Текст книги "Девушка с ароматом жасмина"

16

Ремонт в квартире закончился, и я переехал туда. Я забрал все свои вещи из дома Фионы. Я зашел в комнату Марго, на стене висела та самая картина, на которой была изображена Полина. Я увидел ее и остолбенел. С похорон прошло чуть больше месяца, с того момента я не смотрел фотографии и видео где была Полина. Мне казалось, что на них она будет как неживая, а в моих воспоминаниях все было натурально. Я смотрел на картину, Полина легко улыбалась мне. Мне так хотелось ее обнять, почувствовать под ладонями ее тело, она всегда была такой теплой. Моя сладкая девочка, как ты могла меня бросить? Как ты предлагаешь мне жить одному в этом мире? Он не имеет значения без тебя. Он потускнел и поблек без тебя, ты забрала с собой радугу. Я всю жизнь жил в тени, а потом появилась ты и начала разливать краски прямо из банок. Ты лила их на стены домов, на прохожих, на деревья. Просто брала и выплескивала краску из большой жестяной банки, и смеялась. Как ты смеялась! Ты заполняла этот мир музыкой своего смеха. Я не слышал музыки до тебя. Я не видел красок до тебя. Я не жил до тебя. Как мне теперь жить без тебя?!

Я почувствовал, как Марго взяла меня за руку. Моя рука дрожала. Второй рукой я вытер слезы, я даже не чувствовал, что плачу.

– Она здесь очень красивая, – сказал я.

– Хочешь я отдам картину тебе? – спросила Марго.

– Хочу.

Марго сняла картину со стены, я взял ее в руки и прижал к себе, как будто это была сама Полина. В машине я положил ее на пассажирское кресло. Я приехал домой и поставил ее на полку над камином. Наконец-то я остался один и спокойно могу напиться.

Почти месяц я пробыл в пьяном забытье. Приходила мама и пыталась наводить порядок в квартире. Приходила Ирен, загоняла меня в душ и заставляла бриться. Приходили Фиона и Марго, они приносили новые продукты и выбрасывали пропавшие. Все пытались меня подбодрить. Я ничего не хотел. Я днями сидел у телевизора и пил. Я пересматривал наши с Полиной видео, какая красивая она была в свадебном платье. По нескольку раз надень я пересматривал видео снятое продавцом в Праге, где я делал Полине предложение. Я засыпал в обнимку с фотоальбомом. Мне казалось, что если я перестану все это пересматривать, то забуду, как она выглядит. Это было для меня хуже смерти, забыть черты ее лица, ее плечи в веснушках. Ее аромат. На ее вещах остался ее аромат, но он постепенно выветривался. Я не знал, как буду жить, когда он полностью исчезнет.

Однажды пришла Фиона, она привела с собой своего психолога.

– Пожалуйста, поговори с ним, – говорила она, – просто поговори, может тебе станет легче. Так жить нельзя.

– Да, нельзя. Я и не живу.

– Тогда от тебя не убудет от разговора.

– Хорошо.

Они пришли утром, когда я еще не успел напиться до беспамятства. Психологом был мужчина примерно моего возраста. Всем своим видом он располагал к себе. Действительно, что со мной случится, если я просто поговорю с ним? Его звали Пол, он предложил общаться на ты. Мне было все равно.

– Марк, расскажи, как дела?

– Дерьмово, – сказал я с улыбкой, вопрос показался мне глупым, и так видно, как у меня дела.

– Почему?

– Моей жены нет.

– Что с ней случилось?

– Она ум…

Опять это слово стало у меня комом в горле, я не мог его произнести даже мысленно, не то что вслух. Я начал описывать ситуацию, называть медицинские термины. Пол спокойно слушал меня.

– То есть Полина умерла? – спросил он.

Мои руки лежали на столе, и от этого слова ладони тут же сжались в кулаки. Я молчал.

– Тому, что произошло с Полиной есть термин, это смерть. Я вижу, что ты не можешь принять это. Так бывает, человек не может произнести это вслух, ты не можешь сказать «Полина умерла». Тебе кажется, что как только ты скажешь эти слова, они обретут реальность. А раз это стало реальностью, тебе нужно как-то жить с этим, отпустить ее, жить без нее. И это самое страшное для тебя. Тебе кажется, что ты придашь ее, если будешь жить дальше, так?

