовые рассуждения Даши. Она мучительно искала предлог, чтобы сбежать, потому что Сергей не уходил – стоял и смотрел на нее.

Тут, как по заказу, в сад вышла Надя. Присутствие сестры придало Рыжику уверенности, хотя ей не очень хотелось знакомить ее с Сергеем. Она вообще предпочла бы не видеть его – хотя бы некоторое время. Хорошо бы он куда-нибудь срочно уехал… Но Сергей, судя по всему, никуда исчезать не собирался. Поэтому Надя с Владом рано или поздно все равно узнали бы о его существовании. Теперь главное – свести их общение с Сергеем к минимуму. Рыжик представила его просто – «наш новый сосед». Больше никакой информации, чтобы не было повода для продолжения разговора.

– Я вас раньше не видела? – спросила Надя с сомнением в голосе. – Вы давно тут живете?

– Нет, не очень давно. Так что мы, скорее всего, еще не встречались. Приятно познакомиться.

Рыжик почему-то засомневалась, что ему на самом деле приятно, но Сергей подкрепил это утверждение широченной улыбкой, и Надя вежливо улыбнулась в ответ.

Рыжик не стала объяснять ей, каким образом он очутился в этом доме и что связывает его с Кариной Аркадьевной. А Надя, кажется, жаждала подробностей. Она терпела приступы любопытства почти час после того, как Рыжик поспешно увела ее в дом, но, не дождавшись никаких комментариев, не выдержала и решила сама начать расспросы. Рыжик хотела ответить как можно короче – и перевести разговор на другую тему. Хватит на сегодня обсуждать Сергея. Но не успела она сказать, что встретила соседа только вчера вечером и поэтому ничего про него толком не знает, как вмешалась Даша:

– Ну, начало знакомства было необычным… – с загадочным видом произнесла она и, увидев, что заинтриговала и Надю и Влада, радостно поведала им: – Валька стукнула его кочергой по голове.

Рыжик едва не застонала. Она не подумала, что надо строго-настрого приказать Даше обо всем помалкивать. Объяснить, что некоторые вещи лучше забывать сразу и навсегда. Но это было так очевидно!

Надя в замешательстве похлопала ресницами и перевела взгляд на Рыжика.

– Нет, серьезно? – захохотал Влад.

Пришлось пересказывать неприятный эпизод. Рыжик постаралась пропустить как можно больше колоритных деталей, но все равно от нового пережевывания ночной истории осталось противное послевкусие. Надо было предупредить Дашу, чтобы она помалкивала.

– Да-а… – наконец промолвил Влад. – Кто бы мог подумать, что в этой хрупкой и нежной девушке столько агрессии?

– Но ведь это была почти самооборона! – защищалась Рыжик. – Откуда мне было знать…

– Нападение есть нападение! – наставительно произнес Влад, но не вынес ее расстроенного вида и сбился на примирительное бормотание: – Да ладно, я шучу. Не обижайся. На твоем месте всякий перепугался бы. Ночь, темнотища, мужик какой-то в твоем доме…

Рыжик и не обиделась вовсе. Тем более, ей показалось, что на самом деле Влад думает о чем-то постороннем.

Рыжик тоже думала о другом. Денис так и не появился. Напрасно она беспокоилась.

Впрочем, она часто беспокоилась напрасно.

Ожидание пятое

На рассвете ее мучили какие-то обрывочные сны. Она то пробуждалась, то вновь проваливалась в забытье. То видела сквозь слипающиеся веки серую полосу утреннего сумрака в щелочке между занавесками, то опять обрушивалась в темноту, подсвеченную мелькающими, никак не связанными между собой картинками.

Она брела по коридору, и с потолка все время капала вода. Ей удавалось уворачиваться от капель: если это протекли водопроводные трубы, значит, отовсюду сочится вода из Леты, и лучше, чтобы она не попадала даже на одежду. Иначе Артем будет недоволен. Он станет что-то говорить злым голосом, быстро-быстро, словно опасаясь, что она не дослушает и уйдет. А у нее снова не найдется слов, чтобы ответить ему.

Электрический свет в нишах тускло мигал. А что если будет короткое замыкание? – вдруг подумала она, но не испугалась. Это было бы даже забавно. Короткое замыкание – здесь.

Теперь она не боялась. Почти.

Она чувствовала, что прямо над ней – только далеко-далеко – сейчас цветут яблони ее сада, но в то же время смутно понимала, что сквозь толщу земли не пробиться наверх. Скорее уж сад погрузится во тьму следом за ней, он будет тонуть – все глубже, и глубже, и белые лепестки смешаются с грязью, с темной болотной жижей. Не будет ни сада, ни дома, ничего не будет, только черный водоворот, и она в этом водовороте – к ней тянутся липкие руки тоскующих теней… И знакомый шепот раздраженно перечеркнет все надежды: «Даже не пытайся вырваться! Ты только потянешь за собой в темноту кого-то еще…»

И она испугалась прежнего бесстрашия: «Как же я могла?.. Лучше я останусь здесь… Навсегда? Ну и пусть… Ну и пусть…»

Да может быть, и нет наверху весны, нет серебряного сияния лепестков. Ты ведь никогда не видела его. Только мертвые, засохшие ветви.