– Да. Ты чертовски прав. Все именно так. Я не могу произнести эти слова. Я пока не готов с ней расстаться.

– Что ты чувствуешь по отношению к Полине?

– Я люблю ее.

– Ты злишься на нее?

– Я злюсь на весь мир, но не на нее. За что мне на нее злиться?

– За то, что она тебя бросила.

Мне показалось, что костлявая рука с длинными когтями только что пробила мне грудь и вырвала из нее остатки моего сердца. Я сидел в растерянности.

– Страдания после потери человека в большинстве своем заключаются в том, что мы злимся. Мы очень злы на человека, который умер. Нам кажется, что нас бросили, оставили одних. Как нам жить дальше? Мы не знаем, и от этого очень злимся. Тебе нужно выплеснуть эту злость. А не топить ее в бутылке. Если ты хочешь, что бы твои страдания закончились тебе нужно выплеснуть все, сказать ей об этом.

– Как я ей скажу?! Ее нет! Ты не заметил?!

– Нет, не заметил. Оглянись вокруг, здесь музей Полины. Я вижу картину с ее изображением, рядом урна с прахом, на диване фотоальбомы, я уверен, что там ее и ваши совместные фото. Я вижу на кресле лежит женское платье, я уверен, что оно принадлежит Полине. А так же уверен, что в шкафу аккуратно сложены ее вещи, в ванной стоит ее косметика, ты взбиваешь ее подушку в постели, и спишь только со своей стороны. Хотя вы вместе с ней не жили здесь.

– Мне сейчас очень хочется тебя ударить, – спокойно сказал я, – потому что все, что ты говоришь, правда. Но все дело в том, что я не готов со всем этим расстаться, понимаешь? Я еще не чувствую того, что мне нужна помощь, и не хочу что бы меня спасали. Возможно я приду к этому позже, и тогда точно сам позвоню тебе. Сейчас я не могу.

– Понимаю, каждому человеку нужно свое количество времени. Я сразу сказал Фионе, что не смогу помочь тебе, пока ты сам этого не захочешь. В любом случае мне было приятно познакомиться, и моя дверь для тебя открыта. Приходи, когда будешь готов.

Он ушел. Я взял урну с прахом Полины и обеими руками прижал ее к груди.

– Они хотят нас разлучить, – сказал я, – не переживай, я не позволю им это сделать.

Я разговаривал с этой урной как с живой Полиной. Для меня это стало нормой. Я понимал, что у меня постепенно едет крыша, но мне было все равно.

Я не мог понять того что произошло. Я не мог принять этого. Почему ее так безжалостно вырвали из моих рук? Я не был подготовлен, да и можно ли к такому подготовиться? Я постоянно вспоминал, как поцеловал ее последний раз на том пляже. Если бы тогда мне сказали, что этот поцелуй будет последним. Я хорошо помню последние минуты, проведенные с ней. Полина лежала на берегу, наполовину в воде. Ее лицо было загорелым, веснушки расползлись на ее милые щечки. Волосы собраны в пучок, но несколько прядок выбилось, и они падали ей на лицо. Ее глаза, бездонные голубые глаза, такие открытые и чистые. Ее нежные сладкие губы. Когда Ирен позвала меня помочь ей, я посмотрел на Полину, она была такой красивой, без капли косметики. Я помню, как коснулся ее губ. Иногда, целуя меня, она слегка прикусывала мою нижнюю губу, так ее поцелуй оставался на моих губах чуть дольше. В тот последний поцелуй она укусила меня и лукаво на меня посмотрела. Я шел к Ирен и чувствовал на губе ее укус. В моем сердце навсегда отпечатались те последние минуты с ней. Я как будто привязал себя к ним. Того, что было потом просто не существовало для меня. На этом моменте моей жизни было многоточие.

Иногда приходило осознание того, что ее больше нет, и это был ад. Все внутри меня разрывалось на части, каждая клеточка моего тела. Мне было так больно, я лежал и кричал в подушку. Если я просто кричал, то прибегала соседка, которая считала, что я покончу с собой, или убью кого-нибудь в ярости. Они даже не давали мне страдать так как мне этого хотелось. Мне хотелось умереть. Внутри меня уже все умерло. Я чувствовал себя куклой, набитой опилками. А все вокруг пытались заставить меня вести социальную жизнь. Зачем? Для чего мне теперь все это?

В какой-то момент я взял шарф Полины, и с ужасом понял, что он больше ничем не пахнет. Я начал судорожно перебирать вещи Полины, я перенюхал все. Он исчез, ее аромат. Это было как удар в поддых. Я выбежал из дома и пулей полетел в парфюмерный магазин. Меня всего трясло. Люди оборачивались на меня, видимо я был похож на бомжа. Мне было все равно. Но меня не пустили в магазин. Я кричал им что я Марк Макмиллан, но они мне не верили, охранник достал из кармана какую-то купюру и сунул мне.

– Здесь за углом есть ночлежка для бездомных, – сказал он, – там бесплатно корят раз в день, и ты сможешь помыться, от тебя жутко воняет.

Я поплелся домой, мне стало стыдно. Меня не пустили в магазин! Да что они вообще понимают?! По пути домой я позвонил Марго и попросил купить для меня эти духи.

– Пожалуйста, только не говори матери, она решит, что я тронулся, – говорил я Марго.

– Пап, ну ты и правда тронулся. Не обижайся, но это так.

– Пожалуйста, принеси мне эти духи, я умру без них!

В моем голосе было столько отчаяния, что Марго поддалась. Она была единственной, кто принимал мое сумасшествие, и не пыталась вернуть меня в мир живых и нормальных. Я не знаю почему, но она понимала меня. Я нуждался в этих духах как наркоман. Как нуждался в Полине, тогда в Праге. Меня трясло. Я должен был еще раз ощутить этот аромат. Без него Полина ускользала от меня. Моя сладкая нежная девочка, скоро я снова вдохну твой аромат. Я стоял под горячим душем. Я отмылся и побрился. Волосы у меня отросли, и я завязывал их в небольшой хвостик, он мне даже шел. Я привел себя в порядок, и даже немного прибрался в квартире. Пришла Марго. Я выхватил из ее рук упаковку с духами, и судорожно пытался открыть ее, у меня не получалось, и тогда я разодрал ее зубами. Я снял колпачок с заветного флакона и жадно прильнул к нему носом. Что-то не так, запах не совсем тот. Я брызнул духами на кухонное полотенце, запах все равно был какой-то другой.

– Это не те духи! Запах не тот!!! – растеряно кричал я, у меня дрожали руки.

У меня внутри обрывалась ниточка, которая связывала меня с Полиной, и я всеми силами пытался ее удержать. Я посмотрел на флакон, да нет, вроде бы это те духи. Почему тогда они не пахнут Полиной?! Я поднял глаза на дочь. Марго беззвучно плакала, зажав рот рукой.

– Запах не тот, – уже спокойнее сказал я.

– На каждом человеке один и тот же аромат играет по-разному. Он смешивается с естественным запахом тела, и получается тот неповторимый аромат. Это те духи, пап.

Марго было больно смотреть на меня, я обнял ее. Мое тело содрогалось в беззвучных рыданиях, и без слез. Мне казалось, что во мне их уже не осталось. Мужчины не плачут? Покажите мне того идиота, который это сказал. Видимо он не был знаком с моей Полиной, не любил ее, не женился на ней, и не похоронил ее. Говорят, что каждый человек в жизни должен выплакать ведро слез. Мне казалось, что за моими плечами было далеко не одно ведро.

Был конец октября, на улице было тепло, и я решил прогуляться. Ночная жизнь была в разгаре, я проходил мимо пабов, в них был люди. Полина любит вересковый эль, подумал я. Последние месяцы я всегда думал о том, что бы понравилось, или не понравилось Полине, что она любила. Иногда я покупал ей подарки. Однажды я увидел красивую изумрудную брошь в витрине магазина, она очень пошла бы Полине, подумал я. Я зашел в магазин и попросил продавщицу упаковать ее в красивую коробочку. Продавщица узнала меня, она спросила для кого подарок. Я совершенно бездумно ответил, что для моей жены, и что к ее рыжим волосам подходят изумруды. Продавщица тогда так на меня посмотрела, в ее взгляде была смесь жалости и страха.

Я просто гулял, шел куда глаза глядят, ни о чем не думал, просто шел. Я забрел в проулок, где толпились проститутки. Я вдруг понял, что мне очень не хватает секса. Каждая из них пыталась продать себя мне, называя цены и услуги. Я медленно шел мимо. Я увидел одну проститутку, она стояла задом ко мне, у нее были длинные рыжие волосы, и меня вдруг как магнитом потянуло к ней. Она улыбалась и называла меня красавчиком. Прямо за углом был бордель, в котором они обслуживали клиентов. Она взяла меня за руку и повела туда. Войдя в комнатушку, она включила свет.

– Нет, выключи, – сказал я.

– Как скажешь.

Она выключила свет и начала расстегивать ремень на моих джинсах. Я убрал ее руку, и поцеловал.

– Да ты романтик! Ну ладно, я не против.

Я закрыл глаза и представил что на ее месте Полина. У них были схожие фигуры, если бы от нее еще пахло так же. Я впивался в ее тело, я поверил, что она сейчас со мной.

– Полина, – шептал я.

– Вообще-то Шарлотта, но для тебя я могу быть кем угодно.

Вернувшись, домой я лег на диван. Я понимал, что это не совсем нормально, но мне было так хорошо. Мне казалось, что еще недавно я занимался сексом с Полиной, а сейчас она просто вышла в магазин. На следующий день я опять пошел туда. Шарлотта стояла на улице.

– Ты вернулся, красавчик? – с улыбкой сказала она.

– Да, ты свободна?

Я взял с собой духи Полины и попросил ее надушиться ими. Она делала все, что я просил. Вероятно я обращался с ней в разы лучше других, я видел синяки у нее на бедре и плече. Я закрыл глаза и зарылся лицом в ее волосы. Аромат был не тем, но мне хватало и этого.

– Полина, моя сладкая девочка…

Я обнимал ее, мне казалось, что она здесь, я снова держал ее в своих объятиях, целовал ее губы.

Три недели каждый день я приходил к Шарлотте. Я понимал, что схожу с ума, но я не мог удержать себя. Я бы все отдал за одну только ночь с настоящей Полиной. Я закрывал глаза и возникал ее образ. Я не мог насладиться ею, моей богиней. Мне было хорошо с Шарлоттой, она не узнала меня, а значит не знала о том, что со мной случилось. Она не жалела меня и не пыталась помочь. С ней я чувствовал себя почти нормальным.

– Кто такая Полина? – как-то спросила Шарлотта.

– Моя жена. Она умерла.

Я произнес эти слова, они больше не застревали у меня в горле. Она умерла. Моя Полина, моя сладкая девочка, она умерла.

Однажды ко мне пришел Серджио. Он был в бешенстве. Он положил передо мной на стол газету. На первой странице было мое фото, на нем я целовал Шарлотту на улице возле борделя. Над фото большими буквами было написано «известный актер Марк Макмиллан пользуется услугами дешевой шлюхи».

– Вот до чего ты докатился? – говорил Серджио, тыча пальцем в фото, – сказал бы мне, что тебе нужна девочка, и я бы устроил все по высшему классу, и никто бы ничего не узнал! Тебе что не дорого свое здоровье? Неизвестно какой венерой она тебя наградила. Ты хоть пользовался презервативом?

Я был так зол! Во мне просто кипела ярость. Я со всей дури ударил кулаком по газете.

– Кто они такие?! Какое право они имеют судить меня?! – заорал я.

Серджио посторонился, боясь как бы и ему не досталось. А я продолжал бить кулаком по газете.

– Суки! Суки! Суки!

– Это же журналисты. Что ты от них хочешь? Они ищут сенсации, а уличная шлюха в твоих объятиях это сенсация, – спокойно говорил он. – Я знаю, что рано или поздно ты придешь в себя, но репутацию восстанавливать будет трудно, вспомни Бритни Спирс. Марк, может я все же могу тебе чем-то помочь?

– Она мне помогала, – сказал я, тыча пальцем в разорванную газету, – она похожа на Полину.

– Ты совсем съехал с катушек друг. Но если тебе это так нужно, я найду тебе девочку похожую на нее.

– Не надо.

К вечеру моя рука посинела, и начала сильно болеть, и я поехал в больницу. Я сломал какую-то кость в запястье, когда молотил по газете. Мне наложили гипс. Я приехал домой и заснул. Мне дали успокоительное, и я выпил две таблетки сразу. Проснувшись мне хотелось пойти к Шарлотте. Нельзя. Я уже привык к тому, что у меня был секс каждый день, и мне его не хватало. Гипс был на правой руке. Я запустил левую руку в трусы. Черт, неудобно, а правая не сгибается в кулаке. К шлюхам мне нельзя, я даже помастурбировать не могу! Меня это разозлило. Ну напиться-то я могу? Да. Где мой виски? Я опять ударился в пьянство, и еще сильнее прежнего. Я тянулся к стакану не успев открыть глаза. Так прошло еще какое-то время, я не знаю сколько. Все дни слились воедино. Я не знал где день, а где ночь. Приходила мама и ругала меня. Приходили все, однажды они даже собрались все вместе и пытались устроить мне разнос.

– Простите дамы, но мне плевать, – сказал я, и накрылся с головой одеялом.

– Марк, если ты не прекратишь пить я закрою тебя в одной из наркологических клиник Полины! – пригрозила мама.

– Валяй, – крикнул я из-под одеяла, – может я там наконец-то умру.

Повисло молчание. Я знал, что они растеряны, что они хотят помочь. Но они не могли мне помочь! Как они этого не понимают?! Мне никто не мог помочь! Они ушли. Я знал, что они не оставят меня в покое, и рано или поздно что-то придумают. Может и правда упекут в клинику. Наплевать.

17

Через несколько дней со мной случилось то, что все изменило. На пузырьке с таблетками, что дали мне в больнице было написано большими буквами, что таблетки нельзя мешать с успокоительным и алкоголем. А что, звучит как предложение, подумал я. Я достал пять таблеток успокоительного, пять обезболивающие и налил полный стакан виски. Я смотрел на картину, стоящую на полке камина. Полина улыбалась мне с картины.

– За тебя детка! – сказал я и чокнулся с урной, в которой был прах Полины.

Я закинул в рот таблетки и запил их виски, я выпил весь стакан. Я сидел на диване, пил и закидывал в рот еще по таблетке, снова пил, и снова добавлял по таблетке. Я просто сидел и смотрел на картину. Через какое-то время меня начало тошнить. Я едва успел добежать до туалета. Меня вырвало несколько раз. Я лежал на холодном кафельном полу ванной, мне хотелось спать. Я закрыл глаза. Я не знаю был ли это сон, или может галлюцинация. Я очутился на лавандовом поле. Такое яркое солнце, оно просто слепит меня. Я прикрыл глаза рукой. Вдруг, среди этого безумного аромата цветущей лаванды я уловил аромат Полины. Я обернулся, она стояла метрах в десяти позади меня. Она сияла своей волшебной улыбкой, и медленно направлялась ко мне. Все это было так реально! Это была она. Ее улыбка, ее нежные губы, ее аромат. Она подошла ко мне и поцеловала в губы. Я обнимал ее, я четко ощущал ее тело под своими ладонями. Она отстранилась от меня и посмотрела мне прямо в глаза. Ее взгляд был таким настойчивым, я знал его, сейчас она что-то попросит, но на просьбу это мало похоже, что бы она ни попросила я должен был согласиться.

– Пообещай мне одну вещь, – сказала она, нежно гладя меня по щеке своей мягкой ладошкой.

– Я сделаю для тебя все что захочешь мой райский цветочек.

Откуда-то в ее руке появилась книга, та, которую она для меня подписывала, и по которой мы снимали сериал.

– Прочти, – сказала она, передавая мне в руки книгу.