…Рыжик лежала, уткнувшись носом в теплую подушку, чтобы в глаза не лез нахальный свет из щелочки между занавесками. И улыбалась. Если бы ее сны разбирал психоаналитик… ооо! Сколько бы интересных комплексов он там обнаружил! Это просто кладезь всяких шуточек подсознания! Хотя не надо быть психоаналитиком, чтобы разобраться во всем самой… Она честно сказала себе: ты пригласила в свой лабиринт живых людей и надеешься, что они вытянут тебя отсюда. Или нет? Или ты хочешь… затянуть их к себе и не отпускать больше? Чтобы вы все жили в мире вечного сна? Твоего сна?

Н-да, из откровенных признаний никогда не выходит ничего хорошего, решила Рыжик. Особенно спросонья.

***

Дремота окончательно развеялась, хотя стрелки часов лениво подползали всего лишь к половине восьмого. Рыжик немного поворочалась в постели, но безрезультатно: уснуть не удавалось. Пришлось вставать.

Она отдернула шторы и обнаружила за окном серое утро – такое же, как вчера. Казалось, что кто-то, не обладая особой фантазией, просто сделал копию предыдущего дня и попытался выдать его за новый.

Поеживаясь от холода, Рыжик энергично растерла руки, чтобы сохранить жалкие остатки сонного тепла, и побыстрее натянула джинсы и уютный бесформенный свитер. Лето называется! Июнь! Это какое-то издевательство над законами природы.

Она тихонько приоткрыла дверь. Прислушалась – ни звука. И Даша, и Надя с Владом еще спят.

На цыпочках прокралась на кухню. Автоматическим движением открыла холодильник – и снова закрыла, потому что есть на самом деле не хотелось. Постояла у окна и пошла в гостиную. Если бездельничать скучно, поработать, что ли?

Странное у нее было занятие – сочинение массовых кошмаров. Следом за «Гиеной огненной» появилась книга «Зеркала и ножи». Артем с гордостью собственника говорил: «Я знал, что именно этим тебе и надо заниматься – выращивать в себе страхи на продажу. Не пиши ничего, кроме триллеров. Поверь мне, получится намно-ого хуже». А все остальные дружным хором, как в древнегреческой трагедии, с умилением твердили: «Как чудесно, что он разглядел в ней талант».

Теперь Рыжик не была уверена, так ли это чудесно.

Разнообразные страхи прорастали сквозь нее, как, говорят, прорастает бамбук сквозь живое человеческое тело. Пытка такая есть на Востоке.

Милая рыженькая девушка согласилась на эту пытку добровольно. Более того – пытка стала ее работой. За пытку ей платили.

Рыжик читала где-то, что сочинитель ужастиков Стивен Кинг боится спать в темноте. Но все равно, должно быть, не может остановиться, придумывает один кошмар за другим. Значит, есть еще такие люди, как она… Хотя ее страшилки на Кинга мало похожи. Никаких тошнотворных мертвецов, восставших из гроба, никаких маньяков с циркулярной пилой. Ничего отталкивающего. Наоборот.

Она знала: настоящий страх всегда притягивает. Парализует. Смотришь – и не можешь оторваться. К нему тянет, как в пропасть. Иначе это не страх – это брезгливость, отвращение. Боязнь, что с тобой может случиться то же самое. В подобных чувствах нет сверхъестественного огня, нет электрического разряда, который бьет по нервам и застывает в памяти маленьким апокалипсисом, ослепительной атомной вспышкой, страшной, но такой… такой… завораживающей, если смотреть издали, из безопасного укрытия. Из темного зрительного зала. С уютного дивана, когда дрожащие пальцы перелистывают страницы, а на плите остывает забытый чайник.

День за днем, ночь за ночью Рыжик выращивала на заказ новые истории, новые жизни – и новые поводы, чтобы испугаться. Как-то раз она сказала – кому? кажется, Владу? – что чувствует себя машинкой для производства страха. Эта машинка давным-давно сама пропиталась ужасом, но запущенные Артемом колесики-винтики-шестеренки продолжают вертеться – никто не знает, как их остановить. Впрочем, Рыжик не жаловалась: страх оказался делом прибыльным. Выяснилось, что многие люди жаждут испугаться понарошку и насладиться чужими переживаниями. Испытать что-то вроде катарсиса, наблюдая за придуманной трагедией.

Она старалась не обманывать чужих ожиданий. И, по давнему завету Артема, не писала ничего, кроме триллеров.