Я взял ее, потом поднял глаза, Полины не было. Она исчезла. Меня снова вырвало прямо на пол. Я поднялся с пола и умылся. Ноги у меня были ватные. Я пошел в гостиную и начал искать по полкам эту книгу. Где же она? Вот. Нашел. Я сел в кресло и открыл книгу. Я остолбенел. Как тогда в Праге. Эта фраза «будь счастлив». Я понял, о чем говорила Полина в моем сне. Я чувствовал, как по моим щекам текут слезы. Это было наверно двадцатое ведро. Она просила, а я никогда не мог ей отказать. Я взял телефон и позвонил Ирен. Я чувствовал, что сейчас меня опять вырвет, но я не мог встать с кресла. Ирен была удивлена моему звонку, я уже давно сам никому не звонил.

– Ты можешь приехать? Я намешал таблеток с виски.

– Я недалеко, уже выезжаю, десять минут.

Мне хотелось спать, и я закрыл глаза. Ирен войдет, у нее есть ключи от квартиры. Я смутно помню, что было дальше. Я слышал голос Ирен, видел санитаров, меня вырвало прямо на ботинки одного из них, больница, меня опять рвет. Я проваливаюсь в темноту.

Я открыл глаза. В палате сидела Марго, рядом на диванчике свернувшись, спала Фиона. Марго увидела, что я открыл глаза и подошла ко мне.

– Пап, ты нас так напугал. Пожалуйста, не делай так больше.

У нее в глазах стояли слезы. Сейчас я осознал то, как же сильно достал всех за эти месяцы.

– Я больше не буду крольчонок, обещаю.

Марго легла рядом со мной на кровать и обняла меня.

– Мне снилась Полина, она сказала, что я должен быть счастлив. Я буду. Я ей пообещал.

В палату вошли Ирен с мамой. От их голосов Фиона проснулась. Они окружили меня сев на кровать со всех сторон.

– Простите меня, – искренне сказал я, – не только за это, а за все, что вы натерпелись от меня за эти полгода.

– Марк, мы так переживаем, – сказала мама.

– Теперь все будет по-другому, – сказал я.

Я рассказал им, что видел Полину, о той надписи в книге. Я понял, что так жить невозможно, и мне нужна помощь.

– Главное то, что ты попросил помощи, – говорил Пол.

Мы сидели за столом, Фиона резала Индейку. Было рождество. У них с Полом начались отношения. Все было серьезно, и я был рад за Фиону. С тем французом у них не сложились отношения из-за того, что тот жил в другой стране. Зато с Полом было все замечательно.

– Пол, а как ты смотришь на то, что бы заведовать клиникой для таких как я?

Фиона улыбнулась.

– Ты хочешь открыть клинику? – спросила она.

– Да. Полина бы это одобрила. Только клиника будет социальной.

– Я думаю это отличная идея, – ответил Пол.

Через три месяца мы открыли в Эдинбурге социальную клинику психологической помощи людям, которые потеряли близких. Это была мемориальная клиника имени Полины Макмиллан.

– Она бы гордилась тобой, – сказала мама, обнимая меня.

Спустя три года я сидел над обрывом белых скал Дувра. Марго рисовала меня. Я помню, как здесь сидела Полина. Она навсегда останется в моей памяти такой, легкой и свободной, полной жизни. Она перевернула во мне все, и изменила мою собственную жизнь. Пол долго работал со мной, и помог мне отпустить ее. Это не означало, что я забыл ее, я просто начал жить дальше. Надпись на чехле ее телефона гласила, что жизнь это праздник, теперь я должен был праздновать его без Полины, ведь она научила меня этому, праздновать жизнь. Теперь этот чехол был на моем телефоне и всегда напоминал мне об этом. Постепенно я вернулся на большой экран. Я начал вникать в дела Полины, Алена помогала мне. Вместе мы открыли множество социальных клиник разных направлений по всему миру. Я знаю, что Полина была бы рада этому.

Сейчас и я сидел здесь легкий и свободный. Полина, я выполнил свое обещание. Я счастлив. Ты можешь гордиться мной. Я закрыл глаза и сросся с травой, на которой сидел. Полина, ты всегда будешь со мной, моя сладкая нежная девочка, мой райский цветочек с ароматом жасмина.