На столе ее ждал старенький ноутбук с трещиной на корпусе. Она всегда таскала его с собой за город. Каждый день мог стать для этого чуда техники последним, но все не становился и не становился. Его предшественник, обыкновенный компьютер, был еще более древним: Артем купил его подержанным в незапамятные времена. Тем не менее, он по-прежнему кое-как работал, хотя несколько раз и порывался уйти в мир иной, на свалку. Каждый раз для Рыжика это был стресс – и каждый раз это случалось в самый неподходящий момент…

…Все не ладилось, не клеилось. У нее такое бывало. Полоса мелких пакостей со стороны судьбы или кого-то еще тянулась недели две-три и плавно сходила на нет. Рыжику оставалось только философски уговаривать себя: «Это пройдет… И это… и это… И ЭТО ТОЖЕ!!!» Иногда казалось, что уже все, что жизнь наладилась, можно сделать выдох и наслаждаться окружающей действительностью. Но бывало, что именно в этот момент на голову обрушивалось нечто совсем уж невообразимое.

На той неделе все валилось из рук. Любые дела – казалось, такие простые – буквально на глазах расползались по швам и превращались в маленькие, но досадные проблемы. Началось с того, что забарахлил компьютер. Рыжик была далеко не «продвинутым пользователем», а посему сразу же погрузилась в пучины паники, запсиховала и, схватив телефон, стала названивать всем знакомым, кто, по ее мнению, хоть немного разбирался в компьютерных делах. В конце концов она добралась даже до друзей своих знакомых и их дальних родственников. О степени ее отчаяния говорило то, что она отважилась позвонить Карине Аркадьевне, хотя уж для нее-то компьютеры стопроцентно были чем-то таинственным и мало знакомым. Завершилась эпопея тем, что свекровь, внимательно и хладнокровно выслушав запутанные объяснения Рыжика, направила ее к нужному человеку, некому Михаилу, программисту, намекнув, чтобы она в качестве компенсации за потраченное время пообещала провести его как-нибудь на «Гиену огненную». Рыжик так и не поняла, кем этот гражданин ей приходился: наверное, это был сын какой-нибудь приятельницы. Потом выяснилось, что Михаил занимается компьютерными спецэффектами, так что, может, это было какое-то знакомство из киношно-театральной сферы… Неважно.

Она уже не питала надежд на то, что ситуацию удастся исправить при помощи консультаций по телефону. Но ее сбивчивых описаний, как ни странно, вышеозначенному Михаилу хватило, чтобы разобраться, почему компьютер, по его выражению, «заглючило». Все оказалось довольно просто – с точки зрения Михаила. Компьютер снова заработал, все файлы, включая новую пьесу, оказались в целости и сохранности. В порыве благодарности Рыжик пообещала контрамарки на «Гиену». Михаил чуть-чуть поотнекивался: «Да ладно… Да не стоит… Это пустяки!» – но быстро позволил себя уговорить. И в результате через неделю они встретились возле театра.

Михаил заявился в строгом сером костюме, при галстуке и в таких начищенных ботинках, что Рыжику даже стало совестно. Свои обувки она редко доводила до подобного блеска.

Оказалось, что Михаил ростом немного ниже ее, но в целом очень и очень ничего. И он преподнес ей темную бархатистую розу. Рыжик, правда, сразу же укололась, но все равно ей было приятно.

Рыжик пообещала показать ему закулисье, поэтому на спектакль пришлось остаться и самой.

Потом они шли к метро пустынными улочками. В синем воздухе висели рыжие капли фонарей – издали казалось, что они держатся в пустоте, и только вблизи из тени выплывали серые фонарные столбы с обрывками объявлений.

Михаил зачем-то счел нужным объяснить, почему у него нет машины: мол, не хочется приобретать что попало. Покупать – так стоящую вещь. Кроме того, знакомые приглашали его поработать в Америку. Так что, может быть, он скоро уедет. Рыжика за границу никто не звал, и ей было завидно.

Потом был еще один спектакль. И еще один – уже в другом театре. Приглашала не она, и пьеса была не ее.

Рыжик предчувствовала, что он опять придет в дорогом костюмчике и начищенных ботинках. Показаться рядом с ним в джинсах и старом свитере было бы как-то неприлично и неловко. Пришлось доставать из шкафа трикотажное платье цвета горького шоколада, смахивать пыль с коричневых туфелек и даже краситься.

День близился к концу, комнату наполняли шафрановые блики заката. Рыжик долго вертелась перед зеркалом и не нашла изъяна в своем отражении. В солнечных лучах ее волосы казались чуть ли не апельсинными – веселенький такой оттеночек.

Интересно, знает ли он про Артема? – гадала она. Наверное, должен знать. Если знаком с Кариной Аркадьевной и много слышал про его спектакли, то хоть что-то про Артема и меня ему известно… Но что мы были женаты – если Карина Аркадьевна не говорила – об этом он может и не догадываться. Я ведь так и не сменила фамилию. А Карина Аркадьевна про меня рассказывать не любит. Она вообще человек неразговорчивый. Скорее всего, она даже не стала уточнять, кем я ей прихожусь, а Мише какое дело? Ну, знакомая Артема по театру, сценарист, драматург… Мало ли у него было таких знакомых…

Они сидели в кафе на Тверской, и Рыжик сначала глядела в высокий потолок, потом – в высокие окна, а мимо шли люди и не обращали на нее внимания. Миша тем временем объяснялся с официанткой.

Пока ждали кофе, Рыжик почему-то разоткровенничалась, начала объяснять что-то про «Гиену огненную»: